Берегиня

Глава 10 Зверь

Лето выдалось тяжёлое – большое, светлое и тоскливое. После отъезда Саши, Ксюша таскала еду и заботилась о подвальных, как о своих. Но добрая память о Сашеньке не давала ей успокоиться, и Ксюша захотела помочь остальным. Она расспрашивала Тимофея про другие Котлы. Зверолов долго отмалчивался – по привычке он боялся доверять тайну кутышей. Но всё-таки Серебряна уговорила его, ведь она не раз побеждала бандитов, помогала их родному подвалу едой, а в прочих кварталах загоны отнимали последнее и отыгрывались на беззащитных. Тимофей сдался и всё рассказал: где какие подвалы находятся, какие люди внутри них живут, какая им нужна помощь, но при этом предостерёг Ксюшу, чтобы она не совалась в Котлы сама, ведь её там убьют, и не из злости, а чтобы другим не открыться, да и могли сдать Серебряну бандитам – мало ли, кто из местных сбежит в мизгу.

Ксюша пообещала быть осторожной, и вскоре по рассказам Тимофея нашла первый подвал: вполне приличная дверь скрылась за наваленным под уклон остовом автомобиля. Ксюша оставила пакет с сухпайками у входа и спряталась в стороне, чтоб подсмотреть, кто возьмёт. Ждать пришлось долго, почти до самого вечера. Ксюша успела подумать, что подвал нежилой, но вот из-за машины выглянул грязнющий кутыш в прокопчённой и засаленной куртке. Он увидел пакет и лицо его сразу вытянулось. Чужая вещь! Значит их подвал точно раскрыли! Кутыш мигом нырнул обратно в Котёл и оставил Ксюшин подарок снаружи.

Она растерялась: что дальше? Подойти и постучать: «Вот она я, вам пакет принесла! Давайте дружить, меня звать Серебряной!». Но и десяти минут не прошло, как из-за машины высунулся другой – долговязый кутыш в растянутом свитере, подкрался к пакету, заглянул внутрь, осторожно взял его, будто кто-то мог закричать, и, оглядываясь, потащил за машину в Котёл.

Вот и познакомились. Пусть Ксюша не сказала им даже слова, но помогать кутышам ей понравилось, она решила завтра же отыскать следующие Котлы, и каждому оставить подарки, всё равно хронобоксов на складе тысячи: сколько не бери – Кощей не заметит, и за всю жизнь не перетаскаешь.

На обратной дороге в Башню Ксюша решила зайти в свой тайный дом, в конце концов она не бывала там с прошлого года. Пришлось свернуть и пойти по дальней дороге – подальше от Центра, но по-своему прогулка по зарослям даже приятна. Солнце светило сквозь верха сосен и оживляло в подлеске косматые тени. В траве мелко рассыпались молодые цветы – белые, кремовые, густо выстланные под ногами, так что и нигде ступить. Ксюша отстегнула и сняла шлем и вдохнула лесной свежий воздух с медовыми ароматами. Когда она простилась с Сашей, она, кажется, потеряла нить жизни, но город её успокаивал, город дарил ей рассекреченные Котлы, и свой лес, делился с ней тайнами и своей красотой, и словно упрашивал Ксюшу любить его вместо Саши. Никогда прежде возле мёртвой Лысой Поляны не было столько живых цветов и травы! Мрачные, всегда сизые папоротники налились ярым соком и казалось вот-вот зацветут. Нигде не было видно ни паутинки, ни лишайника, ни тем более чади и ложки. Стволы сосен – медные, еловые лапы под светом заката – бронзовые, трава под ногами – сафьяновая.

«Наверное, я по другой дороге ходила. Теперь буду ходить только по этой», – думала Ксюша. Но странное дело: мёртвый двор Лысой Поляны, где раньше не росло даже чахлого кустика, в этом году тоже зазеленел. Молодая поросль лезла меж плит тротуара, на заброшенной детской площадке топорщились ромашки и одуванчики, возле водосточной трубы на стене дома прилепилась молоденькая стопельная грибница.

«Эдак она мне весь дом расчехрыздит!» – схватила Ксюша гнилую рейку и сковырнула припухлый гриб.

«Ну вот, теперь и я словно кутыш» – усмехнулась она, как только зашла в подъезд, а глазами начала шарить по потолкам и углам в поисках ложки и чёрной чади. Ксюша поплелась на второй этаж, грустно думая, что дом тоже скоро затянет и он также исчезнет, как Саша. Что же тогда останется?

Металлический шкаф с потайной дверью – на месте, только на пыльном полу возле него Ксюша заметила следы Сашиных кроссовок. Наверное, Саша часто приходила сюда до отъезда.

Ксюша забралась в шкаф, прикрыла за собой дверцу, и пролезла через тайный вход внутрь квартиры. Вот это чистота вокруг… Саша потрудилась как надо: стёкла, мебель, посуда – промыты, половики и ковры перехлопаны, полки и всякие мелкие вещи – протёрты, одежда в спальне перестирана, и, представьте себе, даже выглажена – хотя чем? Утюга-то ведь нет! Но Сашенька как-то выкрутилась, постаралась, хотя понимала, что не ей в доме жить. Всё для Ксюши – бумажные цветы в вазах, журнальные вырезки по стенам, книги на полках – толстые внизу, тоненькие наверху. А одна книжка вытащена из шкафа на стол и обложена вокруг бумажными цветами – вот он, подарок от Саши! Должно быть, она нашла книгу, когда прибиралась в библиотеке, и хотя толком не умела читать, увидела на обложке вещицу, которую Ксюша то и дело крутила в руках.

«Р.В Михельсон: История кубика Рубика, или как собрать головоломку за пять секунд», – прочла Ксюша. Руки сами собой потянулись к рюкзаку, и она вытащила на две трети собранный кубик. С последним слоем Ксюша всё никак не могла разобраться. Вот так подарок…

Она подобрала книгу и крепко прижала к груди, словно это сама Сашенька перед ней! Ксюша вспомнила, как они расставались, и как искренне Саша просила её не забывать.

– Сашенька! – всхлипнула Ксюша, и повторила опять и опять её драгоценное имя, как будто от этого Саша к ней возвращалась ближе на шаг. Ксюша опустилась в глубокое кресло в библиотеке и раскрыла книгу. Не сразу сквозь слёзную муть она разобрала первые строки и вникла в чтение.

«Кубик Рубика сначала назывался "магическим кубиком", и неудивительно: взяв эту замечательную головоломку в руки, вы долго не сможете от неё оторваться! Хотя собрать кубик не просто, он по-прежнему остаётся самым популярным развлечением для логического ума. Механическую головоломку изобрёл в 1974 году вовсе не математик, и не инженер, а венгерский скульптор Эрнё Рубик.

На первый взгляд в головоломке нет ничего особенного. Это пластмассовый куб 3×3×3 (в первоначальном варианте) с 54 цветными наклейками. Грани большого куба способны вращаться вокруг 3 внутренних осей куба. Каждая из шести граней состоит из девяти квадратов и окрашена в один из шести цветов, расположенных парами друг напротив друга: красный – оранжевый, белый – жёлтый, синий – зелёный. Повороты граней позволяют переупорядочить цветные квадраты множеством различных способов. Задача игрока заключается в том, чтобы «собрать кубик Рубика»: поворачивая грани, вернуть его в первоначальное состояние, когда каждая из граней состоит из квадратов одного цвета…»

Ксюша зевнула – всё-таки за день она очень устала и натаскалась по городу. Поднявшись с кресла, она поплелась в спальню, поставила свой шлем на трюмо, сняла комбинезон и села на койку под зеркалом. Кощей строго-настрого ей запретил раздеваться не внутри Башни, но Ксюша была в своём тайном доме, куда никто не заходит. Она забралась под немного попахивающее затхлостью одеяло и снова взялась за книгу.

«Считается, что кубик Рубика – лидер среди игрушек по общему количеству продаж: по всему миру было продано порядка 350 миллионов кубиков – как оригинальных, так и различных аналогов.

Название "Кубик Рубика" принято в большинстве языков мира, за исключением…» – дальше шло перечисление стран, о которых Ксюша никогда не знала, даже смутно представить себе не могла. Вот город – она знала, по логике вещей из городов и составляются страны. Только это всё играло роль до Обледенения, пока люди жили порядками старовременья. Но Ксюша решила представить себе Венгрию – родину кубика Рубика, оказалось, что Венгрия – вся в цветастую шашечку и грибы на тамошних домах растут тоже радужные.

Ксюша улыбнулась – она почти засыпала. Но протёрла глаза и продолжила читать дальше. Без книги Сашеньки она бы до сих пор думала, что кубик изобрёл сам Кощей – всё в Башне было его: и машины, и еда, и рюкзак, и бассейн…

«И я…» – вдруг додумала Ксюша. – «Я ведь тоже его кубик, только в ошейнике, как Белла и предсказывала. Почему же я не уехала с кутышами? Нет-нет – вовсе не из-за Виры, и не из-за Сашеньки, и не из-за остальных, а из-за Кощея – я испугалась... догонит, и что бы он с нами сделал? Изрубил бы всех на куски, только чтобы меня вернуть? Нет – а он может: не он сам, но кто-нибудь из Арктиды. В Башне я неспроста, я к ней привязана, я в ней проснулась, живу, и я вещь Кощея – он так считает, будто я его машина, бассейн, рюкзак! Вот же сволочь… Ненавижу его, ненавижу всю Башню, Арктиду – их всех, до последнего!».

Ксюша вспомнила, как Кощей говорил, что в её жизни ещё непременно будет один мужчина. Он что, говорил про себя? Ксюшу так всю и перекоробило: да лучше дохлую крысу сожрать, чем достаться Кощею!

