Берег сильных

СОНИН ОМУТ

Разбитый колесами телег проселок петлял вдоль извивающейся реки и чем дальше в горы врезалась полоска ровной земли, тем ближе сходились река и дорога. Ночью прошел дождь, а сейчас с выцветшего неба слепило и жгло солнце и от тяжелых полегших хлебов тянуло запахом влаги. В ухабах и выбоинах дороги блестели лужи. Расплескивая их, топал конь, легкая телега плавно покачивались, а двое солдат и возница как будто плыли бесшумно над морем хлебов.

— Эге-гей! — прокричал возница и его звонкий голос разлился над затихшим простором.

Никто не ответил на его крик, никого не было видно в это воскресное утро — ни среди хлебов, ни по близким красноватым холмам. Вдали, за холмами вздымались синеющие горбы горных вершин и от их прозрачности, от теплых испарений влажной земли и солнечного блеска в груди Данаила возникало ощущение нереальности всего происходящего, охватившее его, едва они очутились среди ярких красок этой скрытой горами котловины.

Одиночный выстрел неожиданно разорвал тишину. Данаил вскочил на ноги, но, покачнувшись, ухватился за плечо своего товарища.

— Какой-нибудь охотник браконьерит! — бросил возница, шаря глазами по голым холмам, скованным в бесконечную цепь.

Где-то впереди, там, где сходила на нет полоска ровной земли и река билась в последних порогах среди скалистых холмов, лежал Синий омут.

— А вон там, — показал возница в сторону поредевшей зелени справа — там электростанция!

— Какая электростанция? — спросил Данаил. — Вы ведь получаете ток из города!

— Эта старая! Еще с тех времен! — пояснил возница и молодое лицо его покраснело. — Ее братья Каназыревы построили давным-давно для своей фабрики в городе! А наши, сельские за каналом смотрели!

Данаил обернулся и посмотрел на прямой ряд акаций. Там, где обрывался их зеленый пунктир, краснел острый верх крыши.

— Это и есть станция! А канал начинается от Сониного омута! Доберетесь туда, сами увидите!

— А почему Сонин? — спросил Данаил. — Он вроде Синим называется.

— Это мы его так зовем — и Сонин, и Синий!

Данаил сообщнически подмигнул приятелю.

— Не утопилась ли там случайно какая-нибудь Соня?

Возница втянул голову в плечи и огляделся по сторонам.

— Топилась, — прошептал он. — Или ее муж застрелил, никто не знает… Но красивая была и волосы русые, длинные, как у колдуньи!

— Одним словом, — рассмеялся Данаил, — в честь русалки Сони омут и окрестили!

— Да, Соней ее звали! — подтвердил возница. — Когда в село спускалась, и мужики, и бабы — все на нее засматривались!

— Ну, а ты сам?

Возница вновь покраснел.

— Я тогда еще ребенком был… Но помню, как произносили ее имя. Хоть и не привычно для нас, но красиво!

Дорога сужалась. Конь словно рассекал хлеба грудью. Холмы незаметно приближались, густой частокол акаций вдоль канала вырисовывался все отчетливее. Сначала их вереница казалось пролегает чуть ли не по гребню холмов. Но чем дальше отъезжали они, тем все больше скрывалась из вида красная крыша станции, а река и дорога постепенно уравнивались с каналом. И только голубые вершины гор на юге возвышались по-прежнему далекие, величественные и призрачные.

— Плавать по каналу можно? — спросил Данаил.

— Кто не боится, можно… Только течением тащит!

— Русалка там утонула или в омуте?

Возница пожал плечами, собираясь что-то сказать, как вдруг телега неожиданно резко накренилась и они все трое свалились в высокую пшеницу.

— Тпрру, стой! — закричал возница. — Тпрру!

Он упал на спину, не выпустив вожжи из рук, и тело его тащилось по блестящим колосьям, путая и вминая их глубоко в землю.

— Встань! — крикнул ему Данаил, уже успевший подняться. — Встань на ноги!

Его товарищ тоже вовремя почувствовал неудержимое заваливание телеги и успел скатиться в пшеницу нарочно перевернувшись, чтобы ослабить удар от падения.

Вознице наконец удалось подняться и он остановил коня.

На том месте, где они перевернулись, одна колея совсем провалилась.

— Еще легко отделались! — задумчиво сказал Данаил.

Он пытался вспомнить, о чем хотел узнать за миг до того, как они оказались в воздухе, как вдруг услышал чей-то ясный звонкий смех и удивленно обернулся.

