Бен Гурион

Глава 8 Борьба за государство

8 мая 1945 года Бен-Гурион идет по пустынным улицам послевоенного Лондона. Он смотрит на толпу оживленных людей, которые с радостью празднуют поражение нацистской Германии. Этим же вечером он записывает в своем дневнике одну-единственную фразу: «День победы. Грустно, очень грустно». За шесть лет войны еврейский народ потерял шесть миллионов жизней, и для него этот день не был победным. Вот почему, когда весь свободный мир ликует, у Бен-Гуриона начинается глубокая депрессия. Он знает, что борьба только начинается и решающий этап еще впереди.

Приехав в Лондон, он узнает об обнадеживающих переговорах Рузвельта с Вайсом, который узнал, что на Ялтинской конференции трое Великих решили отдать Палестину евреям и разрешить иммигрантам въезд в страну. Он также знает, что президент США имел с Ибн Саудом беседу, которая не оправдала его ожиданий. В самом деле, отношение Рузвельта к палестинскому вопросу проявляется удивительно двойственно. С одной стороны, он делает просионистские заявления еврейским лидерам, с другой — щедро раздает противоречивые обещания главам арабских государств. После Ялтинской конференции он действительно встречался с Ибн Саудом и, возможно, их беседа приняла несколько иной оборот, чем тот, о котором он поведал Вайсу. Более того, по возвращении в Вашингтон он заявил 1 марта: «За пять минут беседы с Ибн Саудом я узнал о мусульманской и еврейской проблеме больше, чем мог бы узнать из двух-трех дюжин заметок».

Через несколько дней он отправил Ибн Сауду секретное послание, в котором сообщил: «Как глава Исполнительного комитета данного учреждения, я не предприму никаких враждебных действий по отношению к арабскому народу». Впоследствии большинство международных обозревателей сойдутся в мнении, что, если бы Рузвельт довел свой мандат до конца, то государства Израиль никогда бы не было. Со своей стороны, Черчилль, на которого сионисты возлагали большие надежды, без всяких объяснений отменил назначенную ранее встречу с Вейцманом. Президент Сионистской организации не мог знать, что разработанный британским правительством секретный план разделения страны был похоронен. Таким образом, положение сионизма в последние недели войны было далеко не лучшим.

Предчувствуя, что, оставаясь, как планировалось ранее, некоторое время в Англии, он рискует проиграть, Бен-Гурион подумывал отправиться в США, куда сместился центр международной политики. Однако он все еще был в Лондоне, когда Вейцман получил от Черчилля письмо, в котором тот откладывал на более поздний срок любую дискуссию по палестинской проблеме. Это послание еще больше убедило его в том, что конфликт с Великобританией неизбежен, и через неделю он прибыл в США. Его первое выступление перед американским сионистским Комитетом по вопросам кризиса и речь на пресс-конференции, которую он произнес на следующий день, позволили ему сделать следующее предупреждение: «Если с помощью американцев нам не удастся заставить Великобританию изменить свою политику, то вполне вероятно, что Палестина окажет сопротивление». Одна-единственная фраза в полной мере объясняет его новую стратегию: это была последняя попытка убедить Англию упразднить «Белую книгу» и согласиться на создание еврейского государства; неудавшаяся попытка толкнула бы Бен-Гуриона на вооруженную борьбу.

Однако планы его шли намного дальше борьбы с полномочным представительством: он рассматривал вероятные последствия выхода англичан из страны и провозглашения еврейского государства. Он был убежден, что с момента своего создания молодое государство подвергнется нападкам со стороны соседей-арабов. Для того чтобы вовремя отразить нападение, было совершенно необходимо приобрести не только большое количество оружия, но и изыскать средства для его изготовления на месте. Ради этого непременного условия выживания еврейской общины в Палестине Бен-Гурион пересек Атлантику.

В Нью-Йорке он остановился в гостинице «Foorteen» на 60-й улице — заведении, где часто бывали палестинские евреи. Он сразу же вызвал к себе Меера Вейсгала и изложил ему свой план. Вейсгал представил его своему другу Генри Монтору, «который обладал блестящей способностью собирать деньги и знал всех, кто мог бы их дать». Монтор предоставил ему список из 17 человек — «богатых, чья преданность делу безопасности еврейской общине в Палестине не вызывает сомнений». Затем еврейский лидер встретился со своим другом миллиардером Рудольфом Зонненборном, которому сказал, что «хотел бы встретиться у него дома кое с кем из друзей по жизненно важному поводу». Получив согласие Зонненборна, каждому еврею из списка Монтора он отправил телеграмму с просьбой быть у Зонненборна 1 июля 1945 года в 9.30 утра. В указанное время все 17 человек были на месте, и хотя день был жаркий, никто из присутствующих не ушел до окончания дискуссии. До половины четвертого Бен-Гурион находился под перекрестным огнем вопросов о плане приобретения оружия стоимостью миллионы долларов для обороны государства, Которое еще только предстояло создать. В конце собрания каждый пообещал сделать все возможное для успеха проекта. Так родился Институт Зонненборна; отправка в Палестину медикаментов и больничного оборудования служила прикрытием истинной его деятельности. Зонненборн быстро собрал первый миллион долларов. За ним должны были последовать другие, которые должны были пойти не только на покупку оружия и станков, но и на оплату судов для нелегальной иммиграции. В этот день Бен-Гурион записал в своем дневнике: «Это было самое лучшее собрание сионистов, в котором я участвовал в Америке».

