Бесчувственные сердца

Глава 12

Тепло. Так тепло, что я сгораю заживо от жары.

Это, а также сияние пота, которым я покрыта, первое, что замечаю, когда мой вялый разум начинает понемногу пробуждаться.

Я начинаю потягиваться, всё моё тело болит, как будто я пробежала марафон. Я мгновенно просыпаюсь, когда чувствую твёрдость позади меня, что может говорить только об одном.

Это мужчина. А точнее — Торн.

О, Боже мой!

Осознание того, что между нами случилось, обрушивается на меня настолько ошеломляюще, что я не могу справиться с чудовищностью того, что чувствую. Я просто знаю, что мне нужно скорее убираться отсюда. Паника побеждает все эмоции, которые тянут меня в разные стороны.

Кажется, уходит целая вечность на то, чтобы вытащить его тяжелую руку из-под меня. Он даже не дёргается, когда я начинаю выскальзывать из-под него. Я быстро хватаю подушку с огромной кровати и заменяю своё тело ею, осторожно опуская на неё его руку. Холод от потери его тепла охватывает мою обнажённую кожу.

Он выглядит таким умиротворенным. Той жёсткости, которую я привыкла видеть в его чертах, больше нет. Внушительная сила, которой он, я не сомневаюсь, обладает, не такая пугающая, когда он расслаблен во сне. Я заставляю себя двигаться, не тратя времени на наслаждение его обнажённой кожей, едва прикрытой тёмно-синими простынями.

Я игнорирую свой мочевой пузырь и мечусь по комнате, чтобы схватить свою одежду — точнее то, что мне удаётся найти. Моё платье и туфли, лежащие на полу рядом с кроватью, — это первое, что я хватаю. Мой клатч лежит чуть дальше, напоминая мне о том, как он летел вместе со мной прошлой ночью. Когда я нахожу свои трусики, то бросаю их обратно на пол, понимая, что в них нет толка, потому что они разорваны. Где мой лифчик?

Я отчаянно кручу головой, но, когда в сумке начинает звонить мой телефон, голая выбегаю из комнаты. Меня не заботит, что у меня под платьем не будет нижнего белья и, что я пройду по аллее позора, если это означает, что мой телефон не разбудит Торна, прежде чем я смогу сбежать.

Мне понадобилась секунда, чтобы успеть вытащить телефон, не выронив платье и туфли, и быстро нажать: «Ответить», прежде чем успевает раздаться второй звонок. Я подтягиваю платье к ногам, сжимая мобильник между плечом и ухом.

— Да, — выдыхаю я, не обращая особого внимания на телефон, потому что в этот момент проскакиваю в платье и наполовину застёгиваю молнию.

Меня приветствует тишина, когда я проскальзываю в туфли, заканчиваю застегивать молнию на платье и начинаю искать выход из этого дома. Несколько раз я чуть не роняю клатч, но к тому времени, когда нахожу лестницу, беру телефон в одну руку, а другой хватаюсь за перила.

— Алло? — повторяю я, бросаясь вниз по ступенькам.

— Ты всё время появляешься там, где не должна быть.

Я резко останавливаюсь у подножия лестницы. Большое фойе воспринимается слегка ошеломляюще, но голос сестры парализует меня.

— Годами ты не берёшь трубку! Ты держишься в стороне, и у тебя это даже неплохо получается. Без постоянного напоминания о тебе я наконец-то смогла сделать его счастливым. И тут, каждый день ты начинаешь появляться просто повсюду! И всё, что я слышу в эти грёбаные несколько дней – это Пэрис, Пэрис, Пэрис!

— Лондон, — шепчу я.

— Нет, Пэрис. Ты слишком долго игнорировала мои звонки и сообщения. Пришло время выслушать то, что я должна тебе сказать. Я сделала всё возможное, чтобы стереть тебя из нашей жизни, но ты, чёрт возьми, просто так не уходишь, поэтому я все скажу! В годовщину смерти наших родителей, именно в это время, ты, бл*дь, появляешься повсюду! Мне нужно еще раз напомнить тебе, черт возьми, что ты забрала, когда пыталась удержать мужчину?! Что было потеряно из-за тебя?!

Я не отвечаю, не в силах говорить из-за комка в горле, и отключаю связь. На этот раз я бросаюсь к двери с другим чувством, наполняющим меня. С чувством, напоминающим боль. В меня врезаются воспоминания о прошлом, и это чудо, что я вообще в состоянии выбежать на улицу, и в какой-то момент, заказать «Убер».

Только когда через десять минут за мной приезжает такси, я снова могу дышать. Дрожь не прекращается, пока машина не останавливается на пустой стоянке у ресторана «Хантинг Граунд». Но слезы все равно не идут. Не по дороге домой. Не по пути от гаража к дому. Нет, пока я не оказываюсь в гардеробной в своей гостевой комнате с разбросанными по полу фотографиями.

