Бен Гурион

Глава 14 Синайская операция

После семнадцатичасового перелета DC-4 садится, наконец, на вымытую дождем посадочную полосу аэродрома Вийакублэ. Приняты все меры предосторожности, чтобы сохранить в тайне приезд израильтян, которые садятся в машины без официальных знаков отличия и едут на прекрасную загородную виллу в Севре, где будет проходить конференция.

Бен-Гурион и его соратники еще завтракают, когда прибывают Ги Молле, Кристиан Пино и Бургес-Монури. Хозяева и гости усаживаются за круглым столом и Севрская конференция начинается. Первым берет слово Бен-Гурион и высказывается против британского плана.

Затем Бен-Гурион излагает детали своего плана: «Прежде всего, конечно, устранение Насера». После этого — разделение Иордании: западный берег отойдет Израилю, а восточный Ираку.

Будут изменены и границы Ливана: одна его часть перейдет к Сирии, другая — до Литани — к Израилю, оставшаяся треть станет христианским государством. Это позволит положить конец нестабильности в Сирии, которая возросла настолько, что поставила во главе страны человека с прозападной ориентацией. Наконец, Суэцкий канал получит международный статус и Тиранский пролив будет контролироваться Израилем. Его план «удовлетворил бы стремления Великобритании, Франции и Израиля, а также Ирака и Ливана».

Каковы бы ни были практические аспекты этого плана, но он не вызывает восторга у присутствующих. Молле вежливо отвечает, что «этот план отнюдь не экстравагантен, и он готов его принять», но тут же возвращается к вопросам, ради решения которых и была созвана конференция, обращая внимание на то, что «время не ждет во всем, что касается Насера и канала». Пино заявляет, что замыслы Бен-Гуриона «чересчур амбициозны», и отстаивает преимущества немедленных боевых действий. США втянулись в выборную кампанию; СССР увяз в Польше и в Венгрии; даже метеорологические условия требуют принятия быстрого решения: в конце октября над Средиземноморьем начнутся осенние бури, которые могут нарушить крупномасштабную операцию. Затем Пино переходит к сути проблемы: Великобритания не пошевелится, если не получит предлог, а посему необходимо, чтобы Израиль взял инициативу на себя. Колебания Израиля, озабоченного собственной безопасностью, вполне естественны, но Франция, говорит он, готова предоставить ему гарантии и именно поэтому Бен-Гурион был приглашен в Париж.

Тем не менее премьер-министр не отступает от своей позиции. Он настаивает на опасности, которую представляет собой приток на Средний Восток советских добровольцев, и подчеркивает, что после переизбрания у Эйзенхауэра, чьим предвыборным лозунгом является «мир любой ценой», будут развязаны руки. И снова он высказывает свои опасения, что если Израиль нападет в одиночку, то весь мир будет считать его агрессором; он описывает трагедию, которая произошла бы с израильскими городами при бомбардировке их египетскими самолетами, закупленными в СССР. Наконец, он возвращается к своему изначальному предложению: задержать проведение операции до момента, пока не будет достигнут нейтралитет США и Великобритания не согласится принять план во всей его целостности.

Ситуация тупиковая, и обе стороны разочарованы. Бургес-Монури категорически заявляет, что если операция не начнется в ближайшие дни, «Франция будет вынуждена отказаться в ней участвовать». Франция не может долго держать в боевой готовности корабли и войска: «Возможно, через три месяца политическая и военная ситуация будет более благоприятной, но участвовать в этом Франция не будет. Мы не можем больше ждать. Последний срок — начало ноября». Затем он предлагает Израилю, чтобы французские флот и авиация взяли на себя защиту его берегов и воздушного пространства.

Тогда Бен-Гурион впервые переходит от систематических возражений к немедленному действию и соглашается приступить к операции как можно быстрее при условии, что «после того как рано утром в день «Ч» мы начнем атаку, предъявив Египту ультиматум, французы станут бомбить египетские аэродромы». Затем он просит французов разработать трехсторонний план, убедить англичан «немедленно присоединиться» к участникам операции и начать боевые действия на следующей неделе. Французы обращают внимание на то, что это вынудило бы изменить первоначальный план и что, по всей вероятности, убедить англичан будет очень трудно.

Первое заседание не приносит конкретного результата, но работа конференции не прекращается, поскольку с минуту на минуту ожидается прибытие «высокопоставленного представителя» британского правительства. Все участники понимают, что судьба операции будет зависеть от его мнения и его реакции. «Пытались догадаться, будет ли это Солсбери, Батлер или Ллойд, — пишет Бен-Гурион. — Оказалось, что это Ллойд». Его появление в сопровождении личного секретаря Логана не вызывает всеобщей радости; любому видно, что англичане смущены и мрачны. Кажется, что вместе с ними в дом ворвался ледяной ветер. Свободная и дружеская обстановка, Которую французам и израильтянам удалось создать на конференции, сразу же стала чопорной и напыщенной.

Встреча Бен-Гуриона с Ллойдом во время обсуждения трехстороннего «заговора» останется навсегда в памяти ее участников. Обменявшись холодным рукопожатием, каждый отмечает взаимную неприязнь, которую оба и не пытаются скрыть. Бен-Гуриону кажется, что собеседник «относится к нему, как к подчиненному». Вот как Даян описывает свои впечатления:

Ллойд сразу же уединяется с французами, чтобы те изложили ему израильскую позицию, которая ему явно не нравится. Израильтяне и французы быстро понимают, что надеяться не на что.

Но инициаторы операции не дают себя обескуражить. «К моему большому изумлению, — заметит Бен-Гурион, — меня пригласили в соседнюю комнату для участия в трехсторонней беседе». Старик просит Даяна пойти с ним. Первым берет слово Ллойд и начинает с утверждения, что суэцкая проблема была решена еще во время его переговоров с египетским министром иностранных дел Фаузи, тем самым давая понять, что Великобритания никак не заинтересована в проведении военных действий, тем более с помощью Израиля, а затем подчеркивает, что только свержение Насера могло бы оправдать подобную акцию. По его мнению, лучшим способом достижения этого является предложение, сделанное Великобританией и Францией: за два дня израильтяне проходят от Синая до Суэцкого канала, затем следует адресованный двум воюющим сторонам англо-французский ультиматум с требованием отвести войска от канала. Если Египет не подчинится, Франция и Великобритания оккупируют зону канала и свергнут Насера.

