Берлинский блюз

3. Завтрак

Войдя в «Базар» вскоре после разговора с матерью, господин Леман тут же подумал, что это была дурацкая идея – идти в воскресенье в это время в «Базар», надо было понять это сразу. И зачем только я приперся сюда, думал он, какой нечистый меня попутал, спрашивал он себя, стоя рядом с дверью внутри кафе и оглядывая удручающую реальность: приходить в «Базар» в воскресенье абсолютно бессмысленно, это было одной из причин, почему он так ненавидел воскресенье как таковое, – именно в воскресенье радость оттого, что «Базар» находился не очень далеко от его дома, омрачало неимоверное количество завтракающих людей, которые, как по команде, объявлялись здесь именно по воскресеньям.

Тут невозможно выдержать даже десяти секунд, думал господин Леман, бессмысленно стоя около двери и разглядывая помещение слева от себя и находящихся в нем людей, эти завтраки всё портят, каждое воскресенье они всё портят, подумал он и взглянул для полноты картины и в другую сторону, направо, там находились туалеты и стояло еще несколько столиков, за которыми, как и следовало ожидать, тоже сидели завтракающие; по наблюдениям господина Лемана, все кафе в городе по воскресеньям были оккупированы завтракающими. Завтракающий человек – это враг нормального человека, думал он рассеянно, освобождая проход худой девушке, которую он почему-то не знал и которая протиснулась мимо него с огромным подносом, а воскресенье – это сплошной завтрак, по крайней мере до пяти часов, даже в «Базаре», хотя они и называют свое заведение рестораном, а толку-то, думал господин Леман.

Заведение, в котором сервируют завтраки, не имеет права называться рестораном, думал господин Леман, он по-прежнему бестолково стоял возле двери и чувствовал себя по-идиотски, это просто недостойно, когда повар, если в этих так называемых ресторанах вообще водятся настоящие повара, занимается тем, что раскладывает на тарелки груды нарезанного сыра и колбасы. И тем, кто работает за стойкой, тоже приходится нелегко, думал он, их до такой степени утомляют эти завтракающие, что они даже не замечают своих друзей и коллег, когда те стоят у входа и не знают, что им делать, думал господин Леман. Это должно быть обязанностью и моральным долгом каждого владельца подобного ресторана, даже если его зовут Эрвин и он считает, что деньги не пахнут, думал он, не пускать в эти рестораны, даже если они по совместительству являются и кабаками, это как раз нормально, пить – не завтракать, в этом хоть есть какой-то смысл, думал он, не пускать сюда завтракающих как таковых, это ведь самые несносные люди, думал господин Леман, он по-прежнему стоял рядом с входной дверью, как невостребованный заказ, но не мог же он просто так уйти, это было бы триумфом завтракающих, если бы они выжили из «Базара» именно его. Неудивительно, что лучшие друзья не замечают человека и не помогают ему найти свободный столик и немного покоя, поскольку вынуждены биться с этой завтракающей оравой, как можно открыто здесь наблюдать.

Почему, например, в торговле защищают понятие «апельсиновый сок», и только апельсиновый сок, на сто процентов изготовленный из апельсинов, может называться апельсиновым соком, думал господин Леман, ноги которого все тяжелели, пока он беспомощно стоял у входа, а все остальное должно называться в зависимости от содержания сока либо апельсиновым нектаром, либо фруктовым напитком, а понятие «ресторан» никто не защищает, хотя понятие «ресторан» в гораздо большей степени достойно защиты, чем понятие «апельсиновый сок», думал он, и в первую очередь нужно защищать от завтракающих понятие «ресторан», а не понятие «апельсиновый сок», в этом нет особого смысла, мысли текли все свободнее в его голове, несмотря на необычное похмелье от вчерашнего шнапса, он по-прежнему таращился в большой зал кафе, слава богу, хоть музыка не играет, подумал господин Леман, никто даже и не собирался освобождать полностью хотя бы один столик, что было бы единственным выходом для господина Лемана, разумеется не считая немедленного бегства, которое он счел бы сейчас наилучшим вариантом, если бы оно не означало капитуляцию перед собственной беспомощностью.