Я с сестрой, нам около шестнадцати лет, задолго до того, как мы уехали в колледж, и она начала меня ненавидеть.

Мои родители, ещё живые, рождественским утром, за несколько лет до смерти.

Моя мама и я в «Тренде». Моя сестра и папа в саду.

Моя сестра. Мои родители.

Моё разбитое сердце.

Дуайт присоединяется ко мне, сворачиваясь калачиком рядом со мной, пока я чувствую боль от того, что слышу её голос снова и снова.

Вот почему у меня никого нет.

Вот почему я держусь особняком, не позволяя своему сердцу открыться для того, что может причинить мне боль, как причинили все они. Я думала, что познала боль, когда мы потеряли родителей. Даже если Лондон начала ненавидеть меня по непонятным мне причинам, их смерть означала, что я потеряла единственную связь, которая гарантировала, что я не потеряю её полностью. Только сестра позаботилась о том, чтобы разорвать эту связь без шанса на восстановление. И, поступая таким образом, уверила меня, что я навсегда останусь одна.

Единственный человек, который остался рядом, это тот, кто отказался уйти — моя Пайпер.

Я задыхаюсь, рыдания застревают в горле, когда я прижимаю Дуайта к груди и встаю. Я спотыкаюсь о собственные ноги, всё ещё ощущая в усталых мышцах боль, которой наградил меня Торн. Затем хватаю домашний телефон рядом с кроватью в гостевой комнате. Набрав номер Пайпер, я сворачиваюсь калачиком на покрывале.

— Эй, подружка! Я не думала, что услышу тебя так рано! Ну, как…

— Ты нужна мне, — плачу я в трубку, перебивая её.

Я не вешаю трубку, пока она не говорит, что уже едет. Затем отключаюсь и позволяю телефону выскользнуть из моей руки на пол. Дуайт, в кои-то веки, разрешает мне крепко обнять его, не сопротивляясь этому.

Пайпер не требуется много времени. Кажется, что прошло всего несколько секунд, и вскоре после того, как я повесила трубку, слышу, как она громко входит в дом. Хлопает входная дверь, её ключи и остальные вещи падают на стол, потом её торопливые шаги эхом разносятся по всему дому. Всё это время она громко выкрикивает моё имя.

— О Боже, Ари! Что случилось?! — она падает на кровать, заставляя тем самым Дуайта зашипеть, после чего он убегает.

Она кладёт одну руку мне на плечо и опускается вниз, пока не смотрит мне в глаза.

— Он сделал тебе больно? Если он причинил тебе боль... — она замолкает, и я ненавижу боль, которую слышу в её голосе.

— Он не причинил мне вреда, — шепчу я, крепко зажмурившись от воспоминаний о Торне.

— Тогда кто это сделал? Он же был последним человеком, с которым ты была!

— Не думаю, что он причинил бы мне боль, — признаюсь я.

— Не думаешь или не думала?

— Он не причинил мне никакого вреда! Он даже не знает, что я ушла!

Я поднимаю глаза, вижу её замешательство и вздыхаю.

— Звонила Лондон. Звонила Лондон, а я была так занята, пытаясь улизнуть из дома Торна, что даже не подумала проверить номер на своём мобильном, прежде чем ответить. Звонила Лондон, а я была слишком занята, чтобы проверить, кто звонит, в страхе убегая от того, что Торн заставил меня почувствовать. А я всегда проверяю!

— Ох, Ари.

— Я совсем забыла, понимаешь? Прошло так много времени с тех пор, как я позволяла кому-то быть настолько близко, чтобы заставить меня снова чувствовать. Я забыла, что чувствовала, когда их не стало. Я забыла, каково это. Не могу поверить, что я это сделала, но я забыла.

— Ари, прекрати, — умоляет Пайпер хриплым от волнения голосом.

— Нет! Неужели ты не понимаешь? Я совсем забыла. Семь лет бесконечных воспоминаний, и я забыла. А Лондон просто напомнила мне о том, что происходит, когда я перестаю быть одна. Когда подпускаю кого-то близко, как сделала с Торном, я просто причиняю людям боль.

— Твоя сестра ошибается. Ничего из того, что произошло, не является твоей виной. Твои родители не хотели бы, чтобы ты была одна, дорогая. Как твоё сближение с Торном может причинить кому-то боль? Он холост. Ты одинока. В этом нет ничего плохого. Вы заслуживаете шанс.

— Она, наверное, видела меня, — продолжаю я, не слыша Пайпер. — Должно быть, она видела нас. Я не знаю, когда, но уверена, что я не выглядела несчастной в его присутствии прошлым вечером. А должна была. Я должна была, особенно рядом с годовщиной того дня, когда узнала о том, что такое настоящая боль! Я ЗАБЫЛА! Совсем забыла!

