Берендеев лес

Глава 32

Под сумрачными лесными сводами пошли медленнее. Степан оставил на опушке легкий заслон, хотя преследования не опасался: быстро темнело.

Спешившись, и ведя коня в поводу, к нему подошел боярин Ондрей.

- Пошто заслон оставляешь, Степан? Али думаешь, полезут бусурмены в лес ночью?

- Татары не полезут. А вот казаки – за милую душу! Они ить того же поля ягоды, что и мы…

- Как же так? Супротив своих? – боярин удивленно заломил шапку.

- Так ить и на поле, какое по какой-то причине Куликовым назвали, казаки стояли супротив казаков. Татары – супротив татар. Кметы княжески – супротив княжеских кметов. Старая - Ордынская Русь билась с Русью новой - Московской. И новая победила, потому, народ боле к Москве стал прибиваться. Да только и теперича не все князья ишо руку Москвы жалуют. Многия боле ко старым пределам тяготеют, когда стольным градом град Володимир был, а вкруг его все другие грады порубежья Руси стояли.

- Это што жа выходит, не бывать миру на Руси, покуда все князья вкруг Москвы не объединятся?

- А рази, боярин, было на Руси времечко, когда князья друг с дружкою не бились? Когда брат на брата не шел, а сын на отца? Не упомню я чтой-то такого времечка, хочь и мало ишо годов на свете прожил… Да ты, боярин, об энтом лучше со Старцем Мефодием поговори – он тебе все, как есть растолкует. Уж он-то разумеет, как никто другой, отчего на Руси жить так тяжко. Отчего князья миру не ищут, а все в войнах время проводят, жизни людишек своих безмерно губя… А ить было время, было, когда пределы словенские до моря Срединного простиралися на заходе солнца. А на восходной стороне – аж до окияна Ледового и земель, вечно льдами закованных. Все потеряли князья в битвах промеж собою. Все иноземцам отдали, Русь ослабив, рубежи земель нашенских оголив!

- Вот те на! – боярин задумчиво кусал длинный ус. – Никогда не думал об энтом. Не гадал, что междоусобицы княжески тому виной, что живем в войнах непрестанных. Все вину на ордынцев возлагал за то, что мира нетути.

- А и в Орде нынче такие ж междусобойчики, што и у нас. Все власть делят ханы. А Великую Тартарию ужо погубили! Не сберечь ее теперя! И тщетно Тохтамыш тужится – не дадут ему распри промеж ханами ордынскими власть свою укрепить и возродить Орду. Придет другой хан - Тохтамыша сбросит с подушек шелковых. Следом за ним ишо ктой-то придет… А Русь так и будет промеж них разменною монетой, ибо богата зело и людьми и припасами всяческими…

Мимо них медленно проходили бабы с ребятишками, охраняемые дружинниками.

Сшибая грудью коня низко нависшие ветки, подскакал кмет из дозора. Наклонившись в седле к Степану, прохрипел задышливо:

- Тама идеть отряд к лесу – полтора десятка всадников. По виду, вродя б, как нашенския. Плохо видать-то. Што делать, бить?

- Погодь, бить-то. Пойдем-ка, глянем…

Степан вскочил в седло, и Туман заржал радостно – не любил стоять. Быстро домчали до опушки, и Степан увидел в сотне саженей небольшой отряд, сторожко приближаюшийся к лесу. Впереди отряда шел спешенный воин - сакмагон, разглядывая следы в высокой траве. Даже в сумерках было видно, что одеты всадники в привычные воинские одежды, а не в ордынские халаты. Что-то в фигуре высокого воина на вороном коне показалось Степану знакомым, и он привстал в стременах, приглядываясь. «Батюшки-светы! Да это ж Хасан»! – мелькнула мысль.

- Это наши! – сказал Степан кметам и, подняв приветственно руку, вышел из лесу. Всадники встрепенулись в седлах, но, углядев, что вышедший из лесу не кажет оружия, пошли ему навстречу.

- Степан! – радостно вскричал Хасан и, соскочив с коня, бросился к лесовику.

Они степенно обнялись. Нукеры Хасана встали поодаль подковой, оглядывая степь.

- Это вы порубали обоз? – спросил Хасан. – Мы видели следы побоища на шляху.

- Мы! – ответил Степан. – Полон освободили. Ты-то как, мурза? Сказывал боярин Ондрей, твою родову ордынцы в полон свели. Нашел ли?

- Нет боле моей родовы… - Хасан опустил голову. – Убили ордынцы и сыночка мово малого, и жинку младую…

- Прости, Хасан… Не знал я.

- Да не за что прощать тебя, Степан. Ты-то при чем здеся? Это вражина Баракча ответчиком мне будет за дела свои черные. Все одно – не спрятаться ему от меня. Настигнет его кара Божья! Ты, Степан, знать, воеводою теперя в боярской дружине?

- Так есть, мурза! Воевода.

- Меня с моими нукерами примешь ли в войско? Хотя и мало нас, но нукеры энти – все харабарчи. Воины! Воинску науку разумеют и сражаться хотят с общим ворогом.

- Взять-то возьму… - Степан искоса взглянул на Хасана. – Да ить ты, мурза, за Баракчей гоняться будешь. А мне надобно, чтобы ты в одном задуме со мною был. Чтобы делал то, что общему делу потребно, а не тебе единому. Смогешь ли со всеми вместе держаться?

- А то! Мы ведь вас и искали, по следу идя. Чтобы разом с вами быть и ворога крушить. А по поводу своевольства мово, ты, Степан, не сумлевайся нисколечко! Прилежно будем исполнять все, что велишь. А злодей Баракча обречен. Всевышний сам отдаст его в мои руки. Твердо верую в энто!

- Ну, лады, коли так! С радостью в душе беру вас, ибо ведаю, сколь знатных бойцов ты привел в дружину! Пойдем-ка, мурза, в скит. Там Мефодий, поди, заждался ужо весточки от нас…

Хасан тихо свистнул, и харабарчи, всё так же настороженно оглядывая степь, по одному потянулись в лес.

До скита добрались уже глухой ночью, потревожив стражников, боронивших широко раскинувшийся в лесу стан беженцев от нападения ордынцев.