В конце месяца вместе с наиболее именитыми руководителями американского сионистского движения он поднимается на борт «Королевы Елизаветы», которая берет курс на Лондон, где состоится первая после начала войны международная сионистская конференция. Результаты британских всеобщих выборов становятся известны путешественникам еще в море: Черчилль и партия консерваторов потерпели сокрушительное поражение. Английский народ предпочел партию лейбористов, Клемент Эттли стал премьер-министром, а Эрнест Бевин — министром иностранных дел. Те, кто тяготеет к Великобритании, и те, кто находится в Палестине, открыто проявляют свою радость по поводу события, которому придается историческое значение. Они абсолютно убеждены, что создание нового государства неминуемо.

Их доверие обусловлено просионистскими позициями, которые долгое время защищали лейбористы. С 1939 года партия активно противостояла «Белой книге»; в 1940 году, в разгар войны, она выразила вотум недоверия указам по продаже земель; в декабре 1944 года партия пошла дальше, чем официальная сионистская программа: ее ежегодный конгресс одобрил документ, предусматривающий создание в Палестине «еврейского сообщества» в рамках расширенных границ и перемещение арабского населения в соседние страны! Этот последний пункт был настолько исключительным, что сами сионистские лидеры (в том числе Бен-Гурион), чтобы не дразнить арабов, поторопились отмежеваться от идеи «перемещения населения».

Однако скептически настроенный Бен-Гурион не разделял оптимизма коллег. Он не верил, что приход к власти лейбористов сделает будущее более радужным. На сионистской конференции в августе 1945 года он выразил благодарность партии лейбористов за выбранную позицию и высказал в адрес своих коллег следующее предостережение:

Это заявление шокировало друзей Вейцмана и прежде всего его самого, который начал свое выступление с утверждения: «Преобразование Палестины в еврейское государство должно стать одним из плодов победы, и, с Божьей помощью, так и будет!». Но затем он вновь выразил сомнения в справедливости лозунга «немедленно создать еврейское государство» и повторил, что установление такового должно осуществляться постепенно и в течение пяти лет. Многие делегаты, благоволившие Билтморской программе, были возмущены очередным проявлением мягкотелости Вейцмана и потребовали принятия четкой и ясной позиции. Бен-Гурион и Вейцман схлестнулись вновь, но на этот раз причиной конфликта стал основополагающий вопрос.

Антагонизм двух лидеров возобновился в марте 1945 года. Для Вейцмана цели сионизма и средства их достижения оставались незыблемыми. Он продолжал отстаивать принцип «еще одна коза, еще одна межа», то есть принцип поэтапности, тогда как Бен-Гурион требовал немедленного принятия решения в связи с «изменением ситуации… и настроений в сионистском лагере», как сказал на Лондонской конференции Нахум Гольдман. В конце концов под нажимом активистов Вейцман отступил и был вынужден присоединиться к резолюции, подтверждающей Билтморскую программу и исподволь угрожающей британскому правительству «возвратом напряжения в Палестине», если оно уклонится от решения проблемы.

«Пробным камнем» лейбористского правительства стал призыв Трумэна, требующий немедленной атрибуции иммигрантских документов 100 000 еврейских беженцев. Летом 1945 года на Потсдамской конференции американский президент отправил Черчиллю докладную записку с выражением пожелания, чтобы ограничения иммиграции, предусмотренные «Белой книгой», были незамедлительно сняты. Три дня спустя правительство консерваторов пало, и ответ, который Эттли направил президенту США, был весьма двусмысленным. Крайне недовольный Трумэн, вернувшись в Вашингтон, заявил на пресс-конференции:

В конце лета для британского правительства наступил трудный период. Один из сотрудников секретной службы Ее Величества сообщил Бен-Гуриону, что кабинет собирался сформулировать палестинскую политику, но обсуждения велись в обстановке строжайшей секретности. В августе и сентябре нервы сионистских руководителей подверглись суровому испытанию, поскольку ничто не выдавало намерений британцев. Однако 20 сентября худшие предположения Бен-Гуриона сбылись. Приятельница Вейцмана в ярости записала в своем дневнике: «[Хаим и Моше Шарет] сказали мне, что правительство полностью отказалось от политической линии лейбористов и собирается продолжить политику «Белой книги», хоть и с некоторыми уступками!..Они не пойдут ни на какие переговоры по «Белой книге»…». На следующий день находящиеся в Лондоне члены Исполнительного комитета «Еврейского агентства» проводят совещание при закрытых дверях. На этом совещании Бен-Гурион принял намеченную позицию и потребовал немедленной публикации очень жесткого коммюнике, в тексте которого имелась фраза: «Двери Палестины оставаться открытыми не могут и не будут». Он также предложил разорвать отношения с правительством (за исключением уже назначенной встречи Вейцмана с Бевином), организовать кампанию протеста в Англии и США, созвать ассамблею палестинских евреев и принять меры для поддержки иммиграции и обороны.

