Бен Гурион

Глава 11 Героические годы

Еще до окончания войны за независимость Бен-Гурион ставит перед собой новую цель, на которую и были ориентированы все его предшествующие действия: создать из Сиона приют для изгнанников.

Некоторые видные члены Рабочей партии Израиля и кое-кто из членов правительства опасаются, как бы неограниченная иммиграция не привела к краху молодое государство. Если рассуждать логически, то в этом они правы: как может государство, численность населения которого едва достигает 700 000 человек, абсорбировать ежегодный приток сотен тысяч иммигрантов? Но Бен-Гурион остается глух к их советам и только силой своей личности вынуждает Рабочую партию Израиля, правительство и «Еврейское агентство» принять самое важное решение с момента создания еврейского государства: открыть страну для массовой иммиграции. Потом Бен-Гурион напишет:

Он ставит перед собой задачу: за четыре года увеличить численность населения страны вдвое. Прием и интеграция такой массы людей выливается в настоящую эпопею. Приток людей в страну начался еще до окончания войны за независимость. Только в период с 14 мая по 31 декабря 1949 года в Израиль прибывает более 100 000 евреев. По-прежнему отстаивая свое право на существование, государство изыскивает достаточно внутренних ресурсов, чтобы дать им еду и кров, чтобы обеспечить средствами к существованию. В 1949 году в страну приезжают 239 576 иммигрантов, в 1950 году — 170 249, в 1951 — 175 095. За четыре года в Израиль прибыли 686 748 евреев. Этот приток и демографический рост их предшественников позволил увеличить численность населения на 120 %, что превзошло ожидания Старика.

Иммигранты первой волны сперва размещаются в бывших военных лагерях английской армии, в деревянных домиках, в покинутых своими обитателями арабских деревнях. Потом им приходится селиться в палатках и бараках, крытых парусиной. Растет число транзитных лагерей. Зимой проливные дожди и сильные холода вызывают наводнения и эпидемии, летом безжалостное солнце опаляет своими лучами измученных за зиму людей. В какой-то момент в таких суровых условиях проживает около 200 000 человек и случается, что две разные семьи вынуждены жить в одной палатке. Бесчисленное количество новых деревень возникает по всей стране, вокруг больших агломераций как грибы растут жилища с умеренной квартирной платой, построенные наспех новые городки обезображивают пейзаж. Государственная казна пуста.

Правительство предпринимает отчаянные усилия для получения займов, кредитов, пожертвований иностранных государств и взывает к благородству диаспоры. В стране острая нехватка денег, продовольственные склады пусты. Случается, что снабжение продовольствием зависит от прихода судна, груженного зерном или мукой; еще немного, и в стране начнется голод.

Для сокращения расходов государство ужесточило налоговую политику, была введена строгая карточная система. Безденежье и нищета способствуют процветанию черного рынка. Для борьбы со спекулянтами Бен-Гурион создает и возглавляет специальную службу с привлечением полиции, органов внутренней безопасности и региональных властей. Впоследствии он заявит, что четыре первых года существования Израиля были «самыми тяжелыми в нашей истории с момента победы Маккавеев над греками, то есть в течение 2113 лет до возрождения государства в наши дни».

За эти «тяжелые годы» происходит немало событий. В результате выборов в законодательные органы власти, состоявшихся 25 января 1949 года, Рабочая партия Израиля получает 46 из 120 мест; Объединенная Рабочая партия, которая отстаивает свое право на гегемонию, набирает 19; Религиозному фронту достаются 16 мест, а партии ревизионистов только 14. Бен-Гурион надеется возглавить широкую коалицию, но терпит поражение, в частности из-за враждебно настроенной Объединенной Рабочей партии, которая занимает, безусловно, просоветскую позицию и сурово критикует политическую линию Рабочей партии Израиля. Таким образом, он вынужден осуществлять управление государством в узком и разнородном большинстве, в состав которого входят его партия, Религиозный фронт и Партия прогресса. Сменяющие друг друга кризисные ситуации в 1951 году приведут к роспуску Кнессета, что потребует проведения новых выборов. Второй легислатуре (новому составу парламента) также не удастся избежать ряда правительственных кризисов.