Читать совсем расхотелось. Ксюша отложила книгу на тумбочку возле кровати и сжалась под одеялом. В старом доме бродила обмершая тишина. Такой тишины Ксюша нигде в городе больше не слышала – ни в Башне, где всегда тихо гудели лампы и работала вентиляция, ни в лесу, где завывал ветер и каркали вороны, ни на развалинах, где хором поскрипывали грибы. Да и разве может быть спокойно снаружи? В тишине, как в сокровищнице своего дома, Ксюша могла размышлять чисто и ясно. Взгляд скользнул на пол, на полу лежала прикованная к кольцу цепь: Саша спрятала старый ошейник под койку, чтобы не мозолил глаза.

«Зачем я тебя отпустила...» – безмолвно каялась Ксюша. – «Трусиха, трусиха, трусиха... Надо было позвать тебя в дом, приковать прямо здесь, у кровати, и никто бы никогда не узнал о нас, никогда не нашёл; пропадёшь, и всё – мало ли пропадают в городе? Вирка твой, конечно, искал бы, но про дом мы ему не рассказывали, пусть катится на своей машине хоть за горы, хоть в Пекло к Бабе-Яге».

Ксюша встала с постели, вытянула ошейник за цепь, и потрогала обод – ну надо же: ошейник очень удобный, изнутри смягчён кожей – чтобы горло не натиралось. Ксюша надела его, но не защёлкнула, а только расправила из-под обода тёмные волосы. Она прошлась вдоль по комнатам, цепь с шумом за ней потащилась. Длинны как раз хватило, чтобы выйти из спальни в библиотеку, пройти оттуда в столовую, добраться до ведра в ванной, но в гостиную цепь пускала только до половины. Ошейник напрягся на горле, потянул Ксюшу назад, она подобрала цепь и попробовала звенья на прочность – крепкие, не разорвёшь. Кого бы не держали на привязи, он мог передвигаться по комнатам, мыться, брать книги, есть за своим краем стола, но не мог выйти в прихожую, где висело зеркало с потайной дверью и хранилось оружие.

Странно, но эта цепь и ошейник разом уничижали, и веселили её. Она ещё побродила с цепью на горле, потом вернулась к постели и сняла обод. Конечно, всё это она придумала только в шутку, в игру, в незаправду. «Да, это игра, Сашенька. Давай просто так, по приколу ошейник наденем? Я тебя застегну, а потом ты меня, но только сначала ты, Сашенька… да – ты…»

Ксюша легла на постель, приподняла руку и пощупала царапины на завитках кованного изголовья – следы от наручников – кто-то противился на кровати, бился так сильно, что браслеты иссадили металл. Интересно, о ком молчат вещи в квартире? Зачем её замуровали, и кто кого мучил?

Всё-таки это очень непростой дом…

– Рабочий день пчелы начинается с рассветом в четыре часа утра и заканчивается в восемь часов вечера. Рабочий день ученика длится с восьми утра до двенадцати часов дня. Во сколько раз больше работает пчела? На сколько часов ученик трудится меньше пчелы? Решите задачу в тетрадях – у вас пять минут.

Девочка послушно склонилась над тетрадью и принялась выводить первые корявые цифры. Задачу учительница больше не повторяла и ничего не подсказывала, но девочка мигом подсчитала в уме, что рабочий день пчелы длится в четыре раза больше дня ученика, а ученик трудится на двенадцать часов меньше пчёлки. Она записала в тетради решение, выпрямилась на стуле и огляделась. Соседи вокруг неё ещё пыхтели и выводили шариковыми ручками по бумаге – всего чуть больше двадцати мальчиков и девчонок за такими же белыми партами. Классная комната – длинная, с зеркальными стенами и доской, на доске учительница изредка что-то писала, иногда показывала короткие фильмы, но чаще всего набирала слова и примеры по светящимся кнопкам.

Сегодня опять не сложная тема – деление на двузначные числа. С записями в тетрадь и то больше мороки, рука никак не успевает за летящими мыслями. Все справились с задачей за пару минут, и только новенькая Вика до сих пор ковыряется и вяло скребёт ручкой на вырванном у кого-то тетрадном листке. Мама велела помогать ей, как отстающей, но учительница никому не позволяла подсказывать – есть пять минут? Решай задачу сама! Да и поболтать не получится, каждый сидит по одному, и Вика за целых четыре парты от девочки. В комнате тихо, мерно стучат каблуки у учительницы, шуршат тетрадки и ручки – маята, скукота! Но после занятий им обещали что-то весёленькое. Вот только что именно? Девочка поскребла лоб, и не смогла вспомнить.

Дверь открылась, и к ним в зеркальную комнату вошла мама! Учительница ходит в жёлтом брючном костюме, а мама вся чёрная – с ног до головы: и в чёрных туфлях, и в чёрном платье, и волосы у неё чёрные, и глаза тоже чёрные-чёрные, только халат белый, и не застёгнут ни на одну пуговицу. Все встали, как и положено. Каждый улыбается маме, одна Вика не рада и глазами блуждает, будто потерянная. Вот недотёпа – ведь мама стоит перед ней, вот ведь она пришла!

– Садитесь, лапушки! – помахала мама руками, как будто усаживала их всех обратно за парты. Учительница застучала каблуками к ней. Девочка сидела за второй партой и хорошо расслышала, о чём они с мамой заговорили.

– Завтра занятий не будет.

– Как? У нас запланированы тесты по пройденному материалу. Расписание одобрили на четверть вперёд.

– Нет, вы не поняли: занятий больше не будет вообще.

– Не слишком ли рано? – растерялась учительница – всегда острая, точная, строгая, она вдруг осеклась. Только мама могла её так обломить! Мама всё могла! – Класс недавно начал писать диктанты и освоился с таблицей умножения. По плану до конца года у нас базис географии и биологии. Они и так схватывают материал налету – гораздо быстрее обычных детей…

– Обычных?.. – прервала её мама, не особенно слушая. – Класс расформирован. Вознаграждение вы получите по прибытию в убежище. А теперь – возвращайтесь в свой бункер. Благодарим за сотрудничество, и помните: любое нарушение секретности об этих детях – будет караться.

Учительница медленно, с пониманием кивнула.

– Да, хорошо.

Только те, кто сидели поближе, в том числе и девочка за второй партой, подслушали, о чём же мама сказала: значит, занятий завтра не будет – вот здорово!..

– Вот здорово… – повторила Ксюша и с этими словами проснулась. В квартире – также тихо. За окном стоит раннее утро. Она поднялась с кровати, потёрла шею, нахмурилась и попыталась вспомнить свой ускользающий сон. Во второй раз ей приснилась женщина с тёмными волосами, которую она почему-то называла «мамой». Но разве у одной матери может быть больше двадцати детей почти одного возраста? Одна эта девочка Вика выглядела долговязой, остальным всем – лет по десять-двенадцать. И Ксюша так радовалась этой «маме» во сне, как своей настоящей, родной. Всё-таки странный сон, но снам и положено быть странными – разве нет?..

Она встала с кровати, умылась из давно заготовленного Сашей ведра с водой, оделась в комбинезон, взяла шлем подмышку, подхватила опустелый рюкзак и поплелась к выходу. В прихожей Ксюша пролезла сквозь дверь-зеркало в тайный шкаф, из него – в заброшенную квартиру, вышла в коридор, спустилась по лестнице в подъезд, толкнула плечом парадную дверь и…

Шлем выпал из рук. Ксюша остолбенела. Перед ней стоял зверь – на груди светлая шкура, по бокам золотисто-коричневая, на шее маленькая голова с чёрным носом, на голове ворсистая и будто бы мягкая корона рогов, под рогами медленно вилась и опадала золотая пыльца.

Сказочный олень стоял перед ней и смотрел на Серебряну сквозь раскрытую дверь подъезда. Глубокий взгляд затягивал Ксюшу как в дальний космос. Она бы испугалась оленя, если бы чувствовала в нём злые намеренья, но олень смотрел на неё, как иная вселенная – без особого добра или злости, как на чужого детёныша. Казалось, он вот-вот с ней заговорит, и Ксюша ждала этого разговора, но олень почему-то молчал, и только изредка двигал ушами, и Ксюша тоже не смела начинать первой.

Олень шумно вздохнул, медленно отвернулся и отступил от крыльца. Зацокали копыта. Ксюша посмотрела ему под ноги и увидела, как ростки трав и стебельки цветов тянутся из-под расколотого асфальта к оленьим ногам, будто к солнцу. Ксюша сама, очаровано, не могла оторвать от него взгляда, но чем дальше олень отходил, тем яснее работали мысли – почему Перуница её не защитила? Ксюша ведь испугалась, когда нос к носу столкнулась с оленем... и вдруг она поняла, что не надела на голову шлем, а значит не замкнула систему защиты! Всё-таки не зря Лысую Поляну называли Землёй Чудовищ! Ксюша торопливо наклонилась и подобрала шлем.

В тот же миг олень тревожно повернул голову: справа от него, дальше по тротуару, Ксюша увидела ещё одного крупного зверя – не то собаку, не то медведя – похож зверь был и на то, и на другое. Он ощерил клыкастую пасть и угрожающе на вдохе и выдохе заворчал. Тёмно-коричневая шерсть на нём поднялась, белые подпалины на чёрной морде нахмурились, когти – такие большие, что не умещались в тёмных лапах – клацнули по бетону. Глаза хищника с дикой яростью уставились на пришедшего к дому оленя, и в этих чёрных маленьких глазках внезапно сверкнуло зеленовато-зеркальное дно.