Хотя он и согласился с этими предложениями, Вейцман сомневался, что «в настоящий момент они могут быть полезны». Бен-Гурион, напротив, был уверен, что настало время принимать конкретные меры. 29 сентября он вылетел в Париж и 1 октября отправил в генеральный штаб «Хаганы» шифрованную телеграмму с приказом начать вооруженное восстание.

Вейцман ничего не знал о приказе. Легко представить его ярость, если бы он узнал о распоряжении «саботировать» и «проводить репрессии» против лиц, виновных в смерти евреев, а также приказ о вооруженной иммиграции. Секретные распоряжения, данные Моше Снэ, были намного страшнее, чем предполагал Бен-Гурион. Он не настолько заблуждался, чтобы поверить, что евреи смогли бы силой оружия выгнать англичан из Палестины, но надеялся вызвать во всем мире такую волну симпатии, которая вынудила бы Великобританию изменить свою политику. Вот почему на состоявшейся в Париже пресс-конференции он заявил, что «действия нового британского правительства являются продолжением враждебной политики Гитлера».

С этой минуты Бен-Гурион стал двуликой личностью, меняющей личины так же легко, как костюмы. В Лондоне это был председатель Исполнительного комитета «Еврейского агентства», законный представитель сионистских организаций, ведущий официальные переговоры с британским правительством. В Париже это был руководитель подпольного сопротивления, собирающий денежные средства и оружие, организующий саботаж, стимулирующий тайную иммиграцию, толкающий к гражданскому неповиновению, выдумывающий тысячи уловок и хитростей для того, чтобы создать трудности правительству, с представителями которого он встречался накануне и должен был встретиться завтра.

5 октября, пока Бен-Гурион едет из Парижа в Лондон, Вейцман встречается с главой «Форин оффис» Бевином для обсуждения проблем, касающихся иммиграционных свидетельств. Коренастый, с широким, словно топором рубленным лицом министр уже получил письменную информацию о том, что «Еврейское агентство» отказывается от скудного пособия, предусмотренного «Белой книгой», и просит предоставления 100 000 сертификатов для перемещенных из Европы лиц. Едва Вейцман вошел в кабинет, как тут же раздался вопрос: «Вы хотите сказать, что отказываетесь принять удостоверения? Пытаетесь надавить на меня? Если вы хотите войны, то мы столкнемся лоб в лоб!». Когда Бен-Гурион слышит доклад Вейцмана, он буквально взрывается от гнева. На одном из собраний в лондонских представительствах Сионистской организации он требует, чтобы отношения с британским правительством были прерваны, но сталкивается с единым фронтом сторонников Вейцмана. Значит, независимо от того, хочет этого Вейцман или нет, но Бевину придется противостоять военной ситуации.

Снэ, глава главного штаба «Хаганы», уже заложил основы союза с «Иргуна» и «Лехи», который породит «Еврейское движение сопротивления». 9 октября ударное подразделение «Пальмаха» атакует укрепленный лагерь «Атлет» и освобождает 200 иммигрантов-нелегалов, задержанных англичанами.

Ночью 1 ноября «Движение» проводит свою первую крупномасштабную операцию. Подразделения «Пальмаха», «Иргуна» и «Лехи» организуют диверсии в 153 местах железнодорожных путей и пускают на дно суда береговой охраны, предназначенные для преследования судов с нелегальными иммигрантами на борту. «Сопротивление» намеренно избегало кровопролития, и Бен-Гурион отправляет поздравительное сообщение в адрес «Хаганы». Реакция Вейцмана совершенно иная: он требует, чтобы представительство Сионистской организации в Лондоне опубликовало коммюнике с осуждением восстания. Редактирование займет много времени, и Вейцман будет вынужден угрожать уйти в отставку, чтобы заслужить эпитет «возмутительный».

Бен-Гурион возвращается в Лондон вечером 12 ноября, когда разочаровавшийся в евреях и англичанах Вейцман уже выехал в США. На следующий день Бен-Гуриона и Шарета срочно вызывают в министерство по делам колоний, где министр Холл вручает им копию заявления, которое Бевин через несколько минут сделает перед палатой общин. Кабинет решает отправить комиссию по расследованию с участием американцев, которой предстоит определить, может ли Палестина принять перемещенных лиц или их необходимо отправить в другую страну. В ожидании доклада комиссии все ограничения, предусмотренные «Белой книгой» (не более 1500 иммигрантов в месяц), останутся в силе.

Затем Бевин проводит пресс-конференцию, на которой высказывается в крайне резкой форме. По поводу сионистских планов, предусматривающих увеличение абсорбции в Палестине, он заявляет, что речь идет о «80 % пропаганды и 20 % реальности», и опасается, как бы евреи из Европы не слишком акцентировали свое расовое происхождение… Если столько страдавшие евреи попытаются форсировать переход, расталкивая других локтями, то можно не сомневаться, что это вызовет в Европе новый всплеск антисемитизма.