Находясь из-за нестабильности парламента в крайне затруднительном положении, премьер-министр вынужден не только противостоять чрезвычайным сложностям внутри страны, вызванным притоком иммигрантов, но и приступить к разработке недвусмысленной внешней политики. Первое столкновение с международным сообществом случается в 1949 году, когда Генеральная Ассамблея ООН внезапно решает внести в повестку дня вопрос об интернационализации Иерусалима. Текст проекта резолюции полностью совпадает с ноябрьской резолюцией 1947 года о разделе Палестины. Но война изменила ситуацию, и Иерусалим оказался де-факто разделен между Израилем и Иорданией. 5 декабря министр иностранных дел Израиля Моше Шарет звонит Бен-Гуриону в Нью-Йорк и предупреждает его о том, что, вероятно, предложение об интернационализации Иерусалима будет принято большинством голосов. Тогда Израиль выдвигает контрпредложение, согласно которому город останется под суверенитетом двух занимающих его государств и Святые места будут находиться под международным контролем. Но израильская делегация телеграфирует в Тель-Авив, что «наше предложение… получит только один голос, да и то наш собственный». Сидя в кабинете, Бен-Гурион с упоением читает Библию, когда вошедший без стука секретарь докладывает ему содержание телеграммы. Ничуть не смутившись и не оторвав взгляда от книги, премьер-министр бросает: «Да, но голос этот дорогого стоит!». Такая реакция в полной мере отражает состояние его духа.

9 декабря Генассамблея высказывается за интернационализацию Иерусалима, что ставит правительство Израиля в довольно щекотливое положение: отсутствие с его стороны какой-либо реакции дает основания думать, что Израиль не возражает против решения ООН. И на этот раз Бен-Гурион применяет политику свершившегося факта. 10 декабря он предлагает Совету министров незамедлительно перенести столицу государства в Иерусалим. Обсуждение проходит бурно. Большинство министров поддерживают его предложение, но кое-кто явно колеблется. Из Нью-Йорка Шарет телеграфирует о своей отставке. Ничего не сообщая министрам, Бен-Гурион его отставку не принимает. Через три дня он обращается к Кнессету и объясняет депутатам, что во время войны за независимость, когда Иерусалим был осажден, правительство было вынуждено временно находиться в Тель-Авиве.

Положительное решение Кнессета вызывает яростную реакцию зарубежья. Франция торопится внести в Опекунский Совет проект резолюции, осуждающей Израиль; Ватикан шлет на Израиль громы и молнии, а католические державы выражают резкий протест. Однако вскоре вопли негодования стихают и никто не предпринимает никаких мер и шагов, чтобы воспрепятствовать решению Кнессета. Через несколько дней грузовики, набитые бумагами, документами и офисной мебелью, начинают перевозить правительственные службы на новое место. В Тель-Авиве остаются только два министра: министр обороны, чтобы быть подальше от границы, и министр иностранных дел, поскольку Шарет опасается, как бы иностранные дипломаты не отказались разместиться в Иерусалиме. (В Тель-Авиве он останется надолго и уступит настояниям старого друга только в 1953 году.) Много лет спустя Бен-Гурион объяснит причины, исходя из которых он осмелился бросить вызов ООН:

Не исключено, что общее противодействие проекту интернационализации способствовало сближению Израиля с Иорданией. Как бы то ни было, в тот самый день, когда Кнессет принял решение о переносе столицы в Иерусалим, в Аммане состоялись секретные переговоры, результатом которых стал документ, позволяющий надеяться на скорое заключение мирного договора. Но Абдаллах парафирует его, предупреждая, что «он не единственный хозяин в своем доме и ему нужно получить согласие британского представителя в Иордании». Действительно, как только Великобритания выдвигает свои возражения, хашимитский правитель предупреждает израильтян, что на получение согласия англичан можно не рассчитывать, так как оно будет недействительным. В октябре 1950 года правительственные контакты по этому вопросу возобновляются и длятся до начала следующего года. Трудности возникают в связи с уточнением незначительных деталей соглашения о перемирии, и Бен-Гурион начинает сомневаться в том, что мирный договор когда-либо будет подписан. Наконец он приходит к заключению, что Иордания не подпишет мирный договор с Израилем до тех пор, пока Великобритания не подтолкнет ее к этому. «На самом деле, — доверительно сообщает своим сотрудникам Бен-Гурион, — Арабский легион входит в состав британской армии, и Абдаллах находится на содержании Англии». Однако желание подписать мир с Израилем стоило жизни королю Иордании: 20 июля 1951 года при выходе из мечети Эль-Акса в Старом городе он был убит фанатичным сторонником муфтия.