Он так отчаялся, что был уже почти готов подсесть к кому-нибудь, он иногда делал так и по другим дням недели, но, конечно, не за стол, за которым кто-то завтракает, – по мнению господина Лемана, это была не только совершенно абсурдная, но и неприятно обширная деятельность, которая, казалось, являлась для завтракающих смыслом их жизни, и это опять бросилось в глаза, пока он упрямо стоял недалеко от входа; завтракая, они буквально расцветали, они благоговейно передвигали туда-сюда свои тарелочки, разлепляли кусочки колбасы, облупливали яйца, запихивали в рот декоративные листья салата, вообще не предназначенные для еды, отрезали от сыра восковые корки, в черепашьем темпе разрезали булочки, они не просто поедали эту гадость, что и само по себе ужасно, прежде всего они рабски следовали коллективному ритуалу, единственный смысл которого заключался в том, теперь господин Леман был в этом уверен, чтобы сделать для него невозможным посещение «Базара».

Это же безумцы, заклеймил их господин Леман, упорно стоявший около двери будто в ожидании чуда, посреди невыносимой суеты, его раздражали проходящие мимо люди, которые, словно сексуально озабоченные маньяки, терлись об него, хотя он каждый раз пытался оставить столько места между собой и ближайшей преградой, чтобы даже самый дерганый придурок мог пройти мимо без всяких прикосновений. Завтрак, само слово заслуживает ненависти, если задуматься, думал он, что это вообще значит – завтрак, завтрак, «завтра к», наверное, его придумали какие-нибудь крестьяне, думал он, увертываясь от завтракающих, которые непрерывно вставали где-нибудь и толкали его, шастая туда-сюда, в туалет и обратно или куда они там ходят, но никто не выходил из заведения, что было бы единственным приемлемым вариантом; крестьяне, думал он, которые еще вечером нанизывали на вертел какую-нибудь тушу, а с утра сжирали ее и шли колотить своих батраков, думал он. Но завтракающие еще лицемернее и отвратительнее, чем слово «завтрак», распалялся он все сильнее, стоя на прежнем месте и ожидая, когда его заметят, и это становилось все более мучительно. Завтракающие тоже люди, признал он мысленно, но почему они так бесстыдно демонстрируют всем свое ужасное хобби, думал он, не в силах обуздать свой гнев, они похожи на нудистов или эксгибиционистов, думал он, они поднимают свои жирные пальцы и произносят фразы вроде «Вы не могли бы принести еще одно яйцо» или «А я заказывал кофе с молоком», думал господин Леман, и при этом они не замечают, как это чудовищно.

Пожалуй, действительно пора уходить, ждать бесполезно, подумал господин Леман, по-прежнему стоя недалеко от входа, ему все это окончательно осточертело. Ни на кого и ни на что больше нельзя положиться, даже на коллег и старых друзей, подумал он и уже направился было к двери, но путь ему перегородили другие посетители, тоже уходившие (но не освободившие при этом целого столика, как с сожалением отметил господин Леман), и в этот момент он услышал свое имя.

– Франк!

