Бесславные дни

I

Одним серым дождливым утром в первую неделю марта 1941 года у железных ворот Императорского Военно-морского училища в Токио остановился автомобиль. Из окна машины показался молодой коммандер, невысокий даже по японским меркам - всего 160 см - и такой худой, что казался не тяжелее 45 кг. Два старших матроса, стоявшие на карауле у входа (оба были выше коммандера на полголовы) при его появлении немедленно вытянулись.

- Господин, предъявите, пожалуйста, документы, - произнес старший караула, закидывая за плечо винтовку и освобождая правую руку.

Какое-то время караульный изучал документы, затем кивнул и вернул их владельцу.

- Благодарю, господин. Всё в порядке. - Он повернулся к напарнику. - Открыть ворота для коммандера Гэнды.

- Hai, - ответил второй матрос и принялся выполнять приказ.

Гэнда поспешил в восточное крыло здания. Он спешил всегда и всюду, земля буквально горела у него под ногами на каждом шагу. По пути он едва не поскользнулся на мокром полу, но сумел удержать равновесие. Мелкий дождь не сумел смыть сажу с красных кирпичных стен домов. Наверное, ничего, кроме пескоструйной машины не смогло бы.

У входа в восточное крыло сидел петти-офицер, перед ним лежал журнал. Гэнда снова достал удостоверение. Петти-офицер внимательно его осмотрел. "Коммандер Гэнда прибыл для встречи с адмиралом Ямамото", - записал он в журнале, затем бросил взгляд на часы на стене и вписал время.

- Распишитесь, господин коммандер, - обратился он к Гэнде и протянул ручку.

- Да, да. - Гэнда всегда пренебрежительно относился к бюрократии и формальностям. Он накарябал в журнале своё имя, затем сломя голову бросился по коридору, пока не добежал до лестницы. Несмотря на скромные габариты, по лестнице он взбежал, перепрыгивая сразу через две ступеньки. Он даже не выдохся, когда поднялся на третий этаж, может, самую малость.

Когда он проходил в кабинет, сидевший у телефона капитан с любопытством посмотрел на него. Гэнда не только не посмотрел в его сторону, он вообще не заметил взгляда офицера. Все мысли коммандера были заняты предстоящей встречей.

Он постучал в дверь.

- Войдите. - Голос адмирала Ямамото прозвучал низко и грубо.

Сердце дернулось в груди, и Гэнда вошел. Войдя, он поприветствовал главнокомандующего Объединенным флотом Японии. Исороку Ямамото ответил ему тем же. Он оказался не выше Гэнды, но на этом физическое сходство между ними заканчивалось. Ямамото был широкоплечим, даже бочкообразным. У него было телосложение борца, он словно был создан для битвы с врагами. Его седые волосы были коротко острижены, обнажая широкое грубое лицо. Два пальца на левой руке он потерял в битве с русскими при Цусиме в 1905 году, Гэнда родился на год раньше.

Он махнул рукой на кресло и спросил:

- Ну, коммандер, что задумали? - Как и Гэнда, он очень не любил тратить время попусту.

Гэнда облизнул губы. Ямамото мог выглядеть и часто выглядел угрожающе. Однако молодой человек всё же задал волновавший его вопрос:

- Господин, если будет война с Соединенными Штатами, каковы наши шансы?

Ямамото ответил откровенно:

- Надеюсь, этой войне не бывать. Ежели мне прикажут сражаться, не оглядываясь на последствия, я уверенно смогу биться полгода, от силы год. Но я совершенно не уверен в том, что будет через два, а то и через три года. Надеюсь, нам хватит духу не ввязываться в войну с американцами.

- Вы так считаете, несмотря на запланированный удар по Перл Харбору? - поинтересовался Гэнда. В разработке этого плана он участвовал с самого начала.

Адмирал Ямамото медленно кивнул.

- Считаю. Если там мы преуспеем, то сможем выиграть немного времени. Его может хватить на захват Филиппин, Голландской Ост-Индии и Малайи, что позволит создать оборонительный рубеж для удержания завоеванных территорий. Может быть. Сам я в это не верю, но это вполне вероятно.

- Если США продолжат использовать Гавайи в качестве форпоста, нам придется труднее, - заметил Гэнда. Его густые выразительные брови при этом дернулись вверх.

- Намного труднее, - согласился Ямамото.

- Тогда зачем ограничиваться лишь авиаударом по Перл Харбору? - продолжал мысль Гэнда. - Американцы восстановят силы и нанесут ответный удар.

Ямамото снова кивнул.

- Всё так. Это один из моих аргументов против проведения этой операции. Если между Японией и США начнется война, нам будет недостаточно ни захвата Гуама с Филиппинами, ни даже Гавайев с Сан-Франциско. У меня есть сомнения относительно того, насколько наши политики уверенны в окончательном результате и их готовности пойти на необходимые для этого жертвы.

Разговор зашел дальше, чем ожидал Гэнда.

- Может, вернемся к обсуждению вопроса Гавайев? - предложил он. Улыбку на лице Ямамото можно было бы счесть снисходительной. Он махнул рукой и молодой человек продолжил: - Удар по Перл Харбору должен сопровождаться десантом. Если мы займем Гавайи, американцы потеряют свою самую удобную базу. Если мы собираемся нападать, делать это нужно решительно.

Ямамото задумался и сел. Его лицо не выражало совершенно ничего. Он был превосходным игроком в бридж и покер. Теперь Гэнда понимал, почему.

- Никто не вправе обвинить вас в узости мышления, коммандер, - наконец, произнес Ямамото. - Скажите, вы уже обсудили этот вопрос с контр-адмиралом Ониси?

Именно этого вопроса Гэнда предпочел бы не слышать.

- Да, господин, обсудил, - не без грусти ответил он.

- И на его взгляд..?

- На его взгляд, в данный момент у нас недостаточно сил, чтобы атаковать в восточном и южном направлении одновременно, - с ещё более явной грустью произнес Гэнда.

- Контр-адмирал Ониси - лётчик, - сказал Ямамото. - Это жесткий, решительный человек. Если он полагает, что у нас ничего не выйдет, с его мнением нужно считаться. Как вы ответили на его возражения?

- Ответил, что против американцев полумеры не сработают, господин, - сказал Гэнда. - Хорошо ли, что наш удар лишь разозлит нашего врага? Никак не хорошо, я считаю. Если мы намерены ударить, мы должны вонзить свой меч по самую рукоять. Пусть американцы переживают, как обезопасить своё западное побережье. Если они потеряют Гавайи, возможно, они не станут думать об ответном ударе.

И снова на лице адмирала Ямамото не отразилось ни тени того, о чём он думал.

- Как вы считаете, сколько нам потребуется людей для десанта на Гавайи после авиаудара? - спросил он.

- Если всё пройдет по плану, они будут раздавлены, - ответил Гэнда. - Одной дивизии численностью 10-15 тысяч человек будет достаточно.

- Нет, - Ямамото замотал головой. Его глаза светились гневом. Гэнда понял, что он что-то упустил. И Ямамото напомнил ему, что именно: - У американцев на Оаху две пехотные дивизии. Даже при превосходстве в воздухе, одной нашей дивизии не удастся выкинуть их оттуда. Если мы намерены выполнить задуманное, ошибки быть не должно. И в этом вы абсолютно правы.

Гэнда не понимал, радоваться ему или бояться. Флот мог набрать дивизию из своих собственных ресурсов. Но, чтобы собрать силу, о которой говорил Ямамото...

- Армия придет нам на помощь, господин? Свои главные цели они видят в Китае и на юге - на Филиппинах и в Голландской Ост-Индии. Они всегда сторонились чего-то нового. - О наземных войсках он говорил с тем презрением, свойственным всем потомственным флотским офицерам.

- Они могут считать, что торопить войну с США не нужно, - сказал Ямамото. - Могут. А могут, наоборот, с нетерпением ждать, когда можно будет скинуть американцев с занимаемых ими позиций. Если мы выберем южное направление, продвижение там окажется медленнее. Но полагаю, вы правы, коммандер. Когда мы опрокинем американцев, ответить нам будет некому. Некому! Цена победы на востоке - это победа везде. Где, скажите, у нас будет такая же возможность?

Гэнда с огромным трудом скрывал внутреннее ликование. Он был далек от уверенности, что ему удастся убедить старика в верности намеченного пути. Контр-адмирал Ониси этого разглядеть не смог. Однако Ямамото был из того поколения, которое сражалось в Русско-Японской войне, свидетельством чего была его искалеченная рука. Та война началась с внезапного нападения японцев на русский Дальневосточный флот в Порт-Артуре. Он прекрасно понимал преимущества внезапного удара и был способен их просчитать.

Ямамото понимал. Но понимали ли остальные? Воодушевленный, Гэнда позволил себе поинтересоваться:

- Вы уверены, что сможете убедить армию содействовать нам?

Без помощи армии ничего не выйдет. Ямамото только что ткнул Гэнду носом в этот факт. Его это раздражало. Эти армейские олухи могут лишить Японию самой благоприятной и единственной, по мнению Гэнды, возможности сразиться с США и победить.

