Берегиня

Глава 2 Ключи от Ирия

Пётр оглянулся, в десантном отделении был плотно притянут ремнями к полу саркофаг с ангелом. Биотическая жидкость продолжала сочиться из пробоины на боку. Чур не был техником лаборатории, и знать не знал, когда расконсервация перейдёт в решающую фазу, только надеялся, что у него ещё осталось время.

Город тонул в ночной темноте. Хмарь загустела и не пропускала свет звёзд, только блёклое пятно луны висело над изъеденными грибницей домами. Ночью в городе тихо. Кутыши сидят по подвалам, бандиты не грабят, боясь вляпаться в чадь или нарваться на диких зверей. Ночью лучше отыскать нору поукромнее и спрятаться до рассвета. Только с восходом мутного солнца можно вернуться к поискам старых вещей, еды, топлива, животной и двуногой добычи.

Но до утра ещё надо дожить. Стрелка датчика топлива показывала круглый ноль. Чур израсходовал новогептил из баков за двадцать лет жизни в подвале, а пополнить запас не так уж легко. Для этого нужно идти на старый аэродром, что издавна контролируется отморозками из банды Раскаянья. Машина завелась на парах и сколько ещё сможет проехать – Чур даже не представлял. Одно радовало: чем ближе Пётр подъезжал к Центру, тем шире и свободнее становились дороги, и не нужно было опираться только на память, чтобы не заехать в тупик.

Если бы не нужда, Чур никогда бы не полез в Центр, тем более к Башне, но только Узник мог оживить умирающего в контейнере ангела. Что будет дальше и примкнёт ли Узник Петра обратно в Арктиду – он старался не думать. В конце концов, Узник должен быть заинтересован вернуть саркофаг, только вот надо схитрить, чтобы Узник отдал ему оживлённую девочку. Чуру нужна дочь: только эта, из тщательно сбережённого ящика, не одичалая, не подвальная, как дети кутышей, а из старого мира, откуда родом он сам.

Двигатель засипел, низко вздохнул и заглох. Бронетранспортёр ещё катился по тёмному ночному бульвару, топлива ему хватило как раз, чтобы добраться до Центра, но не до Башни. Бронемашина спасла Чура, но дальше его судьба и жизнь ангела зависели только от него самого.

Бронетранспортёр остановился, Чур потушил фары и скорее перелез с места водителя в десантное отделение. Рык мотора наверняка перебудил всех бандитов в округе, и чем быстрее Чур оставит машину загонщикам, тем больше у него будет времени дойти до Башни.

Чур открыл заднюю дверь, отстегнул ремни с контейнера, выпрыгнул на землю, потянул за ручку саркофага и выволок его из машины. В Центре надо держать оружие наготове. Чур перевязал ручку саркофага ремнями, соорудил лямки и накинул их себе на плечи. Получилось нечто вроде упряжки, в которой вместо лошади тянул он сам. Более дурацкой картины и уязвимой позиции старый оперативник ЧС себе и представить не мог. Только ночная темнота помогала и тактический шлем, который превращал темноту в светло-зелёные сумерки.

До Башни оставалось пройти ещё с десяток кварталов. На первых шагах саркофаг глухо загромыхал по горбатому и треснутому асфальту. Идти через районы банд вот с таким вот шумным ящиком на плечах – равноценно самоубийству. Что же, пусть попробуют подойти и разведать, что здесь шумит.

Шаг за шагом, как бурлак, Чур тянул за собой контейнер, поминутно оглядываясь на тёмные переулки и глубокие чёрные окна домов. Каменные здания в Центре стояли уверенно, без грибницы, кое-где на фасадах сохранилась лепнина. В старые времена здесь кругом открывались манежи, офисы и бутики с заоблачной арендной платой. Впрочем, и сейчас район оставался блатным, только совсем в ином смысле.

Первое подозрительное шевеление Чур заметил возле фонтана. Кто-то выглянул из-за баррикады чугунных скамей и сразу спрятался. Прогулочная зона бульвара теперь выглядела как дебри скрученных, сваленных, смятых киосков и рекламных щитов. Чур подержал скамьи на прицеле и огляделся в поисках бандитской метки. Ну, конечно, вот ведь она, на фонтане – чётко выведенный углём рисунок вороны, значит Пётр зашёл на территорию Карги: сильная банда, но за Чуром Карга, в отличие от Скорби, сейчас не охотится. Пока загонщики Воронёных доложат нахрапам про Городское Чудовище, пока нахрапы поднимутся к крышаку на Тузы и испросят приказов, пока крышак решит, что им делать и отправит нахрапов обратно, пройдёт уйма времени. Может быть Чур успеет пройти по всей территории банды, а загонщики так и не сообразят, что им делать. Ведь все знают, что у Чура при себе всегда есть пара чудес.

Пётр ускорил шаг в обход встречных завалов. За каждым обломком бетона, ржавой статуей или бордюром могли притаиться загонщики. Чур переводил шлем с ночного виденья на тепловизор, и всякий раз замечал быстрые скрытные силуэты. Наблюдатели прятались в пустых домах и за мусорными кучами. Любой, кто думает, что по ночам все бандиты спят – глубоко ошибается. Загонщики всегда присматривают за территорией, опасаясь ночных нападений со стороны других шаек. У каждой банды есть своё сытное место, крышаки хранят посвисты в Каланчах, а по улицам пролегают русла животных волн.

Дом за домом, квартал за кварталом Чур тащил саркофаг по асфальту. Если пережить эту ночь, случится настоящее чудо. Вот и забор с ржавой сеткой и бетонные блоки. Чур помнил ограждение ещё целым, когда ЧС помогало Серому Повелителю собрать Орду и подготовить Исход. В ста метрах от контрольно-пропускного пункта торчала та самая Башня – высокая плексигласовая труба с короной и красными огоньками на ней. Второе Городское Чудовище гнездилось в самом сердце бандитского Центра, но ни один загонщик не смел заходить за забор, если жизнь дорога.

Узник не должен убить Чура. За двадцать лет они ни разу не встречались, но точно знают о существовании друг друга. Пётр зашёл за ограждение, подтянул саркофаг, но тут над ним заскрипел вихрь звуков. Чур вскинул голову, пригляделся к хмари, переключил режим тепловизора обратно на ночное виденье. Звук изменился, усилился, и теперь в скрипе явно угадывалось карканье тысяч воронов. Птицы летели над крышами к одному из небоскрёбов. Но зачем крышаку Карги дуть в свой посвист посреди ночи, да ещё не в сезон? Время для заготовки мяса выпадало обычно на последние недели лета.

