— Город парализован, — негромко сказал генерал Пуль. — Электростанция бастует, трамвайный парк тоже. Трамваи обесточены прямо на маршрутах. Ни одна фабрика, ни одно производство так и не заработали.
Максим кивнул. Они с Бечиным только что ехали на парад через опустевший, угрюмо молчащий город. Удивительное дело, при большевиках все работало, при ВУСО все работало — а стоило появиться скверно сверстанным листовкам о возвращении царя, как город замер… нет, не замер — затаился перед ударом. Все беды и испытания смуты не зародили в людях, поживших при Империи, ностальгии по ней. Может, потому, что они не знают того, что знает Максим: это всего лишь начало их бед.
— Я ввел дипломатов в курс дела, — продолжал Пуль. — Они поддержат нас: военного переворота допускать нельзя.
Генерал кивнул в сторону группы иностранцев в дорогих пальто и лакированных ботинках. Максим был в курсе, что в Архангельске находятся британский и американский послы, но никогда с ними не общался. Знал только, что они отказались вести переговоры с советской властью, однако с признанием ВУСО и других белых правительств тоже не спешили.
— Где же дьявол носит Чаплина? — раздраженно спросил Пуль, не обращаясь ни к кому конкретно. — Неужто он создал все эти проблемы, а теперь боится взглянуть им в лицо? А вот и янки начали высадку. Что-то их мало… Я ждал как минимум вдвое большего контингента.
Максиму совсем не показалось, что американцев мало. С кораблей в уже примелькавшемся ослепляющем камуфляже по широким трапам тек поток солдат и офицеров. Парни в коричневых кожаных жилетах и меховых, уже вымокших под дождем шапках заполняли набережную и выстраивались в начале Троицкого проспекта. Они держали флаг, на котором звездочки были расположены не совсем так, как Максим привык… кажется, нескольких еще не хватает.
Встречали, однако, американцев совсем не как британцев месяц назад. Ни нарядной толпы, ни приветственных выкриков, ни атмосферы праздника — и едва ли один только дождь был тому причиной. Немногочисленные прохожие смотрели хмуро, никто не отвечал на дружелюбные улыбки американцев. И, естественно, никаких официальных лиц с российской стороны… интересно, разыщут их британцы на Соловках или Чаплин и правда выбрал простой способ решения проблемы? Хотя вон жмется у края мостовой небольшая группа штатских. Максим с удивлением узнал среди них Мефодиева — земского деятеля, который еще спрашивал про Марусю.
Засмотревшись, Максим сперва почувствовал, как напрягся стоящий рядом Миха, и потом уже проследил за направлением его взгляда. Со стороны улицы Свободы приближался отряд русских офицеров, возглавляемый Чаплиным. Около двух десятков. Еще не совсем вымокшая парадная форма, блеск орденов, гордо расправленные плечи… Максим второй раз за день переложил трость в левую руку.
Чаплин на фоне своих офицеров выглядел тщедушным, но выражение уверенности и решимости на лице с лихвой искупало это.
— Генерал Пуль, — сказал он на превосходном, почти без акцента английском языке. — Господа послы. Имею честь сообщить вам, что временное правительство, именуемое Верховным Управлением Северной Области, прошлой ночью сложило свои полномочия. Власть в городе перешла к военно-народному правительству из офицеров моего штаба и уважаемых представителей местного общества.
Так вот зачем Мефодиев сюда заявился! Вот же гад. Не ожидаешь от интеллигента союза с хунтой…
Лицо Пуля осталось непроницаемым. Чаплин поморщился, увидев Максима и Бечина за его спиной. Британский посол шагнул вперед, поправил на носу очки и сказал подчеркнуто спокойно:
— Боюсь, вы неверно информированы, капитан Чаплин. Верховное управление никаких полномочий не складывало. Его члены временно покинули город, но эта ситуация будет исправлена в самом скором времени. Вот, здесь находится представитель ВУСО, давайте уточним у него. Мистер Ростиславцев, правительство, в котором вы состоите, подавало в отставку?