— Слышали?

— Вроде бы кто-то смеялся! — также удивленно подтвердил его товарищ.

Возница поспешно взобрался на телегу.

Оба солдата озадаченно переглянулись. Вокруг простирались только хлеба, холмы, над ними — синее небо. Щебетание птиц разносилось в ясной выси, но нигде не было видно ни одного человека.

— А люди-то есть на станции или нет? — спросил Данаил.

— Есть! — пробормотал возница. — Садитесь, давайте!

Данаил и его товарищ забрались на телегу и с ее высоты осмотрели окрестности. Повсюду, куда ни кинь глазом, расстилалось все то же спокойствие тихого воскресного утра. Только река шумела, не смолкая.

Дорога стала тверже и устойчивее. Копыта коня стучали звонче, все уже и уже становилась полоска пригодной для обработки земли, вот уже оборвались поля вдоль дороги. Среди скалистых холмов осталось только широкое ложе реки, усеянное огромными камнями. Дорога сначала извивалась между ними, словно искала ощупью брод, потом поднималась на крутой противоположный склон, переходя в накатанную телегами и изрытую скотом тропу. Река же загибалась и широко разливалась на повороте и блеск ее тянулся до узкой щели в холмах.

Возница остановил коня.

— Вон там, — показал он на щель.

Данаил прищурился. Как ему объясняли, именно на том месте должен находиться Синий омут.

— Ничего не видно!

— Дойдете до него, тогда и увидите! — пояснил возница. — Идите вдоль реки, по правому берегу!

Конь мало-помалу заходил в воду. Два колеса телеги погрузились до середины и она смешно запрыгала по неровностям дна.

Данаил и его товарищ остались стоять на берегу.

— Эй, вы, и поосторожнее там! — прокричал возница, когда телега уже ползла по крутому склону противоположного берега. — Не смотрите, что вы солдаты!

Данаил помахал ему рукой и двинулся первым вдоль берега.

Ночью в горах, наверное, прошел дождь, потому что река поднялась и ее быстрые воды заполняли великанскую каменную горсть Синего омута. Выше омута виднелись крутые порожки, похожие на маленькие водопады, и трепещущие разноцветные дуги радуг над ними как сказочные мосты соединяли почти смыкающиеся плечи холмов. Река текла здесь с незапамятных времен, пробивала себе дорогу и по оголенным скалам вокруг было видно как веками напирала она, чтобы вырваться наконец — укрощенной и довольной на равнину полей. Как последнюю преграду холмы поставили на ее пути каменную впадину порога. Заманенная гладким желобом русла, вода обрушивалась вниз, на миг вскипала и успокоенно разливалась волнами по всей ширине омута. В глубине под скалами таились коварные ямы и мало кто отваживался нырять до самого гладкого каменного дна. Его темный цвет наполнял мрачным блеском глубины омута и, может быть, именно поэтому вода в нем казалась такой прозрачной.

Проход, пробитый в скалах, уводил большую часть воды по каналу к электростанции. Точно на том месте волны словно закручивались, делаясь необычайно гладкими и шелковистыми.

— Действительно, тащит! — профырчал Данаил, приблизившись к входу в канал.

Его товарищ купался в омуте, валялся на плоских нагретых скалах, а когда солнце начинало жечь кожу снова нырял в воду. Они свалили одежду и сумки на скалах и плавали обнаженными, пьянея от зноя и монотонного шума реки. Молодые тела их мелькали коричневыми изогнутыми дугами в глубине омута, а потом медленно всплывали наверх, к свету и воздуху.

Целую неделю их полк помогал кооператорам соседних сел на уборке. А сегодня было воскресенье, поля стояли тихие и люди отдыхали после тяжелой работы. Вечером солдаты должны были возвращаться в город. Но этот день был в их распоряжении. Большинство солдат задержалось в селе, кто-то уже вернулся в казарму, а Данаил вместе с товарищем отправились на поиски Синего омута. Всю неделю они слушали о его глубоких прохладных водах, удивляясь таинственности, которой окружали в селе это отдаленное место, затерявшееся среди красноватых холмов…

— На самом деле, здорово! Хорошо, что мы забрались сюда!

Данаил стряхнул воду со стриженой головы и придвинулся поближе к товарищу. Скала согревала им спины, солнце пощипывало мокрую кожу на груди, врывалось сине-оранжевыми блесками в глаза, а укрощенное ровное бормотанье реки как-будто укачивало их и несло в какую-то даль. Они уже не замечали шума течения и едва слышного чириканья птиц в низком кустарнике. Тем неожиданнее, так же внезапно, как и ранее, среди хлебов, прозвучало бульканье упавшего в омут камня.

