Только я проводил Снежану, как в дверь вновь позвонили. На пороге стоял Тёма.
Похоже, я становлюсь популярным: сначала Бог, потом проститутка, а теперь еще и Тёма. Причем, ни тебя, ни охранника я не звал. Тёму, однако, это нисколько не смущало. А тебе, как выяснилось, вообще все по барабану. Может, поэтому ты и Бог?
Тёма молча прошел мимо меня в квартиру и стал лапать помещение глазами. Затем сунул руки в карманы и начал раскачиваться на пятках – он называл эту позу «собраться с мыслями». Собрав, ткнул пальцем в надпись на крышке фоно:
– Зря ты так. Бог есть. И он дал нам мобильную связь. В Бога надо верить, а на телефонные звонки отвечать, – продолжил Тёма свою проповедь. – Собирайся, тебя хочет босс видеть.
Тёма – это вам не Бог, с ним не поспоришь. Пришлось собираться.
– Знаешь, я в седьмом классе влюбился в девочку. – Тёма, похоже, был сегодня в очень лирическом настроении. – Она тоже играла на пианино. Однажды она уронила ноты, а я их поднял. Дальше отношения не заладились.
Тёма явно ждал какой-то реакции, но я молчал. С Тёмой – с ним я вообще предпочитал молчать. Да и не только я. С Тёмой все предпочитали молчать. У него на спине – огромной, кстати, трапециевидной такой спине – была татуировка. Казанская икона Божией Матери. Только увеличенная раза в четыре. «Отформатированная» под спину Тёмы. А ниже иконы – полный текст «Отче наш». Ну а еще он в двадцать лет своего первого убил. Сейчас ему было лет тридцать. Сколько он убил за эти десять, никто не знал. Ну, может, ты и знал, но молчал. В общем, с Тёмой все предпочитали молчать.
На его машине мы подъехали к «Сиськам», и Тёма довел меня до кабинета босса. Босс был грустен и пьян. Лоб есенинского фоторобота как-то наискосок пересекала глубокая морщина – сразу было понятно, что боссу тяжко.
– Ты должен вернуться. – Он проглотил стопку водки и тут же налил себе еще.
Я молча покачал головой. Босс нахмурил фоторобот еще на три морщины.
– Понимаешь, у меня не стоит. – Он вновь влил в себя водку. Морщины впитали в себя водку, разгладились. А потом снова появились. – Я уже двух пианистов поменял, вроде то же самое играют – но у меня не стоит.
Через десять минут я уже играл чертову Feelings, а босс, рыча от восторга, оприходывал на рояле какую-то девку. Тёма даже перекрестился от радости. А я не знал: смеяться мне или плакать. И еще я подумал: а может, ты и не виноват? Ну, во всем этом? Может, у тебя тоже не стоит? Ну, в смысле не получается? Может, ты стараешься, и намерения у тебя хорошие – но не стоит. Или архангелы с арфами никак мелодию нужную не подберут?
На часах 19:33. Осталось двести шестьдесят семь минут. В секундах – чуть больше шестнадцати тысяч. Ну просто в секундах кажется больше. Что сыграть тебе, Господи? Ну, если ты, конечно, есть.