Конечно, он сразу понял, что зовут именно его, и сразу узнал голос, ведь он уже давно ждал этого оклика, но все же почувствовал искушение данный оклик проигнорировать и все равно уйти. Тогда Карл получил бы по заслугам, подумал он, хотя, передумал он тут же, конечно, это несправедливо, Карл здесь ни при чем, во всем виноваты завтракающие, подумал господин Леман, вообще-то он сразу заметил Карла и еще удивился тому, что его лучший друг Карл работает этим утром, вот Хайди – другое дело, тут он не удивился, она почти всегда работает по утрам, потому что ей нравятся утренние смены, когда подают завтраки, да и вообще она странная особа. А у его друга Карла иные предпочтения, он тоже работал в «Базаре», но, конечно, только в вечерние смены, как и господин Леман в «Обвале», они всегда были едины во мнении, что работать по утрам просто невыносимо. «Мы не официанты, да и кофе с молоком не наш профиль», – всегда говорил его лучший друг Карл, когда они затрагивали тему утренних смен, а это происходило довольно редко, тема утренних смен для них обоих была совершенно неактуальной, они подобными вещами не занимались, поэтому неудивительно, что господин Леман сразу заметил своего лучшего друга Карла, здесь он особенно бросался в глаза как человек, который никогда не имел ничего общего с этим завтракающим сбродом, он не вписывался в обстановку, по крайней мере в это время. Кроме того, шкафоподобного Карла, высокого, широкоплечего и могучего, просто нельзя было не заметить, тем более когда он стоял за стойкой.

Итак, господин Леман обернулся, когда его лучший друг Карл наконец-то заметил и окликнул его. Карл широко улыбнулся ему, продолжая что-то мыть в раковине. Затем он вынул оттуда два пивных бокала и помахал ими, показывая, что ему нужно только сполоснуть их и все. Господин Леман не стал вдаваться в размышления на тему, кому сейчас нужны большие пивные бокалы, в своем нынешнем состоянии он понимал, как никто другой, сколько опохмелительных напитков вроде вина с соком выпивалось тут воскресным утром, и подошел к стойке.

– Ты-то что здесь делаешь так рано? – еще издалека крикнул ему его лучший друг Карл. – Это ведь не твое время.

– То же самое я собирался спросить у тебя. И чего-нибудь поесть, – сказал господин Леман.

– Тогда садись куда-нибудь, – сказал его лучший друг Карл, – сейчас принесу тебе меню.

– Не знаю, уж очень тут мерзко!

Его лучший друг Карл рассмеялся. У Карла всегда хорошее настроение, подумал господин Леман, это странно, что у него всегда такое хорошее настроение.

– Меня тут все просто бесит, – вырвалось у него, – просто бесит, боже мой, посмотри сам на этот кошмар. – И тут же пожалел, что выразился так резко, нет, так не годится, это звучит слишком негативно, а с Карлом такое сейчас не пройдет, подумал он, надо быть позитивнее, надо как-то поднимать себе настроение, думал господин Леман.

– Ерунда, места достаточно, – возразил его лучший друг Карл, – просто подсядь к кому-нибудь!

– Терпеть не могу подсаживаться.

Его лучший друг Карл вздохнул:

– Вон там, сзади, за большим столом, там сидит всего один человек.

– Не хочу, – ответил господин Леман, которому было крайне неприятно собственное упрямство. Но мысль о том, что ему придется сидеть за одним столом с каким-то незнакомцем, пусть даже и не завтракающим, который в довершение всего еще и заговорит с ним, даже если он скажет всего лишь что-нибудь вроде «Ты не мог бы передать мне пепельницу», – сама мысль об этом была для него гораздо неприятнее. Какое ужасное начало дня, и все из-за звонка матери, впрочем, если подумать, и вчерашний вечер был ничуть не лучше, а он не желал ничего сверхъестественного, только покоя и отдельного маленького уголка.

Его лучший друг Карл вздохнул:

– Тогда садись за тот маленький столик. – Он указал на крошечный столик с двумя стульями недалеко от двери на кухню. – Он свободен.

– Нет, ты что, – сказал господин Леман, – он же для персонала, я ведь не могу…

– Франк! – безапелляционно прервал его лучший друг Карл. – Закрой рот и сядь там.

– Не могу, – сказал господин Леман, который очень гордился своими принципами. – Что тогда скажут другие, это нехорошо.