Приподнявшись на локте, Данаил осмотрел спокойную воду, желоб со скользящей зеркальной струей, причудливо нагроможденные обломки скал.

— Кто-то в нас целится, — сказал его товарищ.

— Нет, неверное, показалось!

Данаил снова откинулся назад, но, прежде чем блеск солнца ослепил его глаза, какое-то черное пятнышко прорезало синеву и вновь послышалось то же самое приглушенное бульканье. Посредине омута всплеснулась вода и маленькие круги разбежались во все стороны.

— Одевайся! — вскочил Данаил и через мгновение оба уже были в плавках.

Бросившись в воду, Данаил быстро переплыл омут и стал взбираться по скалам противоположного берега. Его широкие обгоревшие плечи, усыпанные серебристыми каплями воды, блестели словно закованные в броню, мускулистая грудь равномерно вздымалась и опадала.

Его товарищ также поднялся повыше и вместе с ним внимательно осматривал глубокие овраги по склонам холмов, среди которых по-прежнему спокойно текла река.

Вокруг не было видно ни души!

— Прыгай! — крикнул Данаил.

Они бросились в омут одновременно. Вода закипела. Глубокое глухое ущелье наполнилось плеском.

— Если кто-то в нас и целился, — фыркал Данаил, — то это явно ребенок!

— Наверное! — согласился приятель. — Только ребенку в одиночку сюда идти далековато!

— И далеко, и страшно, а?! — засмеялся Данаил и поплыл, перевернувшись на спину.

Вода качала его и медленно несла к порогу. Солнце, словно отраженное в тысячах стеклянных осколков, заполнивших все небо, слепило залитые водою глаза.

«Я ведь отчетливо слышал, — задумался Данаил. — Кто-то рассмеялся, когда перевернулась телега… И только человек смог бы добросить камни до середины омута… Но кто? И почему возница не захотел искупаться вместе с нами, почему никто из села на ходит сюда? Только потому, что далеко?»

Резкий писк напуганных пичуг взлетел над кустами, и Данаил вздернул голову. Товарищ его уже вылез на берег и развязывал сумку с едой.

— Нужно бы проверить, а? — крикнул ему Данаил. — Если кто-то прячется здесь, то пусть идет и купается с нами! Места на всех хватит!

— Давай-ка поедим сначала!

Они перешли в тень, собрали по берегу плавника и разожгли костер. В ярком свете дня пламя костра не было видно, но когда Данаил протянул к огню палочки с нанизанными кусками колбасы и сыра, сразу же разнесся аппетитный запах. Они открыли и фляжки. Вода в них была еще холодная и отдавала запахом полированного металла.

— Хорошо! — выдохнул с полным ртом Данаил. — Хорошо, что мы забрались сюда!

Ему хотелось сказать еще что-нибудь хорошее об этом месте и, подыскивая слова, он посмотрел на другой берег омута да так и замер с открытым ртом и фляжкой в руке.

Чья-то темноволосая голова быстро и бесшумно резала воду.

Это была женщина, девушка!

Об этом говорили тонкая, стройная шея, остренькие плечи, то вырывавшиеся из воды, то вновь скрывавшиеся в ней.

— Да! — Данаил проглотил кусок и невольно выпрямился.

Девушка плыла уже как раз напротив них — все так же быстро и бесшумно, как и нырнула в воду, настолько бесшумно, что они не заметили и не могли понять, когда и откуда она появилась в омуте.

«Русалка! Соня! — вспомнил Данаил слова возницы. — Только та была русоволосая…»

Движения девушки замедлились. Ее короткие волосы облепили тонкое лицо. Розовые губы выдыхали воздух над самой водой. При каждом вдохе приоткрывались белые зубы, а глаза — необычайно светлые, властные, словно вобравшие в себя чистоту речного омута, — не отрывались от стоящих на берегу юношей.

Золотистые плечи едва-едва были покрыты водой. Девушка стояла на одном месте, держась на поверхности с помощью ног, движение которых угадывалось в легком покачивании головы.

Данаил оставил флягу и шагнул вперед. Властные глаза девушки пронизывали его, приковывая к месту, и он вдруг почувствовал, как слабеют его ноги и как низко-низко над головой опускается и слепит солнце.

— Ты… Вы, — поправился он, — вы кидали в нас камни?

