Железный голем лежал среди груды вагонов и разбросанного груза. Ноги у него были перебиты и искорежены. Внешне неповрежденной осталась лишь верхняя половина и крупная голова, лежащая на двух разбитых товарных вагонах, — ни дать ни взять великан, спящий на измятой металлической подушке.
Дэрин с Алеком подобрались поближе, ступая по обломкам электрики и битому стеклу. Вокруг торчали закрученные в штопор рельсы.
— Проклятье, — сказала Дэрин, когда они проходили мимо перевернутого вагона-ресторана с сиротливо полощущимися по ветру занавесками из красного атласа. — Хорошо, что на борту не было пассажиров.
— Можно пробраться к голове голема вот так, — предложил Алек, указывая на ручищу шагохода, зарывшуюся в сухую грязь.
Они полезли вверх по этой руке и вскоре заметили два неподвижных силуэта, прихваченных ремнями к водительским креслам.
— Мастер Клопп! — крикнул Алек. — Ганс!
Одна из фигур пошевелилась.
Это был Бауэр — глаза остекленевшие, руки нетвердо тянутся к застежкам ремней безопасности. Взобравшись вслед за Алеком, Дэрин помогла ему освободить беднягу.
— Was uns getroffen?[11] — спросил он слабым голосом.
— Der Orient-Express,[12] — объяснил Алек.
Бауэр ошарашенно на него посмотрел, после чего, оглядев картину всеобщего разгрома, постепенно стал возвращаться к действительности.
Втроем они отстегнули Клоппа и вытащили его на плечо голема. Мастер-механик по-прежнему не шевелился. Лицо у него покрывала запекшаяся кровь, пульс на шее едва прощупывался.
— Его надо срочно к врачу.
— Да, но каким образом? — всплеснул руками Алек.
Дэрин оглядела поле сражения — ни один из шагоходов не уцелел. А в небе горделиво разворачивался в профиль силуэт «Левиафана». В общем-то, этого и следовало ожидать: разделавшись с «Гебеном», воздушный корабль возвратился, чтобы получше рассмотреть останки пушки Теслы.
Дэрин хотела что-то пояснить, но тут Бовриль у нее на плече взялся изображать, будто топает.
— Шагоходы, — прислушавшись, сообразил Алек.
Дэрин обернулась в сторону города. Там над горизонтом виднелся с десяток дымных столбов.
— Может, это от комитета?
Алек покачал головой.
— Им даже неизвестно, что мы здесь.
— Так было задумано. Но ведь наша славная анархистка все рассказала своему дяде!
КАРТИНА РАЗГРОМА
Бауэр, нетвердо встав на ноги, поднял к глазам бинокль. Одна из линз была разбита, поэтому он смотрел, прищурив один глаз, как в подзорную трубу.
— Elefanten,[13] — сообщил он после недолгой паузы.
Алек ругнулся.
— По крайней мере, эти звери медлительны.
— Но нам надо унести отсюда Клоппа, — напомнила Дэрин.
— Без помощи тут не управиться.
— А где мы ее возьмем?
Она указала на величавый силуэт; разворачиваясь на водой, он ощупывал прожекторами скалы внизу.
— Сюда идет «Левиафан», чтобы подробнее все осмотреть. Мы можем послать ему сигнал и как-то переправить Клоппа корабельному хирургу.
— А, бэ, вэ, — радостно задекламировал Бовриль.
— Что?! Опять в плен? — ужаснулся Алек.
— Ну а что, по-твоему, после всего этого с нами сделают османы? — Дэрин обвела взглядом сцену побоища. — У нас вы, по крайней мере, останетесь живы!
— Ich kann bleiben mit Meister Klopp, Herr,[14] — сказал Бауэр.
Дэрин прищурилась. После месяца в компании жестянщиков немецкий у нее существенно улучшился.
— Он что, хочет остаться здесь с Клоппом?
Алек повернулся к Дэрин.