– Хайди, – крикнул его лучший друг Карл женщине, которая ковыряла ножом в соковыжималке для апельсинов. – Ты ничего не имеешь против, если господин Леман сядет за маленький столик?

– Отстань, – ответила та, не поднимая глаз.

– Да всем на это наплевать, – сказал его лучший друг Карл.

– Скажи-ка, – быстро перевел стрелку господин Леман, которому были отвратительны любые привилегии, хотя в данном случае он немного рассчитывал на этот столик, тут он был честен перед собой, – ты сам-то что здесь делаешь? – И почему у тебя такое хорошее настроение, хотел он добавить, но предпочел промолчать, потому что тогда ему пришлось бы признаться, что у него самого настроение не ахти, а это привлекло бы к нему еще больше незаслуженного внимания, и это при том, что он собирался занять столик для персонала.

– Прибежал сюда прямо из «Орбиты», – весело сказал его лучший друг Карл, – совсем не спал. Эрвин позвонил мне в девять, я как раз пришел домой, и тут он меня поймал. Не понимаю, как это у него всегда получается?

Господин Леман с любопытством посмотрел в лицо своего лучшего друга, что было непросто, так как тот снова принялся с азартом мыть стаканы. Господину Леману не удалось обнаружить на лице Карла ни тени усталости, что было довольно странно хотя бы потому, что его лучший друг Карл был его ровесником. Вот если бы я тоже был таким крепким орешком, подумал господин Леман, как Карл… он бы ни за что не позволил выбить себя из колеи какой-то собаке или звонку матери, поэтому его никто и не называет господином Шмидтом, думал господин Леман и чувствовал себя при этом еще более жалким.

– Пожалуй, присяду, – сказал он. Карл лишь кивнул в ответ, и господин Леман опустил свои усталые кости на стул рядом с маленьким столиком, предназначенным, собственно, для персонала.

– Здесь занято, это стол для персонала, – сказала худая девушка, на которую он уже обратил внимание и которую не знал.

– Я же говорил, – пробормотал господин Леман и встал, покраснев.

– Все в порядке, – сказала Хайди, проходившая мимо. – Господину Леману можно.

– Господину Леману?! – повторила тощая девушка с чрезмерно ироничной, как показалось господину Леману, интонацией. – Господин Леман, ага! Так ты тоже работаешь здесь?

– Я тоже работаю на Эрвина, но я правда не хочу… – сказал господин Леман, которому было неприятно, что он привлек всеобщее внимание: люди за соседними столиками оборачивались и прямо-таки разглядывали его; и господин Леман почувствовал сильное желание обратиться к ним и сказать что-нибудь такое, о чем бы он потом пожалел, это он понимал и поэтому промолчал. Сегодня неподходящий день для агрессивных выходок, подумал он, мне нельзя было подходить к телефону, да еще вчерашний шнапс – вот в чем корень зла, подумал господин Леман.

– Да садись ты, – сказала Хайди, взяла его за плечи и усадила обратно на стул. – Я о нем позабочусь, – добавила она, повернувшись к тощей девушке.

Господин Леман, которому все это напомнило отделение неотложной помощи городской больницы, куда он однажды обратился по поводу эпидидимита,[5] был очень благодарен Хайди.

– Ну как поживаешь, господин Леман? Хочешь чего-нибудь выпить?

– Не знаю. Дай лучше большой стакан воды из-под крана.

– Довольно потрепанный у тебя вид, господин Леман.

– Приятно это слышать, Хайди. Но нет ничего ужаснее комбинации «господин Леман» и обращения на «ты». Нет ничего хуже, разве что эпидидимит.

– У тебя что, эпидидимит?

– Нет, Хайди, нет. У меня нет эпидидимита. У меня горло пересохло.

– У тебя похмелье, господин Леман. Всегда, когда у тебя похмелье, ты становишься невыносимым. Сейчас пришлю к тебе Карла.

– Не забудь про воду.