Девушка, не моргая, смотрела на него. Данаил протянул к ней руку. Ему захотелось достать из воды и рассмотреть это красивое, внезапно появившееся существо, которое ни он, ни кто-нибудь другой из его товарищей не встречал в селе за прошедшую неделю. Данаил медленно зашел в воду. Он ощущал ее прохладу ступнями, коленями и шел вперед, не отрывая взгляда от светлых глаз, манящих его глубже, ближе к себе. Вода облизала бедра, поползла вверх по позвоночнику, дошла уже до груди, он поднял руки, чтобы нырнуть; и в тот же миг увидел, как девушка погрузилась под воду, стрелой метнулась в тень противоположного берега и слилась с черными бликами скалистого дна. Данаил был готов броситься вслед за ней.

— Стой! — сдавленно крикнул ему товарищ. — Слышишь, стой!

Тревожный возглас приятеля долетел до Данаила как будто откуда-то издалека и на миг выражение досады исказило его лицо. В голове мелькнула мысль о том, что, приди он один на Синий омут, этот день мог бы стать самым невероятным, чудесным днем в его жизни. Он уже был готов плюнуть на предостережение товарища, однако девушка все еще не появлялась на поверхности и это его остановило. Как можно продержаться под водой столько времени?

— Эй! — крикнул он. — Эй, девушка, где ты?

Струился нагретый воздух, монотонно рокотала вода в желобе и по-прежнему тихо щебетали пичуги в кустах.

— Утонула!

— Глупости! — выдохнул Данаил и бросился в воду.

Сначала он нырнул к самому дну, испещренному светлыми пятнами, раскачивающимися от постоянного движения воды. Проплыл вдоль дна, затем медленно всплыл на поверхность. Набрав побольше воздуха, он уже наклонялся, чтобы вновь уйти в глубину омута, как вдруг за одной из складок скал увидел темноволосую голову девушки. Погрузившись по шею в воду, она стояла неподвижно, едва заметная на фоне окружающих ее красок.

— Эй!

Данаил пересек расстояние до нее и остановился.

— Вы нас напугали! — проговорил он. — Сначала бросаете камни, а потом вдруг исчезаете!

Он держался на поверхности воды без всяких усилий, словно плавал не в Синем омуте, а в каком-то огромном воздушном океане.

— Вы слышите или нет? — спросил он, пронзенный внезапным подозрением.

Лицо девушки дрогнуло.

— Почему вы купаетесь голыми?

Данаил почувствовал, как лицо его покраснело, и отвернулся к берегу.

— Мы думали, что здесь никого нет!

— Думали! — девушка открыла розовые губы. — Вы разве не знаете, что это за место?

«А что, если ниже талии у нее хвост?» — пристально всматривался Данаил, смутившись от этой нелепой мысли.

— Знаем, — пробормотал он. — Сонин омут.

Девушка рассмеялась коротко и звонко, также неожиданно и ясно, как они однажды уже слышали среди хлебов, и смех ее прозвенел над омутом.

«Она самая! — подумал Данаил. — Следила за нами еще тогда, когда мы тащились сюда на телеге!»

Ему стало легко и весело и он позвал девушку на берег.

— Мы как раз решили перекусить, — объяснил он ей. — Да и вредно стоять в воде столько времени!

Девушка кивнула головой. Потом оттолкнулась от скалы, возле которой стояла все это время. Данаил греб, вкладывая всю силу рук, однако отставал от девушки. Она плыла быстро и бесшумно, словно скользила по воде, первой коснулась берега и остановилась, поджидая его. В ее светлых глазах Данаил ощутил ожидание и, удивляясь себе самому, готовый увидеть и русалку, покорно подал ей руку.

Стоя на берегу, как вкопанный, солдат изумленно глядел на девушку, медленно выходящую из воды. Ее стройное тело, обтянутое купальником темно-вишневого цвета, было как будто порождением этой прозрачной воды, и оба солдата с восхищением смотрели на нее, удивленные не меньше, чем если бы она оказалась с рыбьим хвостом. Изумительно красивая, гармонично развитая и гибкая девушка встала перед ними, и Данаил вновь подумал, что это самый удивительный и прекрасный день во всей его жизни. Он хотел представить товарищу свою новую знакомую, но смущенно молчал, так как и сам не знал, даже не слышал ее имени.

— Соня! — представилась она сама.

— Значит, в Вашу честь этот омут называют Сониным! — шутя, воскликнул Данаил, озадаченный, однако, таким совпадением.