Посол на удивление непринужденно выговорил не самую простую для английского уха фамилию.
— Никоим образом, — твердо ответил Максим. — Верховное Управление Северной Области не имеет подобных намерений и никогда не имело.
— Полагаю, вы слишком долго находитесь в тылу, капитан Чаплин, — вступил в беседу Пуль. — Право же, политика — не ваша стезя, вы сами в ней путаетесь и всех путаете. Отчего бы вам и вашим людям не отправиться на фронт? Сегодня же.
— Но ведь фронт еще не развернут… — голос Чаплина практически не дрогнул.
— Ну так скоро же развернется! А пока вы можете посвятить себя тренировке новобранцев. Видит Бог, они в ней нуждаются. Транспорт уже подготовлен. Мои люди проводят вас. Прямо сейчас.
Чаплин не сдвинулся с места. Максим передвинул руку поближе к левому карману.
— Смотрите, наши американские союзники завершили высадку и направились сюда, — дружелюбно улыбнулся Пуль. — Вы же не хотите опозорить свою страну, встретив их скандалом?
Чаплин колебался всего несколько секунд, потом поднес к виску средний и указательный пальцы:
— Честь имею!
Одним движением развернулся кругом и пошел прочь, сопровождаемый своими офицерами. Пара британцев из окружения Пуля двинулась за ними. Максим выдохнул. Чего нельзя отнять у этих мужчин в форме — они позволили друг другу выйти из положения, сохранив достоинство.
— Ворон ворону глаз не выклюет, — пробурчал Миха раньше, чем Максим успел перевести для него суть разговора.
Колонны американцев приблизились и в одну секунду замерли. Вперед шагнул их командир — Максим не понял по символике, в каком звании — широко улыбнулся и звонко принялся рапортовать о прибытии десанта. В цифры Максим не вслушивался, понял только, что часть десанта осталась на кораблях из-за карантина по испанскому гриппу, и сразу ощутил к американцам симпатию. Во время положенных приветствий и представлений Максим смотрел вслед Чаплину и его команде, пока их спины не растаяли в дождевой хмари.
— Простите, что отклоняюсь от протокола, сэр, — бойко сказал молодой американский командир. — Но, согласно полученным мной сведениям, в городе сложная ситуация. Скажите, чем мы можем помочь?
Однако, этот на вид такой простой парень не пренебрегал разведкой.
— Не стану скрывать от вас положение дел, — ответил Пуль. — Здесь случилось недоразумение с правительством, которое в скором времени будет исправлено. По городу были распространены ложные сведения, посеявшие панику, и теперь часть работников бастуют. Оставшиеся не могут попасть к месту службы, поскольку трамваи оказались обесточены. И даже если мы наладим работу электростанции, водить их некому.
— Это не представляет никакой проблемы, сэр, — широко улыбнулся американец. — Мы из Детройта, кое-что смыслим в технике. Дайте нам проводника и переводчика, и наш инженерный отряд прямо сейчас запустит электростанцию. А что до трамваев… — командир повернулся к своим людям. — Эй, парни! Есть превосходная возможность отличиться. Кто умеет водить автомобиль, выйти из строя!
К удивлению Максима, в сторону шагнуло человек тридцать, не меньше. Вот тебе и простые парни из Детройта!
— Мы готовы прийти на помощь, сэр! — снова улыбнулся американец. — Показывайте, что тут у вас не работает.
Пока американцы перестраивались, к Максиму подошел Мефодиев.
— Скажите, с Чайковским и его товарищами в самом деле все благополучно? — спросил он. — Они возвращаются?
— А вам-то что за печаль, — огрызнулся Максим. — Вы же с Чаплиным были заодно?