Ответ Бен-Гуриона «краток и тверд»: он полностью отвергает предложение Ллойда, еще раз подчеркивает угрозу бомбардировки израильских городов, египетской авиацией и просит англичан и французов атаковать египетские аэродромы сразу же после нападения израильтян. Он несколько смягчил свою позицию, поскольку соглашается на то, что Израиль первым начнет боевые действия. Все, чего он пытается добиться на этой стадии переговоров, это сокращение интервала между израильской атакой и началом боевых действий англо-французской стороны, а также гарантии, что они разбомбят египетские аэродромы. Он опасается осуждения международным сообществом в случае, если в течение двух дней Израиль в одиночестве будет проводить широкомасштабные боевые действия, и хочет избежать риска столкновения с советскими «добровольцами».

Пытаясь сблизить точки зрения, Даян предлагает провести ограниченные действия в зоне канала — например, высадить небольшой десант. Израиль сразу же распространит коммюнике с сообщением об этой вылазке, Франция и Великобритания немедленно направят двум враждующим сторонам ультиматум с просьбой вывести войска из зоны канала с целью обеспечения безопасности судоходства. Египет, несомненно, отклонит эту просьбу, и тогда французская и английская авиация начнет бомбардировку египетских аэродромов. Ллойд не отвергает эту мысль полностью, но вместо, ограниченной операции просит провести «настоящие военные действия», в противном случае осуждению за вмешательство подвергнется Великобритания.

За ужином поведение Ллойда становится еще более враждебным. Один из участников рассказал:

Даже когда Бен-Гурион доброжелательным тоном спрашивает его, откуда берет начало британская история, Ллойд просит его обратиться к своему секретарю: «Для этого я его и держу», — язвительно добавляет он.

В полночь Ллойд вылетает в Лондон, чтобы изложить кабинету новые предложения. Проводив его к самолету, Пино говорит Бен-Гуриону, «что не доверяет Ллойду и что завтра вечером сам вылетит в Лондон», чтобы еще раз обсудить проект с Ллойдом и Иденом. Старик настроен более пессимистично: «Боюсь, как бы поездка Пино не оказалась напрасной, тем более, что Ллойд получит то, что хочет, но что противоречит точке зрения французов и нашей». Он не ошибался насчет Ллойда, который возвращается из Парижа с уверенностью, что операция будет отменена. Однако радость его была преждевременной: Иден настроен воинственно и решает предпринять новую попытку достичь соглашения.

События на Среднем Востоке укрепили его решение. Сторонники Насера одержали блестящую победу на иорданских выборах; новый премьер-министр заявил о своем намерении разорвать англо-иорданский союз и присоединить королевство к объединенному сирийско-египетскому верховному командованию. Иден никогда не сомневался, что Насер мечтает выгнать англичан из своей страны, и события последних дней это подтверждают, в связи с чем свержение Насера представляется ему обязательным. В полдень 23 октября франко-израильские переговоры возобновляются, но начинаются с жестокого кризиса. Шалле предлагает план в духе Макиавелли: в ночь начала боевых действий ВВС Израиля сами нанесут бомбовый удар по израильскому городу Беэр-Шева, и никто не усомнится, что это дело рук египетской авиации. Сразу же после этого в игру вступят французские и английские самолеты. Багровый от возмущения Бен-Гурион просит, чтобы его слова были поняты однозначно.

Упавшие духом израильтяне собираются вместе, чтобы подготовиться к последней встрече с Пино перед его отъездом в Лондон. Несомненно, что именно на этом узком совещании были сформулированы предложения, которые спасут Севрскую конференцию. Перес предлагает направить судно через Суэцкий канал. Египтяне не преминут запретить ему проход по каналу, что даст Израилю прекрасный повод начать боевые действия, за которыми, как предусмотрено, последует франко-британское вмешательство; Даян, со своей стороны, уточняет предложение, сделанное накануне: ночная высадка десантного батальона в пятидесяти километрах к востоку от канала. В ту же ночь танковая колонна осуществит прорыв на Синай и присоединится к десанту. Через тридцать шесть часов в бой вступят Франция и Великобритания, затем основные силы израильской армии. Даян полагает, что высадка батальона на Синае и нападение на укрепленные пограничные посты создадут у египтян впечатление, что речь идет просто о необычайно серьезной военной вылазке. По его мнению, они будут уверены, что эти ограниченные боевые действия являются лишь прелюдией к настоящей войне. В этом случае вероятность того, что израильтяне окажутся преждевременно втянутыми в широкомасштабное сражение и что гражданское население подвергнется бомбардировке, будет сведена к минимуму. Высадка батальона недалеко от канала и вступление в бой танковой колонны должны полностью удовлетворить потребность англичан в подходящем «предлоге».

Бен-Гурион никак не комментирует план Даяна, но разрешает представить его Пино, который, выделив основные моменты, передаст их англичанам. Даян называет цену участия еврейского государства в совместной, операции: после окончания боев Великобритания и Франция должны признать за Израилем право на постоянную оккупацию некоторых частей Синая с целью обеспечения свободного подхода судов к Эйлату.

Вечером Пино вылетает в Лондон и надолго запирается в кабинете с Иденом, которому излагает «план Даяна». Британский премьер находит план удовлетворительным и говорит: «Думаю, что сумею заставить его принять». Тем временем, пока Перес, Даян и их соратники, сидя в кабаре, пытаются снять напряжение двух последних дней, Бен-Гурион остается в Севре один на один со своими мыслями. Для него это решающая ночь. «С минуты на минуту кто-то должен был принять решение, — пишет Перес. — Ему надо было найти ответ на вопрос, в котором содержалась угроза уничтожения. Никто из нас не завидовал долгой и трудной ночи, которая ждала его впереди».