Вскоре пришел его лучший друг Карл с пивным бокалом, наполненным водопроводной водой.

– Как мерзко это выглядит, – сказал господин Леман. – А бокал-то хоть был чистый?

– Ну хорошо, – ответил его лучший друг Карл, – что же тебе принести?

– Не знаю. Может, персиковый сок?

– У нас его нет, Франк, это единственный сок, которого у нас почему-то не бывает. И ты это знаешь.

– Ну тогда я не знаю…

– Ладно, Франк, вот меню, хочешь кофе?

– Не-е, я дома уже много кофе выпил, лучше бы чего-нибудь освежающего. Чего-то… Может быть, вишневого сока?

– Ты уверен, что хочешь вишневого сока?

– Да не знаю я, то есть.

– Принесу-ка я тебе пива.

– Только не разливного, главное – не разливного.

– Ясно, ясно…

Его лучший друг Карл принес ему бутылку «Бекса», сел напротив и вздохнул. Господин Леман сделал первый осторожный глоток, при этом он смотрел на своего лучшего друга Карла, тот тер глаза. А теперь он вдруг выглядит усталым, подумал господин Леман, невозможно долго напрягаться, без передышки долго не протянешь, рано или поздно возраст берет свое, подумал он, сделал второй глоток и почувствовал, что проголодался.

– Мне не нужно меню, – сказал он, расслабившись.

– И чего же ты хочешь?

– Жареную свинину, – сказал господин Леман, который никогда не ел ничего другого, когда заходил в «Базар».

– Франк!

– Что?

– Франк, сейчас одиннадцать часов. Ты не мог бы заказать какой-нибудь завтрак, как все?

– Завтрак, – произнес господин Леман, который чувствовал себя уже намного лучше. – Завтрак, это же бред, все это…

– Я знаю. Но ты все равно возьми, вот, например, американский, – сказал его лучший друг Карл, и в его голосе послышалась такая усталость, что господину Леману стало стыдно за свои капризы. – Это яичница с салом и жареной картошкой, нормальный завтрак.

– Нет, спасибо.

– Иногда мне хочется убить тебя, Франк, особенно когда у тебя похмелье. В заведении полно народу, у нас новенькая официантка, которая ничего не успевает, к тому же новая работница на кухне, угадай, чем она в меня швырнет, если я сейчас пойду к ней и попрошу поджарить свинину.

– Ты боишься работницы с кухни?

– Ты ее не знаешь. Она настоящий повар. Она этому по-настоящему училась.

– Ну и что?

– Ее особенно не пошпыняешь.

– А зачем шпынять? Какая связь между свининой и тем, что ее нельзя шпынять?

– Франк, не прикидывайся идиотом. – Его лучший друг Карл встал и устало улыбнулся. – Ну ладно, мне-то что. Я сейчас позову ее, сам с ней поговоришь.

Господин Леман, который теперь жалел, что не заказал яичницу, хотя она и была завтраком, к тому же он полагал, что в его возрасте нужно быть осторожнее с холестерином, встревоженно смотрел вслед своему лучшему другу Карлу, пока тот ковылял на кухню. Нужно быть к нему повнимательнее, подумал господин Леман, иногда он перенапрягается. Может быть, стоит поговорить с ним и посоветовать ему побольше спать, подумал он, но ведь Карл наверняка обидится.

– Она сейчас выйдет, поговоришь с ней сам, – сказал его лучший друг Карл, вернувшись, и хлопнул его по плечу. – Хочешь еще пива? Хотя смотрю я на тебя, старик, и думаю, что лучше бы ты поспал еще немного. Видок у тебя потрепанный, если можно так выразиться.

Господин Леман хотел сказать что-нибудь в ответ, но Карл уже был за стойкой и мыл бокалы.