Девушка усмехнулась и присела на корточки у костра.

— Нет, — тихо сказала она, — омут назвали Сониным не в мою честь, а в честь другой Сони… Вы разве ничего не знаете о ней?

Данаил покачал головой. Девушка вновь усмехнулась, подбросила на тлеющие угли сухих веток и раздула огонь. Потом она навела порядок возле костра, разложила их разбросанные сумки, еду и под ее тонкими умелыми руками их стоянка стала выглядеть красиво и привлекательно.

— Садитесь! — предложила она обоим юношам.

Она сидела, поджав под себя ноги; во всей ее фигурке было что-то детское, но вместе с тем грациозное и чувственное, такое чистое и пленительное, что, когда она подала им по куску хлеба, они приняли его, склонив головы. Как-будто летний день стал еще более ясным и синим, небо — еще глубже, речной омут — прозрачнее, прозрачным, как глаза, задумчиво и властно сиявшие рядом.

…Она тоже была светлоглазая и звали ее Соня. Но волосы у нее были русые и длинные, как у волшебницы. Никто в селе не знал точно, когда она появилась на станции. Из рода Каназыревых была, их близкая родственница. Техником на станции в то время работал один крупный мрачный здоровяк. Никто не видел, чтобы он когда-нибудь улыбнулся. Прежде он работал на фабрике братьев Каназыревых, был из самых верных их людей. Все машины ему доверяли, и на самом деле — разбирался человек в технике. Потом его послали на станцию и больше года он жил там совсем один. Были у него двое помощников из крестьян, но он с ними почти не разговаривал. Они ему носили еду и всякий раз входя в его комнату, видели в углу висящий на ремне карабин.

В горах время от времени появлялись партизаны, но в окрестных селах все было спокойно. Нелюдимый техник стал еще мрачнее и необщительнее с тех пор, как на станции нежданно-негаданно появилась его молодая супруга. Насколько диким был он, настолько мила и красива была Соня. Раз в несколько дней она спускалась в село, делала необходимые покупки и в одиночестве возвращалась на станцию по узкой тропинке среди холмов. Две старые, но ухоженные турбины станции лежали друг возле друга, как два сильных тяжелых зверя, и в зависимости от уровня воды работала то одна, то другая, а изредка и обе вместе. Соня почти не входила в машинный зал с высоким выбеленным потолком. По желтым плиткам, застилавшим пол, отдавались только шаги техника и двух его помощников. Но он, как видно, не очень-то доверял им и постоянно вертелся поблизости.

Одна только Соня как-будто не боялась его. Крестьяне, поля которых находились в каменистой речной долине, часто видели ее у Синего омута. Молоденькая, только что окончившая гимназию, она бродила по холмам с развевающимися от ветра русыми волосами, и они смотрели на нее как на существо из какого-то другого мира. Всем было ясно, что Соня избегает мужа, возрастом и внешностью годящимся ей в отцы.

Через какое-то время в селе стали поговаривать о том, что до этого насильственного замужества Соня любила какого-то юношу, своего одноклассника. Но он ушел в горы, к партизанам. Соня собиралась уйти вслед за ним. Но ей помешали. И вот, в наказание или чтобы замять всю эту историю ее и выдали замуж за техника.

Время всегда справляется со своим делом!

Наверное и Соня смирилась со своей судьбой. Но, возможно не могла забыть любимого, и ее светлые глаза были постоянно устремлены в сторону голубых очертаний близких гор, а глухие тропинки, по которым она бродила в одиночестве, уводили ее все дальше и дальше.

Пролетела весна. Сбежали талые воды, очистилась река и Синий омут засверкал как громадный глаз среди красноватых холмов. Соня каждый день плавала по каналу и казалось, единственной ее радостью было плавать на воле в этой мягкой прохладной воде. Иногда замечали ее издали пастухи, околдованные белизной ее тела и длинными русалочьими волосами. По всему селу шептались об этой чудаковатой Соне, сторонящейся мужа и скитающейся по горным чащам.

До того времени никто не осмеливался плавать по течению канала. Что-то было напутано с наклоном, вероятно, совсем немного, но течение воды и сегодня здесь мощное, способное увлечь за собой и людей, и животных. Соня первая рискнула проплыть по каналу. Закрутив волосы вокруг головы, она неслась по середине потока вдоль шероховатых каменных берегов и останавливалась у самой железной решетки, откуда уже слышно было глухое клокотанье падающей в турбины воды.