Принятые англичанами решения и комментарии к ним вызывают всеобщее возмущение. По всей Палестине проходят демонстрации, толпы людей пытаются поджечь общественные здания. Трумэн не скрывает своего раздражения и открыто заявляет, что вопрос о перемещении евреев в другую страну он рассматривать не будет и поддерживает свою просьбу о переводе 100 000 еврейских беженцев в Палестину. Бен-Гурион возвращается в конце ноября (этот месяц будет отмечен жестокими схватками с полицией, во время которых погибнут девять евреев) и отвечает Бевину гневной речью перед ассамблеей палестинских евреев:

Ситуация в Палестине изменилась к худшему настолько, что для поддержания порядка кабинет Эттли вынужден ввести в действие строжайшие предписания.

По всей стране вводится комендантский час, идут обыски, аресты. Евреи, одетые в военную форму или имеющие оружие, приговариваются к пожизненному заключению или значительным штрафам. 6-я английская воздушно-десантная дивизия, героически сражавшаяся в годы войны, становится орудием репрессий против евреев. Бен-Гурион цинично написал: «В конце концов Палестина станет «Национальным очагом» британской армии на Среднем Востоке».

В марте 1946 года до приезда следственной комиссии «Еврейское движение сопротивления» приказало приостановить насильственные действия. Приехав из Лондона, Вейцман, со своей стороны, представил в Комиссию достойное и впечатляющее свидетельство. Бен-Гурион тоже дал показания:

В апреле Комиссия выезжает в Лозанну, чтобы составить там отчет, который будет опубликован 1 мая. Отвергнув идею создания еврейского государства, она рекомендует передачу Палестины под опеку (что, по сути дела, является продолжением британских полномочий на территории страны), но настаивает на отмене «Белой книги» и снятии ограничений на продажу земель. Основным требованием Комиссии является немедленная выдача беженцам 100 000 иммиграционных удостоверений. Вейцман, его сторонники и даже ярые «активисты» удовлетворены выводами Комиссии, но Бен-Гурион считает их всего лишь «замаскированным и перевранным повторением «Белой книги».

Вскоре всякая дискуссия по результатам деятельности Комиссии становится пустой тратой времени: Бевин пообещал ее членам, что если выработанные Комиссией рекомендации будут приняты единогласно (а так и случилось), он примет их к исполнению. Утверждая, что трансферт беженцев вынудит его отправить в Палестину еще одно воинское подразделение, премьер-министр ставит предварительное условие: роспуск «Еврейского движения сопротивления». Бевин добавляет, что иммиграция 100 000 евреев спровоцирует антисемитское движение в самой британской армии и потребует дополнительных расходов в сумме до 200 миллионов фунтов стерлингов. Так правительство похоронило отчет Комиссии.

Отказ англичан выполнять принятые обязательства вызвал глубокое разочарование в рядах сионистского движения. Находящийся в Париже Бен-Гурион приказал возобновить вооруженную борьбу. Через пять дней после принятия Бевином новой позиции «Сопротивление» развернуло одну из самых значительных операций, разрушив четырнадцать мостов, связывающих Палестину с соседними странами. Ответные действия британского правительства не заставили ждать: 29 июня 1946 года власти провели широкомасштабную акцию, которую еврейское население окрестило «черной субботой». В акции приняли участие 17 000 человек при поддержке танков и бронемашин, границы были закрыты, телефонная связь прервана, и на всей территории введен комендантский час. Сотни еврейских руководителей, подозревавшихся в связях с «Хаганой», были арестованы, а их жилища подверглись тщательному обыску. Во время облавы уцелели только несколько членов Исполнительного комитета «Еврейского агентства». Бен-Гурион находился в Париже; Вейцмана решили не трогать; Снэ, которого в последний момент предупредили люди из «Хаганы», сумел пройти через заслоны и присоединился к товарищам, ушедшим в подполье. По всем киббуцам проводились обыски, члены «Пальмаха» были арестованы, тысячи людей были отправлены в лагеря предварительного заключения, где многие подверглись побоям и пыткам. Троих нашли мертвыми. Ушедшие в подполье шефы «Хаганы» все-таки сумели встретиться и решили ответить встречной акцией. Были одобрены многочисленные варианты будущей операции, одним из которых являлось нападение на гостиницу «Царь Давид» в Иерусалиме.

Пока Бен-Гурион был за границей, в Палестине имелся фактор, которым пренебрегли шефы «Сопротивления». Этим мощным фактором был Вейцман, непримиримый противник применения силы, который отправил своего помощника Вейсгала к Снэ с требованием, чтобы «Хагана» прекратила «любые действия вооруженного сопротивления до тех пор, пока Исполнительный комитет «Еврейского агентства», который соберется в расширенном составе, не выработает дальнейшую политику». Он сообщил шефу «Хаганы» следующее:

Это послание скорее напоминало ультиматум, нежели просьбу. Вейцман угрожал уйти в отставку с публичным объяснением причин в случае, если Снэ не сдаст немедленно свои полномочия. Снэ же сумел выскользнуть из страны и через несколько дней нашел Бен-Гуриона в Париже.