Адмирал Ямамото подался вперед. Он был невысоким человеком, тем не менее, казалось, будто он занял весь кабинет, взглянул на Гэнду сверху вниз, хотя на самом деле их глаза находились на одном уровне.

- Это уже моя забота, коммандер. - Голос Ямамото скорее принадлежал ками, нежели человеку. Гэнда поспешил отсалютовать. Когда Ямамото говорил подобным образом, кто смел усомниться в его словах? Никто. Ни единая душа.

Из трубы паровоза вылетело облако угольного дыма, и локомотив остановился на вокзале Эсаси, что на северной оконечности Хоккайдо. Позади него с грохотом замер эшелон. Капрал Такео Симицу выглянул в окно и помотал головой.

- На дом не очень похоже, да?

Бойцы его отделения быстро замотали головами вслед за ним.

- Не, не, - единогласно ответили они. Симицу имел полное право побить их, если те вздумают создавать проблемы. Впрочем, этой привилегией он пользовался гораздо реже, чем прочие младшие командиры. Этот круглолицый крестьянский сын очень долго не мог получить повышения, так как командиры считали, что он слишком добродушен для капрала.

Один из бойцов, тощий невысокий парень по имени Сиро Вакудзава произнес:

- Лучше бы я остался в Хиросиме. Она в сотнях километров к югу отсюда, и мы бы не сидели тут, дрожа от холода. - Остальные снова закивали. Угольная печь, стоявшая впереди пассажирского вагона, не обогревала ничего, кроме себя самой.

- Хватит бухтеть, - одернул его Симицу. - Мы не посрамим честь пятой дивизии. - Его отделение было лишь крошечной частью этого огромного формирования, но он никоим образом не хотел никого подводить. И он искренне так считал, ибо не хотел терять лицо перед друзьями, соседями и роднёй. Вся их дивизия была набрана в округе Хиросимы.

Сидевший у прохода Вакудзава, вытянулся и тоже посмотрел в окно. Какое-то время он просто наблюдал, затем разочарованно помотал головой.

- Что-то потерял? - с неожиданным для самого себя любопытством поинтересовался Симицу.

- Волосатых айнов, - ответил Вакудзава. - Они ведь должны жить на Хоккайдо, так же? У них бороды отсюда. - Он коснулся пальцами кожи под глазами. - Досюда. - Затем он постучал себя по груди.

Капрал Симицу отвел взгляд.

- И ты хотел увидеть их посреди вокзала? Что у тебя вместо мозгов? Если они здесь и работают, им приходится бриться, чтобы выглядеть похожими на остальных. У меня тоже борода. - Он очень гордился своей пышной бородой. - Но я же бреюсь.

Другие солдаты начали смеяться над Вакудзавой. Капрал посмеялся, значит и они должны. Это смутило Вакудзаву. Умно с его стороны. Он всего лишь новобранец, солдат первого года службы, у которого не было ни прав, ни привилегий. Если бы он заступил за черту, ему бы устроили взбучку. Её ему устроят в любом случае - чисто для профилактики.

Лейтенант Осами Ёнэхара - командир взвода, к которому принадлежало отделение капрала Симицу, поднялся и скомандовал:

- На выход! Барахло с собой! В колонну по четыре стройсь! Живо! Давай! Давай!

Он никогда не переставал кричать. На бедре у него болтался офицерский меч. Он был очень образованным человеком и образцовым офицером, что делало пропасть между ним и теми, кем он командовал в два раза шире. Симицу из-за этого не переживал. Офицеры должны командовать, а рядовые подчиняться. Механизм работал именно так.

С севера дул противный холодный бриз. Складывалось впечатление, будто он шел прямиком из Сибири. Капрал Симицу тут же начал стучать зубами. Кто-то позади него произнес:

- Почему нам не выдали зимнюю форму? У меня яйца уже в живот залезли.

- Тихо там! - выкрикнул Симицу достаточно громко, чтобы начальство его услышало и не усомнилось, что он на своем месте.

- Вперед, шагом-арш! - Голос принадлежал командиру полка подполковнику Митсуо Кудзикаве. Солдаты тронулись с места. Симицу понятия не имел, куда они направлялись. Но он и из-за этого не переживал. Тем, кто наверху, виднее. А он должен лишь следовать за тем, кто шагал впереди.

Они маршировали по улицам Эсаси. Встречавшиеся по пути женщины и рабочие, замирали и таращились прямо на них. Некоторые рабочие были одеты в костюмы и шляпы по западной моде, а женщины, наоборот, носили не платья, а кимоно. Симицу подумал, что людей в западной одежде дома было больше, чем здесь. При каждом шаге его висевшая за плечом винтовка ударялась о лопатку. Его это раздражало, но ничего поделать он не мог.

Здания вокруг станции тоже были построены по западному образцу. Убогие строения из кирпича и бетона. Вскоре 11-й полк вошел в старую часть города. Крыши домов здесь были кривыми. Кирпич сменило дерево и бумага. Симицу это казалось более осмысленным. В случае землетрясения кирпичные строения упадут прямо на голову. К тому же чисто японские дома выглядели интереснее, чем те, что были построены по западным стандартам.

Когда они добрались до бухты, домов в западном стиле снова стало большинство. Они шагали мимо цехов, как до этого шли мимо вокзала. Эти здания выглядели более крепкими и основательными, нежели их японские аналоги. Да и сами механизмы, либо идея их создания, тоже пришли с запада. Возможно, в знакомых силуэтах было бы чуть больше домашнего.

Над головой вопили чайки. Они сбивались в огромные стаи и набрасывались на рыбацкие лодки, стараясь что-нибудь украсть. В нос ударил запах морской соли вперемежку с вонью сточных вод.

Симицу поднялся на пирс и оказался возле большого торгового судна. На его корме хираганой и латинскими буквами было написано название: "Нагата-мару". Он поднялся по трапу. По металлической палубе застучали каблуки сапог. Матросы смотрели на него так, будто к ним на борт поднялась обезьяна. Он взглянул на них в ответ, чтобы показать, что он ничуть не напуган. На берегу он знал, что делать. Но здесь вотчина моряков. Может, они не считали его обезьяной. Может, он для них, как... груз.

- Сюда, - приказал лейтенант Ёнэхара и провел бойцов в трюм. "Нагата-мару" перевозил грузы. В этот раз грузом будут люди. Помещение трюма было заставлено нарами из необработанного дерева. На каждом из них валялся соломенный матрас. Все матрасы были пронумерованы. Ёнэхара проверил их.

- Мой взвод будет здесь, - выкрикнул он так, чтобы его голос был слышен среди гомона и стука подошв наверху.

Два отделения заняли верхний ярус, два нижний. Капрал Симицу со своими бойцами отправился на верхний. Он не был до конца уверен, хорошо это или плохо. Они находились под верхней палубой и, в случае чего, будут постоянно биться головами о сталь, зато сверху на них ничего не прольется.

Трюм всё заполнялся и заполнялся. Матрасы на койках лежали очень близко друг к другу. Если кто-нибудь захочет повернуться, он обязательно ударится о соседа.

- Напихали нас, как сардины в банку, - произнес капрал Симицу.

Его бойцы закивали. Все разлеглись по матрасам. Трое или четверо тут же принялись играть в карты. Молодой солдат по имени Хидео Фурута сказал:

- Могло быть и хуже, господин капрал.

- И как же? - поинтересовался Симицу. Ему казалось, что хуже уже некуда.

Фурута вдруг понял, что ошибся. На его широком с оспинами лице отразился гнев на собственную глупость. Однако он сумел найти подходящий ответ:

- Если бы стояла жара, палуба над нами раскалилась бы добела.

Он прав. Могло быть и хуже. Когда ты прав, тебе становится легче, особенно, когда ты первогодка.

- Сходи-ка, чаю принеси. - На палубе, на импровизированной кухне он заметил большой чайник.

- Есть, господин капрал! - Радуясь, что Симицу его не ударил, Фурута спрыгнул с койки и побежал по узкому проходу к лестнице, которая вела на палубу. Там он нос к носу столкнулся с прибывающими солдатами.

- Непростая работенка! - выкрикнул кто-то. Эта фраза имела несколько смыслов: во-первых, что работа действительно сложная. Во-вторых, крикнувший мог завидовать кому, кто занят делом или, наоборот, отмечал, что кому-то не повезло её получить. То, как это было сказано намного важнее того, что именно было сказано.

Фурута вернулся с кружкой чая спустя, казалось, вечность. Симицу подумал наорать на него за медлительность, но решил не утруждаться. Учитывая скученность, парень сделал всё, что мог. Кстати, парни из его отделения, что в данный момент наслаждались чаем, думали точно так же.

Солдаты разбредались по трюму, и там становилось всё жарче и душнее и безо всякого солнца, нагревавшего верхнюю палубу. Иллюминаторов не было - зачем они вообще нужны на сухогрузе? Свежий воздух поступал лишь из люка, из которого спускались солдаты.