— Ваш корабль может забрать Бауэра с Клоппом, а мы с тобой давай спрячемся.
У Дэрин буквально челюсть отвисла.
— Ты что, рехнулся?
— Османы ни за что не найдут нас в эдаком кавардаке. Ты подумай, — Алек сжал кулаки, — если комитет нынче одержит победу, они свергнут германцев. И с них нам причитается, Дилан. Мы сможем остаться здесь, среди союзников.
— Да я же не чертово твое высочество! Мне домой надо!
— Но одному мне не управиться… без тебя. — Глаза у Алека увлажнились. — Пожалуйста, останься со мной.
Дэрин молча смотрела на него. Эх, если бы он произнес то же самое, но с другим смыслом — не как дурацкий принц, ждущий от всех преданного служения, а как мужчина.
Хотя его вины в этом нет. Она ведь даже не намекнула Алеку, зачем на самом деле явилась в Стамбул: ни на какое не на задание, а только ради него. Ничего ему не сказала, а теперь уж поздно. Весь месяц они были вместе, плечом к плечу, бок о бок, наедине со всеми трудностями, а она так и не убедила себя, что может для него что-то значить в обличье обычной девчонки.
Так зачем оставаться?
— Еще ничего не кончено, Дилан, — произнес Алек. — Ты самый лучший солдат, какой только может быть у революции.
— Солдат-то солдат, но там у меня дом. Я не могу жить с… среди твоих машин.
— Это неважно, — простирая руки как для объятия, сказал Алек. — Твой экипаж нас все равно не увидит.
— А увидеть ему надо, — сказала, как отрезала, Дэрин.
Она оглядывала поле боя, прикидывая, чем бы можно подать сигнал. Хотя Алек прав: будь у нее сейчас хоть десятифутовые семафорные флаги, ее все равно никто не разглядит среди этого ночного побоища.
И тут взгляд Дэрин упал на раскинутые ручищи шлема. Правая выпрямлена, а левая согнута под углом, как литера «S».
— Эта штуковина может двигаться? — жестко спросила она.
— Ты о шагоходе?
— А, бэ, вэ, — повторил Бовриль.
— О нем. Если сигналы будет подавать великан, их чертовски сложно не заметить.
— Котлы вообще-то остыли, — задумался Алек. — Хотя пневматика, наверное, еще дышит, чуть-чуть.
— Тогда глянь скорее!
Алек скрипнул зубами, но все же забрался голему в голову и устроился там за рычагами. Повозившись с двумя манометрами, он с нерешительным видом обернулся.
— Ну что, фурычит? — нетерпеливо окликнула Дэрин. — Только не врать!
— Врать тебе, Дилан, я никогда бы не стал. Можно, если постараться, отправить с десяток букв. От силы с дюжину.
— Тогда давай! Следи за мной!
Дэрин вытянула правую руку, левую опустив под углом вниз.
Алек не шевелился.
— Если я сдамся вашему капитану, повторно он мне сбежать точно не даст.
— А если ты сейчас же не дашь «Левиафану» сигнал о помощи, твой Клопп — покойник! Да и мы все тоже, как только сюда подойдут те шагоходы!
Алек, помедлив секунду, тягостно вздохнул и сунул руки в перчатки манипуляторов. Воздух наполнило шипение пневматики, и громадные ручищи медленно заскребли по земле, складываясь в литеру, которую изображала сейчас Дэрин.
— Ш, — отреагировал проницательный лори.
Дэрин кинула левую руку поперек груди. Эта литера лежащему в грязи голему далась сложней, но Алеку все же удалось согнуть ему локоть.
— А! — объявил Бовриль. — Р! П! — безошибочно повторял он по ходу за Диланом.
На четвертой букве их обнаружил большущий прожектор кракена, и они дважды повторили сообщение, пока у голема еще оставался запас давления.
— Wie lange haben wir, Hans?[15] — спросил Алек, отвлекаясь от манипуляторов.