Всё, что выглядит в городе странно – скорее всего опасно. И эта стая воронов опасна именно для Чура. В стороне коротко засвистело. Петра бросило вбок, на четвереньки, он зажал шею рукой, сквозь перчатку толчками ударила кровь. Лучше бы арбалетная стрела метила в голову, кевлар шлема остановил бы её, но теперь по всему визору текли алые брызги. Чур харкал кровью, стараясь встать на ноги. Он вскинул пистолет-пулемёт и дал длинную очередь по окнам соседнего дома, но уронил оружие и зажал рану второй рукой. Шлем наполнялся кровью, Пётр сбросил его. Теперь все бандиты увидят, что он никакое не Чудовище, а просто раненый и умирающий человек.

«В артерию…» – мелькнул в голове расчётливый голос. – «И не пережать. Не вытаскивай стрелу – сдохнешь!».

Чур протащил саркофаг на полшага вперёд и упал. Нет, даже если бросить свой груз, то не скрыться. Те, кто ранили его, просто ждут, пока он истечёт кровью, и не выходят на открытое место. Вдруг Чур сотворит ещё какое-нибудь чудо и опомнится от смертельной раны? Хорошо бы уметь побеждать смерть.

«Нет, ещё посражаемся!» – отстегнул Пётр с пояса импульсную гранату. Если метнуть её, в радиусе двенадцати метров ни у одной твари не останется целых костей. Но палец замер в чеке. От импульса мог пострадать саркофаг. То, что контейнер скоро станет добычей бандитов, как-то затерялось в сонливом сознании. Сипя и булькая кровью, Чур навалился на контейнер и мокрой перчаткой намалевал два кривых слова. Кто бы ни захватил саркофаг, он должен знать: перед ним не простой ящик с добычей, внутри последнее из самых сокровенных чудес Чура.

Ночь похолодела, перестали слушаться вялые руки. Чур сполз по боковой стенке саркофага. На земле полегчало. Он смог сделать целых два вдоха, а третий – не нужно. Веки полузакрылись, Чур больше не шевелился.

*************

Ещё долго к Городскому Чудовищу никто не смел подходить. Бандиты боялись новой хитрости и ловушки. Им не верилось, что Городское Чудовище можно прикончить одним выстрелом. Но вот первые смельчаки вылезли из оконных проёмов. Тот, кто держал арбалет, торопился впереди всех. На одном только Чуре было сокровищ на пятерых, не считая того, что он тянул в ящике.

Они убили Чура! После сегодняшней ночи Карга прогремит на весь Центр! К ним потянутся толпы новой мизги и перебежчики из других банд, а кварталы, в которые раньше не было хода, теперь откроются, и десятки новых Котлов будут обложены данью!

Но, когда бандит с арбалетом остановился над трупом, сверху ударил прожекторный луч, зашипели скорострельные очереди. Цепочка фонтанчиков пересекла ряды бандитов. Шесть дронов в автоматическом режиме работали по тепловым сигнатурам, осыпая землю дождём дымящихся гильз. Из грязной одежды загонщиков выдрало кровавые клочья, бандиты падали один за другим, и никто не успел добежать до спасительных окон. Когда последний загонщик упал, и лучи обшарили местность, из мрака выступила сутулая фигура в тяжёлом кожаном пальто.

В длинные волосы Городского Чудовища вплетались вороньи пёрышки, подбитые металлом ботинки тихо хрустели по осколкам камней. Дроны, как стайка птиц вокруг вожака, резко ощупывали соседние здания световыми лучами и готовились снова открыть огонь. Пара прожекторов по желанию владельца сосредоточилась на саркофаге. Чудовище бросило взгляд на мёртвого Чура – вора и отступника, который жил как затравленный зверь на городских окраинах, где-то в зарослях Ботанического Сада. Он что-то принёс. Кощей наклонился и прочитал оставленные на саркофаге слова.

«Ксюшенька – ангел»

*************

Никто не мог предсказать насколько хорошим выдастся праздничный день. Даже Изяслава не рискнула заглянуть в будущее, чтобы вызнать погоду. Да и вообще по таким мелочам Макошь тревожить не стоило. Дух Богини и так витал сегодня где-то над Китежем, ведь не секретом было и то, что Берегиня сама одну Зиму служила Макошиной чаровницей в святилище, и только по её воле, по настоянию Владычицы народ получил этот праздник. Хотя многие шептались о лишнем, говорили, что Змея совсем распустилась, позабыла о своём месте и не чтит Исконную Веру. Но столь неприятные домыслы не звучали при Ксении даже вполголоса. Недовольство слабо, а радость людей велика. Сегодня у китежцев будет новое капище!

Ксения пристально посмотрела на своё отражение в зеркале и осталась довольна. Помощницы нарядили её в расшитое золотом платье. Не в какой-то там домотканый лён, а в одежду из Тёплого Лета – чистую, белоснежную, редкую. Никто больше не мог себе такого позволить. Красивые губы Ксюши растянулись в усмешке, хитрые глаза сверкнули малахитовым блеском – свежа, хороша, как всегда! Только чёрные как вороново крыло волосы придётся спрятать под белым платком, на чело опустился венец с подвесками и узорными колтами. На каждом пальце по перстню с драгоценными камнями, или сразу по два. Что за диво она видела в зеркале! Берегиня крутанулась на месте и рассмеялась.

– Ну как, Изяслава, хороша я сегодня?

Великая жрица тепло улыбнулась. С самого утра она ждала в тереме свою Берегиню, сначала её пробуждения, а потом одевания. Дворцовый Терем – не простое Тепло, где люди жмутся Зимой, а настоящие резные хоромы из крепкого дуба. Любила Ксения красоту, как изнутри, так и снаружи. Вот и вся мебель в светлице из давних времён, сейчас такую не делают. Даже стул, на котором жрица скромно ждала у настенных ковров, позолоченный, с подушечкой из красного бархата.

– Хороша, Матушка! Краше тебя во всём Китеже нет! Да что в Китеже, во всём Поднебесье!

Ксения улыбнулась своему отражению в зеркале и провела пальцами по нежной коже.

