Бесчувственные сердца

Эпилог

— Я похожа на кита.

Пайпер смеётся, а потом начинает запихивать в рот чипсы. В самом центре «Тренда». Полностью нарушая правило «никакой еды в торговом зале».

В любом случае, я не могу ей его навязать. Я смеюсь про себя, затем беру буррито, которого жаждала всё утро, со стеклянной витрины у кассы и запихиваю его в рот, постанывая, пока жую.

— Это действительно тревожит, когда у тебя на лице написано, что ты получаешь оргазм от еды. Сколько ещё осталось до рождения ребенка Х-Мэна?

Я вытираю рот, проглатывая кусочек.

— Ещё месяц.

Она смотрит на мой живот, склонив голову набок.

— Если твой живот станет ещё больше — ты лопнешь.

— Ой, заткнись!

— Видела бы ты её сегодня утром в подсобке, когда она проводила инвентаризацию новых товаров. Ручка, которой она писала, упала со стола, и она потратила добрых десять минут, пытаясь поднять её. Но лучшая часть была, когда ей надоело пытаться, она пошла за новой ручкой, но уронила и её.

Я резко поворачиваю голову в сторону сестры и прищуриваюсь.

— Ты не должна была об этом рассказывать! Это была моя минута позора.

— Точно, — смеется Лондон.

Я притворяюсь раздражённой, но видеть её смеющейся вот так, почти беззаботно, это прекрасное чувство. Для неё это был долгий путь, но она движется вперёд, и она не одна. Думаю, когда она начала работать в «Тренде», всё действительно изменилось. По крайней мере, именно тогда я заметила в ней перемену. Возможно, она никогда не вернётся к той девушке, которой была раньше, но она никогда не останется без поддержки, которой она так долго была лишена.

Она всё ещё живет в доме Торна в горах. Недалеко от нас, всего в нескольких минутах езды, но достаточном расстоянии, чтобы вновь обрести себя. Ну, по крайней мере, начать. Один из парней Торна всё ещё живет рядом, в гостевом домике. И я не могу избавиться от чувства, будто между ними что-то происходит, но сейчас я не собираюсь задавать вопросы. Она счастлива, и это всё, что имеет значения.

Когда Пайпер и Лондон начинают болтать, я игнорирую их, чтобы доесть свой буррито. Мой разум сходит с ума.

Все люди, которых я люблю больше всего на свете, упорно стараются измениться.

Я всё ещё хожу к доктору Харт, но мы встречаемся лишь раз в месяц, и это больше похоже на то, будто я вслух читаю свой дневник, чем на терапию. Он помог мне прийти к точке принятия и не чувствовать себя виноватой из-за того, через что прошла Лондон. Вероятно, я всегда буду чувствовать отголоски этого, но стараюсь направить эти эмоции на то, чтобы помочь Лондон исцелиться.

Торн тоже начал ходить на сеансы вскоре после нападения Томаса в моём старом доме. Он чувствовал себя виноватым не только из-за того, что не защитил меня, но и из-за того, что не прислушался к своему внутреннему голосу и не начал следить за людьми, которые причинили вред тем, кто ему дорог. Я не могу себе представить, чтобы он получал удовольствие от этих сеансов. Думаю, там ведется борьба между дурной привычкой Торна не любить впускать других людей в свои личные мысли и чувства и упрямым желанием доктора Харт помогать другим людям исцеляться. Мне так жаль, что я не могу наблюдать со стороны и делать ставки на то, кто одержит верх на каждом сеансе.

Но что бы там ни происходило, каждый раз, когда он входит в этот кабинет, ему становится лучше.

Больше всего он работает над тем, чтобы отпустить ту боль, которую он копил и носил в себе в течение многих лет. И это всё, о чем я когда-либо могла мечтать. Он рассказал мне, что последние шесть сеансов они говорили о брате, которого он потерял — Фениксе. Поэтому, когда мы узнали, что у нас родится мальчик, выбор имени для будущего малыша оказался лёгким. Я хотела почтить память его брата, когда Торн приведёт в мир своего сына, больше не скрывая и не погребая его в болезненных воспоминаниях.

Несмотря на то, что между ними было десять лет разницы, Торн любил Феникса и просто хотел быть рядом с ним. Поскольку они оставались одни друг у друга, братья сблизились, и я знала, что боль о его потере никогда не угаснет. Но она больше не наносила ему вред. Наш сын исцелит его, я просто знала это.