Убийство Абдаллаха есть не что иное, как симптом судорожных усилий, предпринимаемых арабским миром для урегулирования палестинской проблемы. Несколькими днями раньше та же горькая участь постигла Риада эль-Соля, премьер-министра Ливана, который разделял позиции Абдаллаха. Сирия тоже погружается в затяжной период дестабилизации, а в Египте нарастают беспорядки, которые через год выльются в военный переворот. Все попытки договориться о мире терпят неудачу. Усилия Согласительной Комиссии ООН напрасны, конференция 1949 года в Лозанне, так же как и Парижская 1951 года, оказываются безрезультатны из-за непреклонности арабов. Обеспокоенные ухудшением политической ситуации, США, Франция и Великобритания опубликовывают совместную декларацию, гарантирующую статус-кво на Среднем Востоке. Они заявляют о своем намерении сохранить равновесие сил между Израилем и соседними с ним государствами и не допустить вооруженных конфликтов.

Эта трехсторонняя декларация не рассеивает опасений израильского правительства. Старика все больше и больше волнует будущее Израиля. Прекращение переговоров с арабами создает ситуацию, аналогичную той, с которой еврейское сообщество столкнулось в эпоху британского мандатного правления: оно оказалось в меньшинстве, и Бен-Гурион сомневается, что им удастся в одиночку отстоять свою позицию. Для обеспечения безопасности нужно искать другие средства. И снова он убежден в необходимости заручиться поддержкой со стороны иностранной державы, что может гарантировать его стране защиту от арабов. Но кто вступит в союз с Израилем?

Учитывая длительное британское присутствие на Среднем Востоке и, в частности в Палестине, Великобритания представляется Бен-Гуриону лучшей из возможных «кандидатов». Война в Корее достигает своего пароксизма, и натянутость отношений между двумя блоками становится опасной — весь мир опасается развязывания третьей мировой войны. Следовательно, стратегически важные регионы и в особенности Средний Восток приобретают все большее значение в глазах военных руководителей Запада.

17 февраля 1951 года командующий английскими военными силами на Среднем Востоке сэр Брайан Робертсон прибывает в Израиль для беседы с руководителями еврейского государства. Бен-Гурион его спрашивает: «А каковы ваши планы в случае войны с Советским Союзом?» — «Вероятно, Россия двинется на юг, в сторону Ирака. Мы же начнем с наших баз в Египте, а затем через Израиль, Иорданию и Ирак пойдем на север». Бен-Гурион возмущен:

Атмосфера крайне напряженная, и Шарет с тревогой смотрит на Бен-Гуриона. Наконец, генерал отвечает: «Мне очень жаль. Я всего лишь солдат. А это дело политиков». Тогда Бен-Гурион неожиданно заявляет:

Присутствующие не верят своим ушам. Никогда и ни в какой форме он не давал понять, что заинтересован вступлением в Сообщество. Не будучи дипломатом, Робертсон удивлен и смущен одновременно. Что касается военного аспекта, то тут его замыслы ясны. Он хочет получить согласие Израиля на установление в стране военно-морских и военно-воздушных баз, а также соответствующих служб по их ремонту, обслуживанию и хранению техники. Такая перспектива связывает руки некоторым израильским военачальникам. «Нас удручала собственная изолированность, — скажет начальник штаба Мордехай Маклеф. — В нашей среде ходило предположение, что нам придется отдать Негев англичанам, которые сделают из него военную базу для защиты Суэцкого канала, поскольку было совершенно ясно, что британцы уйдут из Египта. В то же время мы мечтали о договоре с НАТО».