Бауэр, сделав руку козырьком, поглядел из-под снопа слепящего света.
— Zehn minuten?[16]
— Дилан, у нас еще есть время уйти.
Дэрин взяла Алека за плечо.
— За десять минут мы уже не уйдем, да нам и не стоит бежать. После того что мы нынче сделали, я могу рассказать капитану, как ты свел меня с комитетом. И что если б не ты, то корабль оказался бы сбит!
Все это она протараторила запальчивой скороговоркой. Нарушить свой молчаливый обет покинуть Алека оказалось так же просто, как дышать.
— Меня, наверное, и к медали представят, — с сухим сарказмом сказал Алек.
— Да кто их знает?!
Прожектор замигал короткими и длинными вспышками. Азбуку Морзе Дэрин малость подзабыла, но вскоре все встало на свои места.
— Со-об-ще-ни-е при-ня-то, — сказала она по слогам. — О! Капитан шлет мне привет!
— Какая любезность.
Дэрин не сводила глаз со вспышек светового сигнала.
— Они готовятся поднять нас на борт. Мастера Клоппа — сразу к хирургу!
— Тогда, получается, мы с Гансом вам больше и не нужны, — подытожил Алек, протягивая руку. — Пора прощаться.
— Ну какое тебе «прощаться»! — умоляюще глядя на него, сказала Дэрин. — Да ты мимо тех шагоходов и шагу не сделаешь! Я тебе клянусь: я не позволю капитану заковать тебя в кандалы. Если он это сделает, я этими вот руками их разорву!
Алек, как когда-то, задумчиво посмотрел на свою руку. А потом его зеленые глаза встретились с глазами Дэрин. Они долго, неотрывно смотрели друг на друга — пока от рева двигателей воздушного судна у Дэрин не побежали по коже мурашки.
— Пойдем со мной, — произнесла она, беря его за руку. — Помнишь, в ту ночь, прежде чем бежать, ты сказал, как прикипел душой к «Левиафану». Твое место здесь.
Алек взволнованно смотрел на воздушный корабль. По глазам было видно, что чувство его не угасло.
— Быть может, бежать без моих людей мне действительно нет смысла, — задумчиво произнес он.
— Mein Herr, — подал голос Бауэр, — Graf Volger befahl mir…[17]
— Да что Фольгер! — все равно что сплюнул Алек. — Не иди я у него на поводу, может, мы все держались бы вместе!
— Все будет хорошо, вот увидишь, — еще крепче сжимая ему руку, сказала Дэрин. — Клянусь тебе.
С приближением корабля в ночном воздухе послышался свистящий шепот крыльев, а в свете вспыхнувших прожекторов сталью блеснули когти. Дэрин, выпустив руку Алека, полной грудью вдыхала горьковатый запах выпущенного водорода — опасный и прекрасный аромат экстренного снижения. Из грузовой двери гондолы упали веревки, по которым секунду спустя вниз заскользили люди.
— Ах, черт возьми! Ну не красота ли?
— Красота, — сказал Алек. — Если не считать скованных узников внутри.
— Да о чем ты?! — хлопнув Алека по плечу, воскликнула Дэрин. — Тоже мне поверил. Кандалы — это так, для красного словца! Правда, твоего графа Фольгера держали под замком в каюте, а я таскал ему каждый день завтрак!
— Какая роскошь.
Дэрин улыбнулась, хотя мысль о Фольгере все-таки царапнула: ведь он знал ее секрет. И все еще мог при желании выдать офицерам, а то и Алеку. Но нельзя же прятаться от его светлости веки вечные. Это не по-военному. Да к тому же надо будет, так он у нее вмиг в окошко вылетит.
Когда корабль завис низко над землей, Бовриль припал к плечу Дэрин.
— Каждый день завтрак? — осведомился он.
— Он самый, зверушкин, — поглаживая его, ответила девушка. — Давай-ка домой.