Пайпер начала посещать сеансы доктора Харт через несколько месяцев после нападения. И она всё ещё сопротивляется новым чувствам. Думаю, это из-за того, что она борется с влечением к другому мужчине, всё ещё пытаясь преодолеть то, что с ней сделал Мэтт. Честно говоря, даже не знаю, куда делся Мэтт с тех пор, как Уайлдер назначил себя телохранителем Пайпер. Он был где-то поблизости, но Уайлдер убедился в том, что он не вернётся. Последний раз я слышала о его появлении четыре месяца назад. Она попросила меня перестать спрашивать об этом, и я перестала. Она счастлива, и пока у меня нет повода думать иначе, я буду уважать её желание. Если бы случилось что-то, о чём мне следовало беспокоиться, Уайлдер сказал бы Торну, а Торн мне.

— Ты и обёртку собираешься съесть? — смеётся Пайпер.

— Знаешь, что? Я не собираюсь стоять здесь и стыдиться того, что я ем. Я просто даю своему малышу то, что он хочет.

— Единственное, чего хочет твой малыш, так это быть, как его папочка Х-Мэн, вот чего!

— Да ладно тебе, Ари! — смеется Лондон. — Мы просто шутим. Кроме того, ты не можешь ничего поделать с тем, что превратились в человеческий комбайн.

Я прищуриваю глаза и сверлю её своим взглядом.

— Мне следовало съесть тебя ещё в утробе.

— Ты определённо доказала, что со своим аппетитом ты справишься с чем угодно. Даже с плодом своей сестры в утробе.

Я швыряю в Пайпер обёртку, оставшеюся после моего обеда, попадая ей прямо в голову, и ковыляю к себе в кабинет. Однако это действительно помогает выйти из меня пару. Мои ноги кричат, когда я двигаюсь. Глупые балетки, которые я была вынуждена носить с тех пор, как мой живот получил свой собственный почтовый индекс, являются самой неудобной вещью, с которой я когда-либо сталкивалась. Я родилась, чтобы носить каблуки. Но сегодня утром Торн пригрозил мне, что не будет никакого секса, если я надену ещё одну пару туфель. Я обожаю обувь на каблуках, но секс с ним я люблю гораздо больше.

Я хватаю свою сумочку со стола и выскальзываю через заднюю дверь, пока меня не поймала продовольственная полиция.

Когда я въезжаю в гараж и вижу мотоцикл Торна на своём месте, мое раздражение, сопровождавшее меня в «Тренде», мгновенно исчезает.

Он дома.

Я знала, что сегодня у него был сеанс с доктором Харт, но, когда я спросила его перед уходом на работу, вернётся ли он домой, прежде чем отправиться в «Алиби», он не был в этом уверен.

Но с этим я могла бы что-то сделать.

Я выхожу из своей машины и вразвалку двигаюсь в сторону дома. Дуайт, чувствуя, что его любимая игрушка рядом, уже сидит в дверном проёме, когда я открываю дверь. Прямо по центру, из-за чего я не могу подняться в дом по лестнице из гаража. По крайней мере, с таким животом.

— Двигайся, чудище.

Конечно же, он шипит. Меня удостаивают взмахом хвоста, и на этом всё.

— Ты видишь это? — дразню его, размахивая мобильником. — Смотри сюда, дьявольский кот. Я звоню ветеринару. Поцелуй свои яйца на прощание.

Он прикладывает все свои усилия и в очередной раз шипит.

Однако, через мгновение двигается.

Дуайт любит мучить меня, но свои яйца он любит больше.

Я бросаю сумочку на кухонном островке и отправляюсь на поиски двух других своих мальчиков. У Джима появилась маленькая озорная привычка прятаться и выпрыгивать на нас из своего укрытия. Мы каждый раз смеемся. Иногда становится страшно, насколько они похожи на персонажей, в честь которых их назвали. К счастью, сегодня это не так. Я почти уверена, что свалилась бы с ног, если бы он сейчас прыгнул на меня. Я так устала.

Я нахожу их обоих в кабинете Торна. На нём очки, я не знала, что он их носит, пока впервые не увидела его за ноутбуком. Теперь, если и существовала версия Торна, которая могла бы побить все другие — это та версия, когда по моей просьбе он надел очки, а я использовала свой рот, чтобы довести его до оргазма. Это было так горячо. Боже, вспоминая, как он за несколько секунд поднялся с нуля до ста, потеряв контроль и взяв меня так жёстко, что у меня покалывало между ног в течение нескольких дней, мои трусики каждый раз становятся влажными.