«Черная суббота» была операцией, в задачи которой входило подавить «Движение сопротивления». Она вписывалась в глобальный тщательно разработанный план жестокого уничтожения «активистов» «Хаганы» и их руководителей, а также в ободрении умеренно настроенных для привлечения их к сотрудничеству с властями. Несомненно, «черная суббота» достигла, по крайней мере частично, первой из указанных целей, разгромив «Сопротивление»; вмешательство Вейцмана в дело «Хаганы» и отставка Снэ показывают, что и вторая цель была почти достигнута. Недолго думая, верховный комиссар пригласил Вейцмана для обмена мнениями и «дал понять, что было бы желательно назначить новое руководство и даже назвал имена возможных кандидатов из числа лидеров». Но Вейцман отверг эти предложения и на совещании в Тель-Авиве поднял вопрос о своевременности замены руководства.

А тем временем в парижском отеле «Монсо» Бен-Гурион прекрасно понял намерения полномочного правительства и на одном из митингов высказал строгое предупреждение:

В отеле «Монсо» Бен-Гурион знакомится с человеком, живущим в соседнем номере, и завязывает с ним дружеские отношения. Этот человек предлагает ему установить еврейское правительство в изгнании в стране, откуда он родом. Этой страной был Вьетнам, а соседом-иностранцем не кто иной, как Хо Ши Мин!

В июле, после покушения в Иерусалиме, изоляция еврейского лидера возрастает. Один из коммандос «Иргуна» взорвал южное крыло отеля «Царь Давид», где находились кабинеты полномочного правительства. Телефонный звонок, предупреждающий о возможности взрыва и советующий эвакуировать из здания людей, был проигнорирован, вследствие чего девяносто человек погибли под рухнувшим пятиэтажным крылом здания. Покушение вызвало возмущение еврейской общины, и Бен-Гурион в Париже осудил действия «Иргуна», что не помешало многим ораторам возложить на него ответственность за горячие дебаты в палате общин. В Палестине умеренные разоблачают «активистов», и возникает коалиция против активного сионизма.

Бен-Гурион понимает, что в подобной ситуации достаточно малого, чтобы единство его лагеря разлетелось на куски. Следовательно, действуя с большой осторожностью, он не настаивает на возобновлении вооруженной борьбы, тщательно избегает столкновений с Вейцманом и умеренными — словом, делает все, что в его силах, чтобы помешать «возникновению подводных течений и водоворотов внутри движения и акцентуации внутренних противоречий». Все его внимание сконцентрировано на подготовке совещания сионистского Исполнительного комитета, которое вскоре состоится в Париже. Он надеется на победу, даже если она достанется дорогой ценой.

Линия, которую он отстаивает на этом совещании, сложна и зачастую полностью противоречит его предыдущей точке зрения. Настроенный на продолжение вооруженного восстания, он не обозначает свою цель, когда большинство предлагает приостановить операции до проведения Сионистского конгресса. Он даже соглашается на долговременный компромисс, когда Наум Гольдман предлагает следующий проект решения: «Исполнительный комитет готов обсудить предложение о создании жизнеспособного еврейского государства на значительной части земли Израилевой». Это совершенно революционный текст: впервые после Билтморской встречи кто-то осмеливается предложить раздел западной Палестины. Удивляет реакция Бен-Гуриона: если он заявляет о своем согласии с принципом разделения, он воздерживается от голосования, чем выражает свою оппозицию. Принцип разделения принят, и Бен-Гурион отказывается от территориального определения еврейского государства, как оно было сформулировано в «Билтморе». Значит, Старик никогда бы не сдался без боя, не будь он согласен с Гольдманом в главном. Несомненно, что он был заранее готов согласиться с этой мыслью. Следует подчеркнуть, что и один, и другой знали, что есть немало шансов добиться поддержки Трумэна в отношении плана разделения с последующим созданием еврейского государства. Исполнительный комитет на несколько дней прервал свою работу, и Гольдман получил возможность слетать в США и обратно для того, чтобы убедить Комитет, которому Трумэн поручил выработать американскую позицию по отношению к Палестине, принять этот план. 9 августа он встретился с советником президента Дэвидом Найлсом, «который, взволнованный до слез, сообщил ему, что президент принял план в полном объеме и приказал Дину Ачесону передать британскому правительству соответствующее послание». 13 августа Гольдман вернулся в Париж, и Исполнительный комитет возобновил работу, которую завершил 23 августа, утвердив новую позицию по вопросу о разделе Палестины.