Наутро Переса и Даяна просят срочно прийти к Бен-Гуриону. Сгорая от нетерпения, они возвращаются на Севрскую виллу. Что он предпочел? Войну? Старик спокойно ждет их в саду, держа в руках лист с перечнем вопросов. «По мере того как он их зачитывал, — пишет Даян, — моя тревога сходила на нет…. Было очевидно, что он решил принять участие в операции». Это было очень важное решение. Утром он записал в дневнике:

Он буквально забрасывает соратников вопросами и, наконец, просит Даяна нарисовать план нападения. Под рукой не оказывается бумаги, и Перес «жертвует» свою пачку сигарет на Синайскую кампанию. Он вынимает сигареты, разрывает пачку и дает кусок картона Даяну, который набрасывает на нем контуры Синая. В центре полуострова он точками намечает маршрут самолетов перед выброской десанта на перешейке Митла; на севере параллельно средиземно-морскому берегу он рисует вторую линию, обозначая направление движения танковой колонны, которая устремится к каналу; третья линия, тянущаяся вдоль залива Акаба, заканчивается стрелкой, направленной на Шарм-эль-Шейх. Смеясь, Бен-Гурион, Моше Даян и Шимон Перес ставят свои подписи на «первой карте Синайской кампании».

Хотя территориальные амбиции Бен-Гуриона не ограничиваются Шарм-эль-Шейхом и островом Тиран, он предпочитает не распространяться об этом. Он мечтает отобрать у Египта весь Синай и присоединить его к Израилю. Об этом он доверительно говорит Ги Молле, когда они остаются вдвоем. Он сообщает французу, что в западной части полуострова были открыты большие нефтяные месторождения и «имеет смысл отобрать у Египта полуостров, который никогда ему не принадлежал, — англичане оттяпали его у турок, когда решили, что Египет уже у них в кармане». Он старается подкупить собеседника, предлагая ему совместную разработку месторождений. По его мнению, Молле проявил «заинтересованность».

После обеда из Лондона возвращается Пино, которому удалось убедить Идена принять план. На утреннем узком заседании кабинета три главных министра присоединили свои голоса к голосу Идена, и план был одобрен, несмотря ка мнение Ллойда. Вместе с Пино в Париж прилетели двое: Логан, личный секретарь Ллойда, и Патрик Дин, помощник министра (поскольку он решил, что на последнем этапе переговоров Ллойд присутствовать не будет).

Три делегации усаживаются за круглым столом, стоящим в зале. Бен-Гурион требует, чтобы Франция и Великобритания признали за Израилем право на постоянную оккупацию острова Тиран. «Для нас, — говорит он, — Суэцкий канал не настолько уж важен. Наш Суэц — это Тиранский пролив, и мы хотим занять берег Эйлата до расположенных на юге островов включительно». В конце переговоров он предлагает отредактировать один протокол совместного проекта, «который подпишут три стороны и который будет ратифицирован тремя правительствами».

Через два часа документ готов. В нем уточняется, что израильская армия начнет атаку вблизи канала вечером 29 октября. На следующий день французское и британское правительства обратятся с отчетливым «призывом» к правительствам Египта и Израиля. Египту будет предложено немедленно прекратить огонь, отвести войска на пятнадцать километров от канала и дать согласие на временную оккупацию находящихся вдоль канала стратегических позиций французскими и британскими войсками с целью обеспечить свободу судоходства. От Израиля также потребуют полного прекращения огня и «отвода» войск на пятнадцать километров от канала. Оба правительства будут настаивать на выполнении их требований в течение двенадцати часов; если бы одна из воюющих сторон отказалась, Франция и Великобритания приняли бы соответствующие меры для того, «чтобы их требования были удовлетворены». В текстах будет подчеркнуто, что от правительства Израиля не потребуют выполнения франко-британских требований в случае, если правительство Египта их отклонило. Если Египет не подчинится, утром 31 октября французские и английские войска перейдут к действию.

С целью обеспечения свободы судоходства в Красном море израильская армия завладеет проливами и островами Тиран и Снапир. Израиль не нападет на Иорданию, но если Иордания нападет на Израиль, то британское правительство не встанет на ее сторону.

Таковы были основные положения протокола о трехстороннем соглашении, подписанном в результате Севрской конференции. Помимо пунктов, указанных в соглашении, Франция обязалась направить в Израиль две эскадрильи, одна из которых состояла из «Mystere», а в другую входили истребители-бомбардировщики «Sabre F-86». Вместе с ними в Израиль должны были прибыть «волонтеры» для пилотирования израильских «Mystere», поскольку опытных летчиков в стране не было. Кроме того, военные корабли, оснащенные противовоздушными орудиями, должны занять позиции около Хайфы и Яффы.

На импровизированной церемонии, состоявшейся в семь часов вечера, протокол о согласии был подписан. Пино ставит свою подпись от имени Франции, Дин — от лица Великобритании, за Израиль подписывает Бен-Гурион. Незадолго до полуночи с аэродрома в Вийакублэ взлетает DC-4. И пока товарищи Бен-Гуриона спят, он пишет в дневнике:

В полдень французский самолет садится на израильской военной базе. Даян бросается к начальнику штаба, чтобы изменить приказ об операции и провести немедленную мобилизацию. В подтверждение этого он напоминает о возможном конфликте с Иорданией из-за неминуемого ввода в эту страну дивизии иракских войск и решения Иордании примкнуть к единому сирийско-египетскому командованию. Поздно вечером Бен-Гурион получает подтверждение о принятии Севрского соглашения. Вопреки решениям трехсторонней конференции, Иден решил полностью проигнорировать Израиль и направил довольно расплывчатое письмо Ги Молле, который, отказавшись участвовать в этом акте притворства, переслал фотокопию письма Бен-Гуриону:

«Двусмысленное письмо, что типично для «Форин оффис» — ворчит Бен-Гурион. В ответ он пишет Ги Молле: «Если результаты ратифицированы двумя правительствами, то это значит, что израильское правительство его тоже ратифицировало».