Робертсон выезжает для доклада в Лондон. 9 марта 1951 года Бевин, «злейший враг» Бен-Гуриона, подал в отставку — он умрет пять недель спустя. Его преемник Герберт Моррисон направляет премьер-министру Израиля послание чрезвычайной важности:

Бен-Гурион получает это послание в конце апреля, но с ответом не спешит. Разочарованный содержанием целого ряда абзацев, он делает вывод: «Моррисон — хитрый лис, не надо было ему доверять». Но в конце октября, когда консерваторы одерживают победу и у власти вновь оказывается Черчилль, Бен-Гурион полагает, что теперь можно и ответить. Через месяц он ставит свою подпись под письмом, адресованным сэру Антони Идену, новому шефу «Форин оффис»:

О вступлении в Сообщество больше не упоминается, и речь идет только о военном сотрудничестве в рамках, предложенных Моррисоном. Ответ Идена пришел только в конце января 1952 года:

Британская делегация прибывает в Израиль в октябре. Мордехай Маклеф излагает израильскую точку зрения на темы, указанные в письме Бен-Гуриона сэру Идену. В конце обсуждения участники решают провести дополнительные переговоры, но уже в Великобритании. Однако этого никогда не случится, и нерешенный вопрос канет в небытие. «С самого начала «Форин оффис» был настроен против этих предложений, — скажет один из сотрудников Бен-Гуриона, — и у нас никогда не было ни малейшего шанса разрешить эту проблему».

Поняв, что его надежды заключить союз с Великобританией были напрасны, Бен-Гурион поворачивается лицом к США, где был радушно встречен в мае 1951 года. Но в ноябре 52-го президентом стал Эйзенхауэр, и Израиль стал опасаться, как бы пришедшие к власти республиканцы не изменили политики США на Среднем Востоке. Многие политические деятели были убеждены, что новое правительство попытается успокоить арабов и для облегчения налаживания контактов начнет поставлять им вооружение. Запланированная на весну поездка на Средний Восток нового Госсекретаря Джона Фостера Даллеса должна была дать первое представление о намерениях американцев.

В преддверии этого визита Бен-Гурион изложил Политическому комитету Рабочей партии Израиля свои взгляды на внешнюю политику и занял четкую проамериканскую позицию, заявив, что в случае возникновения крупного конфликта Израиль не сможет остаться в стороне, поскольку имеющиеся в нем различные партии не соблюдают нейтралитет и даже временная оккупация страны Советским Союзом «положит конец и государству Израиль, и сионизму». Он также подчеркнул, что в случае войны благодаря своей военной мощи Израиль приобретет огромное значение в глазах Запада, тогда как в мирное время арабы сильнее, поскольку обладают большим политическим весом. Вот почему он хотел убедить американцев превратить Израиль в «базу, цех и склад» Среднего Востока:

Для отождествления Израиля с Западом, а значит, и чтобы добиться покровительства США, он готов пойти дальше, чем обычно. Это заявление является утверждением принципа, который станет краеугольным камнем всей его политики: Израиль является оплотом Запада на Среднем Востоке.

Когда 13 мая Госсекретарь США прибывает в Израиль, Бен-Гурион делает все возможное, чтобы убедить его в справедливости своей доктрины, но все напрасно. Вскоре после возвращения в Соединенные Штаты Даллес скажет на заседании комиссии Сената: «Наша основная политическая задача состоит в том, чтобы способствовать улучшению отношений между мусульманскими странами и демократическими государствами Запада, поскольку после войны наш престиж в этом регионе заметно ослаб».

Так США отвернулись от Израиля. Маленькое государство остается без покровительства и без союзника, финансовое положение просто катастрофическое и совершенно ясно, что без поддержки страна не сможет существовать…

В сентябре 1950 года Бен-Гурион пригласил в Иерусалим руководителей американской еврейской общины и предложил им выделить Израилю заем в миллиард долларов от лица евреев США и других стран Западной Европы. В мае 1951 года он прибывает в Мэдисон-Сквер-Гарден для участия в народном собрании, организованном с целью сбора средств в пользу Израиля. Акция проходит с огромным успехом, но собранных денег явно недостаточно для долгосрочной стабилизации шаткой экономики страны. Израиль нуждается в мощной и одновременно продолжительной финансовой помощи. В этот критический момент на горизонте возникает слабый луч надежды: вероятность выплаты репараций Германией.