Лейтенант Ёнэхара со взводом не остался. У офицеров были собственные каюты. Но в тесноте находились даже они. Младших офицеров, вроде командиров взводов селили по двое. Капрал Симицу не особо завидовал их положению. "Shigata ga nai", - подумал он. Что по-японски означало: "Ничего не поделаешь".

Солдаты перестали заходить. Как им удалось запихнуть в "Нагата-мару" целый полк? Симицу, впрочем, не удивился. Зашумел двигатель, палуба над головой Симицу и всё судно начало дрожать. В армии врачи поставили ему несколько пломб. Сейчас казалось, что пломбы эти тряслись вместе с сухогрузом.

Как только "Нагата-мару" отчалил от пирса, началась качка. Бойцов тут же начало тошнить. Трюм наполнился едким запахом блевотины, смешиваясь с вонью сотен солдатских тел. Бойцы с зеленеющими лицами едва успевали добежать до борта, где их рвало.

К удивлению Симицу, собственный желудок его совершенно не беспокоил. Раньше он никогда не выходил в столь бурное море. Плавание не приносило ему удовольствия, но и особых мучений он не испытывал.

Никто ему не докладывал, куда направлялось судно. Если командиры захотят, чтобы он что-то узнал, они дадут знать. До тех пор, его задача - поддерживать порядок в отделении. Те, кто был в состоянии есть, доставали припасы: рис, консервированные водоросли и бобы, вместе с маринованными сливами, редисом и всем тем, что обычно брали с собой солдаты.

Каждое утро лейтенант Ёнэхара выводил взвод на палубу на зарядку. Выбираться наружу было непросто, но приказ есть приказ. Серые тяжелые воды Охотского моря и такое же серое низкое небо наглядно демонстрировали Симицу, насколько далеко он оказался от дома.

После зарядки, бойцы в основном лежали на матрасах. Ходить тут было некуда. Некоторые настолько ослабели, что могли лишь лежать и стонать. Другие играли в карты, пели, либо спали, будто впавшие в спячку животные, в общем, делали всё, лишь бы время тянулось побыстрее.

Курильские острова выглядели подобием Японских: разбросанные в тихоокеанских водах куски скал, тянущиеся в сторону Камчатки. Итуруп затянуло туманом, он выглядел пустынным, как и все остальные острова. Когда "Нагата-мару" причалило в заливе Хитокаппу, на Симицу это место не произвело впечатления. Он лишь надеялся как можно скорее сойти на берег. Если бы командир взвода не сообщил, где они, он бы этого так и не узнал.

Он надеялся сойти с судна и размять ноги. Но сходить на берег не разрешалось. Отправлять письма тоже запретили. Запрещено было практически всё, за исключением выхода на палубу и зарядки. Каждый раз, когда Симицу появлялся на палубе, в заливе оказывалось всё больше судов. Это были не только транспортные суда. К флоту присоединялись огромные боевые корабли, оснащенные большими пушками и громоздкие авианосцы.

Намечалось нечто грандиозное. Возвращаясь в трюм, солдаты принимались гадать, что же именно. Никто так и не высказал верного предположения.

На Гавайях тоже можно быть несчастным, как и в любом другом месте. Тем, кто приезжает сюда с материка, поверить в это трудно, но так и есть. Морское путешествие из Сан-Франциско или Лос-Анджелеса занимает 5 дней. Каждый день людям приходится переводить часы на полчаса назад, так что сутки занимают 24,5 часа. Добравшись, вы оказываетесь в двух с половиной часах от западного побережья и в пяти с половиной часах от восточного.

Когда на горизонте появляется кратер Даймонд-Хед или шпиль башни Алоха, вы заселяетесь в добротный отель. Вы едите превосходную пищу. Пьёте... чуть больше, чем обычно. Впрочем, не напиваетесь. Вы... счастливы. Вас восхищает бирюзовое небо, море цвета сапфира и изумрудная земля. Среди деревьев поют незнакомые тропические птицы. Вы наслаждаетесь идеальной погодой. Здесь никогда не бывает слишком жарко или слишком холодно. Что с того, что пойдет дождь? Всё равно, солнце вернется. Вы захотите стать бродягой и жить тут до конца своих дней. Если удастся встретить смуглую, красивую полинезийку, которая пожелает остаться с вами, тем лучше.

Гавайи - это место, которое бог создал после того, как потренировался на Рае. Как тут можно быть несчастливым?

У первого лейтенанта Флетчера Армитиджа с этим никаких проблем не было.

Во-первых, Армитидж - для друзей Флетч - был зеленоглазым рыжеволосым молодым человеком, чьё лицо было обильно усыпано веснушками. Там, где веснушек не было, его кожа была белой как молоко. Он терпеть не мог тропическое солнце. Он не загорал, а сгорал.

Во-вторых, три недели назад от него ушла жена. Он так и не понял, почему. Он не был уверен, что Джейн тоже понимала, почему. Он не был уверен даже, что вообще кто-нибудь был способен это понять. Джейн ничего ни о ком не говорила. Она сказала, что в их крошечной квартире в Вахиаве чувствует себя подавленной. Сказала, что он не уделяет ей достаточно времени.

Это заявление его вымораживало, несмотря на то, что найти холод на Оаху - это надо постараться.

- Господи, я с тобой каждую секунду, если не занимаюсь пушками! - выкрикнул он. Он служил в 13-м батальоне полевой артиллерии 24-й дивизии. "Везучая дюжина" - как бойцы сами себя называли. - Когда ты говорила "Согласна", то знала, что выходишь замуж за офицера.

Она лишь пожала плечами. Она была невысокой упрямой блондинкой.

- Этого недостаточно, - сказала она. Квартира досталась ей, и в связи с его отсутствием она, видимо, чувствовала себя не такой подавленной. Она поговорила с юристом. Как ей удалось оплатить услуги адвоката из своей учительской зарплаты, было за гранью понимания Флетча, но если такая возможность была, она ею воспользовалась. Всегда пользовалась.

В свою очередь, Флетчеру досталась жесткая койка в общежитии для неженатых офицеров под названием казармы Скофилда, и бар, траты в котором скоро превысят судебные издержки Джейн. Некоторые офицеры, которые были в курсе его проблемы, выражали ему поддержку. Остальные же, вдруг не пожелали иметь с ним никаких дел. Почти все они были женаты. Возможно, они боялись, что он сделает нечто неподобающее. Он и делал: служил в армии. Если что-то и способно перемолоть брак в порох, так это служба.

Он сидел за барной стойкой и потягивал виски в компании Гордона Дугласа, ещё одного лейтенанта из их батальона.

- Она же знала, блин, что я офицер, - опустошив уже несколько стаканов, невнятно пробормотал он. - Она же знала. Знала, что мне приходится приглядывать... за всем этим. - Он взмахнул рукой. В тот момент он ещё не до конца понимал, что собирался сделать.

Дуглас в ответ важно кивнул. Он был похож на защитника школьной футбольной команды, кем и являлся 10 лет назад. Он был родом из Небраски - откормленный на кукурузе здоровяк.

- Ты ж понимаешь, что могло быть хуже, - медленно произнес он. Он пил с Армитиджем с самого начала.

- И как же? - с пьяным вызовом поинтересовался Флетч. - Куда уж хуже-то, блин?

- Ну... - его товарищ уже пожалел о сказанном. Однако он уже выпил достаточно, чтобы не держать рот на замке, поэтому продолжил: - Было бы хуже, если бы мы больше времени проводили на полигонах. Тогда бы она видела тебя ещё реже и ушла значительно раньше.

- Ага. Если бы. - Мысли Флетча переключились на другую проблему, более старую, чем проблема с женой (или старше его осознания этой проблемы, что не одно и то же). - Не надейся особо.

- Мы делаем всё, что можем. - Голос Гордона Дугласа звучал неуверенно, потому как ему не хотелось спровоцировать очередной пафосный монолог.

Но так и случилось. Флетч взорвался.

- А мы делаем? Делаем? Как по мне, что-то не видно. Наша армия годится только для парадов, уж не смывайся. - Он замолчал, обдумал собственные слова и попробовал ещё раз: - Не... сомневайся. - Вот. Так лучше. Он продолжил: - Армия для парадов. А если на самом деле придется воевать? Что будем делать, если окажемся не на параде?

- Всё будет как надо. - Дуглас всё ещё чувствовал себя неуверенно, однако не остановился: - К тому же, с кем нам воевать? Никто в здравом уме на Гавайи не сунется, ты же сам знаешь.

Армитидж допил виски и махнул бармену-филиппинцу повторить. Не дожидаясь заказа, он сказал:

- Не нравится мне эта херня с япошками. Им не по душе, когда мы шурудим у них на заднем дворе.

- Это же бред, - ответил его приятель. - Если эти пиздюки что-нибудь устроят, мы хлопнем их уже к середине следующей недели. И не смей мне возражать.