Осенью 1946 года Хайм Вейцман был усталым и разочарованным человеком. Британские руководители, с которыми он вел переговоры, уже не были теми людьми, которых он знал в период между двумя войнами. Это были сторонники жестких мер, которые разучились сдерживать обещания и боялись любого слова, произнесенного арабами. Евреи тоже изменились и отличались от тех, кого он знал до геноцида: они требовали немедленного создания государства, и это еще больше его раздражало. Как и они, он мечтал о государстве, но оставался верен своей политике продвигаться вперед мелкими шагами, тогда как Бен-Гурион заразил своим мессианским вирусом большую часть сионистского движения. Кроме того, председатель Сионистской организации был болен и недавно перенес несколько операций, после которых почти ослеп. Ему было уже семьдесят два, и в течение 1946 года он неоднократно говорил, что не сможет присутствовать на следующем, декабрьском конгрессе, который состоится в Базеле.

В действительности, он решил остаться во главе движения, тогда как Бен-Гурион решил его сместить. В середине сентября Вейцман отправил Бен-Гуриону дружеское письмо, начинающееся словами: «Мой дорогой Бен-Гурион», в котором сообщал, что полностью согласен с принятым в Париже решением. Ответ был еще более дружеским; зная о болезни Вейцмана, Бен-Гурион написал разборчиво и крупно: «Дорогой мой доктор Вейцман… Где бы вы ни были, знайте, что мои любовь и уважение, а также любовь и уважение моих коллег всегда будут с вами». Вейцман продолжил переписку в том же духе, но в ответ на явно безобидную фразу намекнул о своих политических проектах: «Я считал, что понял имевшую место попытку урегулировать вопрос с выборами [в сионистский Исполнительный комитет] до начала конгресса. Было бы замечательно, если бы это удалось и позволило бы нам избежать многих трудностей и волнений». Бен-Гурион действительно намеревался заранее уладить вопрос с выборами, но совсем не так, как думал Вейцман. Он писал ему: «Может быть, вскоре я ненадолго уеду в Америку». Слово «вскоре» было выбрано не очень точно, поскольку в США он уехал буквально через несколько часов после написания письма.

В преддверии очередного — первого после войны — конгресса Бен-Гурион собирался выступить против Вейцмана, заключив альянс с Аба-Хилель Сильвером, динамичным лидером американских сионистов, ярым экстремистом, мечтавшим создать еврейское государство. Сильвер был человеком властным и не терпящим возражений, безжалостным к противникам, и понятие компромисса было ему чуждо. Маловероятно, что две такие сильные личности, как Бен-Гурион и Сильвер могли долго сосуществовать и не оспаривать власть, но поскольку оба были прагматиками, понемногу они стали выступать единым фронтом против умеренной политики Вейцмана и Вайса, которую те проводили во время войны. Именно Сильвер сумел придать американскому сионизму массовый характер и активную позицию.

Несмотря на присутствие делегатов со всего мира, атмосфера в Базеле мрачная. Напрасно старики ищут знакомые лица. Трудно было представить себе более трагический символ поразившего еврейский народ геноцида, чем отсутствие сотен борцов, которые за несколько дней до вторжения гитлеровских войск в Польшу в последний раз участвовали в работе женевского конгресса. Число делегатов из Восточной Европы катастрофически уменьшилось, а американская делегация стала более представительной: центр тяжести еврейского народа и сионизма теперь находился в Новом Свете.

Столкновение между Бен-Гурионом и Вейцманом произошло на пленарном заседании. В своей вступительной речи Бен-Гурион подчеркнул права еврейского народа на всю территорию Палестины, но согласился принять принцип разделения: «Мы готовы к обсуждению компромиссного решения при условии, что в обмен на сокращение нашей территории нам предоставят расширенные права и признание нашей национальной независимости». Позже, во время дебатов, он похвалил «Сопротивление» (подразумевая вооруженную борьбу), обозначив ее допустимые пределы и дезавуировав терроризм. С большим чувством он вспомнил борьбу палестинских евреев и нелегальной иммиграции.

В своем не менее блестящем выступлении Вейцман отстаивал противоположную позицию:

Однако выступление было прервано, поскольку в своей речи он обвинил американцев в том, что, поддерживая «Сопротивление», они ограничиваются моральной и финансовой помощью в то время, когда другие гибнут на баррикадах; кто-то из присутствующих в зале крикнул: «Демагог!», на что Вейцман, вне себя от гнева, ответил:

Раздались аплодисменты, и большинство делегатов встали. Вейцман продолжал:

Это была потрясающая речь, которая, к сожалению, не могла изменить факты: все предлагаемые им методы — по правде говоря, диаметрально противоположные — отличались от тех, которые отстаивал Бен-Гурион. Видимо, Вейцман хотел показать конгрессу существующие между ними разногласия для того, чтобы намеченное решение было принято.