Кое-кто из крестьян посмелее говорили технику, чтобы он не пускал Соню на канал, но тот лишь смотрел на них продолжительно и ничего не отвечал. Видно, хоть и был он сильный человек, да не в его власти было приказывать молодой жене. Никто не видел, чтобы они разговаривали друг с другом. Ни разу не спускались они вместе в село. И, будучи не в силах понять ту скрытую драму, что разыгрывалась на удаленной станции, люди шептались о том, что Соня не только днем, но и ночью купается вместе с русалками в Синем омуте, где они жили с незапамятных времен. Многие клялись в том, что своими глазами видели, как бродит она по скалам с распущенными волосами, посеребренными лунным светом. Потому, мол, и муж ее, красотою ее околдованный, такой молчаливый, хмурый и злой.

Шло время. Дни становились все длиннее и жарче, а звездные ночи — короче и теплее. Партизаны с гор спускались на равнину, появлялись то здесь, то там, и окрестные села заполнили войска и жандармерия. Все горные перевалы охранялись, на всех дорогах и тропинках по ночам выставлялись тайные засады. Только у станции не выставлялись посты и никогда ни солдаты, ни жандармы не останавливались там. А в комнате техника и Сони все так же висел на ремне карабин.

Соня же, и на самом деле, начала исчезать по ночам. Ее муж не решался оставить станцию на своих помощников, чтобы отправиться вслед за ней. Может быть, нечто другое останавливало его, ведь и поныне никто так и не знает, что же произошло между ними. Но кое-кто из жандармов начал подозревать Соню. Настораживало их и то, что она единственная носила хлеб и продукты за пределы села. Следить за ней начали. Много дней укрывались за скалами, пока она купалась в Синем омуте, не смея на глаза ей показаться. Опасались братьев Каназыревых, но чем дальше прятались в оврагах, палимые солнцем, слепнущие как ящерицы, тем больше копилось в груди их лютое остервенение. Подслушивали непрерывно. Как-то вечером засекли Соню, когда та, выйдя из станции, затерялась в густом мраке акаций. Решив, что она снова отправилась к Синему омуту, жандармы кружным путем бросились туда. Старались двигаться тихо, но топот их подкованных сапог далеко разносился в летней ночи.

Никого не оказалось у Синего омута. И никакие русалки, разумеется, не всплыли. Только сонно бормотала вода в желобе, да нависшие скалы вглядывались в затаившиеся глубины.

Обманутые и обозленные жандармы поутру поведали обо всем своему капитану. Тот вскочил на коня и поскакал к станции. Молчаливо встретил его техник, а потом вышла и Соня — спокойная после сна, светлая и красивая словно заря.

С этого дня капитан лично возглавил своих людей. От солнца ли возле Синего омута, от огня ли какого внутреннего только лицо его похудело и высохло, одни глаза светились сумасшедшим блеском. Каждую ночь сидели в засаде у Синего омута. Каждую ночь боролись со сном под усыпляющий рокот желоба. И вот однажды, когда все вокруг уже потонуло в глухой тишине и только цикады стрекотали пронзительно и звонко, до них донесся тихий шепот, вздохи и в перерыве между ними та многозначительная тишина, что заставляет насторожиться. До боли в глазах всматривались в причудливые тени, но не могли понять, откуда же идет близкий шепот. Спустя некоторое время, чья-то тень шевельнулась у подножия скал. Капитан взревел. Из укрытий выскочили его люди. Вспышка выстрела осветила глубокую каменную пасть Синего омута. Через мгновение беспорядочно затрещали выстрелы тысячекратно отражаясь о скалы. Сдавленный женский крик прорвался сквозь трескотню и умолк. Чье-то тело свалилось в воду, мелькнуло среди бликов у входа в канал, потянув вслед за собой огненный вихрь пуль, распарывающих зеркальную поверхность омута, рикошетивших и жужжавших в светлой ночи подобно разъяренным осам.

Капитан с одним из жандармов кинулись к каналу. Остальные залегли у омута и простреливали каждый куст, каждую щель в скалах, но от тени, выстрелившей первой, не осталось никакого следа.

Как ни быстро бежали двое мужчин вдоль канала, плеск впереди них удалялся еще быстрее. Они больше не стреляли. Знали, что Соня в воде, и знали, что она не сможет уйти от них. Разгоряченный, задыхающийся и остервеневший, с лицом, исцарапанным колючками акаций, капитан на бегу разорвал воротник своей летней куртки.