- Ага, блин, мы их размажем. - Насколько сильно бы ни был пьян Флетч, он прекрасно знал о мощи обороны Гавайев. В казармах Скофилда расквартированы две дивизии. В Форте Дерусси, что рядом с пляжем Ваикики расположилось командование береговой артиллерии со штабом, здесь, неподалеку от казарм в Уиллере летчики и, в качестве вишенки на торте - Тихоокеанский флот. - Нужно быть психом, чтобы связываться с нами.

- Можно хоть на жопу поспорить, - сказал Дуглас. - Так чего ты взъелся-то?

Армитидж пожал плечами.

- Просто, жаль... - Его голос внезапно стих. Он жалел о многих вещах, о том, что тревожило его сильнее, чем готовность бойцов в казармах Скофилда отразить маловероятное нападение. Не из-за этого он взъелся. Они с Джейн были женаты пять лет. Он к этому уже привык. Но последние три недели оказались тяжелее всего. Он сделал глоток. - Жизнь - говно, ты в курсе?

- Люди в большинстве своём - то ещё говно, - согласился Дуглас. - Держись от них подальше, если сможешь. Приветствуй по уставу и шагай себе. Если не можешь, отвечай: "Так точно, сэр". Так оно и работает, братан, - произнес он со всей серьезностью.

- Ага, наверное. - Голова Флетча качалась то вверх, то вниз. Но на кивки похоже не было. Он словно плакал. Это случилось с ним лишь однажды, когда он переехал из квартиры в общежитие для неженатых офицеров. Тогда он был намного пьянее, чем сейчас. Разумеется, он мог это исправить. Виски в стакане закончился, он махнул рукой повторить.

- Утром тебе будет очень худо, - заметил Дуглас, опорожняя свой стакан. - Если командование решит устроить стрельбы, тебе надо быть в форме. - Впрочем, он не воспользовался собственным советом и тоже попросил повторить.

Армитидж пожал плечами.

- Это будет завтра утром. А сейчас - это сейчас. Если напьюсь, не буду переживать... вообще ни о чём.

- Посмотри с другой стороны, - сказал его приятель. - Если бы мы сейчас были дома, вокруг скорее всего лежал бы снег.

- Снег лежал бы, если бы дома находился ты, - возразил Флетч. - Это твоя проблема. А я из Сан-Диего. Я знаю о снеге не больше, чем гавайцы.

- Ты вырос в городе с военно-морской базой. Ты находишься в месте, где моряков больше, чем где бы то ни было. Хрена ли ты забыл в армии?

- Иногда мне и самому интересно, - признал Армитидж. Если бы он выпил чуть больше, он бы принялся рассуждать о собственном имени. Единственное, чего не вызывала выпивка - это мыслей о Джейн. Она ушла, и вернуть её не было никакой возможности. Вот поэтому он и пил. Он вернулся к предыдущему вопросу. - Хрена ли я забыл в армии? Делаю, всё, что могу. А ты?

Гордон Дуглас не ответил. Он положил голову на барную стойку и захрапел. Флетч растолкал приятеля. Сделать это оказалось непросто, ведь он сам уже клевал носом. Вместе они вернулись в общежитие. Патрульные наряды продолжали нести службу. Нельзя сказать, что они прежде никогда не видели пьяного офицера. Тем более двоих.

Следующим утром, пачка аспирина и несколько литров черного кофе едва смогли развеять похмелье Флетчера. Он решил приготовить сухой тост с кофе. Казалось, съеденное и выпитое заполнило весь желудок. Дуглас выглядел так же, как себя чувствовал, что служило слабым утешением.

Их на самом деле отправили на стрельбы. Наличие рядом громыхающего 105 мм орудия плохо помогало восстановлению. Он принял ещё аспирина и пожалел, что не умер.

Хиро Такахаси вместе с двумя сыновьями загружал "Осима-мару" чанами с прикормкой, пока сампан стоял на приколе в бухте Кевало, что к западу от Гонолулу. Такахаси, невысокий, мускулистый загорелый мужчина 55 лет от роду назвал свою лодку в честь местности, которую покинул ещё в начале века. Он наблюдал, как в оцинкованных бочках туда-сюда сновали гольяны. Хиро знал, что праздничным это путешествие не будет.

Он задумался, понимали ли это его сыновья.

- Вставайте! Пошевеливайтесь! - выкрикнул он по-японски - на единственном языке, который знал.

Хироси и Кензо улыбнулись в ответ. Он не заметил, чтобы они двигались быстрее. А должны были. Сыновья были вдвое моложе его самого, но уже были сантиметров на 10 выше. Значит, они должны быть сильнее него. Если и были, он этого не замечал. У них не было того огня в глазах, не было страсти к общему делу, какой обладал Хиро. Он не понимал, почему. Не сказать, что он не пытался зажечь в них эту страсть.

Выставляя бочку на палубе, Хироси произнес что-то по-английски. Младший брат ответил на том же языке. Образование они получили в американских школах на Оаху. По-английски они говорили с той же охотой, что и по-японски, хотя Хиро и отправлял их в японскую школу после окончания обучения в американской. Они называли себя Хэнк и Кен так же часто, как пользовались теми именами, что дал им отец.

Они рассмеялись громко, по-американски. Хиро с подозрением на них посмотрел. Они смеялись над ним? Сыновья часто переходили на английский, когда не хотели, чтобы он понимал, о чём они говорили.

По всей бухте Кевало заводились дизельные двигатели. Выкрашенные синим сампаны вырывались из узкой гавани на просторы Тихого океана. Синяя окраска служила камуфляжем. Рыбаки надеялись, что она сможет обмануть тунца. Ещё они надеялись, что другие рыбаки не заметят выбранные ими рыбные места.

Когда Хиро только прибыл на Гавайи, сампаны ходили под парусом. Дизель позволял уходить в море намного дальше. Заводя двигатель "Осима-мару", Такахаси пробормотал что-то себе под нос. Ему нравилось первым выходить из бухты. Но не сегодня, когда пришлось силой выталкивать сыновей из кроватей. Они, что, думают, что тунец тоже любит поспать?

Стоя на носу, сыновья пихали в воде пустой стеклянный шар размером с человеческую голову. Этот поплавок доплыл сюда от самой Японии. Пара таких стояли на большинстве сампанов. В районе острова Кауаи они встречали чаще, чем где бы то ни было ещё. Без сомнений, это проделки местных течений.

Хиро спрыгнул с причала и запустил "Осима-мару". Сыновья продолжали играться с шаром. Наконец, Хиро потерял терпение.

- Может, хватит дурью маяться? - выкрикнул он.

- Прости, отец, - сказал Хироси. Было видно и слышно, что никакой вины он не испытывал. Его лицо расплылось в глупой ухмылке.

Помрачневший Хиро направил "Осима-мару" на юго-запад.

- Осторожнее, отец, - подал голос Кензо. - Ты же не хочешь оказаться в оборонительном морском районе?

Последние три слова Кензо произнес по-английски, но Хиро его понял. Его сын говорил о территории, площадью три мили к югу от Перл Харбора, которую ВМС объявил зоной свободной от сампанов. Флотские активно патрулировали эту местность, пристально следя, чтобы рыбацкие лодки туда не заходили. Если вас поймают в морском оборонительном районе, вас арестуют и выпроводят. Впрочем, могут и сразу утопить.

- Ты, что, решил, что я стану платить флотским? - спросил Хиро младшего сына. - Я, что, настолько туп?

- Нет, отец, - ответил Кензо. - Но случается всякое.

- Случается, да. Всякое, да, - сказал ему Хиро. - Но лучше бы не случаться.

Вторжение в морской оборонительный район случайным не бывает. Оно могло произойти по глупости, которую Хиро себе старался не позволять. Лодка шла туда, куда надо.

Над головой пролетел гидросамолет. Моряк на его борту, видимо, докладывал о местоположении "Осимы-мару". "Пусть их, - подумал Хиро. - Я не в их районе, хотя они могут посчитать обратное".

Лодка продолжила свой путь. Перл Харбор и Гонолулу исчезли за горизонтом. Хиро и сыновья пообедали рисом и свининой, которые положила им его жена, Реико. Затем они выпили чаю. Хироси и Кензо выпили по банке "Кока-колы". Хиро как-то попробовал этот американский напиток, но он ему не понравился. Слишком сладкий, слишком газированный.

В середине дня они встали в месте, которое Хиро посчитал удачным. Сказать, почему ему здесь понравилось, он не мог. Просто чувствовал, и всё. Направление ветра и течения, цвет воды каким-то образом подсказали ему, что здесь водится тунец. Будучи мальчишкой, он вместе с отцом выходил во Внутреннее море в Японии. Его отец, казалось, мог учуять добычу. Когда Хиро спросил, как ему это удается, тот рассмеялся.

- Если знаешь рыбу, узнаешь, куда она плывет, - сказал тогда отец. - Сможешь её вычислить.