Он решил утаить от министров детали соглашения с Францией и Великобританией, особенно свою поездку во Францию, где было подписано Севрское соглашение. Он ограничивается предупреждением некоторых министров о том, что в следующее воскресенье на заседании кабинета предложит начать на следующий день боевые действия против Египта, за чем сразу же последует обращение Франции и Великобритании к двум воюющим сторонам, после чего в среду утром эти державы нападут на Египет. Министры, с которых он берет слово хранить все в тайне из боязни утечки информации в пользу Советского посольства, являются членами Рабочей партии Израиля. Он ждет 28 октября, чтобы ввести их в курс дела незадолго до начала Совета. Министры просят разрешения посоветоваться со своими товарищами. Вернувшись, они высказываются против операции, но из министерской коллегиальности «готовы взять на себя ответственность за это», если решение об операции уже принято. В момент голосования только они оказываются в оппозиции.

Теперь уже ничто не может остановить ход истории. Были призваны 90 000 резервистов, французские эскадрильи приземлились на израильских аэродромах, а к берегам подходят три французских военных корабля. Тяжелые транспортные «Nord-Atlas» взлетают с североафриканских баз, совершают посадку на Кипре, где загружают оборудование и берут на борт технический персонал, затем садятся в Израиле. Все эти передвижения до последнего момента останутся в тайне.

Бен-Гурион выглядит спокойным и доверчивым, но на самом деле находится в состоянии крайнего напряжения. Вернувшись к себе после заседания кабинета, он сваливается от жестокого приступа лихорадки. Руководители оппозиционных партий — за исключением коммунистов — чередой подходят к его изголовью. Он посвящает их в ход запланированной операции в надежде получить парламентскую поддержку тайному решению кабинета. Даже самый ярый его противник Менахем Бегин приходит к нему и горячо поздравляет с принятым решением.

Однако в последний момент Бен-Гурион сталкивается с серьезным противодействием со стороны Эйзенхауэра. В субботу 28 октября в восемь часов вечера посол США приносит ему послание с грифом «секретно». Ссылаясь на предыдущий обмен посланиями и, в частности на письмо Бен-Гуриона, подчеркивавшее его беспокойство близким вторжением в Иорданию иракских войск, Эйзенхауэр обращается к нему с предостережением:

Бен-Гурион обещает не замедлить с ответом. Посол пытается выведать его намерения и задает коварный вопрос: будут ли эвакуированы из Израиля находящиеся там американцы. Старик отвечает, что не уполномочен объясняться на эту тему. Американцы не сомневаются, что Израиль готовит нападение на юге, и их взоры обращены к восточной границе. В этот же день Абба Эбан вызван в Государственный департамент, где на стене в кабинете Даллеса видит огромную карту Израиля и Иордании: Вашингтон убежден, что Израиль готовится к проведению боевых действий, направленных против этой страны.

Не успев ответить на предыдущее письмо, Бен-Гурион снова получает секретное послание Эйзенхауэра:

Послание заканчивается настоятельной просьбой «не предпринимать ничего, что могло бы представлять угрозу миру». Упоминание об обращении к Великобритании и Франции свидетельствует о его ошибочном понимании происходящего.

Незадолго до полудня 29 октября Яков Герцог, новый политический советник Бен-Гуриона, приносит ему проект ответа Эйзенхауэру. Он описывает «экспансионистскую политику» полковника Насера, которая вызвала «в регионе беспрецедентную напряженность», упоминает о перевооружении Египта через массовые советские поставки, о его угрозах уничтожить Израиль, о вторжениях отрядов смертников «fedayin», блокаде Суэцкого канала и Тиранского пролива. Он подчеркивает, что создание единого арабского командования «стальным обручем сжимает границы Израиля». Но самое главное было в конце:

В ответе не содержится никаких обязательств не начинать боевых действий. Но что самое важное, любой опытный политический обозреватель, прочитавший этот текст, сразу бы понял, что в нем говорится о неизбежном нападении.

В самом деле, в 16 часов 59 минут 395 израильских парашютистов десантируются с летящих на небольшой высоте самолетов, чтобы не попасть под египетские радары, установленные на гребнях Синая. Информационные агентства разносят весть по всему миру: Израиль начал войну. В то же самое время в Госдепартаменте в Вашингтоне, в разгар беседы с Абба Эбаном, который отстаивает мирные инициативы Израиля, помощнику Госсекретаря Роунтри вручают лист бумаги, вырванный из телетайпа. Мельком взглянув на текст, он сухо говорит послу: «Думаю, что эта беседа приняла несколько академичный характер». В Дели, направляясь на встречу с Неру, Моше Шарет покупает газету и из нее узнает, что его страна вступила в войну. Теперь израильские послы во всех столицах мира знают то, что долго хранилось в тайне. Синайская кампания началась.

Больше всего Бен-Гуриона тревожил день 30 октября, когда согласно плану израильские войска должны были одни выступить против врага, а города страны попадали под угрозу бомбардировки египетской авиацией. Но ВВС Насера проявили себя «бумажным тигром». Кроме одного-единственного бомбардировщика «Ил», который глубокой ночью проник в израильское воздушное пространство, вражеские летчики оказываются слишком осторожными, чтобы подвергнуть себя опасности у границ еврейского государства. В своем доме в Тель-Авиве Бен-Гурион грызет ногти от беспокойства: он ждет оговоренных в Севре ультиматумов, которые должны были быть выдвинуты еще несколько часов назад. «Я не был уверен, что Иден сдержит свои обещания», — напишет он. Наконец вечером Яков Герцог приносит ему ультиматумы и проект ответа. Поздно ночью ответы враждующих сторон приходят в Лондон и Париж: Израиль принимает ультиматум, Египет его отклоняет. Тогда Франция и Великобритания заявляют о своем намерении вмешаться в течение ближайших часов.