Олень наклонил голову, выставил рога. Почему-то он не убегал, хотя Ксюша, если бы почуяла под собой ноги, точно бы убежала! Хищник принялся обходить оленя. За ним Ксюша заметила недлинный, но очень пушистый хвост. Олень резко скакнул вперёд, мотнул рогами, и зверь отпрянул – дикий, жестокий и яростный – он был вовсе не глуп и даже очень хитёр. Зверь крутился, хотел наброситься сбоку, но всякий раз его встречали рога.

Олень отступил далеко от подъезда, и открыл зверю дорогу на Ксюшу. Она успела заметить, как хищник блеснул на неё глазами, тут же захлопнула дверь и отскочила к лестнице. Непонятно, мог ли зверь броситься на неё, или просто так поглядел, но в тот же миг снаружи закуролесилась настоящая драка – протяжный визг и рычание, топот копыт, и громкое фырканье. Ксюша сбежала с первого этажа на второй и прижалась к стене – дальше просто не понесли ноги.

Скоро на улице всё затихло, но далеко не сразу Ксюша решилась выглянуть из окна. Перед домом никого не оказалось, только свежие пятна крови на старом асфальте и тротуаре. Может один зверь поранил другого и погнал его прочь? Ксюша спустилась к двери, приоткрыла её и выглянула через щёлку наружу. Странное дело, звери ушли, и вслед за ними начал меняться двор: трава перед ступеньками сильно пожухла, поникли цветы. Ксюша вышла на бетонное крыльцо, так и есть: двор капля за каплей приобретал прежний вид, и лишь необычные золотые пылинки ещё крутились и плавали в воздухе.

На обратном пути через лес Ксюша больше не увидела ни одного цветочка, хотя точно знала, что возвращается в Башню той же самой дорогой.

*************

– То не пыль в поле расстилается, не туманы с моря поднимаются – то с восточной земли, с превысоких гор бежит дикое стадо звериное. Бежит стадо звериное, за ним стелется прорва змеиная, а впереди всех идёт – лютый Скипер-Зверь: лютый Скипер-Зверь – пасть, что в Пекло дверь. Шерсть на Скипере – медная, рога и копыта – булатные, голова – что большая гора, а лапищи – что столбы в три обхвата. Зверь рогами за тучи цепляется, ногами дубравы и рощи священные ломит и мнёт. Как побежит Скипер-Зверь – Мать-Земля поколеблется, горы каменные зашатаются, в море синем вода взбултыхается. Схватил Скипер-Зверь трёх сестёр – Лелю, Живу, да Мару, и унёс их с собой – в царство тёмное, в царство мёртвое – потаённое. А как вернулся в мир Явий-подсолнечный – стал без спроса по лесам и полям разгуливать, свою нечисть по белу свету выгуливать. Раз увидел Зверь у реки, у Бел-Горюч Камня, как богатырь по песочку расхаживает, на Скипера исподлобья недобро поглядывает, и поигрывает в руках стопудовою палицею! А это брат трёх сестёр – Перун у Бел-Горюч камня похаживал, на свирепого Скипера недобро поглядывал. Испугался и сказал лютый Скипер-Зверь, и вся нечисть за ним повторила: «Отрекись, Перун, от отца своего, и поклонись, Перун, мне – Зверю-Скиперу, и служи, Перун, моему царству-тёмному!». «Ах, злодей!» – рассердился Перун. – «Не служу я тебе, чёрной нечисти, а служу одному Роду-Пращуру, да ещё Ладе-Матушке, и отцу своему – Сварогу!». Схватились они с Перуном, и пронзил Перун Зверя-Скипера, вырвал сердце ему поганое и зашвырнул в море синее. Освободил Перун своих трёх сестёр Лелю, Живу и Мару, и вернул их домой к Ладе-Матушке. Так вернулись в подсолнечный мир Леля – любовь, Жива – весна, и Марена – зима-белоснежная…»

Четыре года Ксюша прожила по-прежнему: днём занятия, после полудня – выход в город. Никто не мешал ей носить еду в рюкзаке. Раз в несколько дней она заходила в подвал к Тимофею. Кутыши приветливо встречали её, приглашали в Котёл, но к припасам привыкли, и больше так сильно не радовались, наоборот, даже ждали, когда Серебряна в очередной раз притащит им сухпайки. Юрка, Костик и Лёля росли сытыми, да и сам Тимофей с Ульяной заметно поправились. Зверолов совсем редко выходил на охоту. В Котле должен был скоро появиться новый маленький жилец – Ульяна донашивала их с Тимофеем ребёнка.

Часто с бесцветным «спасибо» кутыши брали еду, и затем смущённо терпели, когда Серебряна погостит у них и уйдёт. Да, всё-таки она была в подвале чужой – лишней их маленькому семейному кругу. Но всякий раз, когда ей казалось, что кутыши не совсем благодарны, Ксюша напоминала себе, что помогает им в память о Саше, и тогда ей становилось светлее.

Одно время она даже пыталась завести дружбу с Лёлей, той исполнилось уже двенадцать. Без Бориса и Павлика, дочка Ульяны как хвостик таскалась за Юркой и Костиком, а те два оболтуса умудрились вымахать в рослых мальчишек и теперь учились у отца ловчему делу: как стоять у волны и охотиться на лесных зверей.

Только вот о чём Ксюше было разговаривать с мелкой девчонкой? О Шушаре? Так называлась игра, когда ловили крысу и запихивали её в мешок. Потом Юрка и Костик били по мешку махачами, и на чьём ударе крыса издохнет – тот и побеждал. Лёля тоже бегала с Юркой и Костиком и тоже лупила крысу в мешке.

Ксюша пыталась рассказывать Лёле разные сказки, но та их совсем не понимала, и не умела мечтать так, как Саша.

В городе Ксюша много с кем познакомилась, но без Саши бродила по зазеркалью одна.

Должно быть поэтому она искала другие Котлы, и других кутышей, и вот там, у незнакомых людей, находила нужную ей порцию благодарности. Подвальные не верили своему счастью, когда натыкались возле входа в Котёл на пакет с сухпайками и разными вкусностями. Каждому найденному подвалу Ксюша приносила такой пакет примерно раз в месяц. Больше на своей спине она просто не могла притащить, Котлы иногда прятались очень далеко на окраинах, но список подвалов, которым она помогала, постоянно рос и пополнялся. Тимофей рассказал Ксюше всего о двенадцати Котлах в городе, но при помощи сканера и по звуку динамиков в шлеме Ксюша легко находила, под каким именно домом скрываются люди.

За четыре года не раз приходилось защищать Котлы и от бандитов. Сборщики дани, а иногда целые бригады загонщиков, нападали на неё, но гибли от молний. Раненых Ксюша никогда не добивала, да и сбежавших никогда не преследовала. Вскоре бандиты, только завидев её серебряный комбинезон издали, срывались прочь, и смертей стало меньше. Ксюша почти свободно расхаживала по городу, и никто даже не думал нападать на лютое Городское Чудовище.

Прозвище Серебряны скоро знали все кутыши – даже те, кого она не подкармливала. Ксюше нравилось помогать, особенно тем Котлам, где её почитали как доброго духа. Через усилители шлема она подслушивала разговоры подвальных, в которых её поминали, как защитницу и благодетельницу – с почтением, полушёпотом, с осторожностью, чтобы не дай бог не отвернуть от себя удачу.

«Хоть бы Серебряна пришла, а то ведь ребятишек кормить чем-то надо…»

«Приди, Серебрянка, только приди! Не то сволочи эти Центральные совсем одолеют!»

«Не тронь чужого, слышь! Не то Серебряна придёт, в мешок тебя сунет, и в подвал с ложкой утащит!»

Ксюша самодовольно прихмыкивала и улыбалась на все эти наивные надежды и страхи. Иногда она с умыслом ничего не приносила в подвал пару месяцев, и тогда возле входа в Котёл появлялась башенка из серебряных пустых упаковок, словно подвальные вымаливали у неё прощение. Конечно, они рисковали! Но страх перед бандитами стал вдруг как-то меньше надежды на помощь от Серебряны. И Ксюша опять оставляла пакет, и в тот же вечер подслушивала, как до слёз радуются и хвалят её в подвале благодарные кутыши.

Бандиты конечно же тоже находили стопки серебристого мусора и поначалу жестоко карали кутышей за любовь к Серебряне, но она яростно защищала свои Котлы, и загонщики скоро вообще бросали район. Серебряная башенка превратилась в настоящий оберег для кутышей, пустые упаковки разошлись по всему городу, башенки строились даже теми, кто Серебряну вовсе не знал, и Ксюша их не знала, но так ей становилось гораздо легче находить другие Котлы.

И всё-таки рано или поздно Ксюше приходилось возвращаться обратно в Башню, видеть Кощея, терпеть его скользкий взгляд, садиться с ним за один стол и слушать сказки, записывать путанные рунскрипты в тетради. Настоящей цепи, кажется, не было, но точно был настоящий ошейник. После встречи с оленем и росомахой, – да, Ксюша узнала из архива проигрывателя, как называется тот страшный зверь, – она не решалась бродить по лесу без особой причины. Но за городом – кругом лес, и таких страшных зверей в нём – навалом, а значит дальше окраин Ксюше ни за что не сбежать без Перуницы, комбинезону требуется зарядка – вот и выходит, что Ксюша крепко привязана к Башне, и вместе с ней и к Кощею, и хуже всего, что не только она, но и Кощей знает об этом, и подло использует – он совсем не боится, что Ксюша однажды уйдёт.

Значит цепь всё-таки есть, но только не из металла, а гораздо крепче – из страха.