– Верно говоришь, во всем Поднебесье нет. Хороши слава и власть, но лучше их брать с красотой.

Обернувшись, она вдруг спросила:

– А скажи мне, Родная, заслужила я свою славу? По праву мной власть взята?

– Ты славная дочь своих Предков, в облике золотой рыбицы сошла с самой Прави, а теперь меня, простую женщину спрашиваешь? Это я милости должна просить, чтобы стоять поближе к тебе, к нашим Светлым Богам: и к Макоше, и к Велесу, и к самому Громовержецу. Дружина Перуна славит, и рядом с Его колесом твою руну чтит. Всякая твоя власть глубоко в нашем Сердце и в любви к тебе, Берегинюшка!

– Отрадно слышать такое, – перстни чуть стукнули, когда Ксения сплела пальцы. Вдруг в тёмно-зеленых глазах пробежал холодок.

– Почему ты до сих пор одна? Где Бритоус, где Берислав?

Изяслава немного замялась, поправила кичку, словно бы вспоминала.

– Берислав Перуновых Ратаев пошёл проверять, нынче сам людей расставляет, дабы никто тебя, Матушка, по дороге до капища не побеспокоил. А Бритоус…

Врать Владычице не хотелось, и Изяслава смолчала.

– Пьет, – сурово закончила Ксения. – Не просыхая хлещет, тартыга проклятый. Со времён Вана такой. Бритоус ведь был, кажется, закадычным собутыльником прежнего городничего? Не ум бы, да заслуги, давно бы старого спиртоглота со двора прогнала.

– Помилуй, Матушка! Ведь пьянство – один порок у него, а так Бритоус человек со всех сторон честный! Вот и сыночек его, Воисвет, при новом капище служит, в тебе души не чает!

При упоминании сына Отче-советника взгляд Ксении потеплел.

– Верно говоришь, Воисвет – волхв чистый Совестью. Молод он, за других заступается, и у Богов за нас просит. Такие миру нужны.

За резной дверью с ромбическим символом Макоши послышался стук. В светлицу заглянул дружинник, одетый в защитный жилет, под которым сверкнула серебряная кольчуга. Насупленное лицо воина при виде Берегини разгладилось.

– Здоровья, Матушка! Машина готова, можем ехать. Весь Китеж собрался возле капища посмотреть на тебя.

– Берислав, воевода мой ненаглядный! Бритоус с тобой?

– С похмелья мучается, но уже в машину посажен.

– Вот и славно. У меня к нему разговор после праздника. Теперь идёмте, идёмте!

Великая жрица и воевода поспешили за своей Берегиней в светлые коридоры. Жить в летнем тереме можно было только в тёплую пору. Долгой Зимой, из-за слишком больших окон, терем плохо протапливался. Ксения ненавидела тёмные углы и маленькие комнаты. Свою Зимнюю резиденцию она проклинала, хотя Зимний терем ни в чём не уступал летним покоям в убранстве.

Если на пути им встречался кто-нибудь из служанок, то девушки низко кланялись Берегине. Ксения знала каждую из них по имени, не раз таскала их за косы, или хлестала по щекам, и не приведи Боги девице быть милой на личико, тогда ей доставалось вдвойне.

У крыльца стоял белый кабриолет. Срезать крышу с совершенно целой машины было прихотью Берегини. Говорили, механики Китежа со слезами на глазах отрезали часть металла, ведь найти хорошо сохранившийся автомобиль – настоящее чудо для пустошей. Впрочем, легковушка была личным подарком Ксении от коневодов с юга, потому Берегиня делала с ней, что хотела.

На заднем сидении развалился курчавый мужик в расстегнутой алой рубахе. Лицо его под стать одежде раскраснелось, взгляд замутился головной болью и невесёлыми мыслями. Несмотря на прозвище, были у Бритоуса и длинные висячие усы, и многодневная щетина.

– Хоть бы побрился, – уселась Берегиня напротив него и злобно хлопнула дверцей.

– Меня твой Пёс из кровати выдернул, времени одеться не дал, не то что побриться, – пробубнил Бритоус опухшими губами. Мутный взгляд покосился на усевшегося рядом Берислава. Возле Берегини аккуратно устроилась Изяслава, шофёр медленно тронул машину вперед. Кабриолет покатился из ворот белокаменного Китежского кремля, а Ксения продолжила распекать своего Отче-советника.

– Тебя не разбудишь, так ты всю жизнь пьёшь или спишь – не ворочаешься, – шипела она. – Почему не явился на последнее вече?

Бритоус хмуро отмалчивался.

– Пьешь, зараза, дела ждать не станут! – щелкнула Берегиня пальцами у него перед носом. – Знал бы, как не люблю я гуляк!

– Знаю я всё про дела, из рук ничего не ушло.

– Да что же ты знаешь?

– В Таврите голодные бунты. Зимой не хватило припасов, вымерзло пять семей. В детинце потери, дружинников местные на вилы подняли, да топорами побили. А его быки в ответ догадались по мирным людям стрелять, – кивнул Бритоус на Берислава.

Берегиня бросила косой взгляд на воеводу.

– Какие же они, к упырям, «мирные», если топорами дружинников рубят? Я бунтовщиков на место поставил, теперь тихо в Таврите. И будет тихо – слово даю.

– Ох, негодяи! О таком мне надо в первую очередь докладывать! Отмолчаться хотели, думали, не узнаю! – всё больше заводилась Владычица. Хорошее настроение как рукой смело. – Ван с крестианцами Тавриту пожёг, за это скотоводы на Китеж злы и меня ненавидит, хотя я им одно добро делаю: мзду понизила, полков из Тавриты не набираю, разрешила кумир Велеса в два человеческих роста на капи поставить, защитника быков и достатка.

– Кумир-то есть, но достатка всё нет, – подметил отче-советник. – Я всегда говорил: надо показать Тавритам, что ты не такая как Ван. Не ты дома их пожгла восемнадцать Зим назад. А лучше вали всё на крестианцев! Это их воевода велел стойла с быками из пушек расстреливать, чтобы Вана из каменных складов выманить, вот почему скотоводы теперь и голодают. За всё мирное время поголовье так и не выправилось. Беднота в Таврите и голодно, Матушка. Даже ясаки в бунтовщиках ходят. Не силой и кровью тавритов надо усмирять, а подачками.