31 октября тревога израильских руководителей возрастает, поскольку французская и английская авиация не спешит перейти к действию. Во второй половине дня Бен-Гурион раздражается все больше и больше, видя, что бомбардировки так и не начались. Срочный телефонный звонок начальника штаба ВВС Дана Толковского делает атмосферу просто невыносимой: из надежного источника ему стало известно, что египтяне готовятся к бомбардировке Тель-Авива, поэтому он просит разрешить нанести упреждающий бомбовый удар по аэродрому, расположенному к западу от Каира. Бен-Гурион категорически запрещает: «Поскольку египтяне не бомбят наше мирное население и аэродромы, мы тоже этого не сделаем». Старик предпочитает дождаться франко-английских бомбежек. Только поздно вечером французы и англичане перешли к действию. «Хотя Иден опоздал на двенадцать часов против назначенного, — замечает он, — и хотя меня мучил страх увидеть разбомбленными наши города и аэродромы, наши партнеры сдержали основные свои обязательства». Начался самый жестокий бой не только на поле битвы Синая, но и на политической арене. В результате экстренного заседания Совета Безопасности Эйзенхауэр вновь пытается оказать давление на Израиль. Его помощник Шерман Адамс звонит раввину Абба Хиллель Силверу, одному из лидеров американских сионистов, с просьбой незамедлительно передать Бен-Гуриону следующее:

Эбан немедленно телеграфирует этот текст премьер-министру, но тот не отдает приказа армии прекратить движение вперед. В Совете Безопасности Франция и Великобритания блокируют своим вето проект решения, предложенный США и СССР, который требует немедленного прекращения огня и отвода израильских войск. Президент Эйзенхауэр усиливает прессинг и лично звонит Абба Хиллель Силверу, которому высказывает готовность «сделать в своей краткой речи, которая будет транслироваться сегодня же вечером, необычайно дружеское заявление», если ему сообщат о намерении Израиля уйти из Синая.

Тем временем в 17 часов 31 октября британская авиация начинает бомбардировку египетских аэродромов. Но это война «в кружевах»: англичане позаботились досрочно объявить по кипрскому радио о готовящемся воздушном налете, что позволило персоналу наземных служб спрятаться в укрытия, а летчикам на самолетах вылететь на южные аэродромы или в другие арабские страны. После того как англичане подчеркнули, что нападения на гражданские объекты не будет, бронемашины и танки заняли позиции в городах, на углах улиц или в парках. Материальный эффект этих бомбежек действительно смехотворен, но его последствия приносят Израилю именно то, чего он добивался: давление, оказываемое на его правительство, ослабевает и прожектора общественности направляются на Францию и Великобританию. Эйзенхауэр оставляет, наконец, в покое сионистских лидеров и переносит свой гнев на французов и англичан — в частности, на Идена.

Парализованный франко-британским вето, Совет Безопасности, не сумев добиться прекращения огня, по просьбе Югославии созывает чрезвычайную сессию Генеральной Ассамблеи и через двадцать четыре часа принимает резолюцию с требованием немедленно прекратить боевые действия и отвести израильскую армию. Голосование выявляет пять стран, которые «против»: Великобритания, Франция, Израиль, Австралия и Новая Зеландия. Перед решением ООН израильтяне чувствуют, что для них дни войны сочтены. Они полагают, что в их распоряжении еще есть два дня, в течение которых они смогут завершить оккупацию Синая и особенно Шарм-эль-Шейха, стоящего у Тиранского пролива. 3 ноября они уже контролируют треть полуострова; 5 ноября они захватывают Шарм-эль-Шейх и острова Тиран и Снапир. В этот же день первые французские и английские парашютисты сброшены на Египет. Однако самое тревожное событие с начала кампании происходит 5 ноября: в кризис вмешивается советская дипломатия.

Накануне Советская Армия завершила подавление венгерского мятежа, и теперь СССР мог заняться Средним Востоком. Маршал Булганин направляет Франции, Великобритании и Израилю резкие ноты протеста. В двух первых нотах он расценивает франко-английские действия как агрессию и скрыто угрожает применить против этих двух стран ядерные ракеты. В ООН новость о неизбежном развязывании третьей мировой войны распространяется со скоростью ветра. Давление, оказываемое на Францию и Великобританию, становится все сильнее. Завтра в США должны состояться президентские выборы, и Эйзенхауэр постоянно звонит британскому премьеру с просьбой остановить войну. Сэр Антони Иден, человек сломленный и больной, который уже не владеет собой, не спешит уступать, тем более, что действия американцев на валютных рынках угрожают стабильности фунта стерлинга.

К Израилю Булганин обращается более строгим тоном:

Хотя Бен-Гурион не поддается панике, он старается ничем не выдать охватившего его беспокойства. В своем дневнике он пишет:

Не подозревая о советской угрозе, народ Израиля торжествует. Синайская кампания завершилась полной победой. Блокада Эйлата прорвана, Шарм-эль-Шейх взят, взорваны артиллерийские установки, контролировавшие подступы к Тиранскому проливу. Около 6000 египетских солдат взяты в плен и заключены в тюрьмы или лагеря, тогда как врагу удалось схватить только четырех израильских солдат. Израиль понес относительно легкие потери: насчитано 172 убитых, а египтяне потеряли от 1000 до 3000. Бен-Гурион разделяет всеобщую радость и пишет в дневник: «Сперва казалось, что это просто сон наяву, потом это стало сказкой и, наконец, серией чудес».

В этот же день Великобритания и Франция уступят растущему международному давлению. Во второй половине дня Иден звонит Ги Молле и заявляет о своем намерении прекратить боевые действия. В Париже Совет министров решает, что в одиночестве Франция воевать не будет, и в полночь бои прекращаются. Канал взят не был и франко-британская операция закончилась унизительным провалом.

7 ноября 1956 года стал для Бен-Гуриона знаменательным днем. За несколько часов расчетливый, привыкший к взвешенным поступкам государственный деятель превращается в опьяненного победой, который только отмахивается от советов соратников. В 11 часов утра торжествующий Бен-Гурион поднимается на трибуну переполненного зала Кнессета. Он еще не совсем оправился от болезни, уложившей его в кровать на все время боевых действий, но ни за что на свете такой человек, как он, не отказался бы выступить с победной речью перед израильским парламентом:

Его выступление — это не только страстная речь с многочисленными ссылками на Библию; он акцентирует и важные моменты:

Эти слова выдают его намерение аннексировать Синай и острова Акабского залива.