12 марта 1951 года Израиль направил четырем державам, которые заняли Германию, просьбу о выплате 1,5 миллиарда долларов в качестве компенсации за имущество, отобранное у евреев нацистами, но великие державы отказались этим заниматься. Единственным шансом получить репарации оставались прямые переговоры с немецкими властями. И действительно, западногерманский канцлер Конрад Аденауэр согласился выплатить репарации израильскому государству, которое представляло собой наследников жертв нацизма. Эта возможность вызвала ужасающую реакцию всех слоев населения Израиля, по всей стране начались невиданные по размаху демонстрации. Для стабилизации положения Бен-Гурион был вынужден использовать весь свой авторитет, тогда как руководители его собственной партии становились жертвой своей щепетильности. Их раздирало противоречие между настоятельной необходимостью построения государства и брезгливостью и отвращением к «грязным» деньгам убийц шести миллионов их единоверцев. Для Бен-Гуриона важнее всего были интересы государства, что он и выразил следующими словами:

В начале декабря премьер-министр имел беседу с председателем «Еврейского агентства» Нахумом Гольдманом, который вскоре должен был тайно встретиться с Аденауэром. В качестве основы для переговоров они утвердили сумму в 1 миллиард долларов. «Только после подробного рассказа о своих намерениях Бен-Гуриону удалось добиться согласия Кнессета на проведение переговоров между государством Израиль и Западной Германией». 4 декабря Гольдман выехал из Израиля и два дня спустя встретился в Лондоне с Аденауэром. Канцлер немедленно подписал письмо, в котором выразил согласие считать основой переговоров сумму в 1 миллиард долларов, как предлагает Израиль. Вернувшись 10 декабря, Гольдман передал письмо Бен-Гуриону, который, заручившись этим документом, решил представить вопрос на рассмотрение кабинетом и Кнессетом.

По мере приближения даты голосования страну охватывало все большее возбуждение. Объединенная Рабочая партия и «Херут» организовывали демонстрации протеста, и можно было подумать, что правые готовятся к проведению террористических актов. На заседании ассамблеи правительству пришлось столкнуться с резкой оппозицией, поддерживаемой сотнями тысяч граждан, которые не желали забыть причиненные им страдания и унижения. Взрыв народного гнева случился 7 января 1952 года. Пришедшие для голосования депутаты смогли попасть в здание парламента, которое было окружено колючей проволокой, только через полицейские кордоны. Когда Бен-Гурион поднялся на сцену для выступления, напряжение в зале достигло предела. Не прибегая ни к каким ораторским приемам, премьер-министр ограничился изложением фактов, описав усилия правительства, направленные на получение посредством четырех держав выплаты репараций от Германии, и закончил речь вручением четырем державам ноты с разъяснением позиции Израиля по этому вопросу:

В это же самое время в нескольких сотнях метров от парламента перед толпой выступал Бегин. И насколько выступление Бен-Гуриона было взвешенным, настолько была утрирована речь Бегина:

Бегин возбуждает толпу самой бессовестной демагогией:

После этого он собирается уйти с митинга и выступить перед депутатами Кнессета. Наэлектризованная толпа его не отпускает, люди прорывают полицейские кордоны, швыряют в здание камнями, набрасываются на силы правопорядка. Ранены девяносто два полицейских и тридцать шесть гражданских лиц. Крики мятежников, шум столкновений, вой сирен «скорой помощи» придают еще больший драматизм дебатам, идущим в здании парламента. Пока лидер Объединенной Рабочей партии Яаков Хазан клеймит правительство позором, один из делегатов «Херут» с ревом врывается в зал: «Они применяют газ! Газ против евреев!». Двое депутатов-коммунистов кричат: «Там льется кровь! Остановите обсуждение!». Какая-то женщина падает в обморок; в зале раздаются крики, угрозы, брань; через разбитые окна поступают пары слезоточивого газа; пол усеян камнями и осколками стекла. Правые и левые экстремисты стараются не допустить продолжения дебатов. В 7 часов вечера Бен-Гурион обращается к армии с призывом восстановить порядок. Ему удается сохранять хладнокровие до момента, пока Бегин не встает для выступления и не обрушивается на него. Начинается грубая словесная перепалка. Вынужденный вмешаться председатель Кнессета пытается заставить Бегина замолчать. «Если я не буду говорить, то никто не заговорит!» — вопит тот.