Однако произошло самое неожиданное. Соня доплыла до железной решетки в конце канала. Никто не знает, то ли преследователи догнали ее, когда она была еще в воде, то ли раньше там оказался техник. Но на рассвете, когда жандармы у Синего омута повылезали из своих нор и к ним подошло подкрепление из села, картина, которую они увидели возле станции, привела их в ужас. На берегу канала лежали мертвые капитан и жандарм, а на дне, прижатая к решетке сильным напором воды, белела Соня. Ее подняли наверх и только тогда увидели рану на груди. Кинулись искать техника. В комнате его, как и раньше висел на ремне карабин. В магазине не хватало трех патронов. Самого техника не нашли нигде и с тех пор никто о нем ничего не слышал. В машинном зале ровно гудела турбина, под высоким белым потолком светили лампы, как далекие бледные звезды в ярком свете летнего рассвета.

— Откуда вы все это знаете?

Обняв руками острые колени, Соня сидела неподвижно, и Данаил вновь почувствовал, как его охватывает ощущение, что все они попали в какой-то призрачный мир, где исчезают всякие точные представления.

— Откуда вы узнали все это?

Соня нагнулась, подняла плоский кусок камня и, широко размахнувшись, бросила его в омут. Чиркнув по воде, камень вылетел на другой берег.

— А вы разве ничего не знали?

— Нет, — ответил Данаил, вспомнив, однако, все те недомолвки, которыми заканчивались разговоры о Синем омуте. — Впрочем, — добавил он, — кое-что слышали, но совсем бегло… Что не Синий омут, а — Сонин, и только!

— А ведь вы в селе уже целую неделю! — усмехнулась Соня.

Данаил всмотрелся в ее чистое лицо. Ему хотелось дотронуться до ее гибкого плеча, убедиться в том, что все услышанное, произошло на самом деле, так же реально, как реален этот знойный день с хаотичной красотой речного омута среди немоты обнаженных холмов и очарованием этой появившейся неизвестно откуда девушки.

— Вас мы в селе не видели! — уронил он. — А сюда пришли в первый раз.

— Красивее этого места нет! — прошептала Соня. — И нет места более дикого!

— А вы часто приходите сюда?

Девушка удивленно посмотрела на него, но потом словно сообразила что-то:

— Я живу здесь!

— Где здесь? — удивился Данаил.

Соня не ответила. Швырнула еще камешек, скользнувший по гладкой поверхности омута и внезапно вскочила на ноги.

— Вы опоздаете!

Данаил и его товарищ одновременно подняли свои стриженные головы. Солнце уже садилось, короткая тень скалы, под которой они расположились, незаметно выросла. Прогорели и угли в костре, рассыпавшись мягким серым пеплом.

— А вы-то откуда знаете? — спросил Данаил.

Действительно, утром, прежде чем распустить солдат, командир назначил точный час и место сбора на сельской площади, где все должны были собраться.

— Знаю! — просто ответила Соня и двинулась вдоль берега, перепрыгивая с камня на камень.

«Наверное, школьница! Или, самое большее, студентка! — загляделся ей вслед Данаил. — Чудная! Но какая же красавица!»

— Эй! — крикнул он, уверенный в том, что Соня живет на станции, а сейчас пошла за своей одеждой, спрятанной где-нибудь в скалах. — Разве мы не вместе уходим?

Соня остановилась и чуть помедлила с ответом:

— Нет! Но я вас провожу!

Она уже немного отошла от них и ее красота стала еще заметнее на сером фоне скал.

— Давай искупаемся! — предложил Данаил товарищу. — В последний раз!

Он бросились в омут и вода закипела. Ныряли, плавали наперегонки от берега к берегу, бесились, пьянея от собственной силы и молодости и от присутствия молчаливо наблюдавшей за ними Сони. Данаил зачерпнул воду ладонью и плеснул в ее сторону.

— Поплавайте вместе с нами!

Соня задумчиво покачала головой, отступила назад и скрылась.

«Неужели ушла?» — сердце Данаила сжалось и в голове его как будто ожила кровавая драма, разыгравшаяся возле Синего омута. Какое-то непонятное беспокойство теснящее душу, заставило его выйти из воды и тревожно осмотреть глубокий пролом в холмах, среди которых текла река в своем каменном ложе, такая же безучастная, как и в ту ночь. Ему казалось, что как только они оденутся, Соня покажется вновь, и мир опять войдет в свои привычные очертания, станет снова спокойным, ясным и даже более прекрасным.

Голос ее он услышал, еще не коснувшись своих вещей:

— Ну, что, поплывем?