Но еще более памятной, чем речь в Кнессете, станет его выступление во время военного парада в Шарм-эль-Шейхе: «Йотват (остров Тиран) снова станет третьим Израильским королевством!». Так, на один день возникло «третье королевство». На следующий день этот термин был забыт и нигде и никогда больше не упоминался ни самим Бен-Гурионом, ни мемуаристами.

Накануне Израиль жил в эйфории выдуманного мира; сегодня наступает прозрение и осознание горькой и тревожной реальности. Все начинается с откликов иностранных держав на выступление Бен-Гуриона: все они крайне неблагоприятны. Девяноста пятью голосами против одного (и то самого Израиля) Генеральная Ассамблея принимает решение о безоговорочном выводе войск с территории Синая. Старик узнает об этом 8 ноября, но ничем не проявляет своего беспокойства. Только два решающих момента заставляют его глубоко задуматься — это энергичное вмешательство США и СССР.

Он получает ноту Эйзенхауэра, который, будучи переизбран на свой пост подавляющим большинством, может теперь перейти к энергичным мерам. Это самая резкая нота, которую Израиль когда-либо получал от США:

Но на этом президент не останавливается и прибегает к другим средствам воздействия. Госдепартамент приглашает израильского министра в Вашингтон, еще раз подчеркивает, что Израиль ставит под угрозу мир во всем мире, и предостерегает:

Затем заместитель Госсекретаря Гувер составляет целый перечень угроз, которые США могли бы привести в исполнение в случае, если Израиль откажется вывести войска: это прекращение всякой правительственной или частной помощи (в том числе и сбора средств для Национального Еврейского фонда); санкции ООН; исключение из ООН. Кроме того, американцы ясно дают понять, что не будут поддерживать еврейское государство, если оно подвергнется нападению советских «добровольцев».

Абба Эбан спешит связаться по телефону с Яковом Герцогом. Бен-Гурион пишет в дневнике:

В самом деле, страх перед вмешательством Москвы растет по всему миру вместе с многочисленными слухами о советском военном присутствии в Сирии и Египте. От парижского отделения ЦРУ стала известна новость, которая только усугубила всеобщее беспокойство: через двадцать четыре часа СССР намерен полностью уничтожить Израиль массированными ударами с воздуха. Бен-Гурион встревожен не меньше других, но старается не подавать виду. Только дневнику он поверяет свои мысли:

Однако советские угрозы, сделанные б-7 ноября, есть не что иное, как тактика устрашения, блестящий маневр психологической войны. Все слухи о советском военном присутствии на Среднем Востоке безосновательны. В своих мемуарах Хрущев не без гордости говорит о распространении ложных сведений о засылке «добровольцев», но то, что прозвучало «кошмарным днем» 8 ноября 1956 года, все приняли за чистую монету. Израильские руководители приготовились к катастрофе, которая вот-вот обрушится на их страну, и мир трепещет перед угрозой атомной войны. Франция, Великобритания и Израиль втянулись в войну, будучи убеждены, что США защитят их в случае вмешательства в конфликт СССР, но события показывают, что они заблуждались. Взбешенный Эйзенхауэр отзывает свои гарантии, и Израиль оказывается один и совершенно беззащитный. Даян, придя в этот день к Бен-Гуриону, находит его «очень бледным и в ярости как раненый лев».

«Раненый лев» старается развеять свои опасения, но некоторые его помощники и министры не в состоянии от них избавиться. Советники и государственные служащие высокого ранга в отчаянии вышагивают перед его кабинетом, где в чрезвычайно напряженной обстановке проходят закрытые заседания. Телефоны разрываются от звонков, телеграммы — одна другой тревожнее — толстым слоем покрывают стол Бен-Гуриона. Многие министры громко требуют немедленно вывести войска из Синая. Все возрастающее давление со всех сторон, советские угрозы, опасность новой мировой войны подрывают решительность Бен-Гуриона. «У него хватило мужества покориться действительности, — скажет Герцог, — и он согласился отступить — но без мирного договора».

Хотя больше всего его испугали угрозы СССР, о своей капитуляции он сообщит только президенту США. В тот день он составляет тексты двух посланий, адресованных русскому и американскому руководителям. Нота, предназначенная Булганину, полна холодности и гордости и не содержит никаких упоминаний о принятии на себя обязательств по выводу войск. Зато Эйзенхауэру он сообщает о своем намерении это сделать, не оставляя, однако, надежды в последнюю минуту получить какие-нибудь выгоды. Старик еще не отказался от своего желания аннексировать Тиранский пролив и, возможно, сектор Газа. Он также надеется получить от ООН гарантии, что израильскую армию сменят международные военные силы, а не египетские войска. И, наконец, он надеется, что США возьмут на себя заботу о достижении мирного и окончательного решения средневосточных проблем.

В девять часов вечера Герцог звонит Эбану в Вашингтон, чтобы узнать, возможно ли сделать так, чтобы американцы согласились связать отвод израильских войск с вводом международных сил (вместо безоговорочного отступления, как того требует ООН). Примерно через два часа Эбан перезванивает и говорит, что Даллес согласен с этим предложением. Тогда Герцог и Бен-Гурион включают в текст ноты, адресованной Эйзенхауэру, ключевую фразу: «Мы готовы вывести свои войска сразу же, как только будет достигнута договоренность с ООН о вводе международных сил в зону Суэцкого канала». Бен-Гурион также заявляет: «Ни я, ни другой официальный представитель израильского правительства никогда не утверждали, что намерены аннексировать Синайский полуостров».

Народ замер в ожидании: его просили оставаться у радиоприемников — Бен-Гурион должен выступить с обращением. Только после полуночи он начинает свое обращение к нации. Его усталый надтреснутый голос, который выдает разочарование и огорчение, звучит в каждом израильском доме. Он зачитывает текст посланий Булганину и Эйзенхауэру, затем их ответы — так народ узнает о грядущем выводе войск из Синая. В заключение он воздает почести солдатам: «Нет в мире силы, которая смогла бы зачеркнуть вашу великую победу… После Синайской кампании Израиль уже не сможет быть той страной, какой был перед этой грандиозной операцией».