В этот момент всеобщего замешательства и возбуждения Бен-Гурион считает необходимым прямо поговорить с народом и показать, что его руководители твердо стоят под натиском обрушившейся бури. 8 января он выступает по радио с кратким обращением к народу:

Жаркие дебаты в Кнессете идут еще два дня, затем страсти стихают. 9 января проходит поименное голосование. Оба лагеря мобилизовали все свои силы: депутат от Рабочей партии Израиля, который в это время был за границей, срочно возвращается; другой депутат, на этот раз от «Херут». лежащий в постели после острого сердечного приступа, требует доставить его на носилках в Кнессет. В конце концов, предложение правительства принимается 61 голосом против 50. Через месяц с правительством Федеративной Республики Германии подписано соглашение о репарациях. Германия обязуется в течение двенадцати лет поставить Израилю оборудование, промышленные товары и прочее на сумму 715 миллионов долларов и выплатить еще 107 миллионов долларов комитету, представляющему интересы мировых еврейских организаций. Таким образом, общая сумма репараций составит 822 миллиона долларов.

Не случайно, что в конце 1953 года Бен-Гурион стал поддаваться усталости, накопившейся за долгие годы. С момента провозглашения независимости пять лет назад серьезные опасности, угрожавшие самому существованию молодого государства, были устранены, необратимые решения о его нынешней и будущей структуре приняты. Первостепенная задача — массовая иммиграция и удваивание численности населения за четыре года — тоже была решена. В конце 1952 года поток иммигрантов пошел на убыль, и процесс интеграции больше не угрожал экономическому равновесию страны. Конфликты по поводу репараций отошли в прошлое. Вступило в силу законодательство об унификации армии, которая подверглась строгой структуризации. После того как Израиль вышел из состава неприсоединившихся стран и занял четкую прозападную позицию, определилась и его внешняя политика. Все попытки переговоров о мире с арабами терпели неудачу, и руководство смирилось с мыслью, что для обеспечения безопасности страны им еще долго придется рассчитывать только на военную силу. Героические годы возрождения Израиля подошли к концу.

Во всех этих событиях решающую роль сыграл Бен-Гурион, но частые кризисы на уровне министерств, болезненные разногласия внутри партии, ежедневные проблемы, вынуждавшие его пересиливать себя (ведь он любит четкие решения) в поисках компромисса и принимать полумеры, — все это не оправдало его надежд и подорвало силы. Когда в конце 1953 года секретарю кабинета Зееву Шарефу зададут вопрос, почему Бен-Гурион решил уйти в отставку, он ответит: «Пришел Мессия, собрал всех изгнанников израилевых, и одержал победу над всеми соседними народами, и завоевал землю Израиля… а потом был вынужден занять место в коалиции».

В этот период Бен-Гурион много ездил по стране, часто выезжал за границу и старался абстрагироваться от повседневных забот. В конце ноября 1950 года он взял трехнедельный отпуск и вместе с Исраэлем Галили и Иехошуа Ариэли решил посетить Грецию, Англию и Францию. В Лондоне ему удалось обмануть бдительность журналистов и скрыться в неизвестном направлении. Сразу же прошел слух, что он тайно встречался с представителями британского правительства и посланцами других государств. На самом деле он сбежал для того, чтобы спокойно поработать в библиотеках Оксфорда и Кембриджа. Последние дни отпуска он провел на Лазурном берегу, где позволил себе «маленькую глупость». Однажды он решил отправиться с друзьями в Монако, куда вела опасная и извилистая дорога. Незадолго до этого он решил научиться водить машину, что, по его убеждению, было признаком современности. Как любой начинающий водитель, он не скрывал зависти к спутникам, в полной мере овладевшими этим искусством. Вопреки уговорам друзей Старик сел за руль, и шикарный автомобиль, петляя, понесся к Монако. В последний момент сотрудники Бен-Гуриона сумели отправить за ним машину сопровождения, которая должна была очистить дорогу. Но в это время Галили и Ариэли, стоя на подножке и держась одной рукой за дверцу, делали отчаянные знаки идущему навстречу транспорту, прося съехать на обочину. Машину бросало из стороны в сторону, и казалось, что за рулем сидит пьяный. Наконец, разбив бока о скалистую стену, автомобиль остановился. Галили и Ариэли понадобилось немало времени, чтобы сдвинуть машину с места и завершить эту опасную прогулку.