Да, Ксюша боялась – поначалу не самого Узника, а того, что останется без помощи Башни. Стоит выйти наружу без комбинезона, и ты труп – и это ещё в лучшем случае. Но в чём смысл уроков Кощея? Зачем эти сказки, руны, ненужные в городе языки? Чего Кощей хочет добиться? Ксюше двадцать один год, она повидала жизнь за дверями Башни, и в этой жизни не было ничего просто так – на любое дело у кутышей находилась причина, по пустякам они даже из подвала не выходили, так какое дело готовится у Кощея для Ксюши? Зачем он её содержит, настраивает Перуницу и чинит костюм, почему прощает ей грабежи на складах и порчу машин на стоянке? Чем он, в конце концов, занимается в своей лаборатории?

На прямые вопросы Кощей никогда не отвечал прямо – не стоило даже пытаться. В итоге, Ксюша невольно, совсем не желая того, начала страшиться не только бандитов, ядовитых растений и хищников в городе, но и Кощея – ненавидеть, презирать, и бояться хозяина всеведущей Башни.

И ещё больше её бесило, что она никак не может собрать проклятущий кубик даже с книгой про него! Два слоя еле как собрались, третий вовсе казался ей сломанным, написанная же в книге инструкция – путанной. Один неверный поворот, и цвета головоломки мешались. Ксюша отбрасывала игрушку, и постоянно к ней возвращалась, но из-за ерунды, из-за последнего слоя никак не могла её дособрать! Кубик тоже стал ненавистным мучителем, навроде Кощея, символом его назойливой власти! Ксюша миллион раз перекручивала кубик, следуя книге, или полагаясь лишь на удачу, но чаще просто вращала грани без смысла, пока не начинали болеть руки.

А ещё эта его фраза про «саркофаг», которую Кощей сказал, когда Ксюша очнулась после укуса змеи: не тот ли это удушающий ящик, в котором она однажды захлебнулась во сне? Сны – это настоящие воспоминания Ксюши? Если так, то в детстве она училась в одном классе с другими детьми – зачем? Это была простая школа, или какое-нибудь убежище, вроде Башни? О каких-таких бункерах говорила приснившаяся ей мама с учительницей? Кутыши тоже рассказывали о бункерах, когда вспоминали Исход и Серого Повелителя. Серый Повелитель – Максим, он был в одном классе с Ксюшей? Они ведь связаны как-то… Не ждёт ли тогда его судьба Ксюшу?

Если она поднимется за ответами на все эти вопросы в Ирий, то ничего не узнает – дверь в лабораторию в конце садовой дорожки закрыта, и Кощей не скажет ей код. Значит надо собирать кубик, ведь Узник следит за её успехами через камеры! Даже в городе Ксюша часто задирала голову и смотрела – не летят ли по небу дроны? Вдруг Кощей обманул её, и машины вполне отлетали дальше ста метров от Башни? Выпуклые наросты грибов на потолках внутри развалин городских зданий она иногда принимала за колпаки видеокамер. В Ксюше скулил, ныл, и рыкал затравленный страх, и некому было понимающе выслушать его и успокоить – Саша уехала и оставила Ксюшу одну!

Страх грозил съесть её и изнутри, и снаружи. Пока Ксюша разыгрывала помощницу кутышей, Центральные подбирали к ней ключ. Пару раз бандиты вполне мирно пытались с ней заговорить и окликали, и она не могла сжечь их Перуницей, ведь та работала лишь на угрозы. Но и Ксюша не была дурой, она ни разу не заговорила с бандитами, в чём бы те её не убеждали и какие бы предложения не передавали ей от крышаков. Несколько раз на Ксюшу устраивались большие облавы, дважды она угождала в заранее расставленные западни, и в неё летели бутылки с кислотой, крупные камни, в неё стреляли залпом из множества самопалов и даже из оружия старовременья, но всякий раз Перуница и комбинезон защищали её, как будто непробиваемый щит. Многие засады она обходила, когда сканеры движения и усилители динамиков в шлеме подсказывали ей о ловушках, но охота на Серебряну с каждым месяцем ужесточалась. Бандиты просто-напросто не могли примириться с тем, что обнаглевшее Городское Чудовище отбирает их территории, лишает Каланчи дани, да ещё перекрывает приток подвальных в мизгу.

Вот и сегодня загонщики попытались поговорить с ней, а после завлечь в ловушку, но в итоге сами бежали от молний. Ксюша хмуро выругалась на них и потащилась с пустым рюкзаком назад в небоскрёб. В рюкзаке – пусто, но в душе тяжко. Теперь и в новых подвалах к ней начали привыкать. Сегодня она подслушала, как подвальные рассуждали, мол надо бы из каждого следующего пакета, который она им принесёт, немного откладывать на голодные времена. Да с чего они вообще взяли, что она им в следующий раз принесёт?! И без разницы, что она им десять месяцев к ряду таскала! Всё – она вычеркнет их подвал из своих списков и памяти! Пусть хоть башенки строят, хоть кровавыми слезами захлёбываются – Серебряна, как ворон – живой воды им в клюве дарила, а они вздумали с этой живой воды по капле себе запасы откладывать, мол: «Подумаешь – притащит ещё!»

На парковке небоскрёба, Ксюша внезапно для себя обнаружила среди ржавых остовов автомобилей ещё целый, и на колёсах внедорожник – точно такой же, как на подземной стоянке Кощея. Она даже подумала, что Кощей зачем-то вывел одну машину из подземного гаража на улицу, но внедорожник перед Башней оказался вовсе не новый, а сильно потрёпанный, и бывалый в пути: со шрамами сварки по всему корпусу, решётками на окнах, с тросом самовытаскивания на валу переднего бампера и дырками в кузове – неверно, прострелянный.

«Белла приехала!» – вспыхнула у Ксюши мысль, и она бросилась к шлюзу. Наружные створы по ключевому слову открылись, Ксюша прошла дезинфекцию – еле дождалась, пока наконец облака пара и лучи синего света очистят её комбинезон, и одним духом вбежала через внутренние створы шлюза в мраморный вестибюль Башни. Только здесь, на первых ступенях парадной лестницы, она задержалась.

Через динамики шлема она услышала мужской разговор – кто-то сверху спускался, но ещё не вышел на её пролёт лестницы.

– Я помню, о чём ты просил. Башня на консервации, мы приехали без спроса, но как тебе в таком случае передать Альфу? Упускать редкую возможность из-за формальностей? Брось!

– Альфы есть только в племени Зимнего Волка, и ещё тот – крещёный. Ваша особь, скорее всего – Омега – не больше, – ответил Кощей – Ксюша отлично узнала его по голосу, но в спор с ним вступил совершенно незнакомый ей мужчина.

– Слышь, Эдик, сам разбирайся с ним, а? Я тебе кто – доктор? Нам показалось, что это Альфа, кровь я ему не пускал, вот сам и проверишь. Мы его специально для тебя транквилизаторами напичкали, так что проснётся только часов через двенадцать. Если успеешь и быстро возьмёшь анализы, и он не Альфой окажется, то тогда лучше прямо во сне его грохни: он непокладистый, чудом взяли и без потерь обошлись. Если бы не мои ребята…

Гости показались на лестнице вместе с хозяином. Их было трое, не считая Кощея, все в чёрных комбинезонах, в разгрузках, с оружием на ремнях. Двое спускались в зеркальных шлемах – точно таких же, какой носила и Ксюша, только с тонированными чёрными забралами. Но один мужчина – тот, кто разговаривал с Кощеем, спускался без шлема.

Кощей шёл чуть позади остальных, как будто выметал гостей, и, только завидев Ксюшу, резко показал ей рукой, чтобы она ни в коем случае не снимала свой шлем.

– Ого, а рассказывал, что ты тут один! – улыбнулся чернявый мужчина, приподнял руку с висевшего на груди автомата и помахал Ксюше. Она мельком заметила маленькую татуировку у него под большим пальцем – два сошедшихся вместе синих кольца.

– Это моя младшая научная сотрудница. Занимается исследованиями городских флоры и фауны, – торопливо буркнул Кощей. – Вокруг Башни прямо сегодня развивается уникальная экосистема, но некому отслеживать эволюцию и мутации наших выпущенных на полевые испытания разработок.

– О, исследовательница наследия старика Сперанского? Эксперт по грибам и плесени? – поравнялся с Ксюшей на лестнице чернявый мужчина без шлема. На переносице у него светлел мелкий шрам. – Добрый день, барышня. Как вас звать-величать? Вы тоже из тринадцатого убежища? Там ведь все наши не стареющие умницы-красавицы собрались. Так что, из Тринадцатого?

– Слушай, Ярослав, иди приставай к кому-нибудь в другом месте, – строго заметил Кощей. Ярослав оглянулся и невинно кивнул. В профиль, особенно носом, он очень походил на Кощея, только весь зарубцевалый, обветренный, смуглый, и оттого он казался старше Узника, но по глазам – сильно моложе.

– Извини, брат: вечность не разговаривал с цивилизованной женщиной! У нас в поле работать – это не у вас в бетонных палатах о миростроении диспутировать. Мне бы сейчас таких слов, как мимикрия, центрифуга, процессия, гибернация послушать из женских уст: сердцем клянусь – слаще любых стихов! Эх, романтика-романтика. Правда, барышня?

– У тебя вкус дурной, и к стихам ты совсем не способен, как и к сложным диспутам на достойные темы. В разговорах с женщинами тебя вообще всегда интересует только одна тема, – едко заметил Кощей.

– Ну вот! Взял и подрубил брату все шансы! И в кого ты такой дундук, Эдик? – раздосадовался Ярослав и опять оглянулся на безмолвную Ксению.

– Так вы биолог? Изучаете одни только грибы, или ещё человеческой физиологией занимаетесь?