– Сколько же можно кормить недовольных? – выдохнула Богиня и прижала ладонь к венцу, колты едва качнулись.

– Пока не будут уважать тебя, как все остальные. В Аруче без твоего имени сеять не начинают, в Чуди боятся на охоту выйти, а к Дому наоборот надо помягче, да с уважением. Они же там все полудурочные. Говорить Домовым, мол, они славные люди, так в ответ тебе до ушей улыбаются...

Теперь Берислав злобно зыркнул на Бритоуса, ведь сам был из наследников Славомира и бывшим голбешником.

– Ты про Кроду забыл, – прервала советника Ксения. – Они окольничего моего не хотят ставить, грозят угля лишить, и за моей спиной с крестианцами торгуют за золото в убыток Китежу. Этого я Нерву и Темноврату никогда не забуду!

– Не забудем, Матушка! – подтвердил Берислав. – Скажи только, я по их шахтам так вмажу, сами будут рады с углём на закорках к тебе прикарячиться!

– Тебе чего, в Бейлике башку ударили, или после магометан рубить больше некого? – фыркнул отче-советник. – Как в Кроду с дружиной придёшь, так до самой Зимы там и встанешь. Окудники спустятся в шахты, и хрен ты их выкуришь, и угля никому не видать в Поднебесье. У колдунов на такой случай тоже всякой гадости припасено. Кроду мы выморим, но воевать в шахтах – не один год.

– Тогда обождём, – раздражённо махнула Ксения. – Но, знайте: Кродов я на место поставлю! Не уймутся, дальше будут с крестианцами воду мутить, вытрясем все их шахты, мужиков перебьём, баб и детей по другим общинам расселим. Пусть их Тепло остынет, пусть не будет у них больше угля, зато в том краю мир наконец-то настанет!

– Негоже людей Родных так жестоко осаживать, – несмело возразила ей Изяслава. – Перед Родом стыдно, перед Матерью-Макошью и прочими Славными Предками бесславно. Люди в Кроде мало имеют, пожалей ты их, Берегинюшка, земля пожаром отравлена, не родит. Китеж отстроился в Поднебесье, а в других городах всё не так. Люди наши по-прежнему крохи считают, на Озёрный Город смотрят, как сироты на родителя. Вырежешь Кроду, и в других общинах смуты начнутся.

– Верно говоришь, жрица, – кивнул Бритоус. – Не гневи Богов, что ли, Ксения, и уладь дело миром.

– Сколько от Кроды идёт Небесного Серебра? – мельком спросила Берегиня.

– Достаточно, – сказал воевода. – Даже больше тобой установленного.

– Ну конечно больше установленного, они ведь его не собирают, а у крестиан выторговывают, – недовольно пробормотала Владычица, но спустя миг улыбнулась и подала жрице руку.

– Я помню, Родная, что ты для меня сделала в первый год, и Богам благодарна, что людей мне доверили. Сила, она ведь нужна только на крайний час, когда ничего иного не остаётся. Как с Бейликом договорились, так и с Кродами договоримся. В конце концов, не магометане же они, единоверцы.

Но взгляд Бритоуса не повеселел.

– Что ещё? – насторожилась Берегиня.

– Твой воевода с благими вестями торопится, а после сияет как медный чайник, всё лишь бы похвалу заслужить…

– Для дурных вестей у меня есть ты, Бритоус. Говори без утайки.

– На караван с Небесным Серебром снова напали в пути. Одна машина с дроги съехала и отстала, добралась позже всех остальных, чудцы водителя задержали. Ящики в кузове разбиты, внутри кое-чего нет…

– Многого?

– Да немногого: чашки и пары колец.

– Кто напал, выяснили? – заледенели глаза Берегини.

– Тёмное дело, но чудцы клянутся, что груз не трогали, и за задержку машины нам свои извинения шлют…

– Пусть свои извинения себе в жопу засунут, – процедила Ксения. – Берислав!

Воевода тяжело, по-воловьи на неё посмотрел.

– Пошлёшь в Чудь разобраться. У кого мой жетон при себе, тот мне служит – каждая собака знает! Водителя ещё раз допросить. Если не крал – наградить, если крал – четвертовать! Узнали, кто на караваны нападает? Кто мне вызов бросил!

В кабриолете все вновь поглядели на Отче-советника. Может потому он и прикладывался к бутылке, что все дурные известия выпадало сообщать одному Бритоусу?

– Узнали.

– Кто?

– Навь.

Берислав ухмыльнулся, Великая жрица шёпотом обратилась к Светлым Богам, а лицо Ксении затвердело.

– Зачем подземникам моё серебро?

– У ведуньи бы спросить, да шпионов к дикарям не посадишь, – отвечал Бритоус. – Но догадки свои, конечно, имеются. Родовые норы подземников возле Монастыря вырыты. Может быть Волк-Настоятель с Навью договорился, чтобы караваны нам грабить? В открытую крестианцы на нас не ползут, но Волкодавы их исподтишка гадить умеют. Если с нашими предателями сошлись, чего бы и с настоящими Волками не договориться?

– Навь с крестианцами договорилась – смеёшься?

– Я много чего навидался. Иногда и лютые враги вместе ради общей выгоды терпят друг друга.

– Монастыр-рь! – сама как волчица рыкнула Берегиня. – Сколько они будут кровь нашу пить! Не только торговлю нам портят, ясаков не пускаю, так ещё в Поднебесье со своей лживой верой ползут!

Она перевела дух и поправила на груди уголки платка с литыми серебряными рыбками на концах.

– В Зимнюю Войну Ван с Волком Тавритов ведь вместе разбили?

– Всё так, Матушка, – подтвердил Берислав. – Настоятель – отчаянный вояка, и на остальных крестианцев непохож. Наши ратаи рассказывали: воюет безжалостно и умело.

– Тогда точно мог сговориться с сородичами, ведь Настоятель сам из подземников, – задумалась Берегиня. Но спокойным размышлениям помешали звуки праздника. Весь Китеж украшали яркие ленты и букетики летних цветов. Люди в обшитых металлическими кружками нарядах шли семьями с маленькими детьми. При виде белой машины, китежцы искренне удивлялись и радовались, но Перуновы Ратаи ограждали кабриолет от любого, кто хотел прикоснуться к бортам.

