Берендеев лес

Глава 35

Великий хан возлежал на шелковых подушках, потягивая кумыс из деревянной чаши, и вел неспешную беседу с темником Едигеем. Тридцатилетний сын Балтырчака, эмира племени мангытов , Едигей нравился Тохтамышу своей редкой проницательностью и сообразительностью. Он был смугл лицом, обладал приятной, располагающей к себе улыбкой, среднего роста, как и большинство степняков, но плотного сложения, отважен в сражении и умен в беседе...

Великий хан, конечно, слышал легенду о том, что Едигей является потомком ногайского святого Баба Туклеса, но считал, что ее автором был сам Едигей. Не верил Тохтамыш и в то, что Едигей был потомком тридцатого колена арабского халифа Абу Бекра, который, как известно, был тестем пророка Мухаммеда. Зная высокий ум и великую щедрость, с которой темник одаривал преданных ему людей, Тохтамыш прекрасно понимал, что тот заранее готовит себе великое будущее. Но пока он исправно служил ему и делом и советом, Тохтамыш считал, что лучше держать Едигея поближе к себе, чем иметь его в числе врагов.

- Скажи, Великий хан, почему ты пошел походом на Мамая только сейчас, спустя два года после его поражения Московским князем Димитрием? – спросил Едигей, подливая хану кумыс из серебряного кувшина.

- Мамай был все еще силен, - отпив из чаши, сказал Тохтамыш. – Не забывай – он двадцать лет правил Ордой, сажая на трон и смещая по своей воле ханов из числа кровных чингизидов. Худородный кият сумел взять бразды правления Ордой в свои руки и уверенно удерживал их сильной рукой. Уже через месяц после поражения у него было более тридцати тысяч всадников. Мне нужно было время, чтобы увидеть, какие силы пойдут за ним, кто станет его союзником, а кто противником. Кроме того, своими шараханьями с заменой ханов и походом на Москву Мамай разорил и Орду и Русь, и мне нужно было ждать, пока закрома урусов наполнятся хлебом нового урожая. А иначе, я бы привел войско в пустыню… Нукеры не должны голодать.

- Но разгромив Мамая, ты идешь войной на Москву, а князь Димитрий был твоим союзником в битве с Мамаем.

- В том тоже вина Мамая. Он никогда не понимал князей Московской Орды и считал, что их нужно постоянно держать в состоянии войны друг с другом. Отдавая ярлык на княжение одному князю, он тут же отбирал его и отдавал другому, поддерживая постоянную вражду между ними. Но в случае с Димитрием нашла коса на камень. Когда вырастают рога у козленка, он колет ими вымя матери: Димитрий не пустил на княжение Михаила Тверского, коему Мамай вручил ярлык на великое Владимирское княжение, за сим отправил войско в казанское ханство, заставив булгар платить дань Москве, а не Мамаю. А через год разбил на реке Воже войско мурзы Бегича, умертвив его самого и еще четырех мурз и захватив обоз.

- Значит, Димитрий пошел против Орды? – Едигей старался не пропустить ни слова.

Великий хан внимательно посмотрел на темника.

- Нет, мурза, - ответил он. – Димитрий пошел не против Орды, а против Мамая, Орде не подчинившегося, не считая его более законным правителем Орды. А мне высылал богатые дары, и тем самым признал Орду своим союзником. То есть, бился он с Мамаем за единство Орды.

- Так зачем же воевать его? – Едигей в удивлении поднял брови. При всем своем уме ему еще сложно было разобраться в хитросплетениях ханских замыслов.

- А я не иду на Димитрия! – довольный произведенным на Едигея впечатлением, Тохтамыш отвалился на подушки, сложив руки на животе. – Я иду на Русь, чтобы показать, что в Орде есть Великий хан, который не прощает и не милует тех, кто отказывается платить десятину в казну Великой Тартарии. А коль урусы не хотят платить ее добровольно, как это было всегда, я пришел, чтобы взять ее силой. И наказать тех, кто забыл, что не выстоять туче перед ветром, росе - перед солнцем.