– Ярик, что ж с тобой делать… – раздражился Кощей. Ярослав побеждённо вскинул ладони. – Сдаюсь-сдаюсь – на милость тебе, и твоей Гюльчатай. Личика-то мне всё равно не увидеть. До свидания, барышня, – он кивнул и пошёл вниз по лестнице. Следом за ним потянулись другие бойцы в чёрных комбинезонах.

– До свидания! – запоздало окликнула Ксюша. Голос её исказил шлем. Ярослав оглянулся и на прощание слегка помахал ей ладонью. Кощей неободрительно покосился на Ксюшу, и, заложив руки за спину, стоял перед шлюзом, пока все до последнего гости не покинули вестибюль.

– А кто это был? – поинтересовалась Ксюша, когда Кощей начал подниматься по лестнице. Разумеется, к ним в Башню наверняка приехали Вечные из Арктиды, и Ярослав, кажется, стоил внимания – по крайней мере Узник очень не хотел, чтобы они встречались.

– Никого важного, – обронил Кощей, как всегда скользя взглядом мимо собеседника. – Тебя, кажется, тоже в Башне в это время быть не должно?

– Пришла пораньше – нельзя? – огрызнулась Ксюша. – Так они из Арктиды, или откуда? Твой брат сказал, что он работает в поле.

– Брат?.. Ну да… – пробормотал Кощей, не глядя на Ксюшу. – Из поля значит и приехали, – продолжил он подниматься по лестнице. Возле дыры он остановился, о чём-то задумался и договорил:

– Знаешь, лучше сегодня после ужина посиди у себя в апартаментах, и ложись спать.

– Так рано ещё!

– Если хочешь, можешь переночевать в городе – я не против. Сегодня, скорее, даже за, – досказал Кощей и ушёл наверх. Ксюша оглянулась на шлюз: обратно в город ей не хотелось. И с чего это Узник ей вообще разрешал? Никакого разрешения переночевать в тайном доме ей раньше не требовалось!.. Она вообще ничего не рассказывала ему про свой тайный дом! Но всё же, сегодня что-то интересное происходило именно в Башне, и ей лучше остаться здесь.

Кощей к ужину не явился, и Ксюша ела в пустой столовой. Без особого аппетита она ковырялась вилкой в сочной отбивной с распаренной брюквой, а сама только и думала, о чём или о ком разговаривали Кощей с Ярославом. Из слов Ярослава выходило, что в Башню доставили какого-то опасного зверя, навроде росомахи. При одной мысли, что точно такая же тварь, как на Лысой Поляне, есть внутри Башни, Ксюше стало нехорошо на животе. Она отодвинула недоеденную отбивную, набралась смелости и пошла на сорок восьмой этаж. Здесь Ксюша прислонила ухо к серой двери в Ирийский сад. Тихо, даже ворон не каркал. Ксюша почувствовала себя кутышем в тёмном подвале, когда в доме наверху кто-то есть, а выглянуть и посмотреть страшно. Ей очень захотелось войти в тропический сад и пробраться к самой лаборатории, но что толку, если кодовая дверь заперта? Да и к тому же, в Ирии можно нарваться на какую-нибудь смертоносную гадину. Волей не волей Ксюше пришлось вернуться в свои апартаменты. Она рухнула на кровать и накрылась одеялом с головой. Кого бы Кощею не приволокли наверх – он никогда ничего не расскажет, и уже завтра со зверем будет покончено – Кощей исследует его кровь и убьёт. Если зверь похож на росомаху – то поделом ему, но если он похож на Сашиного оленя – то… жалко.

Вспомнив про Сашеньку, Ксюша наконец-то уснула. Ей снился один из тех странных снов, которые стали посещать её с возрастом – не полуправдивые сны про маму, и саркофаги, и школу, а другие – жестокие и волнующие. В них отказывала Перуница и бандиты хватали Ксюшу прямо посреди улицы, или в каком-нибудь заброшенном доме, хотели сорвать комбинезон, с силой тянули за ткань, и за шлем – и страшно, и больно, но и приятно, и даже щекотно. Таким же странным сном был кошмар о росомахе: хищник гнался за ней возле тайного дома, и всегда догонял, набрасывался на Ксюшу со спины и пытался разорвать комбинезон своими когтями, клыками. И когда комбинезон наконец рвался – и во снах про бандитов, и во снах про росомаху – Ксюша тотчас с ужасом просыпалась.

Сердце ухало, лицо горело. Ксюша не сразу приходила в себя, тёрла щёки, глаза, и ощупывалась в тех местах, где комбинезон дал слабину. Потом быстро вскакивала и бежала в туалет – ей очень хотелось. Обрывки томительных снов ещё долго преследовали её. Под комбинезоном в кошмарах она почему-то всегда оказывалась голой, чего в реальности с ней случиться никак не могло. На обратном пути из туалета она останавливалась возле зеркала и оглядывала себя сверху-донизу – задирала футболку, смотрела на шрамы от кислотных ожогов у себя на боку, разглядывала, как сходят синяки с ног – пусть комбинезон защищал, но ходить по развалинам, и не набить синяков – невозможно, вот почему она всегда надевала под комбинезон плотные штаны и какую-нибудь толстовку. На левой голени до сих пор темнели две маленькие отметены от змеиных зубов – вот эти синяки не сойдут с неё уже никогда.

Ксюша нагнулась, потёрла проклятый укус, и вдруг свет вокруг покраснел, над головой резко завыл сигнал. Ксюша испуганно выпрямилась: никогда ещё в Башне не включалась сирена! Может быть она всё ещё спит? Нет, за окном поздний вечер, сирена во всю заливается от низких звуков к высоким, и страшно ей наяву, а не во сне!

– Чего это ещё такое? – пробормотала Ксюша и зашлёпала босыми ногами к двери апартаментов. Она хотела выйти, но дверь оказалась закрыта. Никогда раньше Кощей её не запирал! Ксюша сильнее дёрнула ручку, но нет – намертво, не поддаётся! Ксюша со злостью стукнула кулаком по двери.

– Эй! Открывай!

«Это чего ещё ты такое придумал, гад?! Ты что, запирать меня можешь?! В конец обозрел!»

Ксюша отступила на шаг и пнула босой ногой возле замка. Дверь дрогнула, но не открылась. Сирена замолкла, красный свет разливался повсюду. Что бы не случилось в Башне, Ксюша не хотела помирать взаперти! Может вспыхнул пожар? Или бандиты забрались внутрь? Лучше ей спуститься в аккумуляторную и надеть свой комбинезон! Только в нём Ксюша чувствовала себя уверенно, как внутри своей собственной Башни!

– Да открывайся ты! – заорала она и опять пнула дверь. Пластиковая загородка в апартаменты была не очень-то прочной. От каждого пинка дверь содрогалась, замок лязгал, косяк хрустел. В конце концов дверь не выдержала и с треском открылась. Ксюша вырвалась на свободу. Весь коридор заливал такой же болезненный красный свет, как и в апартаментах. Здесь Ксюша огляделась, прислушалась – никого. Она пошла к лестнице, и на ходу оглянулась опять, и вот тогда увидела в другом конце коридора незнакомца – раздетого до пояса, только в одних штанах мужчину. Он часто дышал, плоский живот его уходил под рёбра, в крепкой руке он стискивал пистолет, но сильнее всего пугали его глаза – как две синие блёстки в красном сумраке.

Ксюша стремглав кинулась к лестнице. Это не сон! И чужак её точно догонит! Или выстрелит в спину! Но нет, она бегает быстрее всех в городе, она сильная! Она сбежит! Она хочет жить!

Но дикарь нагнал её через пару секунд, толкнул Ксюшу в спину, и она упала на пол. В затылок жёстко упёрся пистолет.

– Кде ход надземь?! – гаркнул он. Дикарь прижимал Ксюшу к полу, так что она и пошевелиться не могла, и не смела. Говорил дикарь – не пойми как. Ксюша еле понимала его.

– Кде ход надземь?! Прорекати мни, не то запалю! – встряхнул он её. Верно! Он говорил на языке, который на уроках преподавал ей Кощей – похоже на обычный Оседлый, но это креольский язык, смешанный из двух языков…

– О с-сем – не ведомо! – дрожащими губами пролепетала Ксюша. Дикарь зарычал, потянул её за шиворот футболки, поставил на ноги и потащил к лестнице. Спускались вдвоём. В серую дверь на двадцать пятый этаж дикарь просто выстрелил и открыл – наверное, делал это не в первый раз. Подгоняя, он повёл Ксюшу дальше по лестнице, часто выглядывал в окна, но везде до земли ему казалось чересчур высоко. Пальцы пленителя жёстко, как согнутая арматура, впились Ксюше в руку. Дикарь таскал её по кроваво-красным коридорам и лестницам, Ксюша в страхе соображала, что же ей делать дальше, когда надо будет открывать шлюз в вестибюле? Всю Башню Кощей заблокировал, так что никто не выйдет, и никто не войдёт. Из пистолета главный шлюз не прострелишь. Значит дикарь прикончит её прямо перед створами, когда не сможет отпереть шлюз!

Сверху-вниз покатился нарастающий гул. Тяжёлый гул приближался, и пронизывал Башню насквозь, через все этажи – Ксюша впервые услышала, как едет лифт по небоскрёбу. Но и дикарь сообразил – его настигают! Он снова подскочил к окну и выглянул вниз: высота показалась приемлемой. Он вскинул пистолет, Ксюша успела зажать уши руками: Выстрел! Выстрел! Выстрел! Ни одна пуля плексиглас не пробила. Окно выплюнуло кусочки свинца один за другим и лучистые звёзды попаданий начали медленно рассасываться.

Дикарь явно не ожидал такого. Он оттолкнул Ксюшу и попытался выбить окно плечом. Глухой стук разнёсся по этажу. Дикарь, как безумный, бился в окно ещё и ещё, желая единственного – на свободу!