Ксения вновь расцвела, просияла, приподняла руку и как будто благословила всех китежсцев. Великая жрица с благоговением смотрела на свою Берегиню, даже в глазах Берислава вспыхнул огонь преданной верности. Только Бритоус хмурился, то ли с похмелья, то ли просто задумался о делах.

Берегиня кивала всем, кого как будто узнала в толпе.

– Бритоус, после праздника поговорим у меня в тереме. Крестианцы Исконной Вере мешают, и дело это с Навью тоже надо решать.

Отче-советник задумчиво кивнул. Тем временем машина въехала на центральную площадь, вокруг которой кольцом сомкнулись расписные терема в несколько этажей, каких не строили в других общинах. Китеж разбогател в Поднебесье, возвысился, и толпы людей радовались на празднике – вот чего годами добивалась для всебожцев Берегиня. Гирлянды цветов огораживали капище с каменными и деревянными идолами. Новые, пахнущие смолой, со следами резьбы кумиры возвышались над людом, будто воткнутые остриём к солнцу копья.

Кабриолет остановился, Перуновы Ратаи открыли дверцу для Ксении. Навстречу Владычице вышили трое волхвов, служивших при новом капище. Один из них был совсем седой и морщинистый, рядом с ним шёл ещё зрелый мужчина, а третий был молодым парнем в обшитой металлическими чешуйками рубахе.

– Берегинюшка-Матушка! – поприветствовал он заливистым голосом. – Славься в веках, да взойди на новое капище! Большой радостью нас одарила, позволила Богов почитать и требы вознесть! Счастлива буде, и пусть люди твои процветают!

Берегиня улыбнулась на приветствие Воисвета, поглядела на идолов и вслух пересчитала каждого из кумиров, кого должны были поставить на капище.

– Перун, – глаза драгоценные, воин могучий из крепкого дуба, усы позолоченные, в руках щит и топор, у подножия лучистое колесо – громовой символ.

– Стрибог, – старец с длинными волосами надменно взирает на мир, в руках лук и стрелы – повелитель ветров, властитель погоды, дождями и росами Стрибог дарует людям Родным хорошие урожаи.

– Даждьбог, – самый дорогой кумир в золоте с яхонтом. Прародитель народа, могучий, великий, с ореолом лучей вокруг головы.

– Макошь, – Ксения целый год прослужила в святилище зрелой Матери, хозяйки нитей судьбы. На Макошиной голове кичка с двумя рожками, в руках гребень и веретено. Макоша прядёт покутную нить, а две её верные помощницы Доля с Недеолей завязывают на ниточке той узелки – на удачу, и на беду человеку.

– Хорс, – строгий, великий, сияющий Бог солнца и света. Сила его разгорается в последние осенние дни, и Зимой греет. Без него жизни нет, без него мир замёрзнет.

– Семаргл, – огнебожич, победитель Чёрного Змия, у подножия идола ромбовидная руна с загнутыми концами, на плечах алый плащ. Сначала кумира хотели вытесать с головой пса, но Берегиня не разрешила такой вольности мастерам. Воплощение Семаргла не должно пугать тех, кто приедет в Китеж издалека.

– Велес, – Бог мудрости, хитрости, покровитель торговцев, достатка, и конечно же пастырь зверей. Многие города и деревни в Западных Землях добывали себе пропитание охотой. Один из самых важных Богов заслужил себе место на Китежском капище, хотя многие века назад места ему не дали, оттого пошли смуты, кончившиеся крещением. Ксения не совершила чужих ошибок.

Взгляд задержался на идоле, стоявшем на самом краю – белокаменный кумир Прибогини с серебряной чашей в руках, взгляд малахитовый, на каждом пальце по настоящему перстню. Пусть Прибогиня стояла будто бы в стороне от других Богов, но в роскоши соседним кумирам не уступала.

– Матушка, угодили тебе мастера? – подступил Воисвет.

Владычица коснулась своего идола.

– Угодили, только взгляд очень грустный, холодный.

– К тебе долго приглядывались, часто в задумчивости тебя наблюдали. Дело великое с живой Прибогини кумира ваять, никогда раньше не выпадало.

– И всё-таки надо было Марену поставить, – прервал Воисвета старый волхв. – Хозяйка Зимы обидится, а Зима – главнейшая часть людской жизни нынче.

– Это Навья Богиня, тёмная, – покривился Берислав в предчувствии давнего спора. Волхвы настойчиво убеждали Ксению поставить кумир Марены на новом капище, чтобы почтить все части Исконной Веры, хоть черноокую Богиню Зимы никто ранее не славил и кумиров ей не возводил. Открыто Марену почитали только подземники, потому Берегиня отвергла советы волхвов.

– Марена – неплохая Богиня, – тщательно подбирала слова для ответа Ксения. – Без смерти нет жизни и славного возвращения. Марена – хозяйка Зимы, владычица Калинового Моста и Лунных Чертогов, но почитать её рядом со Светлыми Божичами – нельзя. Так делают одни колдуны и Проклятый Род, а мы внуки Даждьбога.

– Всегда было так, но и равновесия нет, коли на капище одни Сварожичи. Кое-где в простых деревнях Мару начали славить, задабривать её, чтобы Зимой не лютовала. Есть у людей нужда требы к ней возносить, так чего ж…

– Всё правильно, Берегинюшка! – прервал старого волхва Воисвет. – Навий мир от Явьего разделяется. О нижнем мире на смертном одре подумаем, а сейчас у нас праздник жизни!

Старый волхв не успокаивался и хотел возразить, но Берислав предостерёг его взглядом. Ни к чему портить настроение Прибогине. И Ксения улыбалась, была довольна своим новым капищем.

– Идём, Матушка, – пригласила её Изяслава. – Тебе место на празднике горнее.

Недалеко от капища сколотили накрытый белой надушенной тканью навес. Летний ветер раздувал стенки, в четыре ряда под шатром выстроились стулья для Берегини и её свиты. Собралось много думцев-советников, кто обычно следили за продовольствием в общинах и судили от имени Ксении, взымали с Городов Поднебесья подати в Китежскую казну. Думцы низко поклонились Владычице, и отдельно поприветствовали Бритоуса, начальника среди всех советников.

– Вот если бы сейчас жахнуло, тут бы всех и накрыло… – странно проговорил Бритоус, когда пялился на безоблачное небо.