И Хиро знал. Он посмотрел на сыновей. А смогут ли они? Спорить на это он бы не решился. Их слишком многое отвлекало. Он мог брать их с собой на рыбалку, мог даже научить правильно вести себя в море. Но этому он мог обучить и пару португальских пастухов с коровьей фермы на Большом острове. Это не сделало бы из них рыбаков, как не сделало бы рыбаков из Хироси и Кензо. Для них это просто работа, причём не самая лучшая. Для Хиро же, это был образ жизни.

Он заглушил мотор. "Осима-мару" замерла на месте, слегка покачиваясь на волнах. Неподалеку раздался всплеск воды. В небо с рыбиной в клюве взлетела рыба. Хороший знак. Птица оказалась небольшой, тунец для неё был бы слишком велик, но она схватила рыбешку, которой тунец питался. Если она здесь водится, значит, водится и тунец.

Хиро кивнул и сказал сыновьям:

- Бросайте прикормку.

Хироси склонил бочку с гольянами через борт. Крошечные серебристые рыбки, немедленно устроили в воде настоящую бурю. Хироси, Кензо и Хиро закинули в воду длинные удочки, оснащенные блеснами с крючками, которые тунец легко принимал за гольяна. Жадность убивала. Хиро это прекрасно понимал. А тунец не понимал. Это различие и обеспечивало выживание японца. Он подумал, понимали ли это сыновья. По сравнению с ним, они ко всему относились проще. Сколько добра ему это принесло? Хиро пожал плечами.

Хироси и Кензо постоянно переговаривались, перескакивая с английского на японский и обратно. Хиро расслышал имена: Рузвельт, Халл, Курусу. Хиро надеялся, что японский посол сможет найти способ убедить американцев снова начать продавать нефть Японии. Прекращение поставок казалось ему несправедливым. Сыновьям он об этом не сказал. Те на всё смотрели с точки зрения США. Споры о политике никогда ни к чему хорошему не приводили и не стоили затраченных усилий.

Вместо этого Хиро воскликнул:

- Давай!

Вместе с сыновьями он вытянул удочки на борт "Осимы-мару". На крючках висело сразу по нескольку полосатых тунцов, которых местные называли "аку". Они приплыли за гольянами, но нашли что-то более крепкое, более жуткое. Втроём они работали, словно машины, потроша рыбу и бросая её на лёд.

Хиро схватил особо крупную рыбину. Блеснуло лезвие ножа. Что может быть свежее, вкуснее, чем сасими, приготовленный из всё ещё дергающейся рыбы? Он принялся жевать, а по лицу расползлась довольная улыбка. Он предложил несколько красных как говядина кусков сыновьям. Они ели вместе с ним, хоть на их лицах и не было заметно того удовлетворения, которым лучилось лицо Хиро. Он вздохнул. Сыновья при каждой возможности питались гамбургерами и картошкой фри. Сам он вырос на другой еде, ему она на вкус казалась странной. А для них - вполне нормально.

Когда последняя рыбина отправилась на лёд, Хиро скомандовал:

- Назад.

Вместе с Хироси и Кензо он выбросил потроха за борт, туда же отправилась ещё одна бочка с прикормкой. Следом они закинули удочки. Рыбаки терпеливо ждали, пока аку насадятся на крючки. Затем они вытаскивали удочки и снова принимались потрошить рыбу.

Когда Кензо вываливал последнюю бочку приманки, мимо проплыла акула. Он рассмеялся.

- Поздняк, акула! - сказал он по-английски. Эту фразу Хиро тоже понял, потому что сыновья постоянно её употребляли. "Поздняк" означало что-то бесполезное или бессмысленное.

Они рыбачили до тех пор, пока не закончилась приманка. Не все акулы тратили время даром. Они набрасывались на отрезанные головы тунцов. Такое случалось постоянно, особенно под конец трудового дня. Гольяны привлекали тунца, а тунец, особенно кровь из его потрохов, привлекал акул.

День выдался хороший. Хироси сказал, что пора возвращаться и Хиро кивнул. Они сделали всё, что могли. Продав рыбу на рынке Аала, они получат немалую сумму. Оттуда тунец отправится на фабрику по производству консервов. Оказавшись в магазинах, банки одна за другой разойдутся по японским ресторанам и по рукам японских домохозяек. Несколько штук купят китайцы и филиппинцы, может даже какой-нибудь хоули купит. Хиро ухмыльнулся, когда подумал, что белые делали с этой замечательной рыбой. Ему доводилось слышать про салат из тунца, но попробовать его никогда не хватало духу.

Когда "Осима-мару" снова показалась в водах залива Кевало, солнце уже почти село. Появились перекупщики, деловито осматривая улов. Большинство из них были японцы или китайцы, но попадались и полукровки, вроде Осиро или Ву. Они сказали, что могут взять всё по более низкой цене, но рыба оказалась слишком хороша, чтобы им уступать. Хиро вернулся домой с почти двадцатью долларами в кармане. Ему очень хотелось, чтобы каждый день проходил как этот.

Авианосец "Энтерпрайз" 28 ноября вышел к острову Уэйк, неукоснительно следуя боевому приказу вице-адмирала Уильяма Холси. С самого начала плавания, торпеды были приведены в боевую готовность. С палубы то и дело взлетали полностью снаряженные самолеты. У них был приказ: сбивать любое воздушное судное, не принадлежащее США. Вся 8-я оперативная группа, которая, помимо "Энтерпрайза" включала в себя три тяжелых крейсера и девять эсминцев, имела полный штатный боезапас. В радиусе 200 миль летали разведывательные самолеты. Холси был убежден, что японцы могли напасть, не утруждая себя официальным объявлением войны.

Теперь группа возвращалась в Перл Харбор. Ничего необычного не происходило. Они без особых проблем доставили на Уэйк 211-ю истребительную эскадрилью Морской пехоты. По пути им не встретилось ни единого самолета, непохожего на американский. Не было замечено ни одной подводной лодки, хотя они тревожили Холси сильнее, чем вражеские самолеты.

Лейтенант Джеймс Петерсон считал все эти экстренные меры глупостью. Он и говорить об этом не стеснялся. Пилот истребителя, ростом под 190, вообще мало чего стеснялся.

- Любой, кто считает, будто япошкам хватит духу дернуться на нас - сумасшедший, - говорил он, потягивая кофе в компании других пилотов. - К субботе мы им жопы надвое порвём. Они не настолько глупы. И сами это прекрасно понимают.

- Бык считает, они что-то готовят, - сказал другой пилот, уорент-офицер по имени Хэнк Дракер. - Если бы он так не думал, он бы не отдал боевой приказ. - Несколько человек закивали, соглашаясь с его словами. Если Холси считал, что что-то случится, они были склонны с ним согласиться.

Однако Петерсона эти слова не убеждали.

- Скажу так: он отдал приказ, чтобы держать нас в тонусе, - заявил он. - Что япошки могут нам сделать?

- Холси тревожат подлодки, - сказал Дракер. - Одна торпеда в середину корпуса и все твои планы пойдут коту под хвост.

- Ага, а зачем им это делать? - поинтересовался Петерсон. - Бессмыслица какая-то. Они всё равно не смогут потопить столько кораблей, чтобы развалить всю Тихоокеанскую эскадру. А когда они окажутся лицом к лицу с нами, мы будем очень и очень злы.

- Они сами уже злы на нас, - сказал лейтенант Картер Хигдон, обладавшим тягучим и неразборчивым говором жителя Миссисипи. Несмотря на это, именно он был мозгом всей эскадрильи. Находясь не на вахте, он почти всё время проводил с томиком "Улисса". Он продолжил: - Мы обрезали им поставки нефти. Отрезали их от поставок металлов. Если бы с нами кто-нибудь так поступил, что бы мы сделали?

- Жопу бы порвали сучарам, - ответил Петерсон.

- Ты, кажется, противоречишь сам себе, Джим, - заметил Дракер буквально через секунду, как Петерсон осознал это сам.

Он тут же попытался вывернуться.

- Но я же, блин, американец. У этих узкоглазых на такое никогда духу не хватит.

- Надеюсь, ты прав, - сказал Хигдон. - Но мне кажется, мы продолжим идти на запад, пока война сама не придет куда-нибудь, например, на Филиппины. Если они не получат нефть от нас, тогда где они её достанут? Только в Голландской Ост-Индии. И, придя туда, они начнут хватать всё подряд.

Несколько пилотов закивали. Голландская Ост-Индия, словно созревший фрукт, висела у всех над головами с тех самых пор, как год назад немцы завоевали Нидерланды. Вишистская Франция, тоже находящаяся под пятой Германии, уже позволила Японии хозяйничать во французском Индокитае. Разумеется, если бы Виши отказался, япошки заняли бы его в любом случае. Поэтому, Франция поддерживала лишь видимость владения этими землями. Петерсон задумался над тем, насколько "лягушатники" были довольны существующим положением вещей.

- Считаешь, если япошки полезут в юго-восточную Азию, мы ввяжемся? - поинтересовался Дракер у Хигдона. - Хрена с два я стану вместо голландцев таскать каштаны из огня.