Звякнул короткий сигнал – лифт прибыл на их этаж. Ксюша вскочила и бросилась от дикаря. Он побежал следом, но в этот раз со страху она успела забежать в фитнес-клуб, пронестись мимо шкафчиков и скамей в раздевалке, свернуть в бассейн и с разбегу полетела в воду. Зачем в воду?! Вот дура! Разве тут спрячешься! Рядом пронеслось несколько пуль. Быстрыми рыбками с пузырчатыми хвостами они юркнули вниз. Ксюша нырнула ещё глубже, ко дну. Ни о воздухе, ни о том, что дикарь сейчас нырнёт за ней следом и достанет её – она не думала. Но дикарь не нырнул и не стрелял по ней больше. Экономил патроны?

Воздуха в лёгких почти не осталось. Если бы не тренировки, Ксюша давно бы захлебнулась водой, но у всех есть предел. Через пару минут в глазах запрыгали чёрные пятна. Каждая жилочка рвалась наверх, к воздуху! Но страх – мертвенный страх тянул её грузом вниз: «Нет, нельзя! Там опасно! У него пистолет! Он стоит и целится у бассейна, ждёт твою голову! Не всплывай!». Не секунды решали – мгновения; будешь ты жить, или нет, задохнёшься ли в бездне, или вынырнешь прямо под пули? Когда горло сдавило будто петлёй, Ксюша сама не в себе загребла к воздуху – тело вырвалось на поверхность, а страх остался где-то там, в глубине, утонул.

Ксюша взахлёб не могла наглотаться воздуху и ошалело оглядывалась. Возле бассейна никого не было. Сквозь воду в ушах доносился автоматный стрёкот и ответные пистолетные выстрелы – где-то в фойе перед фитнес-клубом Кощей перестреливался с дикарём.

Ксюша выкарабкалась из воды на бортик бассейна и побежала прятаться в душевую. Она заперлась в кабинке и сжалась в углу. Маленькая задвижка едва ли остановит дикаря, но укрытия лучше Ксюша себе не придумала. Автоматный стрёкот и рявканье пистолета едва доносились. Ксюша дрожала и вслушивалась: кто победит? Когда наконец всё затихло, она испугалась ещё сильнее: если дикарь выиграл, она останется с ним в закрытой Башне, и чужак, конечно, до неё доберётся. Захотелось визжать во всё горло, и Ксюша зажала себе рот ладонями и затряслась, сдавливая в себе плачь.

Рядом с душевой застучали шаги. Ксюша вскочила и выпрямилась в углу кабинки: чем ей защититься? что оторвать? какую трубу?! Но ничего подходящего под рукой не было.

К полупрозрачной двери подошёл чужак. Он знал, что Ксюша внутри. В дверь постучали. Ксюша вжалась спиной в кафельный угол… но, погодите-ка, разве дикарь постучит? Нет! Нет-нет, это Кощей! Кощей убил чужака – он победил, защитил её, и отстоял Башню! Ксюша лихорадочно сдёрнула шпингалет, в следующий же миг она натолкнулась на острый взгляд Узника. В руке тот держал автомат, тёмный кожаный плащ прикрыл чёрный бронежилет на груди. Во всём этом нелепии, да ещё с оружием, Кощей выглядел, как бандит, вырядившийся в платье. От его дурацкого вида Ксюша вдруг разозлилась.

– Агрессивная особь – согласен, – ещё абсурднее начал Узник, будто не зная, чем прояснять весь кошмар.

– Т-ты… ты! Ты запер меня! – едва выдавила разозлённая Ксюша.

– Не надо было громыхать дверью – у этих особей отличный слух. Оставалась бы в спальне, тогда всё быстро бы кончилось.

– К-кончилось?.. Это кто был! – закипала всё больше Ксюша. – Ты кого приволок! Это что за урод! Ты что, опыты на нём ставил, да? Что ты там делаешь у себя наверху! На мне тоже будешь ставить, ага? и меня убьёшь, когда наиграешься?!

Кощей молчал и не отводил взгляда.

– Что, сказать нечего! – едко скорчила лицо Ксюша. – Смотришь на меня, как на крысу! Надзиратель! комендант! тюремщик! Запер меня! Почему я должна жить с тобой, Эдик? Ты чего ошейник на меня нацепил? Что ты задумал? Такое же, как для Максима, ага? Одного угробил, теперь замена нужна, правильно? Для чего! Отвечай, гад носастый! или я… или я тебе сейчас в рожу дам, твою вонючую! – задохнулась Ксюша от ярости.

Она вспомнила Максима и попала в самую цель, в самое больное место. В глазах Кощея промелькнуло страдание, и Ксюша немедля вцепилась в него, как змея.

– А-а, что, думаешь, я не знаю? Мне всё рассказали, как ты своего Максимчика со свету свёл! Ты от него чего-то хотел, для чего-то воспитывал, да не вышло! Он людей из города вывел, замёрз, и ты его бросил! Конечно! зачем он тебе, если не нужен! если всех, кого надо тебе – победил! Я похожа на твоего Максимчика, да? Похожа чем-то? Отвечай, гнида чёрная! зачем я тебе, зачем ты в меня вцепился!

– Я… не хотел бросать Максима. Так получилось, – едва выдавил строгий, но вдруг похолодевший Кощей. – Ты ничего не знаешь про Второй Мор. Не путай меня с…

– Что? С кем? С Чёрным Солнцем? – затравила Ксюша.

– Пусть даже Белла рассказала тебе о многом, она сама не всё знает. Она была здесь, в Башне, когда я с Максимом ушёл с Ордой. Белла имеет право злиться на меня, обижаться, но она не видела, что случилось, как и ты. Ты и вовсе не имеешь права судить меня, ты ничего не знаешь.

– Так расскажи, чтоб я знала! – гневно вскинула брови Ксюша.

– Нет. Правду нужно заслужить, Зверёныш. Ты дитя Башни – гораздо меньше Максима, пусть и не по летам. Ты не готова знать больше о деле, о нашей борьбе, о моей лаборатории, даже о самой себе, Ксения. Собери кубик, и тогда я кое-что тебе расскажу, но без кубика – ты ничего не узнаешь.

– Да засунь себе в жопу свой кубик! – разъярилась Ксюша. – Это моя жизнь, сволота ты чердачная! жизнь – настоящая, а не игрушка! Говори немедленно, тварь! Немедленно говори! Говори немедленно, прямо сейчас, тварь! Клянусь, если не скажешь, кто я такая и зачем я тебе, я твою Башню сожгу, и тебя вместе с ней! Понял?

Чувства погасли на лице у Кощея. Он потемнел и замкнулся, как неприступные врата Башни.

– Значит, ты больше не будешь собирать кубик, верно? Ты отказываешься от своего данного слова?

– Слово, данное лжецу – не стоит ничего. Я поднимусь наверх, под самую корону, или сожгу твою Башню вместе с тобой. Ты никто, Кощей, ты всего лишь трус, ты боишься своего города, ты Узник, и ты ещё пожалеешь, что запер меня вместе с собой!

– Что ж, ты нарушила обещание, Ксения, – грозно объявил Кощей. – Нарушать правила – это одно, но нарушить обещание – гораздо страшнее. Сдержанное обещание отличает достойного человека от человека бесчестного. Пока ты не научишься держать своё слово, вход в Ирий для тебя будет закрыт, не жди моей помощи. Я прекращаю уроки, не спущусь вниз, и не буду чинить комбинезон, пока ты не соберёшь кубик. Но до той поры – знай: это вовсе не твоя Башня, и без моего ведома ни одна живая душа сюда не войдёт, и не выйдет, девочка с номером. Нарушишь работу складов, сломаешь что-нибудь в аккумуляторной, в гараже, или в любом другом месте Башни – шлюз закроется навсегда; ты останешься снаружи, уберёшься обратно, откуда пришла, и твой возлюбленный город переварит тебя, и растворит, как ядовитая плесень бетон. Запомни это, Ксения, запомни навсегда – ты никто без Башни!

– А кто ты без Башни! – оскалилась Ксюша. – Цепляешься, как паук за неё, обжираешь чужое! Я покажу тебе, кто ты! ты трус и подлец, Узник! Гнида! ты сам заперся в тюрьме, спрятался от всего города! Ничего, скоро весь город придёт к тебе – обещаю! Придёт и вытряхнет тебя вон! вон! вон!!!

Она кричала во всю глотку, надрывалась; Кощей гневно сверкнул на неё глазами и вышел. В голове Ксюши с шумом стучала кровь. Никогда ещё она так не хотела убить его! Она с ненавистью повторяла про себя новые, услышанные от него слова.

«Девочка с номером, значит? Ты это про что? ты это про что, гад ты такой! Гнида, опять твои тайны! Я их разобью, разворочаю, выжгу вместе с тобой, вытрясу тебя из твоей же скорлупки! Думаешь, я никогда не освобожусь, Узник? Нет, я не буду такой, как ты, я буду свободна! Так и знай: и от тебя, и от твоей Башни, и от всех! Я буду свободной как лошади, как олени… нет, как все звери в лесу, как та росомаха! Я стану Зверем, Кощей – твоим Зверем, Чудовищем, а ты моим Узником! Я сама буду как Башня! Ты будешь бежать от меня, а куда? Куда ты сбежишь в моём городе!»

*************

Ксюша видела мешок с трупом. Кощей сам убирал тело застреленного им дикаря и утаскивал его подальше от фитнес-клуба. Стены фойе и голубая стойка сплошь усыпались рытвинами от пуль. На полу валялась уйма свеже-отсрелянных гильз. Ксюша видела окровавленный осколок. Скорее всего, у дикаря во время боя закончились патроны в украденном пистолете, и он бросился на Кощея с этим осколком, как дикое, отчаявшееся, загнанное в угол животное.