– Ты это к чему? – не пропустил военные нотки в его словах Берислав.

– Да о дожде, знамо. Вот как попрёт туча, на головы разродится, а навес-то тьфу – тряпка от солнышка. Промочит нас насквозь, хмарь-то серая.

– Да она всегда серая, каплюжник мокрогорлый, – фыркнул воевода и собрался пройти на своё место, но Бритоус придержал.

– Скажи-ка, Берислав, а ты крещёного Волка знаешь? Там, в машине, хорошо о нём рассказал. Что, встречались?

– Да ты чего, с дуба рухнул? И чего я тебе рассказывать буду! – хотел вырвать локоть дружинник, но Бритоус не отпустил. Он держал воеводу как клещ, чего никак не ожидалось от человека с похмелья.

– Вот прицепился, упырь! Ну хорошо, отец мой с Настоятелем пересекался, когда Волк ещё с Навью был.

– Твой отец Славомир?

– А кто ещё?! Он мне про Настоятеля и рассказывал, видел его, прямо как я тебя, только тогда за плечом у отца смерть стояла. Волк его спас, а потом к крестианцам ушёл. В Зимнюю Войну вместе с Ваном Тавритам рога обломал. Не простой Сергей человек, жёсткий, не такой как все крестианцы. Есть в нём что-то звериное, вернее, от Проклятого Рода осталось, такой же разбойник.

– Не разбойники они, – отпустил руку воеводы Отче-советник.

– А кто тогда?

– Волки, блин, – хмыкнул Бритоус.

– Тьфу, да пошёл ты! – только и плюнул Берислав и занял свой стул под навесом.

С торжественной песней к капищу с площади вышла процессия людей. В руках они несли запасы с прошлого года: мёд, лукошки пшеницы, сушёные яблоки-скороспелки, орехи с лесными ягодами. Впереди выступал пожилой, но очень бравый мужчина, выбранный ходатаем от всех больших общин Поднебесья. Ходатай нёс кручёный рог с медовухой – символ даров от Родной Земли. С поклоном ходатай передал рог в руки Воисвета. Волхв принял подарок и вознёс высоко над своей головой, чтобы показать всем кумирам на капище.

– Будь славен, Перуне! Вождь наш, и ныне, и присно, и от века до века! Веди нас ко Славе Трисветлой! Тако бысть, тако если, тако буди! – звонко и чисто возгласил Воисвет для народа, и передал рог волхву постарше.

– Благослови, Даждьбоже, Тарх Перунович, на деяния добрые, на деяния славные, да во защиту Исконной Веры и Земли Родной, да во защиту отцов с матерями, и жён с детками нашими. Да не будут осквернены Хоромы, Святилища и капища наши – ныне и присно, и от века до века, ибо велика и могуча Вера Исконная. Тако бысть, тако еси, тако буди! – сказал старший волхв, и передал рог седому волхву.

– Государыня, Макошь-Матушка, Мать Небесная! Соплети для нас Судьбу Светлую, да Судьбу Ясную, да без Нитей тёмных. Да не сгинет милость Твоя, да ко всем Родам нашим! Тебе Великую Славу возносим, ныне и присно, и от Круга до Круга! Тако бысть, тако еси, тако буди! – огласил седой волхв, и снова передал рог Воисвету. Так рог и ходил по рукам волхвов, пока воздавались Славы Стрибогу, Семарглу, Хорсу и Велесу. А на славлении Берегини рог снова попал к Воисвету.

– Берегинюшка-Матушка, Оберег земли Поднебесной, опора для тяжкого дела, врачоба для хворого тела! Храни мир в Поднебесье, даруй милость родам твоим! Славу поём и требы возносим, проведи ясным светочем нас от Круга до Круга! Тако бысть, тако еси, тако буди!

Воисвет отлил немного мёда из рога перед каждым кумиром, а оставшийся мёд выпил с волхвами на капище.

– Весь в отца! – кинул Берислав со своего места. Бритоус отмолчался, тем более каждый знал, что Воисвет ему только пасынок.

Процессия внесла пирог небывалых размеров. Кушанье поддерживали на блюде сразу шестеро мужчин. Пирог был так велик, что за его румяными и пышными боками мог легко спрятаться человек среднего роста. И этот дар был предложен Богам, но в итоге пирог пойдёт простым людям на угощение. За капищем стояли накрытые столы, ломившееся от снеди: рыба, мясо, хлеба, каши, варенья – настоящее пиршество и излишество, которого не знал ни один Город, за исключением сытого Китежа.

– Пять семей… – проронил Бритоус.

– А? – не расслышал его воевода.

– Выпить бы сейчас чего-нибудь, говорю.

Дружинник выпятил крепкую челюсть вперёд и презрительно хмыкнул. К шатру Ксении подвели робеющего ходатая. В трясущихся руках о сжимал шапку. От прежней бравости перед Владычицей ничего не осталось.

– Ходатай с прошениями к тебе пришёл, Берегинюшка! – поспешила объявить Изяслава. – Города ему просьбы свои передали.

– Одну передали! Всего одну! – поспешил сказать ходатай. – Подсоби ты нам, Матушка, в одном… тяжко, вот и послали к тебе…

Берегиня с любопытством взглянула на робеющего мужичка.

– Говори, Родной. Чего надо? О чём Города просят у Прибогини?

– Не хватает нам… сильно, кое-где... В Китеж много шлём, самим вот… – начал заикаться мужик. От страха ходатай менялся в лице, то вдруг обретал смелость, то натыкался на глаза Берегини и снова бледнел, пока, наконец, не встретился взглядом с Отче-советником. Не сводя глаз с несчастного ходока, Бритоус медленно поводил головой. Мужичок всё сразу понял и остолбенел перед Ксенией.

– Ну же, не трясись ты так, – улыбнулась Владычица. В хорошем настроении она могла щедрой рукой одарить ходатая чем-нибудь для себя. Но тот только думал, наверное, как бы целым уйти.

– Аручу твоя мудрость нужна, Берегинюшка! – одним духом выпалил он. – Земледельцы не знают, какого кумира поставить. Одни говорят, Перун силу в руки даёт и молниями с дождями зерну благоденствует, другие славного Сварога поминают, отца всех Богов, а кто-то про Велеса думает, тот ведь богатству потворствует. Помоги разобраться нам, Матушка! Тёмные мы, не рассудим! Пшеницу надо растить, а кому молиться за урожай – не изведано…

– Не молиться, а славить, – поправила Ксения. – А коли не знаете, кого лучше славить, Триглава поставьте. Он – суть мира, единый во многих ликах, и Перун, и Саврог, и Святовит.