На мгновение господин Леман поддался усталости. Его лучшему другу Карлу не следовало говорить, что у него потрепанный вид. А Хайди тем более. Такие вещи не говорят, думал он; когда тебе кто-то говорит такое, то сразу становится плохо, и не важно, правда это или нет, думал он. А теперь, когда злость на маму, на завтракающих, на собак и вообще на все убожество этого мира улетучилась, он снова почувствовал себя страшно уставшим, после того как первая бутылка пива ослабила головную боль, из-за которой он в основном и выполз из дому. Тощая девушка, та, что недавно хотела прогнать его из-за столика для персонала, молча поставила перед ним новую бутылку.

И когда он сделал первый глоток из этой второй бутылки, внезапно появилась она. Она опустилась на стул напротив и критически оглядела его. Это была высокая, крепко сложенная и красивая девушка. Он еще не вынул изо рта горлышко бутылки, когда она обратилась к нему:

– А не рановато ли?

Господин Леман поставил бутылку.

– Для чего рановато?

– И для того и для другого. Для пива и жареной свинины.

– Я так не считаю. – Господин Леман понял, что предстоит тяжелая борьба, которая потребует от него полной концентрации. Поэтому он отвел взгляд от ее большой груди и начал заранее выстраивать аргументацию.

– Это заметно, – сказала она сухо.

– Что рано, а что поздно, – начал господин Леман развивать импровизированную теорию, – это исключительно результат общественного соглашения. Или скажем так… – сменил он направление, чтобы не попасть сразу же на скользкую дорожку социологии, – если нормально то, что всякие кретины завтракают здесь до пяти часов вечера, тогда тем более совершенно нормально заказать в одиннадцать часов жареную свинину.

– Я выразилась бы иначе, – спокойно ответила красивая женщина, одетая, как теперь заметил господин Леман, в настоящий поварской костюм, вроде тех, которые обычно можно увидеть только на поварах из телевизора: мягкие штаны в бело-голубую клеточку и длинный белый халат, к тому же застегнутый на все пуговицы и ослепительно чистый, с ним контрастировала грязная тряпка, болтавшаяся на тонкой цепочке на ее полных бедрах, что можно было заметить теперь, когда она сидела, только если присмотреться повнимательнее, что господин Леман как раз и сделал. – Если уж мир кишмя кишит мудаками, которые завтракают до пяти часов, то зачем нам нужны еще и уроды, которые в одиннадцать уже заказывают жареную свинину?

Господин Леман был в восторге. Такого он еще не слышал ни от одной женщины. Вообще-то ему уже не хотелось свинины, но раз уж она начала такой разговор, то он, естественно, не собирался прекращать спорить.

– А кто говорит о том, что нужно жарить свинину? – спросил он. – Она все равно осталась со вчерашнего дня, вам всего-то нужно отрезать кусок, полить соусом и поставить в микроволновку, я все это знаю, нечего мне рассказывать.

– Вот как, нечего тебе рассказывать! – спокойно ответила она и сунула в рот сигарету. – Ты не мог бы передать мне пепельницу?

Господин Леман подал ей пепельницу.

– Да, нечего мне рассказывать.

– А если я скажу, что со вчерашнего дня не осталось свинины? Что тогда?

Теперь господин Леман был бы не прочь перевести беседу в другое русло. Почему бы мне, подумал он, не поговорить с ней о том, сколько ей лет, как ее зовут и что она собирается делать после работы?

– Тогда я скажу, что сейчас примерно четверть двенадцатого, а с полпервого здесь уже обедают по полной программе, тогда вам в любом случае понадобится свинина.