— Если ты продолжишь так смотреть на меня, мне будет плевать, что ты ещё не поцеловала меня, потому что я трахну тебя.

Я облизываю губы.

Торн рычит, и Джим выплывает из дремоты, в которую он погрузился. Плечо Торна — его любимое место с того самого дня, когда он впервые туда забрался.

Я не двигаюсь, продолжая стоять в дверном проеме, потому что решаю, что получить то, что он предлагает, звучит как отличный вариант. Ну, и ещё мои ноги действительно болят.

— Ари, — предупреждает он.

— Знаешь, твой стол вполне меня устраивает. Мне не пришлось бы стоять на цыпочках, отталкиваясь от нашей кровати, пока ты брал бы меня сзади. Ты мог бы просто остаться сидеть на своем кресле, уступив мне немного места между твоих ног и просто проскользнуть внутрь, позволив мне попрыгать на тебе.

— Чёрт возьми, Ари! — выпаливает он, сбрасывая очки и отталкиваясь от стола.

Не желая выяснять, почему его хозяин сходит с ума, Джим убегает в ту же секунду, как Торн отодвигает свое кресло.

— Скажи, что на тебе нет трусиков.

Я пожимаю плечами.

— Выясни это, любимый.

Он рычит от возбуждения, ухмыляясь мне.

— Обойди стол и положи на него ладони.

Я слегка подпрыгиваю, когда он меня разворачивает.

Он подходит ко мне сзади, его руки блуждают по моему огромному животу. Он не останавливается, пока не получает то, чего хочет. Малыш пинает его ладонь, и я оглядываюсь через плечо, чтобы увидеть, как он стоит позади меня с закрытыми глазами и широко улыбаясь. Он не двигается до тех пор, пока наш сын не перестаёт приветственно пинать его по ладони. Когда толчки прекращаются, его глаза снова открываются, и я вижу любовь ко мне в каждой его черте.

Затем он задирает моё платье, и я дрожу, когда слышу звук, который срывается с губ Торна, когда он замечает, что на мне нет трусиков. Просто с ними трудно справляться, а я огромная, как дом.

— Ты мокрая для меня, детка? Или тебе нужно, чтобы я попробовал эту сладкую киску?

— Я вся промокла, дорогой. Я хочу тебя. Пожалуйста, войди в меня.

Его рука двигается, кончики пальцев скользят по моим складкам, и он шипит.

— Чертовски мокрая.

Я слышу, как двигается кресло под тяжестью его тела, и борюсь с желанием попытаться дотянуться до клитора, обогнув свой огромный живот. Руки Торна скользят вверх и вниз по моим ногам, и я чувствую каждое его движение, внезапно подпрыгивая, когда его губы целуют меня прямо в верхней части бедра. Когда его нос прижимается к моей влаге, я слышу, как он делает глубокий вдох, и начинаю покачиваться.

— Чертовски сладкая. Отойди назад и позволь мне вести тебя, детка.

Я делаю то, что он говорит, отодвигая ноги и ожидая, что он начнёт опускать меня, направляя, держась за мои бёдра. Я чувствую его член у своего входа, поэтому перестаю ждать и опускаюсь на него. Каждый его дюйм входит в меня.

Прошло уже несколько дней с тех пор, как мы занимались сексом в последний раз, и я крайне проголодалась, я хочу его. Я беру всё в свои руки, двигая бёдрами, отталкиваясь от него всем телом. Растяжение и жар моего тела, принимающего его, поглощают меня. Я больше ничего не замечаю в этой комнате.

Мои крики становятся громче, влажные звуки его движения внутри меня врезаются в уши.

— Ты знаешь, чего я хочу, — рычит он. Его слова наполнены желанием. — Бл*дь, детка, твоя киска ненасытна. Ты знаешь, чего я от тебя хочу.

— Не могу, — хнычу я.

— Можешь. Ты сможешь. Мой член широко растягивает тебя, проникая туда, где ты хочешь меня больше всего, каждый раз, когда ты скачешь на мне. Я просто хочу понять, нужна ли тебе моя рука между ног или ты хочешь кончить, вобрав в себя весь мой член?

Он щиплет мои соски, электрический разряд, пронизывающий моё тело, поднимает меня выше. Он хватает обеими руками мою грудь, щиплет, массирует, поднимая меня все выше и выше.

— Дай мне то, чего я хочу, Ари, — его бёдра приподнимаются с кресла.