– Будь здрава, Матушка! Будь здрава! Мудра, как люди сказывали! – облегчённо выдохнул ходатай. На том бы ему и уйти, только, видно, от радости, язык развязался. – И брешут, кто говорит, что ты лихо! Никому не поверю, что сама Перас…

Лицо Владычицы посуровело. Ходатай вовремя спохватился и проглотил половину ненавистного Ксении прозвища.

– Иди, – отмахнулась она. Злиться в этот день не хотелось. Мужика увели с глаз долой, со стороны капища грянула музыка: рожки и гитары, скрипки и бубенцы загудели и зазвенели вместе со старым проигрывателем.

– Ой, а где же вы разыскали такое? – удивилась и довольно заулыбалась Ксения.

– Так у Бритоуса эдаких штуковин полный подвал, – доложил Берислав. Отче-советник недовольно поморщился.

– Увлечение молодости: чинил что-то, что-то почти целым досталось. Для твоего праздника, Матушка, ничего не жалко…

– Вот ты какой чуткий! Что же, не ожидала, – ещё сильнее подобрела Владычица. Советнику оставалось только поднять очи горе: словно Берислав его спрашивал, когда завалился в Тепло и перевернул терем кверху дном, в том числе и подвал с электроникой. Надо было спрятать проигрыватель получше. Да куда же спрячешь, когда силой подняли с постели?

Под музыку ручейком выбежала вереница девушек в белых льняных одеяниях. Рукава танцовщиц вспархивали подобно крыльям. Девушки закружились в обрядовом танце Макоши. На голове каждой была кичка с матерчатыми рожками, или венок. Только одна девушка танцевала у капища с непокрытой головой. Самая яркая и красивая, с вьющимися чёрными волосами, она то оказывалась в центре хоровода, то наоборот вырывалась вперёд, словно вольнолюбивая голубка.

– Воспитанницы твои, что на капище нынче служат? – спросила у Изяславы Владычица.

– Так, Матушка. На праздник сговорились подарить тебе танец Макоши. Долго готовились, в тайне, хотят, чтобы ты их похвалила.

Ксения улыбалась и прихлопывала в такт музыке. Бритоус наблюдал за её настроением. Взгляд Владычицы заблестел, она перестала хлопать, улыбка остекленела. Никто ещё ничего не понял, а она так и вцепилась глазами в черноволосую девушку.

– Правду толкуют, что твои чаровницы только за богачей, да знатных советников с дружинниками выходят? Что вы не Макоше в святилище служите, а хорошего мужа ждёте? Что ничего толком на Озере предсказать по чаре не можете, а только блудите? Эта красавица тоже просватана?

Изяслава изменилась в лице.

– Берегинюшка, да полно те, она добрая девушка! Никого к себе не пускает, и по чаре верно предсказывает, Макошь ей довольна!

Ксения вцепилась побелевшими пальцами в ручки кресла.

– Тогда приведи-ка ко мне её.

Танец заканчивался, музыка умолкала. Народ ликовал от редкого зрелища. Изяслава вскочила вслед уходящим от капища девушками. Чаровницы пересмеивались, довольные выступлением, а Ксения с каждым мигом отвердевала и костенела, как снежный наст на морозе. Изяслава догнала черноволосую танцовщицу и торопливо ей что-то шепнула. Та удивлённо, и в то же время обрадованно, обернулась к шатру Берегини.

– Она старшая дочь одного из…

– Пасть зашей, – оборвала Ксения. Отче-советник разом заткнулся. Берислав одобрительно хмыкнул.

Изяслава подвела разрумяненную и улыбающуюся девушку к Прибогине.

– Сияна, старшая чаровница Макоши. Это она сейчас к Матери Судеб ближе всего и по чирам в воде священного озера будущее предсказывает.

Глаза девицы после танца возбуждённо блестели. Она гордилась своей красотой даже при Берегине.

– Будь здрава, Матушка! – поклонилась она, и Ксения тут же вцепилась ей в подбородок. Сияна вздрогнула, но не вырывалась.

– Ты теперь старшая чаровница? – вполголоса шикнула Ксения. – Вместо меня, значит?

– Да кто же тебя заменит, Владычица! – спохватилась Изяслава, не зная, как выкрутиться и выручить свою воспитанницу. – Лучше тебя никто волю Макоши никогда не предсказывал и не предскажет! Ты из святилища уходила, и каждая девушка у нас плакала! Озеро из берегов вышло от наших слёз!

– Так зачем же вы тогда держите чаровниц хуже меня? – прищурилась Ксения.

– А как быть? И они одарённые! В меру сил служат Вере Исконной, Сварожичам и Поднебесью. Дай только время…

– Вре-мя? – отчеканила Берегиня. – Будет вам время. Сама проверю, как по чаре гадаешь. Приходи ко мне ночью в покои. Луна будет полная.

Она отпустила Сияну и велела ей жестом идти. Праздник наскучил Берегине. Поманив за собой Бритоуса, Прибогиня отправилась к кабриолету. Все думцы и волхвы почтительно встали, провожая её уход. Вместе с Отче-советником Владычица села в машину и поехала обратно к кремлю. По дороге она впала в задумчивость и совсем не разговаривала с Бритоусом.

В светлице Ксения прошагала за ширму, Бритоус поплотнее прикрыл дверь за ними. Пока Ксения переодевалась, Отче-советник уселся за кедровый столик, взял хрустальный графин с редким вином, сдёрнул гранёную пробку и налил себе полный кубок. Осушив его, Бритоус с наслаждением откинулся в кресле.

В тихих покоях он прислушивался к тому, как шуршит одежда, звенят украшения и постукивают крышки ларцов. Через пару минут Ксения вышла к Отче-советнику в просторном тёмно-зелёном платье с накидкой из золотых чешуек.

Берегиня взглянула на полупустой графин и лишь хмыкнула.

– Хлещешь вино словно воду? Знаешь, как тяжело достаётся? Смакуй лучше, и вино, и его послевкусие. Каждая капля сегодня как драгоценность.