- Если они доберутся до нефти - мы следующие, - ответил Хигдон, сильно растягивая последнее слово. - Волнуем их только мы. Голландия и Франция вне игры, у англичан дома проблем хватает. Если Гитлер за зиму возьмет Москву и разгромит русских, к весне он бросит все силы на Англию.

Спор продолжался. Он продолжился в раздевалке, затем за покерным столом, и продолжался прямо во время игры. В конце концов, Петерсону это надоело и он ушел на полетную палубу. Каблуки его туфель застучали по 15-сантимертовым доскам настила. Когда "Энтерпрайз" перестраивался, ходили разговоры о том, чтобы бронировать полетную палубу, по примеру британцев, но всё ограничилось одними разговорами.

Принадлежность членов экипажа корабля к тем или иным службам можно было различить по цвету хлопчатых ветровок и тряпичным шлемам. Матросы в синей форме возились с самолетами, ребята в желтом указывали им, что делать, а парни в красном занимались ремонтом. Среди них ходила парочка пожарных, разодетых в белые асбестовые робы. Они были похожи на вышедших на прогулку снеговиков. Петерсон не согласился бы на эту работу и за очень большие деньги, особенно в жаркую погоду.

Разумеется, когда пожарные приступали к работе, им было о чем подумать помимо тропической жары. На окружающих они смотрели сквозь толстые закопченные стекла лицевых панелей. Водолазный костюм, пожалуй, будет тяжелее и неудобнее, чем то, что носили пожарные. Иного сравнения Петерсон придумать не смог. Нет, с этими ребятами он бы точно не поменялся должностями.

Один из пожарных взмахнул облаченной в перчатку рукой. Петерсон рефлекторно махнул в ответ. Голова пожарного была направлена в его сторону, поэтому он решил, что жест был адресован ему. Видимо, ошибся. Трудно судить о намерениях человека, когда его лицо скрыто под маской.

Петерсон громко рассмеялся.

- Что смешного, сэр? - поинтересовался техник в красной робе.

- Подумал, что на следующую игру в покер надену такой же противопожарный костюм, - ответил Петерсон. - Если мое лицо будет скрыто этой панелью, никто не догадается, что у меня "флэш".

Матрос задумался над его словами, затем ухмыльнулся.

- Вы только этого придуркам из пожарки не говорите. А то так и припрутся.

- Кто ж с ними тогда играть сядет? - спросил Петерсон.

- У нас тут на борту почти три тысячи человек, сэр. Вам не кажется, что некоторые из них могут оказаться мудаками?

- Ага, но вслух этого лучше не говорить. Иначе, они играть так и не придут, - сказал Петерсон. Оба ухмыльнулись.

Петерсон взглянул на море. Порыв теплого ветра сдул с лица прядь песчаного цвета волос. Воздух здесь был самым свежим в мире. Он специально старался не обращать внимания на соленый привкус во рту, но ему здесь всё равно нравилось. Один из крейсеров шел с "Энтерпрайзом" от самого порта. Впереди шла пара эсминцев, высматривая перископы на поверхности, и прислушиваясь к шуму двигателей под водой.

Мимо пролетела парочка альбатросов с крыльями, по форме очень сильно напоминавшими крылья "Уайлдкэта". Эти огромные птицы гнездились где-то на Мидуэе и островах Гавайского архипелага. В небе они представляли собой верх совершенства. На земле же... Они были похожи на сдутые автомобильные камеры, которые сняли с колес. И взлетали они так же неловко. Для взлета им нужен был встречный ветер и длинный разбег. Иначе, подниматься в небо у них не получалось.

К авианосцу присоединялось всё больше эсминцев. Петерсон повернулся и уставился на корму "Энтерпрайза". Где-то в той стороне Япония. Что там задумали ребята Тодзё? Неужели и правда планируют воевать с Америкой? Петерсон по-прежнему не мог в это поверить. А если вся эта болтовня - просто блеф? Может, "Первый Американский комитет" и прочие изоляционисты, которые сейчас во всех газетах и на всех радиоканалах, правы, говоря о том, что япошки пытаются запугать Рузвельта и вытребовать желаемое?

- Чёрт, похоже, что так, - пробормотал Петерсон. Если президент стоял на своих позициях, они бы его спихнули. Господи, да у них в одном Китае миллион солдат. Зачем нападать на страну, которая больше их собственной? Бессмыслица.

- Приготовиться к посадке! - прорычали громкоговорители. - Приготовиться к посадке!

За кормой возник приземистый F4F "Уайлдкэт". На палубе лицом к самолету стоял офицер, отвечавший за посадку. В вытянутых вдоль туловища руках он держал сигнальные флажки. Офицер взмахнул вправо, "Уайлдкэт" выпрямился. Джим Петерсон рассмеялся. Если на посадку заходит не Айк Гринуолд, он съест собственные носки. Офицер вытянулся и принялся вращать флажками. Истребитель ускорился. Офицер опустил флажки вдоль бедер. Самолет нырнул на палубу.

При ударе резина шасси задымилась. Хвостовой крюк зацепил тормозной канат. Пилот заглушил двигатель. Прежде чистый воздух наполнился запахом жженой резины и выхлопных газов. Человек в кабине отодвинул стеклянный люк и выбрался наружу. Ну, точно, Гринуолд. На борту "Энтерпрайза" не было других людей, столь похожих на соломинку для коктейля. Поговаривали, что он мог спать в стволе 120мм орудия. Вряд ли, конечно, но вот в 200мм ствол он бы точно влез.

- Отличная посадка, - выкрикнул с палубы какой-то матрос.

Гринуолд смущенно улыбнулся. Он никогда не умел отвечать на лесть. Петерсон многое бы за это отдал. Гринуолд лишь ответил:

- Я не разбил это корыто, а оно не раздавило меня. Переживу.

В боевой патруль отправился другой "Уайлдкэт". Самолет свалился с палубы в океан, затем быстро начал набирать высоту. Петерсон восхищенно наблюдал за ним. "Уайлдкэт" - очень хорошая машина. Намного лучше, если сравнивать его с истребителями наземного базирования. Это означало, что у япошек ничего похожего даже и близко не было.

Оскар ван дер Кёрк был бродягой. По правде сказать, он даже гордился этим. Он был высоким блондином возрастом под тридцать. Под воздействием палящего солнца его волосы выцвели ещё сильнее, а кожа загорела и стала коричневой, как у коренных гавайцев.

Вообще, бродяжничать он не собирался. В 1935 он закончил Стэнфордский университет. С хорошими оценками по английскому и средненькими по истории. Его родня думала, что он должен был изучать бухгалтерский учет. Однако он был вторым сыном в семье, младшим братиком, а Роджер проявлял больше способностей и рвения в управлении семейным строительным бизнесом, когда - если - отец решит уйти на покой. Посему, хоть и разочаровавшись, родственники Оскара на него не злились. Они позволили ему заниматься тем, чем ему хотелось.

Всё равно злиться на Оскара было тяжело. Он никогда не вызывал неприязни. Его очаровательная улыбка в 32 зуба растапливала женские сердца. В общении со студентками он проводил времени столько же, сколько с Чосером и Геродотом, и по этому предмету у него всегда были хорошие оценки.

В качестве подарка на выпускной, семья подарила ему поездку на Гавайи. Ему сняли номер в отеле "Ройал Гавайян" прямо на берегу Ваикики Бич. Вокруг было полно зелени, росли кокосовые пальмы и баньяны, ограждая райский уголок от внешнего мира. Номер стоил 20 долларов в день, в то время, когда миллионы людей расшибли бы себе лбы, благодаря бога за 20 долларов в неделю. Оскар никогда не беспокоился о деньгах, не переживал он за них и теперь.

По соседству с "Ройал Гавайян" находился клуб "Балка", в котором с 1908 года собирались люди искусства и сёрферы. Близость клуба к отелю привела к тому, что Оскар за какую-то пару недель из свежеиспеченного бакалавра превратился в бродягу. Впервые увидев, как по волнам скользили белые доски, как они выкатывались на берег, он так и замер с открытым ртом.

- Господи, надо тоже попробовать! - воскликнул он. Никто из постояльцев "Ройал Гавайян" не обратил внимания на его слова. Вообще, очень немногие из них выразили желание прокатиться на доске. Ещё меньше в итоге попробовали. И совсем уж единицы научились в этом хоть немного разбираться.

Следующим утром, за полчаса до рассвета Оскар стоял у входа в "Балку". Клуб открылся в восемь. Открывший ему дверь мужчина, улыбнулся и сказал:

- Здравствуйте, malihini. А вы нетерпеливый.

Malihini по-гавайски означало "незнакомец" или "новичок". Без улыбки его можно было расценить как оскорбление. Оскару было плевать, если бы так и было на самом деле. Он просто кивнул мужчине, кожа которого была того же коричневого цвета, какой она позже станет у самого Оскара.

- Научите меня! - потребовал он.