Он оглянулся. В первый момент не заметил ее. Соня стояла на бетонной стене канала, укрытая пестрой тенью акаций.

Данаил едва не спросил ее, почему она не оделась, но вместо этого сказал:

— По каналу?

— А вы что, боитесь?

— Нет!

Он дождался, пока его товарищ вылез из воды и шепнул ему:

— Возьми и мои вещи, все, что есть… Будем ждать тебя у станции!

— Да, но… — солдат встревоженно оглянулся. — Может быть, пойдем вместе, а? По тропинке?! Или по дороге внизу?!

Данаил обогнул омут.

— Плывите за мной! — крикнула ему Соня и прыгнула в воду.

Течение понесло ее, выталкивая на поверхность, и Данаил поспешно бросился вслед за ней. Свет струился под зеленым сводом акаций. То тут, то там снопы солнечных лучей пронизывали тенистый полумрак, золотили воду, позеленевшие камни, вмазанные в бетон, и в быстром движении светотени словно гонялись друг за другом, нанизываясь одна на другую подобно пестрой ленте. Время от времени Данаил цеплял ногами за дно, ощущая, как быстро несет его течение между тенистых каменных берегов. Он не мог остановиться. Черноволосая голова впереди него удалялась, делалась все меньше, сливаясь с водой. Он старался не терять ее из вида, но лучи солнца слепили глаза и вскоре далекие темные пятна совсем скрыли Соню от его глаз.

«Догоню ее у решетки!» — решил Данаил и начал грести еще энергичнее.

Бетонное ограждение по сторонам не давало ему возможности посмотреть на реку и сориентироваться, поэтому он начал считать удары ног. Уже не думал ни о чем. Не вглядывался вперед. Только считал.

Ощутил как властно засасывает его вода. Сквозь поредевшие акации во всей своей красоте засиял летний день и Данаил совершенно неожиданно оказался перед железной решеткой. Вытянув вперед ноги, он уперся в скользкие прутья и приподнялся. Позади решетки находился открытый круглый бассейн. Вода в нем лениво крутилась и словно из-под земли доносилось глухое клокотанье.

— Соня!

Карабкаясь по переплетенным прутьям, Данаил вылез на берег.

— Соня!

Не было никого. Только вода гудела в трубах да чуть ниже него краснела островерхая крыша станции. Еще ниже виднелась узкая полоска хлебов, прорезанная едва видным проселком. Какая-то маленькая фигурка, увешанная сумками и вещами, двигалась к станции.

— Эй, девушка… Соня!

Подождав еще немного, Данаил спустился по крутой тропинке к станции. На эмалированной табличке, висевшей на воротах, было написано, что вход запрещен; от белого здания с узкими высокими окнами доносилось равномерное гудение. Данаил толкнул ворота и зашагал по ровной аллее.

Невысокий человек с выбритым морщинистым лицом показался в дверях станции. Данаил остановился, испытывая неловкость.

— Что нужно, парень?

— Я ищу Соню… — Данаил потер руками голую грудь и показал в сторону акаций. — Мы вместе плыли!

— Здесь нет никакой Сони! — прищурил глаза мужчина.

Данаил ощутил странную пустоту в груди.

— Она живет здесь! — неуверенно сказал он.

— На станции никто не живет!

Данаил беспомощно огляделся.

— Может быть, вы ее знаете? Или видели ее здесь?

Мужчина покачал головой.

— Она сюда приплыла, — вздохнул Данаил. — И исчезла!

Снизу, от дороги среди хлебов, донесся голос его товарища.

— Извините! — сказал Данаил и медленно пошел к выходу.

Он чувствовал, что человек наблюдает за ним, и, выходя из свежей зелени двора, услышал его голос:

— Эй, парень!

Данаил обернулся к нему.

— Крутится возле Синего омута одна девушка! Но не Соня и не отсюда… Каждое лето живет в гостях у железнодорожного обходчика! В пяти километрах отсюда!

— Я ее найду! — поблагодарил Данаил и какая-то догадка мелькнула у него в голове. — Ничего, что не Соня!

— Ясное дело, что ничего! — засмеялся человек. — А Синий омут мы называем Сониным.

— Знаю! — Данаил помахал ему рукой и поспешил по тропинке.

Перед глазами его расстилались котловина и дорога, по которой они ехали рано утром на телеге, и куда его всегда будет тянуть, чтобы вновь открыть Сонин омут и ту единственную девушку, очарование которой каждый из нас всю жизнь носит в сердце.

Перевод А. Лунина.