– А если я скажу, что у меня рабочий день недавно начался и что свинина сейчас как раз в печи, что ей готовиться там еще час, а до тех пор ты можешь заказать разве что какой-нибудь дерьмовый завтрак, как и все остальные придурки, – она поводила в воздухе рукой с сигаретой, будто благословляя весь зал со всем его содержимым, кроме того, она повысила голос, чтобы, как показалось господину Леману, все ее слышали, – все эти пожиратели бутербродов с их поганой колбасой, с их поганым сыром и всем прочим дерьмом, что тут продается, если я скажу тебе, что ты получишь максимум такую же фигню, а если тебе хочется жареной свинины, то, может быть, в полпервого, когда здесь, как ты, кажется, знаешь, начинается обеденное время, вот тогда можешь попробовать еще раз, только повежливее, и тогда, может быть, ты получишь отличную свинину или даже свинину твоей мечты, но к тому времени ты все равно так напьешься, что этого не заметишь, если я тебе скажу вот так, что ты мне ответишь… – она наклонилась и выпустила сигаретный дым, – ты, умник сраный?

Прошло несколько секунд, пока господин Леман решал, как вести себя дальше. Может быть, пойти на уступки? Признать, что она права? Заказать американский завтрак? Или сменить тему? Например, спросить ее, надевает ли она на кухне поварской колпак на свои черные волосы, собранные на затылке? Хотя, с другой стороны, неужели он без всякого сопротивления позволит называть себя сраным умником?

– Например, – сказал он, – я ответил бы, раз уж меня спрашивают, что по воскресеньям тут открыто с десяти, а те, кто работает на кухне вроде тебя, приходят наверняка еще в полдесятого и что если ты в полдесятого начинаешь жарить свинину, то в одиннадцать часов эта свинина уже должна быть вполне готова и от нее вполне можно отрезать кусок, корочка меня не волнует, сойдет и без корочки, о клецках я уж и не говорю, жареная картошка тоже годится, у вас ведь есть жареная картошка, она входит даже в этот американский завтрак, – в общем, я ответил бы, что свинина уже наверняка достаточно поджарилась, чтобы от нее можно было отрезать для меня кусочек, просто надо отрезать с краю, и не важно, что еще нет хрустящей корочки, на это мне наплевать, я вообще считаю, что факт наличия корочки обычно переоценивается, потом положить немного картошки, соус всегда есть, и дело с концом, вот так ответил бы… – господин Леман тоже наклонился вперед, – сраный умник, то есть я!

Последовала краткая пауза, в течение которой она спокойно курила и наблюдала за ним. Господину Леману тоже внезапно захотелось курить. Но еще больше ему захотелось не говорить больше этой чепухи. Это ведь бред, она, наверное, ненавидит меня, подумал он, я бы точно ненавидел, если бы был поваром и ко мне бы явился такой козел, думал господин Леман.

– Значит, корочка не волнует, – сказала она наконец.

– Нет, не волнует.

– Тебя лично или вообще никого?

– Вообще меня не волнует.

– А тут есть еще кто-то вроде тебя?

– Нет.

– Ну хорошо, – сказала она, погасила сигарету и встала.

– Ладно, – сказал господин Леман, который не хотел, чтобы она уходила, – тогда я еще немного подожду. Все равно уже скоро полпервого.

– Я могу, конечно, вынуть из печи недожаренную свинину и окончательно ее испортить. Раз уж мы друзья.

– Нет, нет, не надо, это не так уж важно.

– Да кто ты вообще такой? Федеральный канцлер или кто?

– Да ладно, ладно…

– Мне в общем-то наплевать. Могу теперь всегда так делать. В скором времени все будут есть еще и недоваренную картошку.

– Нет, правда, не стоит беспокоиться! Я выпью сначала еще пива. Может быть, газету почитаю. Или кофе.

Она задержалась на секунду. Их взгляды встретились, и господину Леману показалось, что она его вовсе не ненавидит, и это его очень успокоило. Потом она улыбнулась.

– Не пей слишком много, – сказала она и, проходя мимо, ткнула его пальцем в плечо. – Впереди еще целый день.

– Да, – сказал он и хотел еще что-нибудь добавить, но не знал что, и она снова исчезла на кухне.

Господин Леман вздохнул и допил свое пиво. Потом он заказал кофе. Впереди был еще целый день. Он влюбился.