Сначала он учился плавать на доске, лежа на животе, затем на коленях, потом, наконец, стоя на ногах. Скольжение по волнам стало самым необычным, что он переживал в своей жизни. Будто сам Господь дал ему крылья. Наверное, так себя чувствовали ангелы. Впрочем, за ангелов он говорить не мог. Он знал лишь, что хотел заниматься этим всю жизнь.

Через две недели он должен был вернуться домой. Вместо этого он продал обратный билет и переехал в место менее пафосное и более дешевое, чем отель "Ройал Гавайян". Он насколько мог, растягивал имеющуюся сумму, лишь бы подольше остаться на Гавайях. Единственная роскошь, которую он мог себе позволить (для него самого это была жизненная необходимость) - это уроки сёрфинга.

Когда деньги, вырученные за билет, кончились, какое-то время он работал в доках, а каждую свободную минуту проводил, катаясь на доске. Вскоре, брать уроки больше не понадобилось. Ещё через какое-то время он сам начал учить. К зиме он уже умел управляться с доской на уровне тех, кто занимался этим всю жизнь.

Во всяком случае, он так считал, пока вслед за членами клуба "Балка" не переехал на зимовку на северное побережье Оаху. Таких волн как там, он прежде никогда не видел в районе Гонолулу. Они шли с севера Тихого океана, с самой Аляски. Когда они доходили до побережья Ваимеа и других мест, известных членам клуба, то достигали высоты трехэтажного здания.

Плавание по таким волнам - это уже не просто спорт. Если что-то шло не так, человек словно падал с огромной скалы, а скала обрушивалась на него. Не единожды она выбирался на берег, отплевываясь от колючего песка. Он выбил себе два передних зуба, ударившись о чью-то доску. Впрочем, это увечье было своеобразной меткой членов клуба. У половины сёрферов клуба "Балка" либо стояли протезы, либо на месте резцов зияли дыры.

В северную Калифорнию он так и не вернулся. Некоторое время родственники писали ему взволнованные письма. Он отвечал, что у него всё в порядке. В итоге, они сдались и перестали писать. Он продолжал писать им короткие послания, когда вдруг вспоминал об этом. Он всё-таки был порядочным человеком. Но время шло и он всё реже и реже думал о местах за пределами Оаху.

Ему дали прозвище - Спокойный Оскар. Он удара о коралловую гряду на ноге у него остался шрам. Он подружился с несколькими девушками-туристками, приезжавшими учиться сёрфингу откуда-нибудь из Сиэтла, Сент-Луиса или Саванны. Занятия эти с самого начала проходили в довольно интимной обстановке и частенько продолжались после захода солнца. Почти все эти дамочки возвращались домой счастливыми. Оскар был доволен.

В удачные времена ему вполне хватало денег, полученных за занятия, чтобы сводить концы с концами. Когда дела шли не очень хорошо, он возвращался в доки или мыл посуду в многочисленных забегаловках Гонолулу, либо трудился на тростниковых или ананасовых фермах, расположенных в глубине острова. Ему было без разницы, чем заниматься, когда он не на берегу.

Однажды, когда по собственным меркам он находился на подъеме, он выложил сотню баксов за "Шеви" 1927 года с жесткой крышей и с разбитым задним окном. То, что предыдущий владелец считал недостатком, в глазах Оскара выглядело преимуществом. Так можно было удобнее укладывать доску. Сама доска, изготовленная из куска дерева коа, была толщиной 7 см и длиной более 3 м, отчего перевозить её было довольно непросто. Увидев, какие преимущества давало Оскару отсутствие заднего стекла, несколько его товарищей сразу же разбили задние окна своих машин.

Оскар воспитывался в буржуазной семье. Не единожды он спрашивал себя: что же он вытворял с собственной жизнью? Но все сомнения улетучивались, когда он скользил на гребне волны, или когда обучал азам сёрфинга очередную девчонку на побережье у отеля "Моана" в Ваикики. Он отлично проводил время. Зачем стремиться к чему-то ещё?

К концу 1941 года он научил уже многих людей. Денег было немного, а зима прогнала туристов из холодных районов региона. Но, когда последняя подружка швырнула ему в голову вазу за то, что он не попросил её руки накануне её возвращения в Лос-Анджелес, он решил, что пора взять небольшой перерыв.

Он затолкал доску в "Шеви". С ним отправился Чарли Каапу, большой, улыбчивый, наполовину гаваец, он тоже жил ради сёрфинга и приятного времяпрепровождения. Доска Чарли была почти на полметра длиннее, чем у Оскара. Они привязали к торчащим концам досок красную тряпку, чтобы ехавшие позади машины в них не врезались, затем отправились на северный берег.

- Тишина и покой, - чуть более растроганно, чем обычно произнес Оскар. - Я же сказал этой Ширли, что это всё несерьезно, но она и слушать не захотела.

Он убрал руку с руля и коснулся мочки правого уха - единственного места, что задела пролетевшая мимо него ваза. Пара сантиметров левее и он бы уже не был столь счастлив. Как бы то ни было, пока он не уберет все осколки, ходить по квартире босиком будет невозможно.

Сидевший сзади Чарли Каапу рассмеялся.

- Женщины слышат лишь то, что хотят слышать. Теперь-то тебе это ясно?

- Ясно, - ответил Оскар. - Ей было хорошо эту пару недель. Но, чтобы навсегда? - Он помотал головой. - Она сводит меня с ума. Просто, блин, сводит с ума.

- Когда они на тебя западают, то думают, что это будет длиться вечно, - философски произнес Чарли. - Но она уехала. Можешь больше не переживать.

- Ага, - отозвался Оскар со смесью облегчения и сожаления в голосе. Никаких сомнений, он был рад, что Ширли поднялась на борт лайнера и исчезла из его жизни. Но он всё равно желал лучшего. Ему не нравились ссоры. Ругаться не в его стиле. Поцелуй в щёку, легкий хлопок по заднице, прощание на причале около судна, направлявшегося на материк. Вот так ему нравилось и так обычно происходило.

Он выехал из Гонолулу, проехал мимо Перл Харбора и по шоссе Камеамеа направился на север. Поездка выдалась не такой приятной, как он предполагал. Он застрял в пробке из оливкового цвета армейских грузовиков, направлявшихся в сторону казарм Скофилда. Грузовики не только тормозили движение, но и душили его вонью выхлопных газов. Даже голова разболелась. Не нужно было столько пить прошлым вечером... или стоило?

По правую сторону от дороги росли ананасы, по левую - ананасы и сахарный тростник. Большую часть времени их сопровождал запах цветущих фруктов. Вонь дизельного выхлопа оказалась не очень приятной заменой.

Они проехали мимо военного аэродрома Уиллера, раскинувшегося по левую сторону от шоссе. Чарли указал на вереницу взлетавших самолетов.

- Шикарный вид.

- Ага, - снова согласился Оскар. - И никто с ними ничего не сделает. - Какое время он ехал молча, затем спросил. - Как считаешь, этот страх перед войной к чему-нибудь приведет?

- Хрена с два, - ответил Чарли. - Будет очень глупо, если мы начнем драться с япошками.

Оскар кивнул.

- Ага, - ещё раз повторил он. Грузовики свернули налево, в сторону казарм Скофилда. Он прибавил газу. "Шеви" поехал чуть быстрее, но ненамного. Если ехать быстрее 70 км/ч, можно свалиться с обрыва. Однако он был рад, что больше не придется дышать выхлопами. Он улыбнулся, закурил и передал пачку Чарли.

Ананасовая плантация Доула, что к северу от Вахиавы была самой большой в мире. Работали там в основном японцы и филиппинцы. Оскар и сам поработал там какое-то время и ему было искренне жаль этих людей.

Он остановился на заправке в Уэйэлуе, почти у самого океана. 18,5 центов за 4 литра бензина "Стандарт Ойл". Он недовольно проворчал - жить на Гавайях дороже, чем на материке. Не доезжая до Халейвы, ему пришлось остановиться около узкого моста, усиленного стальными балками. В казармы Скофилда направлялась очередная военная колонна. В кузовах чадящих грузовиков сидели люди, довольные тем, что они покидали северное побережье.

Прежде чем мимо проехал последний грузовик, Чарли Каапу фыркнул. Он указал на север, за тент последней машины.

- Видал, Оскар? Нет, ты, блин, видал? Никакого, нахуй, сёрфинга!

- Могло быть и лучше, - согласился Оскар. - А могло быть и хуже. Полагаю, метра два, не выше?

- Где-то так, - ответил Чарли, всё ещё полный отвращения. - Блин, да я ссу выше. Мне нужны волны побольше.

- Может, ещё придут, - с надеждой произнес Оскар. - Может, на севере разыграется буря. Может, завтра к утру волны будут метров десять. К тому же, эти тоже неплохи.

- Ха! - воскликнул Чарли. - Мы с тем же успехом могли отправиться к Даймонд-Хед. Я разве не прав?

- Прав, - признал Оскар. - Но мы здесь, поэтому постараемся извлечь из этой ситуации самое лучшее. - Он извлекал из ситуации самое лучшее с тех самых пор, как попал на Гавайи и не видел причин сейчас поступать иначе. - Я тебе так скажу: поедем в Ваимеа-Бэй. Там самое лучшее место на всём побережье.