Теперь, когда страх отпустил, и Ксюша успела разорвать с Кощеем, она даже сочувствовала дикарю и его необузданной жажде свободы… но сегодня её коллекция страшных снов точно пополнится новым кошмарам, где красный свет заливает коридоры Башни, она пытается сбежать от дикаря, и не может.

После того, как Кощей убрал тело, он, как и грозился, заперся на верхних этажах Башни и заблокировал двери. Ксюша проверила голосовой ключ на сорок девятом, на слово «Ирий» дверь в сад больше не открывалась. Старые порядки кончились, пришли новые. Без Кощея Башня на сорок восемь этажей вниз стала свободнее, пусть теперь в ней многое стало нельзя.

Зато в городе многое можно.

Кем бы ни был Кощей, он боялся жителей города, потому и оградился от них турелями, дронами, камерами. Кощея тоже боялись и ненавидели. Башня – мечта для кутышей, пусть и смертельно-опасная, но не зря о ней среди подвальных ходили легенды, не зря люди грезили о пище, о помощи – просто хотели поселиться внутри. Тот, кто подарит им Башню – станет властителем города. Да, городской Повелительницей – а почему нет? Только не Серой, а серебряной – Серебряной! Она уже завоевала любовь и уважение кутышей, как же ей сейчас всем этим распорядиться? «Нет, Кощей, ты ошибся! Как же ты ошибся, когда открыл мне склады!» – повторяла она про себя. Любой враг будет сметён по желанию новой Владычицы! Ксюшу подстёгивало то, как она со звероловами дважды била бандитов! А если объединить всех звероловов? Всех кутышей? не получится ли Башню взять? Нужен план – хороший план, и своя армия! и своя армия уже есть! Куда там Кощею, пока кто-нибудь примчится к нему из Арктиды, Башню давно захватят, и отбить её, даже хорошим солдатам, как Ярослав, будет непросто: без помощи изнутри вообще не получится! Не зря столько крови пролито при первом штурме, и только помощь Беллы открыла Узнику Башню. На этот раз её откроет городским Ксюша…

Но что потом? Она представила, как встанет во главе Башни, во главе своего города, и все будут ей подчиняться, ведь она накормит и обогреет всех, кого ещё не накормила и не обогрела; она откроет квартиры и гаражи, раздаст звероловам оружие, соберёт их в бригады. Как использовать эту силу? Сидеть в Городе и щёлкать бандитов? Нет, бандиты сами к ней перебегут, как перебегают из подвалов за сытой жизнью в мизгу. Запасов у неё будет много… но даже с большими запасами не протянешь дольше пары зим в городе, а после придётся уводить всех на запад! Ксюша повторит путь Серого Повелителя – главное всегда давать людям другую мечту, новую сказку, увлекать их за собой! Максим вёл Серых к убежищам, обещал им спасение, а она поведёт городских в сытый западный край!

И тут сердце Ксюши заколотилось. Ну конечно! она не просто поведёт Орду обживать сытый запад – пусть верят во что угодно, но себе… для себя... она пойдёт искать Сашеньку!

На её пути стоял только Кощей. Пока он управляет турелями, дронами – в Башне его не достать. К тому же, наверху, в его лаборатории, может найтись что-нибудь ещё более смертоносное, чем Перуница, не говоря уже о том, что по одному нажатию кнопки он перекроет любые двери, отрежет этаж от этажа и поднимет тревогу. Незаметно провести даже одного или двух звероловов, чтобы они схватили Кощея – никак не получится, куда уж там думать про целую армию.

Но объединить кутышей надо – чем раньше, тем лучше, пока Кощей не запретил Ксюше входить и выходить из Башни. Даже если он ей запретит, как грозился, разве Ксюша погибнет? В городе у неё есть свой дом, свои люди. К ним, к своим знакомым подвальным Ксюша всегда сможет уйти, но тогда и Башни она не увидит.

Нельзя медлить, и на следующее же утро после перестрелки, Ксюша поспешила в подвал к Тимофею. Она не была в Котле у зверолова последние три дня, но Тимофей первый, кто мог ей помочь в борьбе против Кощея и собрать для неё ловчих. Ксюша уже представляла себя наверху небоскрёба, как она смотрит на город между зубьев короны, и велит Тимофею, куда направить загонщиков, какую банду разбить. Кощея же она посадит на цепь – да-да, на ту самую цепь в тайном доме! Пусть попробует пожить по её правилам! а если не будет слушаться, будет сопротивляться, она его…

– Девушка! – вдруг окликнули её посреди улицы. Ксюша вздрогнула и обернулась на старого бандюгана. Про опасности города не стоило забывать ни на секунду, а она замечталась. Бандит стоял в дверном проёме двухэтажного магазина и ласково ей ухмылялся. Все они раньше наглели, но это лишь до той поры, пока она не подпалила пару десятков загонщиков. Этот же бандит в пальто и сапогах как будто с луны свалился. Он совсем не боялся Ксюшу и фамильярничал.

– Чего такая яркая крсоточка делает-то в нашем городе, да ещё одна ходит? – без грубостей и жаргона подмазывался к ней бандит. Напрасно старается! Ксюша зарычала, и шлем исказил её голос. Бандит облизнул толстые губы, но продолжал слащавенько лыбиться.

– Может в Башню тебя проводить?

Ксюша насторожилась. Не к добру он её задержал и так нагло подманивал. Она включила сканер движения и обвела магазин и соседние здания взглядом. Где-то там засели его дружки? Рамка фиксировала одного бандита в дверном проёме, как угрозу средней опасности. Для удара Перунцей – недостаточно, ему следовало сделать или подумать что-то плохое о Ксюше, захотеть ей навредить. Но слегка разведённые руки бандита – пусты, а глаза плутоваты, он ничем ей не угрожал, не хотел чем-нибудь кинуть, только лишь улыбался, как будто и правда пришёл лишь поговорить.

Ксюша развернулась и пошла прочь. Научились не нарываться на её Перуницу? Вот и молодцы. Пусть пользуются, пока могут. Всё равно терпежу не хватит, полезут!

– Да куда же ты, девушка! – окликнул бандит. Ксюша не оборачивалась. Пусть только попробует зашвырнуть ей чем-нибудь в спину – узнает, как действует защита от скрытых угроз.

– Куда почесала, Ксюха! – громко гаркнул ей в след бандит. Ксюша так и замерла – не надо было этого делать, тем самым она подтвердила, что её и правда зовут Ксюшей. Но бандит едва ли ткнул пальцем в небо. Он точно знал, кто она, знал её имя, и знал, что она человек!

– Ни хера ты борзая в сопливой шкуре! – нагло щерился бандюган. Вежливость слетела с него как случайно приставшая блёстка. – Вот как стащим с тебя шкурямбу твою, так завизжишь у пацанов, а мы уж тебя – хором! Ты сколько братвы запалила – знашь, сука? За каждую мизгу корячиться на курятнике будешь! Чё буркаешь, крыса подвалохшная, язык в жопу засунула? Раскупорь хавало-то!

Надо скорее убить его. Хоть бы только он один узнал правду. Ксюша сделала шаг, Перуница почувствовала её настроение и переключила метку бандита со средней угрозы, на высокую. Бандит убежал в магазин. Первый разряд осыпал крылечко искрами. Сканер показывал, что в здании никого, кроме одной-единственной мечущейся цели. Ксюша вошла внутрь, не веря ещё, что кто-то из этих мразей, кто-то из поганых Центральных, хоть бы один из них выяснил её имя!

Бандит спотыкался и бежал к щербатой лестнице. Ксюша за ним. Перуница загудела, набирая заряд, захватила бандитскую спину рамкой, и вдруг потолок рухнул на Ксюшу! Доски, цемент, штукатурка, кирпичи – всё полетело ей на голову! В шлем что-то с хрустом ударило. Ксюшу повалило с ног, засыпало, иконки перед глазами мигнули, погасли, выскочила красная рамка об ошибке системы.

Темнота… Она жива, или мертва? Нет, вот дыхание: вдох-выдох – дышать под завалами, кажется, может. Осторожно пошевелила рукой – хорошо, теперь другая рука, ноги – по очереди: правая, левая. Всё болит, но слушается, шевелится. Повезло, наверное. Ничего, кажется, не сломала. Конечно, спас комбинезон, он отвердел при ударе. Потолок рухнул, но не раздавил её, и не искалечил. Только завалил намертво, она погребена под обломками, света не видно.

– Братва, она тут! Где-то тут манду завалило! – услышала Ксюша. По обломкам зашорхали шаги – много-много людей. Откуда загонщики? Кашляя, задыхаясь – наверно, от поднявшейся в руинах пыли, они с шумом камней начали разгребать завалы, подсказывали кто кому, и искали… искали её! Ксюша задрожала, затаила дыхание. «Пусть не найдут! Пожалуйста, пусть не найдут! Только пусть не найдут меня! Пожалуйста!»

– Тут она, братва! Нашёл! Вот же ж мля, не размазало! – закричал рядом голос. – Я коленку запалил! Вот она, коленка торчит! Коленка серебряная!

Вокруг Ксюши в камни вцепились руки, зашуршала, заворочалась злая работа. Бандиты копали, и вот скоро шлем отгребли. Ксюша увидела свет, а вместе с ним торжество на грязных пропитых лицах.

– Вот она, сучка! – обрадовано улыбался бандит, кто заманивал её в магазин. – Давай, братва, взяли! Вытаскивай её, ща побазарим! – махнул рукой он и командовал, как нахрап.