На следующий день Бен-Гурион получает телеграмму, в которой президент США поздравляет его с принятием решения о выводе войск. С чувством глубокой горечи Бен-Гурион пишет: «Могу ли я послать ему телеграмму с благодарностью за отношение в период кризиса?».

А как же с мечтой о третьем королевстве Израиля? Через десять лет после описываемых событий Бен-Гурион признается в момент откровения, что эта речь была большой ошибкой: «В этом обращении я допустил несколько ошибок, сказав, что соглашение о мире мертво и похоронено и что мы не позволим Египту вернуться в Синай. Я погорячился». В раздумье он помолчит несколько минут, а потом добавит: «Видите ли, победа пришла слишком скоро. Это меня опьянило».

Чудовищная международная напряженность слегка ослабевает, и весь мир с нетерпением ждет, когда Израиль приступит к выполнению своих обязательств по выводу войск с оккупированных территорий. Но Бен-Гурион выбирает другую тактику, предпочитая выждать в надежде, что ООН, избавившись от кошмара советской угрозы, вскоре займет более справедливую позицию по отношению к Израилю. Он надеется успеть объяснить США позицию своей страны и завоевать симпатии американского общественного мнения. Второй причиной является обещание дать Израилю конкретные преимущества в обмен на его уход с оккупированных территорий. Была еще одна, третья цель, о которой он говорит только самым близким. Так, во время беседы с Даяном он говорит ему: «Повода для уверенности нет, но я думаю, что, может быть, мы не уйдем ни с Тиранского пролива, ни из Газы».

15 ноября Израиль сообщает о начале вывода войск, но только 3 декабря его армия отойдет от Суэцкого канала на пятьдесят километров. Сперва Бен-Гурион считает, что этой уступки вполне хватит на неопределенный срок, но через неделю Франция и Великобритания информируют ООН, что не позднее 18 декабря полностью выведут все свои войска из зоны канала. Давление на Израиль усиливается, и Бен-Гурион вынужден обязаться отводить свои войска на 40 километров в неделю. В это же время армия делает все, чтобы не допустить продвижения солдат ООН и возврата египетских войск. Израильские подразделения разрушают дороги на Синае, валят телеграфные столбы, разбирают железнодорожные пути. Растет напряжение между Израилем, с одной стороны, и США и Генеральным Секретарем ООН Дагом Хаммаршельдом, с другой. Наконец, армия отступает до Эль-Ариша. В середине января 1957 года, уступая растущему давлению, Бен-Гурион отступает еще немного и снова развертывает войска вдоль старых границ мандатного правления (куда входил сектор Газа) и в Шарм-эль-Шейхе. О своих намерениях премьер-министр телеграфирует Идену:

Старик решает бороться до конца и доверительно сообщает своему ближайшему другу, что не уйдет ни из Газы, ни из пролива, даже если Америка «лопнет от злости» и применит к Израилю экономические и финансовые санкции.

В январе позиция Эйзенхауэра крепнет; в начале февраля он лично берется за дело и направляет Бен-Гуриону послание, составленное в очень резком тоне:

Это откровенная угроза. Бен-Гурион дает выход своему гневу. «Яков, — говорит он Герцогу, — напиши и скажи ему, пусть бомбит нас межконтинентальными ракетами! У него же есть ядерные ракеты, почему не направить их на нас? Пусть принимают санкции!» Он все еще сердит, хотя ответ Эйзенхауэру составлен в более мягких выражениях:

К середине февраля конфликт еще больше обостряется. Президент США поясняет свою точку зрения в телерадиообращении к американскому народу:

Теперь обе страны оказываются на грани перехода к решительным действиям. 26 февраля сессия Генеральной Ассамблеи ООН начинает свою работу. Однако в последний момент происходит непредвиденное событие. Утром 27 февраля Бен-Гурион записывает в дневнике: «Из Нью-Йорка нам сообщили о неожиданном предложении Пино, но текст предложения мы пока не получили». В конце дня Эбан передает по телеграфу суть предложения, сделанного Пино и Молле американскому правительству, которое его одобрило: Израиль провозгласит отвод войск из сектора Газа, считая «постулатом», что войска ООН в полной мере возьмут на себя гражданское и военное руководство сектором Газа и останутся там вплоть до подписания мирного договора. В случае, если Египет так или иначе нарушит это соглашение, Израиль сохранит за собой право отстаивать свои интересы. США и другие страны проинформируют Ассамблею, что подтверждают израильский «постулат», оказав тем самым международную поддержку израильской доктрине. Израиль получит подтверждения своего права отстаивать свои интересы, если Египет введет войска в сектор Газа или станет препятствовать свободе судоходства в Тиранском проливе.

В тот же вечер Бен-Гурион срочно созывает Совет министров, который одобряет это предложение. Ночью он телеграфирует Эбану подробные инструкции. На следующий день возглавляемая Эбаном делегация и группа экспертов во главе с Даллесом уточняют свою общую позицию и вырабатывают стратегию, позволяющую получить согласие Генеральной Ассамблеи. Министр иностранных дел Израиля Голда Меир сделает с трибуны заявление, основные пункты которого только что вошли в совместный документ. Следом за ней выступит американский делегат и сообщит, что его страна положительно оценивает «постулат», включенный в израильское заявление. Затем представители морских держав выскажутся в пользу свободной навигации в Тиранском проливе. Авторам стратегии этот сценарий позволил бы погасить охватившие Генеральную Ассамблею страсти и не допустить проведения голосования с участием враждебного Израилю блока, куда входят СССР и афро-азиатские страны.