— Отнюдь! Свержение законного правительства, вооруженный захват власти… Да я бы никогда не стал участвовать в подобной авантюре! Чаплин просто поставил меня перед фактом и предложил временно занять пост начальника области по гражданской части. Я сам был в ужасе! Но не прийти сюда посчитал трусостью.
— То есть, вы утверждаете, что ни в какой сговор с капитаном Чаплиным не вступали?
— Да как бы вам сказать, — Мефодиев вздохнул. — Я соглашался с ним, когда он критиковал ВУСО за пустословие и говорил, что области необходима твердая власть. Потому что это и в самом деле так. Но военный переворот! Это ведь совершенно другое. Впрочем, я готов понести ответственность, если правительство сочтет это необходимым. Но прямо сейчас я хочу узнать, чем я и моя газета можем помочь?
— Дайте опровержение этих нелепых слухов о реставрации монархии. Обещайте скорое возвращение законного правительства. Призовите соблюдать спокойствие, прекратить забастовки и вернуться на производства… После побеседуем о ваших взглядах, как они повлияли на создание этой ситуации. Сейчас важно восстановить порядок и предотвратить кровопролитие. Так, американцы готовы, наверно, я нужен им в качестве проводника и переводчика.
— Не смею задерживать вас… только один короткий вопрос, если позволите, — Мефодиев зачем-то стянул с руки и снова надел белую перчатку. — Что с Марией Викторовной? Она… не в опасности?
— Да ей-то что сделается? Слушайте, мне пора.
Нога разболелась с новой силой. Надо бы где-то достать еще аспирину… Тяжело опираясь на трость, Максим захромал к американцам.
— Я знал, что народ останется верен своим избранникам, — торжественно сказал Чайковский. — Ни минуты в этом не сомневался. Эта вера поддерживала меня в испытаниях.
Британцы отправили за высланным правительством пароход со всеми удобствами, потому члены ВУСО вернулись в Архангельск выспавшимися и чисто выбритыми.
— Послушайте, да оставьте вы этот самодовольный тон! — взорвался Максим. — Никто, конечно, не винит вас в том, что сделал Чаплин. Но ведь волнения в городе, которые нам едва удалось предотвратить, случились не потому, что народ так уж безмерно вас любит. Это все следствие проблем, которых вы не решали!
Максим догадывался, что пожалеет о своих словах, но сил сдерживаться уже не было. За двое суток, прошедших от прибытия американцев до возвращения ВУСО, поспать удалось в сумме часа четыре, не больше. Пуль оставил за ним на это время автомобиль с шофером, но все равно приходилось много ходить, и левую ногу теперь хотелось попросту отстрелить — хотя от постоянного приема аспирина болел желудок. Форма промокла под нескончаемым дождем, в ботинках хлюпало.
Двое суток Максим носился по городу: переводил, уговаривал, успокаивал, налаживал сотрудничество… Американцы в самом деле запустили электростанцию и сами принялись водить по городу трамваи. Люди могли добраться до работы, и многие постепенно начали это делать, тем более что проезд в эти дни был бесплатный — кондуктора забастовали вместе с вагоновожатыми. Сейчас все с грехом пополам вернулось на круги своя.
Это едва ли произошло бы, если бы не Миха Бечин. В первую встречу Максим удивился, как легко и просто Миха сделался ему приятелем; похоже, так же коротко он знал десятки, если не сотни людей по всему городу. Не кончавший никаких курсов менеджмента мужик безошибочно умел снять агрессию, валидировать негатив и шуткой разрядить самую напряженную обстановку.
И вот теперь это горделивое выражение на лице Чайковского, величественная поза, скрещенные на груди руки… И это еще Лихач не показывается, вот уж кому Максим начистил бы сейчас рыло. Он понимал, что уничтожает свою карьеру, но было уже все равно.