Тем же вечером двое мужчин, решив, что после сильной эмоциональной встряски они имеют право как-то ее компенсировать, решают попытать счастья в казино Монте-Карло сразу же после того, как Старик уйдет восвояси. Но Бен-Гурион и не собирается идти спать. С невинным видом он продолжает беседу, отмечая про себя отчаянные взгляды, которыми обмениваются его спутники. Внезапно он хитро улыбается и говорит: «Собираетесь поиграть в казино? И, наверное, хотите выиграть? Давайте я покажу вам, как это делается!». Он садится между ними, вынимает из кармана ручку и лист бумаги и объясняет им свою уловку, позволяющую выиграть в рулетку. Изумленные Галили и Ариэли слушают его, раскрыв рты. Разработал ли он эту систему во время одной из своих бесчисленных поездок или когда несколько лет назад отдыхал один на Лазурном берегу? Старик уходит от ответа, но их удивление возрастет еще больше, когда, уже в казино, они обнаружат, что эта система работает!

Но ни поездки за границу, ни несколько дней отдыха в деревне, на Которые он иногда соглашается, не позволяют избавиться от усталости. Бен-Гурион делает вывод, что ему «надо на год-два оставить работу». Только ли усталость была тому причиной? Чтобы справиться со всеми стоящими перед ним трудностями, государству нужно создать широкое движение добровольцев, способных взвалить на свои плечи груз проблем, с решением которых государственным структурам не справиться: обживание пустынных зон, полная ассимиляция новых иммигрантов, уничтожение пропасти, разделяющей социальные классы. Бен-Гурион, несомненно, убеждается, что, сидя в своем министерском кабинете, не может возродить дух первопроходства и, похоже, приходит к выводу о необходимости подать личный пример, посвятив себя такого рода начинанию.

Мысль об этом медленно зреет в его мозгу. Неосознанно он начинает поиск задачи, которая позволила бы ему самому осуществить то, чего он требует от других. Она вырисовывается весной 1953 года, когда Бен-Гурион возвращается из Эйлата. В самом центре Негева он замечает несколько бараков и группу молодых людей, работающих неподалеку. Старик подходит к ним и спрашивает, что они делают; в ответ слышит, что молодые люди служили здесь во время войны за независимость и теперь решили создать на этом месте новый киббуц — Сде Бокер. Киббуц в самом сердце Негева, все начать с нуля! Какой вызов человеку, двадцать лет мечтавшему о Негеве!

Постепенно его решение крепнет: он выйдет из состава правительства и переедет в Сде Бокер. Однако прежде чем уйти в отставку, он хочет быть уверен, что оставляет своему преемнику государство, которому ничто не угрожает. Полагая, что арабы не попытаются взять реванш раньше 1956 года, он считает возможным на два года сложить с себя официальные полномочия и решает подготовить подробный план обороны на время своего отсутствия. 19 июля 1953 года он уходит в трехмесячный отпуск, который почти целиком посвятит осмотру воинских частей страны. Он хочет реорганизовать высшее командование, упрочить безопасность и укрепить вооруженные силы. 18 октября он завершает редактирование программы из восемнадцати пунктов.

Отдохнувший и удовлетворенный проделанной работой, Бен-Гурион намерен заняться практическими вопросами, касающимися лично его. В присутствии своего секретаря Ицхака Навона он измеряет площадь собственного кабинета; вооружившись ручкой, он набрасывает на бумаге прямоугольник, добавляет стороны и вручает рисунок Навону со словами: «Вот размеры. Скажите, чтобы барак был построен по этим размерам.

— Какой барак?

— В Сде Бокер. Я перееду туда».

Слух о его отъезде распространяется в считанные минуты. Враги ехидно усмехаются, сторонники подавлены и растеряны: как же без него? Разве можно представить Израиль без Бен-Гуриона? Но он остается глух к призывам коллег, сменяющих друг друга делегаций и издателей. 2 ноября он вручает президенту заявление об отставке, затем прощается с армией, своей партией и правительством. Отъезд назначен на 7 ноября; в этот день он выступает по радио с прощальной краткой речью, в которой цитирует псалом Давида (Псалом 130, стих 1):