- Воистину ты велик, Великий хан! – Едигей склонил голову в низком поклоне.

- Иди, мурза! – Тохтамыш повелительно махнул рукой. – Завтра будет трудный день. Мне нужно собраться с мыслями.

Едигей тихо поднялся с подушек и, кланяясь, направился в пологу, закрывавшему вход в шатер.

Но выйти не успел… В шатер, низко согнувшись, шагнул главный харабарчи Адаш.

Хан рывком сел на подушках, тяжелым взглядом буравя рябое лицо Адаша.

- Что?! – грозно спросил он, желтея глазами.

- Урусы заманили отряд Баракчи в лес… - Адаш замялся…

- И что?! – Тохтамыш спросил очень тихо, и от этого тихого голоса липкий пот ручейком побежал по спине обоих мурз.

- Урусы порубали почти всех. Вернулись две сотни израненных в битве нукеров.

- Баракча?

- Еще жив! Но жить ему осталось недолго! Он весь изрублен.

Великий хан отвалился на подушки и закрыл глаза.

Адаш и Едигей стояли, согнув тела в полупоклоне, не смея поднять головы.

Адаш, скосив глаз на нос, увидел, что на нем повисла капля пота, но не осмелился сбросить ее на ханский ковер.

- Пусть Баракчу принесут к шатру. Я выйду к нему! – после долгого тягостного молчания приказал Великий хан. – И соберите всех темников и мурз.

Адаш и Едигей вышли, с облегчением вздохнув, лишь ступив за полог.

Баракчу на окровавленном плаще внесли на холм и положили на землю, убрав ковер при входе.

Великий хан вышел из шатра, и юртджи тут же вынес и положил позади него валик из войлока, обтянутый ковровой тканью. Тохтамыш присел на валик и склонил свое лунообразное лицо над поверженным в бою тысяцким.

- Как это случилось, мурза? – спросил он Баракчу.

- Нукеры не могут сражаться в лесу, - слабым голосом ответил тысяцкий. – Мы не должны были входить в лес. Русы были за каждым деревом и били нас топорами. Саблей же среди веток не размахнешься… Не пускай нукеров в лес, Великий…

Баракча замолчал… Его голова безвольно повернулась набок. Тело дрогнуло и расслабилось… Великий воин испустил дух…

Его нукеры стояли у подножия шатра, выстроившись в две шеренги. Многие поддерживали друг друга, чтобы не свалиться от ран.

Тохтамыш спустился к ним и пошел вдоль строя, пристально всматриваясь в лица воинов. Увидев сотника Батбаяра, хан остановился.

- Где ваши лошади, сотник? – спросил Великий хан.

- Они разбежались, повелитель, - Батбаяр не смел поднять глаз.

- Скольких русов вы побили в сражении?

- Они нападали неожиданно, из-за деревьев и, нанеся удар тут же исчезали. Мы не могли достать их саблями. И вынуждены были выйти из леса, чтобы сразиться с ними в чистом поле. Но на нас вышла их конница…

Хан качнулся с пятки на носок и развернулся к мурзам, стоявшим за его спиной.

- Вы все слышали! – громко сказал он. – Это стадо баранов вышло из боя, не поразив ни одного врага, растеряв лошадей… Мало того, они не смогли уберечь в бою своего мурзу, принеся нам его израненное тело! Они покрыли позором себя и бунчук славной некогда тысячи Баракчи! Примите решение, мурзы!

- Смерть! Смерть! – вразнобой закричали ордынские военачальники. - Только смерть!

- Адаш! – Тохтамыш нашел взглядом главного харабарчи. – Всех обезглавить, а головы насадить на пики и выставить на всеобщее обозрение. Чтобы каждый нукер знал, какой будет кара за трусость в бою!

Великий хан, сгорбившись, пошел к шатру, и мурзы расступились, давая ему проход…

Через час вокруг стана Орды возвысился частокол из длинных пик, на каждую из которых была насажена голова нукера из «непобедимой» тысячи Баракчи.