— Вы понимаете, что держите область обещанием Земельного кодекса, к работе над которым еще не приступали?! — орал Максим. — Что вы не смогли договориться с земством, потому Чаплин и рассчитывал на поддержку местных? Да, он оказался еще хуже вас, потому союзники не поддержали его, но никакой вашей заслуги в этом нет!
Чайковский не стал орать в ответ, наоборот, улыбнулся мягко:
— Вы, вероятно, правы, Максим Сергеевич. Я и сам много размышлял… Похоже, здесь у нас не получится воплотить в жизнь наши идеи. Я подумываю об отъезде в Уфу или, быть может, в Самару. Следует начать с чистого листа…
— Даже и думать не смейте! — Максим ударил по столу кулаком. — Это что вам, игрушки? Поле экспериментов какое-то? Здесь люди, вы понимаете это? Они верят вам, надеются на вас! Это важнее, чем вы со всеми вашими расчудесными идеями и великой исторической ролью!
Чайковский смиренно покачал головой:
— Вы, верно, переутомились, Максим Сергеевич. Отчего бы вам не взять отпуск дня на три? Отдохните, озаботьтесь своим здоровьем, придите в себя… А мы тем временем займемся всей той работой, о которой вы говорите, так что у вас не будет причин сердиться. Хорошо?
Дома Максим жадно принялся хлебать жидкий холодный суп прямо из чугунка. Хозяйка принесла запеченную в молоке рыбу с картофелем, хотя обыкновенно такая щедрость была ей не свойственна. Села напротив постояльца и принялась смотреть на него, по-бабьи подперев лицо ладонью. Вскоре, впрочем, причина подобной душевности раскрылась.
— Квартирную плату бы прибавить, Максим Сергеич… Простите, инфляция.
— Вы знаете, что такое инфляция? — удивился Максим.
— Что поделать, пришлось узнать… Хочешь жить — умей вертеться. А скажите, царь все-таки не вернется?
— Не вернется.
— Жаль…
Любопытство пересилило усталость, и Максим спросил:
— Отчего же вам жаль?
— Красивый мужчина был царь, — вздохнула вдова. — Хоть газеты о нем и писали всякую дрянь, а все одно, как глянешь на портрет — хорошо становится, надежно…
Подивившись такому народному проявлению монархизма, Максим ушел к себе и проспал часов двенадцать. Проснулся словно бы другим человеком, вот только чертова нога не желала приходить в норму. Придется, похоже, тащиться в госпиталь…
До госпиталя было четыре остановки на трамвае. Вагоновожатый сегодня был самый обычный, русский, и молоденькая кондукторша в форменном берете с бляхой исправно собирала плату за проезд. Жизнь возвращалась в колею. Максим подумал, что приятно будет повидать рыженькую сестричку Наденьку. От остановки сделал небольшой крюк и зашел в съестную лавку. Квартирная хозяйка не соврала — цены выросли с последнего раза, когда он покупал продукты. С учетом увеличения квартплаты денег хватило только на бумажный пакетик с карамельками, конфеты в красивых жестяных баночках оказались дороговаты.
Пока Максим дожидался врача на скамейке, из хозяйственной постройки вышла Маруся со стопкой накрахмаленных простыней в руках. Увидела его, отвернулась, ускорила шаг и скрылась за дверью одного из корпусов. Максим подумал, что мог бы, конечно, вызвать ее на допрос, принудить к общению. Но ни к чему — вот так… Он хотел бы как-нибудь поговорить с Марусей, узнать об унаследованном прошлом, которое еще может выйти боком… да и просто, быть может, поболтать без какой-то особой цели. Еще одна причина заработать наконец денег и внести за Марусю залог — самому, не хватало еще, чтобы она была обязана чем-то этому мутному Мефодиеву. Хотя даже если Максим перестанет быть для нее тюремщиком, предателем-то останется… ладно, проблемы стоит решать поэтапно.