Решающий день наступает 1 марта 1957 года. Незадолго до выступления Голды Меир Бен-Гурион, все еще прикованный к постели, приглашает к себе нескольких генералов. Старик чувствует моральную обязанность объясниться с этими людьми, которые для него являются победителями в Синайской кампании и конечно же переживают, что оказались лишены плодов своей победы. Не пытаясь приукрасить ситуацию, он описывает им всю степень риска, на который идет Израиль, соглашаясь вывести войска:

Он подчеркивает, что был готов выступить против санкций, но если бы Израиль отклонил предложение Пино, то возник бы риск прекращения поступлений французского оружия, а в этом случае ни одна страна в мире не согласилась бы продавать ему вооружение.

Вероятно, он хочет таким образом доказать себе, что это единственный путь убедить стоящих перед ним офицеров. Описывая политические маневры, которые вот-вот развернутся в Генеральной Ассамблее, он перечисляет неудачи, ожидающие врагов Израиля и, в частности, Насера:

Он глубоко ошибается. Никто не собирается свергать Насера. Напротив, он в курсе готовящегося «заговора». Ни Хаммаршельд, ни Даллес никогда не собирались публично заявлять о согласии с израильским «постулатом». Все обещания, которые Даллес давал Израилю, были всего лишь дымовой завесой, но израильтяне узнают об этом слишком поздно и самым неожиданным и мучительным образом…

В назначенный час Голда Меир поднимается на трибуну, сообщает о выводе войск из сектора Газа и территорий, прилегающих к Тиранскому проливу, что полностью соответствует решению Генеральной Ассамблеи о развертывании сил ООН, затем садится на свое место. Генри Кэбот Лодж, постоянный представитель США в ООН, согласно разработанному сценарию заявляет, что США согласны с израильским «постулатом». Однако его слова не соответствуют тексту роли.

После американского полномочного представителя делегаты многих стран, в соответствии с начальным сценарием, заявляют о своем согласии с израильским «постулатом» о свободе судоходства в Тиранском проливе; но во всем, что касается сектора Газа, Израиль одурачили.

Узнав о том, что произошло, Бен-Гурион взрывается гневом и собирается приостановить вывод израильских войск. Он немедленно созывает экстренное заседание Совета министров. Никогда с момента создания Израильского государства Совет не проводил заседаний в субботу, в день священного отдыха — Шаббат. Он просит Эбана немедленно получить от Даллеса четко сформулированное заявление, подтверждающее, что египтяне не вернутся в Газу. Но все его усилия напрасны, и Бен-Гуриону приходится удовольствоваться письмом Эйзенхауэра, отправленным в тот же вечер: «Я считаю… что Израиль не пожалеет о принятии мер, которые отвечают желаниям и чувствам всего международного сообщества». Затем, ссылаясь на «надежду и ожидание», которые выразили министр иностранных дел Израиля и «многие другие», он продолжает: «Такую надежду и такое ожидание… я считаю вполне разумными, и хочу, чтобы вы знали, что США… постараются сделать так, чтобы эта надежда не была напрасной».

Бен-Гурион цепляется за эту смутную надежду и требует в ответ, чтобы египтяне не возвращались в Газу. Но уже поздно. В соответствии с принятыми обязательствами Израиль освобождает зону пролива и сектор Газа. Через несколько дней в Газе устанавливается египетское военное правление. Бен-Гурион мечет громы и молнии, но вынужден смириться перед свершившимся фактом: «У меня не лежит душа начинать военные действия против Газы», — говорит он начальнику штаба. Делать нечего, и правительству, армии и народу Израиля остается только пережевывать собственные обиды.

На первый взгляд кажется, что премьер-министр проиграл дипломатическую войну и блестящая военная победа превратилась в политическое поражение. Израиль не добился желаемых изменений территориальных границ, Насер свергнут не был, еврейское государство проявило себя как империалистическая держава, его связи с США пережили серьезный кризис, а отношения с ООН и его Генеральным Секретарем стали явно натянутыми и взаимно неприязненными; египетская армия вернулась в Газу, и положение расположенных на юге киббуцев стало столь же опасным, как и ранее.

Однако как ни парадоксально, но Синайская кампания и дипломатическое поражение принесут Израилю значительные преимущества, а именно десять лет без войны. Отряды смертников «fedayin» в секторе Газа не появляются, да и на других границах фактически спокойно. Государству ничто не угрожает, и его граждане могут жить, не боясь угрозы тотального уничтожения. Наконец, в значительной мере осуществляется мечта Бен-Гуриона о будущем Эйлата: этот порт открывает Израилю широкий выход к югу; в Тиранском проливе обеспечена свободная навигация, вскоре нефтепровод свяжет Красное и Средиземное моря; начинает стремительно развиваться Негев.

Синайская кампания вызовет беспрецедентное развитие связей Израиля с заграницей. Все политические эксперты предсказывали ему полную дипломатическую изоляцию и даже бойкот со стороны африканских и азиатских стран, но вышло наоборот. Для молодых государств, не входящих в состав ООН, и для стран, готовящихся провозгласить независимость, Израиль стал символом и образцом для подражания. Со всех уголков мира — из Азии, Африки и Латинской Америки — приезжают делегации с просьбой оказать техническую, сельскохозяйственную или военную помощь. Никогда еще связи Израиля со странами третьего мира не были столь тесными, как в период 1957–1967 годов.

Крепнут связи с западными державами. Благодаря Синайской кампании американские руководители осознали угрозу проникновения СССР на Средний Восток. За последующие годы Египет, Сирия и Ирак окончательно примкнут к советскому лагерю, тогда как Израиль с его стабильным демократическим режимом западного типа будет рассматриваться Соединенными Штатами как серьезное препятствие на пути развития влияния Москвы, что значительно упрочит американо-израильские связи. Что касается альянса между Израилем и Францией, заключенного накануне Синайской кампании, то он становится крепче и набирает силу. В течение последующих десяти лет Израиль не будет испытывать никаких трудностей с оснащением армии французским вооружением. Долгие годы Франция честно и преданно будет поддерживать еврейское государство и окажет помощь в строительстве большого атомного реактора в Димоне.

Синайская кампания положила начало золотому веку в исторической летописи израильского государства, который станет золотым веком политического деятеля по имени Бен-Гурион.