Битва за выборы нового Исполнительного комитета и его председателя развернулась далеко за пределами зала заседаний. Еще до открытия сессии Бен-Гурион пригласил в свой номер в отеле «Три короля» нескольких членов партии «Мапай» и предложил им «избрать Вейцмана почетным председателем». Большинство палестинцев — членов партии сочли эту мысль разумной, но партийцы диаспоры, связанные с Рабочей партией и составляющие большинство, склонялись в пользу Вейцмана. Во время конгресса было проведено еще одно совещание, которое проходило в весьма натянутой обстановке, куда Бен-Гурион не явился. «Внезапно прошел слух, что Бен-Гурион отказался прийти», — рассказывал делегат Шимон Перес. Вошла Паула и сказала:

После долгих и мучительных споров Бен-Гурион согласился и вместе с товарищами вернулся во дворец конгрессов, где проходило заседание группы. Словесная перепалка длилась всю ночь, затем перешли к голосованию. Бен-Гурион выиграл: большинство делегатов высказались в пользу «активного» Исполнительного комитета. В то же время, было сделано все возможное, чтобы убедить Вейцмана принять должность почетного председателя, от чего он категорически отказался. Всем, кто с ним беседовал, он отвечал: «Хватит с меня почестей!».

Твердо решив сохранить за собой пост председателя, он попытался повлиять на конгресс: он выставит свою кандидатуру только в том случае, если его предложение об участии в ближайшем съезде в Лондоне, который собирает британское правительство, получит широкое одобрение. Из-за этого разделился коалиционный союз между Бен-Гурионом и Сильвером: группа Рабочей партии «Мапай» высказалась в пользу участия, тогда как Бен-Гурион и палестинские делегаты были настроены против. Тем не менее они решили примкнуть к большинству и на пленарном заседании проголосовали за это предложение. Таким образом, Вейцман не выставил свою кандидатуру не из-за палестинцев, которые не были виновны в его провале.

В знак глубокого уважения конгресс решил не избирать нового председателя, а назначить Исполнительный комитет в составе девятнадцати человек, шестеро из которых представляли США. Бен-Гурион был вновь избран в руководство Исполнительного комитета и получил портфель министра обороны. Побежденный Вейцман вернулся в Лондон. Так закончилась эпоха: после десятилетней борьбы активный сионизм победил.

Но Вейцман не признавал себя побежденным. Он попытался силой свергнуть Бен-Гуриона, но сторонники не откликнулись на его призыв. Большего успеха он добился на дипломатическом поприще. Всемирно известный политический деятель, он бывал в Белом доме и сумел повлиять на Трумэна, настроив его на создание еврейского государства в Палестине. После провозглашения государства Израиль от стал его первым президентом, но горько сожалел, что Бен-Гурион «запер» его в принадлежащей ему резиденции в Реховоте.

Теперь достойным соперником Бен-Гуриона становится Бевин. Министр иностранных дел проявляет странное безразличие к судьбе еврейского народа, ставшего жертвой чудовищного геноцида. В 30-х годах Бевин был настроен просионистски, но теперь принял точку зрения арабов и совершенно изменился. Он не понимает, что сотни тысяч еврейских беженцев хотят отправиться в Палестину. Для него эти люди такие же жертвы войны, как и другие. Он не способен понять, что они никогда не вернутся в Европу и не начнут там новую жизнь. Вероятно, ужесточение позиции Англии под нажимом арабов было неизбежным, хотя, каковы бы ни были его политические решения, ничто не заставляло Бевина вызывать такую ненависть к Палестине и провоцировать акции протеста по всему миру. Его бесчувственность и непреклонность помешали сионистам, настроенным на примирение с англичанами, и толкнули их на милитаристские или экстремистские позиции. Его поведение явилось несомненной первопричиной нарушения отношений между Великобританией и палестинскими евреями в первые три послевоенных года.

Как и большинство людей с закаленным характером, Бевин проявляет дьявольское упрямство. Если он принял решение, то независимо от того, правильное оно или нет, он никогда от него не отступит. Чем больше его убеждать, тем больше он стоит на своем. Чтобы противостоять вооруженному восстанию и нелегальной иммиграции, он будет продолжать отправлять дополнительные войска и усиливать репрессии. Его решения вызывают резкие протесты в Палестине и США, что пробуждает в нем скрытый антисемитизм. На конгрессе лейбористской партии он обвиняет американцев в том, что они «помогают евреям эмигрировать в Палестину, поскольку не желают их видеть в Нью-Йорке». Возмущенная этим американская пресса доходит до того, что сравнивает его с Гитлером. Пока глава «Форин оффис» находится в Нью-Йорке и участвует в заседании Генеральной Ассамблеи ООН, полиции приходится выехать на бейсбольный стадион, чтобы помешать возмущенной толпе разорвать его на части и дать возможность выйти незамеченным. Это он инициатор трехсторонней конференции, которую проводит в Лондоне британское правительство. Палестинских арабов представляет делегация Арабского Верховного комитета, которая по наущению муфтия настаивает на полном прекращении еврейской иммиграции и немедленном создании независимого государства в Палестине. Делегаты категорически отказываются заседать в одном зале с сионистами. Не менее непреклонный Бевин сразу же отвергает всякую мысль о разделении или отмене «Белой книги», утверждая, что для арабов эти решения были бы неприемлемы. При таких диаметрально противоположных позициях нет смысла надеяться на какой-либо компромисс.