Доктором неожиданно оказалась среднего возраста дама в очках — Максим полагал, что эта профессия женщинам все еще недоступна. Она долго мяла ногу, ругала за несоблюдение постельного режима и припугнула, что повреждение связок может оказаться серьезным. Наложила повязку — мазь на этот раз пахла мятой и болотной тиной — велела оставаться в постели и прийти снова через три дня. Максим вручил ей кулек карамелек, она поколебалась, но приняла, пояснив, что гостинец пойдет к общему столу. Наденька, похоже, была сегодня не на дежурстве, повидать ее не удалось.
Валяться в койке не хотелось, да и некогда было. Идея насчет заработка у Максима уже была. Пару недель назад британцы арестовали за нарушение комендантского часа сына одного из местных фабрикантов, засидевшегося в портовом кабачке. Максим оформил его освобождение, не обнаружив состава преступления в юношеской тяге к гулянкам, а на другой день счастливый папаша пришел отблагодарить его с конвертиком. Взятку Максим принимать не стал, однако по профессиональной привычке фабриканта разговорил. Тот принялся жаловаться, что хотя спрос на продукцию огромный, предприятие почти не приносит дохода, и Максим быстро догадался, почему. В прошлой жизни он три года проработал аудитором, а потом сталкивался с аудитом уже как менеджер, потому всяческие левые схемы утаивания средств и воровства прибыли у хозяина знал куда лучше, чем хотелось бы. Уже через полчаса беседы с фабрикантом стало ясно, на что следует обратить внимание… Максим обещал при случае зайти и посмотреть, чем возможно помочь, а после прикупил в книжной лавке пару пособий по бухгалтерскому учету и нашел время их полистать.
Самым сложным оказалось узнать, как добраться до нужной конторы. В тот район ходил не трамвай, а самый настоящий рейсовый автобус — здесь его называли бензомоторный автомобиль-омнибус. На борту красовались немецкие надписи — Максим слышал, что автобусы были закуплены на Всемирной выставке в Париже в 1901 году. По сравнению с комфортными городами двадцать первого века Архангельск казался богом забытой дырой, а, пожалуй, по меркам своего времени это был богатый край — в лесной промышленности крутились большие деньги. Салон омнибуса был разделен на два класса, с мягкими и с жесткими сиденьями, так что состоятельные граждане могли ездить в комфорте.
Максим добрался до нужного заводоуправления. Заводчик встретил его приветливо, предлагал чаю, но Максим предпочел сразу ознакомиться с документами. Схемы, по которым бухгалтера, начальники цехов и управляющие выводили средства, оказались довольно примитивны; не сразу удалось поверить, что эти детские уловки действительно работают. Вечером Максим в подробностях рассказал фабриканту, где тонкие места в его бизнесе и как можно с минимальными затратами увеличить эффективность. Гонорар за неполный рабочий день составил сумму трехмесячного жалованья за собачью комиссарскую службу в ВУСО.
По такому случаю Максим решил вознаградить себя за месяцы аскезы и зашел в «Пур-Наволок» — ресторан при самой дорогой в городе гостинице. Впервые в новой жизни поел с кайфом — закуска из трех видов рыбы, крепкий говяжий бульон с крутонами, запеченная куропатка, свежие овощи, французское вино. Кипенно-белые скатерти, хрусталь, столовое серебро, любезная улыбка официанта… А ведь в Архангельске три десятка крупных предприятий, и у каждого, должно быть, найдутся проблемы, которые Максим сможет решить. Пожалуй, за годик можно без особого напряга сколотить состояние. Максим мог бы в этом времени жить красиво, если бы в этом состояла его цель. Правда, после победы большевиков бизнеса больше не будет… но можно же перебраться за границу. Вот только рестораны, путешествия, женщины — все это было доступно ему и в прошлой жизни, а в этой появилось то единственное, что было нужно по-настоящему: надежда сыграть свою роль в истории, изменить судьбу своей страны к лучшему.
Хотя при деньгах это будет делать комфортнее, что уж там.