– И какое послевкусие у тебя после праздника?

Вместо ответа Владычица показала крупную серебряную монету.

– «Берегиня» – так мои деньги по всем землям, от Китежа до Пояса называются. Чеканим монеты пятый год кряду, но за Долгие Зимы люди отвыкли от денег, куда лучше еда в погребах, или дрова, заготовленные для морозов. Так бы и меняли еду на дрова, если бы не Берегиня. Сейчас без монет ни в Дом на рынок не сунешься, ни на мен в Чуди. В деревнях Поднебесья за часть урожая платится Берегинями. Торговля приносит хороший доход, на доход войско строим, и получаем от соседей богатства, которые прежде добывались войной. Берегиней Тавриты платят Домовым за выпас скота на полях, Берегиней берётся оброк за проходы по рекам, за мосты и проезды в общины. Где излишек, там продают, где нехватка, там покупают. Сколько жизней я этим спасла?

Бритоус только плечами пожал. Берегиня расхаживала перед ним и перекатывала монету между пальцев.

– Вану такое не снилось, он не знал денег и жил старым порядком. Долгие Зимы уходят, нынче лето в три месяца, почти как до начала Моровых Зим. Настала пора подниматься и деньги в этом помогут. Все, кто не понял их силы – вымрут, останутся не у дел. Кто же понял, тот будет править и освободится.

Отче-советник как будто потерял нить разговора. Ксения заметила его блуждающий взгляд и поймала его блеском золота – в руках у Владычицы появилась вторая монета.

– Что прекрасного в монастырском алтыне? Почему золото ценится больше, чем моё серебро? Настоятель хитёр, он играет нечестно, жестоко. Алтын чуть меньше моей Берегини, но красивее. Дашь такую оседлышу, так он сразу поймёт, что золотник дорог. Алтын тяжелее, в кошельке больше весит. Любой дикарь, кто денег в глаза не видел, сначала к ней тянется, а уж потом к Берегине, бледной и белой.

Ксения остановилась перед Бритоусом, положила монеты одну на другую и потёрла их между пальцами.

– Слышишь? Это звук новой войны, и она надвигается, как гроза после жаркого полдня. Крестианские проповедники не только чернорясую веру по Родным землям несут, но и врут про мои деньги, мол, один монастырский алтын дести Берегинь стоит – вот так, без приценки и договоров. Своей ложью крестианцы вредят Поднебесной торговле и наращивают силу Монастыря. Я запретила алтын в своих землях, а Кроды тайком золото на серебро, запасы и уголь обменивают. Алтын купцов красит, а Берегиня стала разменной мелочью!

Взгляд Ксении остервенел, будто бы оскорбление нанесли не серебру, а ей лично.

– Значит, война. На этот раз не из-за земли и припасов, а чтоб выяснить, у кого деньги лучше, – заключил Бритоус. – Люди такого не поймут, ведь и правда отвыкли от войн без прямой выгоды.

– Выгоду можно найти, и повод настолько надёжный, что каждый дружинник захочет вцепиться в крестианские глотки. Скажем, Настоятель с подземниками на Поднебесье решили напасть, и Исконную Веру, и нас уничтожить.

– А они и правда решили?

– Решили, каждый год к нам перебежчиков Лютовых подсылают караваны громить и склады воинские поджигать. Ведомо Волку: по западную сторону Кривды сила большая растёт. Все Города в Поднебесье Китежу подчинились, воевать внутри не с кем. С Бейликом мы после набегов на юг шаткое перемирие имеем. Пока магометане на остроги не лезут – разобьём Монастырь, не то крестианцы с Навью сойдутся и нас разобьют.

– Не уж-то ты веришь, что Настоятель с ведуньей и правда договорятся?

– А если и верю? Что тогда с Поднебесьем будет? – строго свела брови Владычица. Вдруг через открытое окно впорхнул ворон. Птица с резким карканьем уселась на золочёный шесток, что всегда пустовал возле столика.

Ксения подошла к птице и погладила её по голове. Ворон каркнул, встопорщил крылья и распахнул клюв, словно хотел цапнуть её за фамильярность.

– Тихо, Гавран, – шикнула Ксения и поглядела на лапу. К лапке птицы крепился контейнер.

– Ты когда-нибудь слышал сказку о ключах от Ирийского Сада? – спросила Владычица у Бритоуса.

– От чего?

– От Ирия, тёплого царства за Рипейскими Горами, настоящего рая. Там дивно и славно, никогда не бывает Зимы, растёт Древо Мира, и наши Боги прогуливаются рука об руку. Когда в Яви зверствуют холода, все ползучие гады и теплолюбивые птицы устремляются в Ирий. В Ирии хлещет источник истинной мудрости и вышних сил, на дереве с золотыми молодильными яблочками поёт Гамаюн – вещая птица Богов, есть в Ирии источники живой и мёртвой воды. Мёртвая вода раны вылечивает, а живая умерших поднимает, чтобы исполнили своё предназначение. Ключи от Ирийского Сада хранились у ворона, но он разгневал Богов своим грубым карканьем. Тогда Боги велели передать золотые ключи другой птице – ласточке. Ворон не покорился Богам, за что был наказан: отныне потомки его питаются падалью.

Гавран хлопнул крыльями и шумно закаркал.

– Но ворон непрост. Пусть его выгнали из Ирийского Сада и отобрали ключи, но один, самый маленький ключик ворон утаил в клюве, и теперь свободно летает к источнику жизни, потому живёт триста лет.

Ксения раскрутила футляр и вытащила свёрнутую записку. Глаза пробежались по первым строчкам.

«Ты обещала…»

Разочарованный вздох вырвался у Берегини.

– А знаешь, что было дальше с ключами от Ирия? – оторвалась она от записки. – Когда ласточка получила ключи, то начала потешаться над вороном, и ворон не вытерпел: разодрал ласточке хвост… Найди Берислава, пусть полки собирает. Дружину нынче же на закате построить на площади, коня Святовитого через три копья провести. Коли с правой ноги все три копья переступит – идём на Монастырь. Пусть только попробует хоть через одно левой ступить!

«Ты обещала, Зверёныш. Я всё помню. Если начнёшь действовать самостоятельно, то повторишь судьбу Вана. Больше никаких поблажек, никаких оправданий, а главное – никакой войны с христианами. Мне надоели твои детские бунты».

Кощей.