— Ты прекратишь это?! — кричит Пайпер, тряся меня за плечи. — Ты не забыла, чёрт возьми! Ты начала исцеляться! Я так долго ждала, когда это произойдет, и я отказываюсь позволить твоей суке сестре всё испортить, когда ты наконец-то на пути к тому, чтобы все отпустить и исцелиться. Все те извращённые вещи, которые она говорила и делала с тобой, это то, что ты забываешь. И, слава Богу, что это так. Ты занята тем, что складываешь кусочки вместе, и, дорогая, ты не забываешь, ты учишься жить заново!

Я качаю головой, не веря ей.

— Но это была моя вина, — выдыхаю я, и слёзы текут сильнее. — Я не заслуживаю того, чтобы жить заново!

— Да, да! Ты заслуживаешь! Ты заслуживаешь красивой жизни. Они погибли, и это была трагедия и неудачное стечение обстоятельств, но это было не из-за тебя.

— Они бы не вышли в ту ночь, если бы не я.

— Не правда. Это не так! Сколько раз тебе это повторять?

— Это не имеет значения.

— Чертовски имеет, если из-за того, что Лондон разворошила прошлое, ты собираешься оттолкнуть человека, благодаря которому ты ожила впервые за семь проклятых лет!

— Все кончено.

— Что именно?

— С Торном. Он получил то, что хотел. Бумаги подписаны. Все просто... кончено, — признав это и чувствуя вкус этих слов на губах, я хочу взять их обратно.

— Не делай этого, Ари.

Мои мысли находятся в другом месте, я отталкиваю свою боль и сажусь. Мое движение заставляет Пайпер наклониться.

— Мне нужно, чтобы ты прикрыла меня в магазине, если не возражаешь. Думаю, мне потребуется немного времени, чтобы привести голову в порядок.

— Конечно, но, Ари, нам нужно поговорить об этом.

— Хочешь остаться на завтрак? Я могу приготовить нам что-нибудь, — я смотрю на часы на комоде в другом конце комнаты и хмурюсь.

— Ари, — продолжает она.

— Вообще-то, — вздыхаю я, не слушая её и нуждаясь в том, чтобы сосредоточиться на чём-то, что отвлечёт моё внимание, — я не уверена, что у меня есть продукты для позднего завтрака, и уже почти обед, так что мы просто можем заказать еду, или я всё же могу приготовить нам обед.

— Я, бл*дь, не голодна!

Я моргаю, затем поднимаюсь с кровати и выхожу из гостевой комнаты.

— Ари, серьёзно.

Я продолжаю идти, направляясь в свою спальню, и протягиваю руку назад, чтобы расстегнуть молнию. Выйдя из платья и отшвырнув его в сторону корзины для белья, я захожу в ванную комнату. Включаю душ, и слова сестры эхом раздаются у меня в голове. Но когда я слышу, как Пайпер ахает в дверях, они исчезают.

— Это отпечатки рук? — она вскрикивает, не сводя глаз с моего тела.

Я смотрю в зеркало, замечаю метку Торна на своей коже и отталкиваю мысли, которые говорят мне бежать обратно к нему. Затем встречаю отражение потрясённого лица Пайпер и пожимаю плечами, притворяясь безразличной.

— Да.

— Да? И это всё? Просто да?

— Что ещё ты хочешь от меня услышать? — кричу я, поворачиваясь и глядя на свою лучшую подругу. — Что, да, это отпечатки рук? Отметины от самого удивительного опыта, которым я когда-либо делилась с мужчиной? Что они являются напоминанием о том, насколько потрясающим был этот опыт? Что чувствительный синяк будет единственной вещью, которая осталась после него, потому что все кончено?!

— Милая, — говорит она тихо, её голос полон жалости. — Нам надо…

— Нет. Мы не будем говорить об этом. Мне нужно, чтобы ты была здесь со мной и отвлекла меня от того, что сказала моя сестра. Мне нужно, чтобы ты была моей лучшей подругой, которая отказалась уйти, когда я потеряла всё, и не пыталась уговорить меня на то, к чему я не готова. Вот что мне нужно. Я собираюсь принять душ, чтобы больше не чувствовать запах воспоминаний о прошлой ночи. Затем оденусь, чтобы не видеть, что я разделила с мужчиной, которого не могу себе позволить. Договорились?

Она изучает меня, потом печально кивает. — Ладно, Ари. Хорошо.

— Хорошо, — повторяю я, забираясь в душ и смывая с себя прекрасную ночь. Боль от потери его запаха с моего тела — от потери его — почти такая же сильная, как от звонка моей сестры, который напомнил мне о том, что я позволила себе забыть.

Почти.