7 февраля рассыльный приносит в офис Сионистской организации на Грэйт-Рассел-стрит официальный пакет, в котором находится окончательный вариант текста с предложениями правительства Ее Величества. Основными положениями являются разделение Палестины на автономные округа, закрытие для иммиграции большей части страны и запрет на размещение новых поселений. Если Великобритания предполагает разрешить иммиграцию 96 000 евреев, растянув ее на два года, то вся последующая иммиграция будет зависеть от доброй воли верховного комиссара. «Это предложение будет категорически отвергнуто! — кричит Бен-Гурион. — Приманка в виде 4000 удостоверений в месяц не заставит нас поменять точку зрения!»

Четыре дня спустя арабская и еврейская делегации отклоняют план Бевина, который заявляет: «Поскольку предложения правительства Ее Величества не были приняты за основу дальнейших переговоров, правительство Ее Величества решило вынести проблему в целом на обсуждение в ООН». Значит, министр капитулировал. «Это конец только первой серии, — замечает Бен-Гурион, — может быть, самой важной… Теперь мы начнем серьезную борьбу, длительную и решительную».

Еврейский лидер обладает великолепным политическим чутьем. С самого начала своей активной жизни он чувствует, куда сместится центр тяжести событий и именно туда направляет всю свою энергию. В декабре 1946 года создание еврейского государства кажется гипотетичным; в феврале 1947 вопрос о нем еще не стоит. Но Бен-Гурион убежден, что его создание является исторической необходимостью и что это вызовет вмешательство арабских войск с последующей кровавой борьбой, а это значит, что главной задачей будущего государства становится подготовка к войне. Вот почему он покидает политическую арену и погружается в изучение военных проблем.

Вернувшись в Палестину он прекращает вооруженную борьбу и приказывает приостановить любые действия «Движения сопротивления». Он уже заявил, что сражение есть «наш единственный способ защиты», но полагает, что при этих обстоятельствах борьба должна носить ненасильственный характер, а все силы следует направить на организацию нелегальной иммиграции и создание поселений. Диссиденты игнорируют его распоряжения, и количество террористических актов растет. Вскоре Палестина становится похожа на укрепленный лагерь, в котором стотысячная английская армия проводит массовые аресты, обыски и даже казни. Учреждения полномочного правительства превращаются в крепости, окруженные колючей проволокой, минами, мешками с песком, испещренные пулеметными гнездами. Все это оборонительное сооружение получает ироничное название «Бевинград». Множатся диверсионные акты, убийства и попытки взрыва, организуемые «Иргуном» и «Лехи». Возмущенная такими методами «Хагана» проводит антитеррористические действия.

28 апреля 1947 года в Нью-Йорке проходит Генеральная Ассамблея ООН, посвященная палестинской проблеме. Ассамблея назначает Комиссию по расследованию, которая отправляется в Палестину и в начале июля начинает допрос свидетелей, в числе которых и Бен-Гурион.

Бен-Гурион понимает, что самым убедительным аргументом в пользу создания еврейского государства является трагедия перемещенных лиц, и убеждает комиссию учесть самое душераздирающее «свидетельство», которое будет представлено во время ее работы, судьбу нелегальных иммигрантов «Исхода».

Лучшие дни этого судна прошли на Миссисипи, где оно под старым названием «Президент Уорфилд» принимало на борт до 600 пассажиров. Судно перекупил Институт Зонненборна, члены «Хагана» укрепили борта и днище деревянными и стальными панелями, дав новое символическое название — «Исход из Европы». В то время, когда Комиссия ООН находилась на Среднем Востоке, корабль вошел в Сет и принял на борт 5000 спасенных из лагерей смерти. Подняв сине-белый флаг, в сопровождении английских самолетов он направился к берегам Палестины, тогда как эскадренные миноносцы Королевского ВМФ ждали момента, чтобы приступить к действию. Мировая пресса следила за эпопеей этой самой многочисленной группы иммигрантов, попытавшейся прорвать блокаду. Еще до того как судно вошло в территориальные воды Палестины, его атаковали эскадренные миноносцы. После короткой схватки на палубе, в результате которой погибли три пассажира, корабль на буксире отвели в Хайфу, где беженцы были насильно согнаны на берег. Там их загнали в три «плавучие тюрьмы», которые должны были доставить их обратно в Европу. Смерть трех пассажиров и трагедия беженцев были не напрасны, так как члены комиссии стали свидетелями событий в Хайфе, которые потрясли их до глубины души. Теперь Бен-Гурион был уверен, что признание еврейского государства неминуемо.

Выводы, сделанные комиссией, публикуются в сентябре. Комиссия высказывается за разделение Палестины на два государства — еврейское и арабское, утвердив Иерусалим сектором международного контроля. В ООН месяцами идут дебаты, а делегация «Еврейского агентства» лихорадочно старается привлечь к проекту разделения дружески настроенные государства. Роковое голосование Генеральной Ассамблеи ООН происходит 29 ноября 1947 года в Лейк-Саксесе.

Бен-Гурион остановился в отеле на берегу Мертвого моря. В этот вечер он решил лечь спать пораньше. В полночь он просыпается от странного шума. За окном, на берегу пьяные от радости рабочие танцуют при свете луны: проект разделения одобрен ООН и британский мандат закончится 14 мая 1948 года.