Мы безумны. Я даже не могу сказать, где заканчиваюсь я и начинается он.

— Торн! — кричу я, давая ему именно то, что он хочет.

Я чувствую, как меня накрывает сильнейший оргазм вместе с тем, как поток жидкости покидает мое тело. Он ругается, приподнимается со стула, и мне приходится встать на цыпочки, опираясь руками о стол. Его руки отпускаю мои бёдра, направляясь к моим рукам, пока наши пальцы не соединяются. Тогда он берёт меня жёстко сзади.

Когда я чувствую последний грубый толчок, мы оба вскрикиваем. Его лоб между моих лопаток, его руки мягко держатся за мои бёдра. Я поднимаю руку и убираю волосы с лица, точнее то, что осталось от прически после того, как он ее испортил.

Я осекаюсь, когда какой-то предмет задевает моё лицо. Я убираю руку от лица и вижу огромное кольцо с бриллиантом на безымянном пальце своей левой руки.

— Какого черта? — спрашиваю я в изумлении, разинув рот.

Торн смеётся, его длина покидает меня, и я так загипнотизирована кольцом на своем пальце, что даже не двигаюсь, когда наша влага начинает из меня капать.

— Торн, что ты сделал? — спрашиваю я, совершенно сбитая с толку.

Я даже не почувствовала, как он надел его мне на палец. Должно быть, когда он держал меня за обе руки. Оно и понятно, потому что именно в этот момент он брал меня дико и грубо, как я люблю.

— Весьма очевидно, тебе так не кажется?

Он протирает меня салфеткой, затем приводит в порядок моё платье и притягивает к себе на колени. Одна рука лежит на моей спине, другой он держит мою левую руку и большим пальцем проводит по кольцу.

— Кажется, ты что-то забыл, — шепчу я, глядя ему в лицо.

Он поднимает глаза и хмурится.

— Ты забыл попросить меня выйти за тебя замуж.

Он откидывает голову назад, громко смеясь. Боли, которая раньше сдерживала его, больше не существует. Он продолжает смеяться, а я просто щурюсь и жду, когда он остановится.

— Это не смешно. Ты должен встать на одно колено и попросить!

— Детка.

Я знаю этот тон. Это говорит о том, что он не собирается спрашивать разрешения. Всегда такой самоуверенный.

— Ты не спросил, потому что знал, что я соглашусь? — я догадываюсь, что права, но он подтверждает догадки, кода расплывается в широченной улыбке.

— Ты любишь меня?

— Ты пробудил меня ото сна и подарил мне мои мечты. Конечно я люблю тебя.

— И ты знаешь, что я люблю тебя?

— Твоё сердце бьётся ради меня.

— Проще не бывает.

Я улыбаюсь. А затем утыкаюсь лицом ему в шею и начинаю всхлипывать.

— Чёрт возьми, я должен был догадаться, что ты будешь плакать.

— Заткнись. Ты не можешь заставить меня чувствовать себя настолько любимой, что я чувствую, как дыра внутри меня заполняется твоей любовью, а потом смеяться надо мной.

— Глупость.

— Это не глупость! Ты наполняешь меня! Ты сделал это, когда я была сломлена. Ты просто нашёл эту пустую дыру и убедился, что она залатана, а затем наполнял её каждый день своей любовью. И ты продолжаешь заполнять её, хотя там больше нет места.

— Черт, — говорит он, тяжело дыша.

— Ты будешь моим мужем, — ахаю я, отрываясь от его шеи и улыбаясь ему сквозь слезы.

— Ты станешь моей женой, — отвечает он, и самая большая улыбка, которую я когда-либо видела на его лице на мгновение лишает меня дара речи.

— Спасибо, что пробудил меня, любимый. Спасибо за то, что любишь меня так, как можешь только ты. Не могу дождаться, когда стану твоей женой. Хоть ты и не спрашивал, но — да, я выйду за тебя замуж.

Он что-то бормочет себе под нос, и я вижу, как его глаза становятся влажными.

— Ты моё всё, детка.

— Моё сердце бьётся ради тебя, Торн.

— А моё бьётся в ответ. И никогда не прекратит.

Он притягивает меня к себе, и, как каждый раз, когда я оказываюсь в его объятиях и прижимаюсь ухом к его груди, я чувствую, как его сердце колотится все громче и громче, взывая к моему сердцу, которое было создано именно для этого. Оно отвечает на каждый из этих ударов своими собственными.

Они бьются друг для друга.

Два бесчувственных сердца, которые навсегда проснулись.