- Ладно, валяй - ответил Чарли. - И так проехали уже вон сколько. Чего нам ещё пара километров? В любом случае, если останемся здесь, увидим только солдат.

В этом он тоже был прав. Армия использовала залив Уэйэлуа для отдыха и восстановления солдат. Видимо, большинство сейчас возвращалось в казармы Скофилда, отчего на мосту образовался затор, но на берегу всё ещё были видны оливковые палатки. Грузовики могли вернуться за оставшимися.

Впрочем, добравшись до Ваимеа, они оказались предоставлены сами себе. Оскар поставил машину поперек дороги, ведущей на пляж. Вместе с Чарли они вытащили доски и пошли с ними к морю. Ноги Оскара тонули в песке. Он здесь был намного мягче, чем на пляжах Калифорнии. Он понимал, что на обратном пути, когда он будет подниматься наверх, это ощущение усилится. Но сейчас...

Сейчас он и думать не хотел об обратном пути. Когда волны не такие сильные, зайти в океан намного легче. Доска легла на воду. Он лег на неё начал грести руками. Рядом, в трех метрах Чарли сделал то же самое.

Отплыв на достаточную глубину, Оскар развернул доску. Волны толкнули его обратно к берегу. На качающейся и болтающейся на этих волнах доске он доплыл до берега.

Оскар огляделся в поисках Чарли. А вот и он, идёт отдельно от доски, которую уже прибило к берегу.

- Сёрфить не просто, да? - крикнул он.

Приятель показал ему средний палец.

- Такое и у Даймонд-Хед случиться может, - сказал Чарли. В этом он тоже был прав. Свои передние зубы он потерял в нескольких километрах от Ваикики.

Они катались весь день. Оскар и сам несколько раз упал. Он понимал, что это возможно, поэтому не переживал. Когда солнце скрылось за Каена Пойнт, они убрали доски в "Шеви", а сами отправились в Ваимеа. В китайской забегаловке они поели дешевой, но питательной еды.

- Ты же не собираешься возвращаться ночью? - поинтересовался Чарли.

Оскар улыбнулся.

- Не. Я подумывал переночевать в машине, доски переложить на крышу, а утром устроить ещё один заплыв.

Чарли широко улыбнулся.

- Вот теперь дело говоришь!

Спать в "Шеви" - то ещё удовольствие, но для Оскара далеко не в новинку. У Чарли такого опыта не было, либо он был слишком скромным, но он справился. Его храп доносился из разбитого заднего окна.

Тот же храп перед рассветом разбудил самого Оскара. Он зевнул, сел на переднем сиденье и потянулся. Выйдя из машины, он продолжал потягиваться, вращать шеей и плечами. Он отошел в сторону и помочился у основания кокосовой пальмы. Лишь низко висящая огромная луна смотрела на него с предрассветного неба.

В желудке заурчало. Он пожалел, что ничего не взял с собой на завтрак. В такую рань в Ваимеа никто не поднимался. К тому же, наступило воскресенье, так что сомнительно, что сегодня вообще кто-нибудь откроется.

С этим ничего поделать было нельзя. Он мог лишь взять доску и пойти в воду. Оскар взглянул на океан и тихо выругался. Волны были не выше, чем вчера. Даже ещё ниже. Оскар пожал плечами. А что ещё делать?

Когда он снимал с крыши доску, проснулся Чарли. Огромный полугаваец вылез из машины. Как и Оскар, он зевал и потягивался.

- Сколько там времени? - спросил он.

- Понятия не имею. - Оскар не носил часов. Но взглянув на солнце, он предположил: - Полвосьмого где-то.

Чарли взглянул на море и тут же выругался почти так же, как Оскар. Затем он отправился справить нужду под то же самое дерево. Вернувшись, он тоже снял доску.

- Мы здесь, значит, будем делать то, что должны, - покорно сказал он.

- Ага. Я тоже так решил, - ответил Оскар. Он пересек дорогу и по песку отправился в воду. Чарли Каапу последовал за ним.

У Оскара выдалась пара удачных заплывов. Чарли снова упал с доски. Когда он поймал её, на его лице виднелась ссадина. Он стоял у самой кромки воды и обсыхал. Затем он нахмурился и посмотрел на север.

- Что за шум?

Через мгновение Оскар тоже что-то услышал. Какой-то отдаленный гул, который он принял за жужжание комаров. Он тоже посмотрел на север.

- Вон там. - Указал он. - Целая куча самолетов. Армейские или флотские что-то задумали.

Самолеты летели несколькими группами. Некоторые направлялись южнее, в центр острова. Другие выбирали курс на юго-запад. Летели они достаточно высоко, чтобы преодолеть хребет Ваиана. Оскар на мгновение удивился, почему они летели со стороны океана. Затем он пожал плечами. Дела военных его не волновали. Вместе с Чарли он вернулся к сёрфингу.

Лейтенант Сабуро Синдо вёл свой "Зеро" обратно на авианосец "Акаги". Командира второй волны бомбардировщиков переполнял восторг. Первые две атаки тяжело повредили корабли в Перл Харборе и разгромили взлётные полосы на Оаху. А теперь, пора доделать начатое, думал Синдо.

Он увидел авианосец и целый флот эсминцев, крейсеров и линкоров. Ещё там были транспорты, на всех парах мчавшиеся к Оаху. Синдо плотоядно ухмыльнулся, показав ровные зубы. Обычно он был равнодушен ко всему. Но не сегодня. Сегодня он ощущал себя тигром. К завтрашнему утру японцы высадят на острове десант.

Пока же нужно было сесть на "Акаги". Только что перед ним сел другой "Зеро". Команда корабля немедленно оттащила самолет в сторону. Офицер на палубе сигнализировал Синдо продолжать сближение. Тот перестал обращать внимание на постороннее и сконцентрировался на сигналах. Палуба авианосца качалась перед его глазами. Человек на ней видел его посадочную траекторию лучше него самого. Этот урок летчикам ВМС давался труднее всего.

Флажки опустились вниз и Синдо нырнул на "Акаги". Хвостовой крюк зацепился за тормозной трос. "Зеро" дернулся и замер. Синдо отодвинул люк, выбрался из самолета и побежал к небольшой пристройке на палубе.

- Господин адмирал! - кричал он. - Господин адмирал!

Адмирал Тюити Нагумо лично вышел на палубу, чтобы приветствовать его. Это был коренастый человек, за пятьдесят лет, с круглым лицом, которое между глаз пересекали две вертикальные линии, тонкие волосы были коротко пострижены. Он был до мозга костей флотским человеком, а не лётчиком, что слегка тревожило Синдо. Командовать операцией по нападению на Перл Харбор он был поставлен, потому что был самым старшим. Это было вполне традиционно для Японии. И всё же, руководил он с умом.

- Всё в порядке? - поинтересовался он. Напряжение сдавило его горло.

- В полном порядке! - Синдо улыбнулся, увидев стоявших за спиной адмирала Минору Гэнду и Мицуо Футиду. Футида командовал авиацией. Он был на пару лет старше Гэнды, выше его, имел вытянутое лошадиное лицо. Синдо заставил себя корректно ответить на вопрос адмирала:

- Да, господин, всё в полном порядке. Нужно немедленно отправлять третий эшелон, чтобы уничтожить строения в доках, топливохранилища и нанести удар по казармам Скофилда, чтобы облегчить задачу армии.

- Где американские авианосцы? - спросил Нагумо.

Это была неприятная сторона. В порту они не увидели ни единого авианосца. Синдо ответил единственно возможным способом:

- Не могу знать, господин.

Линии между глаз Нагумо стали глубже.

- Вы думаете о том, что будет с Гавайями, - серьезным тоном произнес он. - Я же думаю о том, что будет с моим флотом. Что если американцы нападут, пока мы стоим здесь?

Стоявший позади коммандер Генда сказал:

- У нас шесть авианосцев, господин. У американцев максимум три, к тому же они разбросаны. Наши лётчики - лучшие в мире. А у них... не самые лучшие. Если они нас найдут, то пожалеют.

- Как скажете, - ответил на это Нагумо. Голос его при этом звучал как угодно, только не радостно. Синдо вообще не видел, чтобы он радовался с самого момента отплытия из Японии. Даже успех первых двух эшелонов нападения его не удовлетворил. Он продолжил. - Вот, что, господа. Если бы не десант, который мы сопровождаем, я бы уже давно развернулся и направился домой.

Коммандер Футида не смог скрыть ужас.

- Господин, нам нужно закончить начатое! - воскликнул он.

- Знаю, - ответил Нагумо. - Поэтому я останусь и продолжу работать. Это моя ответственность и я не могу бросить солдат. Но в том, что я вам скажу, есть доля истины. Нам угрожает опасность.

- Как и американцам, - вставил Синдо. Гэнда и Футида дружно кивнули. В конце концов, адмирал Нагумо тоже кивнул.