За Ксюшу крепко схватились и выволокли в два рывка из-под завалов. Сразу четыре бандита намертво держали её за руки. Остальные загоны столпились вокруг – всего человек двадцать. Нахрап выдернул из развалин кусок свинцовой трубы.

– Не толпись, крысюки! Мож она щас молнией ёпнет! – остерёг один бандит.

– Да могла бы, давно уже ёпнула! Пришибло её, всё – амба Динамо!

Нахрап замахнулся трубой и ударил Ксюшу по бедру. Она вскрикнула. Прут отскочил от ноги, как от деревяшки. Всё равно больно! хоть комбинезон защитил. Её крик сбил с бандитов последнюю робость и раззадорил. Они заоглядывались друг на друга, в глазах сверкнул лютый азарт.

– Ну чё, шкура, довыёпывалась? Знай Скиперских! Сколько пацанов наших пожгла заживо! Полсотни! Всё, амба тебе, Динка, мы тоже тя живьём замурлыжим. Грабли, копыта – отрубим, хрюкало тебе коцанём – свинюгой общей заделаем: жить, жрать, срать – будешь, а мы тя…

Нахрап пояснил, на радость загонам, что и как они сделают с ней на Каланче. Куда там её кошмарам! Когда он помянул сожжённых братков, лица у бандитов остервенели. Каждый смотрел на Ксюшу, как на гнилую кучу дерьма с порослью ложки.

Нахрап с шорохом ткани начал ощупывать комбинезон, искал застёжку. Может они её прямо здесь, на развалинах изнасилуют, а может просто хотят снять Перуницу, чтоб не ударила? Только застёжки всё никак не находилось, а резать комбинезон нахрап не хотел. Может под ошейником кнопка? Нахрап полез под ошейник. Внутри шлема мигнула красная рамка: «Перезагрузка системы – девяносто процентов». Нахрап нащупал под ошейником клапан, дёрнул Ксюшу за голову…

Через миг в окнах магазина мелькнула белая вспышка. По улице прокатился трескучий гром. К полусотне сожжённых бандитов из Скипера прибавилось ещё двадцать.

*************

Конечно, её предали. Кто-то из подвальных предал – рассказал бандитам о том, кто она, как её зовут по-настоящему, и как работает Перуница. И эти предатели могли быть только в одном подвале.

Ксюша с яростью хромала к Котлу Тимофея. Если бы не отшибленное бедро – шла бы быстрее. С комбинезона сыпалась пыль, забрало шлема пересекла трещина, индикаторы то и дело мигали, дважды Перуница гасла совсем и перезагружалась. Подумаешь! Кощей починит! – зло засмеялась Ксюша. Ну нет, теперь-то Кощей ничего не починит, а она не попросит чинить.

«Вот вы со мной как? Вот вы как!» – твердила про себя Ксюша. – «Мало вам? Я же для вас, я всё для вас, сволочи, столько я для вас сделала! Ты говорил, Тимоха, что я для тебя как родная, как семья твоя! Говорил, и не верил?..» – Ксюша прикусила губу, сдержала плачь и волоклась по тропинке в Котёл. А если их отыскали? Кутышей могли отыскать, запугать, запытать, пока Ксюши не было. Тимоха, Лёля, Ульяна, Юрка и Костик! Страх охладил изнутри, Ксюша сорвалась на бег, как могла – захромала!

Вот и двор, где дыра в Котёл. Вот она видит дом и знакомые ей грибы. На окаменелом грибе возле самого входа сидят Лёля с Ульяной. Вход завешан брезентом, и дверца машины на месте, вход не разорён, не раздербанен. Но Лёля-то и Ульяна почему тут? Женщины, с еле прикрытыми волосами, сидят у входа в Котёл, и слёзы отирают.

Ульяна первая завидела Серебряну. Лёля подняла мордашку – припухшую, мокрую, но суровую, как у ребёнка, кто чем хочешь готов помочь маме, только не знает, как бы её успокоить.

«Наверное, что-то с Тимохой» – тревожно подумала Ксюша. Ульяна с недавних пор не поднималась из Котла: живот сильно большой; не сегодня, так завтра рожать.

– Вы что тут? – подошла и спросила Ксюша.

– Да ничего, Ксюш, ничего, – махнула Ульяна, а сама вытерла нос, громко шмыгнула, и прижала Лёлю под бок.

– А чего ревёте?

– Да так, да так… – не хотела признаваться Ульяна. Ксюша погодила секунду, но не в том она была духе, чтоб загадки разгадывать. Она прошла мимо, ко входу, оттащила дверцу и откинула полог, втиснулась с рюкзаком в выдолбленную внутрь подвала дыру. Стоило ей немного пройти в полутьме, как на неё наскочил Тимофей с тазом грязной воды. И у Тимохи глаза не на своём месте – красные, обеспокоенные. Хоть он хмурится, как привык, а в душе вовсе не то. Зверолов живо оглядел Серебряну: и её комбинезон в пыли, и треснутый шлем.

– Ксюша?

– Что у вас тут?

– Радость-то какая… – буркнул потеряно Тимофей, как будто сто тысяч раз про себя, и вслух уже повторял это.

– Какая ещё радость? – не поверила Ксюша. В ней с новой силой закипел гнев. Чем они тут занимаются? Тимофей, перепуганный, и совсем сбитый с толку пялился в Ксюшино забрало и удивлялся как будто, что Ксюша его не понимает. Она раздражённо протиснулась мимо, потеснила Тимофея так, что из тазика выплеснулось. Всё нужное в подвале – дальше, в самой его глубине, и она спешила в душное тесное сердце закутышей к ответам! и не ошиблась…

На лежанке у Тимофея, прижимая к себе Костика, сидела чужая старуха. Кожа жёлтая, правая рука по локоть – культяпка, а левая, которой она обнимала мальчонку – вся в тёмных язвах. Седые волосы прилипли ко лбу, на изнурённом лице синеют мешки под глазами. Костик молча жался к старухе и побелел, как будто страшно боялся выпустить её хоть на секунду.

У закопчённой печурки посреди подвала стоял Юрка с тряпкой и кастрюлькой в руках, и смотрел на пришедшую Серебряну.

Вот и Нина – пропавшая жена Тимофея: Ксюша видела её впервые, но поняла почти сразу кто это. Из банд не возвращаются – нет-нет, не возвращаются: особенно женщины, кого силой уволокли на Каланчу. Но мать Костика и Юрки вернулась; и не представить – лучше не надо! – что с ней делали все эти годы. Ведь ей должно быть не так уж и много лет, но она… Последней рукой она вцепилась в своего Костика и воспалёнными глазами в тёмных кругах жгла Серебряну.

Её отпустили домой – не просто так. Бандиты, конечно, узнали, из какого она района – как раз там, где видели Ксюшу. Она пришла к детям в Котёл, к Тимофею, и те рассказали ей, кто им всем помогает – она ведь их мать, и жена, она ведь своя! от бандитов.

Ксюша почти взяла город, но Нина не знала.

Она подошла к их столу, сняла свой рюкзак, поставила и расстегнула его и выложила все припасы – не для одного их подвала, а сразу для всех, кому сегодня тащила. Некоторые консервные банки и коробки с продуктами сильно помялись. Рюкзак опустел до дна, рядом набралась куча серебряных пачек и упаковок. Ксюша нарочно не смотрела на жену Тимофея – боялась, что Перуница ударит: слишком много в душе содрогается и кипит.

– Спасибо, Ксюша. Ты так много натащила сегодня! – неловко сказал Юрка.

Ксюша закинула рюкзак на плечи и пошла от них проч.

Снаружи на шляпке гриба к Лёле и Ульяне пристроился Тимофей. Они о чём-то тихо и сипло шептались. По голосу, и по тону зверолова, угадывалось, что он успокаивает Ульяну и Лёлю, и прикидывает, как им всем жить вместе дальше. Пустой тазик остался подле его обожжённых сапог.

Кутыши – только лишь кутыши: жалкие, и трусливые, и запуганные городские. Кутыши из страха и предадут, и искалечат свою семью, когда от прошлого лучше намертво закрыть дверь. Что бы с ними не сделали, как бы о них ноги не вытерли – всё не важно, только бы выжить, прижиться в привычном им тесном подвале, в полутьме, в духоте, с кастрюлькой похлёбки из крысиного мяса и стопельником. Сашенька вот не могла так, она умела мечтать, верила в сказки; Саша уехала – и не зря. Кутыши – добровольные узники города, как Кощей. Они ни на что не способны, только жить так, как им свалится. Вот и всё.

– Тимоха! – позвала Ксюша. Зверолов шепнул Ульяне, что сейчас вернётся, встал с гриба и подошёл к Серебряне.

– Вот так вот у нас нынче… – с извинениями кивал он.

– Мне всё ясно, – решила Ксюша; собралась с духом и приговорила. – Через две недели я приду сюда снова. Если вы всё ещё будете здесь – я всех вас сожгу. Ищите себе новый Котёл, и мне не вздумайте говорить, где он. Понятно?

– Как это?.. – опал лицом Тимофей.

– Если останетесь здесь – всех сожгу, – повторила Ксюша и повернулась. Она стискивала зубы под шлемом, шла прочь, крепилась и жмурилась, чтоб не заплакать.

По всему городу снова и снова строили башенки из упаковок – подвальные призывали к себе Серебряну, ждали помощи и еды, что она защитит их Котёл от бандитов. Но Серебряна больше не приходила и не помогала. Иногда её видели средь руин и окрикивали: «Серебряна! ты почему не приходишь?»; но приближаться к ней – побаивались. Между собой говорили, что душу Чура кто-то обидел – кто-то из них, из самих кутышей не хорошо с ней обошёлся, вот потому она больше не помогает, и даже, по разным слухам, теперь не только бандитов жжёт.