Бессмертная степь

Глава пятая

ЕСТЬ ВЫХОД. ВХОДА НЕТ

Кто из нас не мечтал раскопать курган?

За свою жизнь я повидал немало разорённых курганов, видел развороченные бульдозерами и экскаваторами, видел распаханные и срытые вровень с землёй. Грабители всячески подбирались к этим сооружениям: копали с разных сторон, разрывали по диаметру и далее по всей окружности.

Однажды по пути из Черкесска в аул, не доезжая до поворота к поселку Эркин-Шахар, я остановил машину возле давно привлекающего мой взор большого кургана. Красавец-холм стоял посреди золотого пшеничного поля, как богатое зелёное терме. Он будоражил воображение ещё и тем, что издали казался нетронутым. Когда я поднялся на него, то увидел раскоп почти на самой вершине. Я этому удивился. Чьи же это руки дотянулись сюда? И чего хотел этот человек, роя тут, наверху, четырёхугольную яму примерно метр на метр? Рукоблудие какое-то!

Тогда на кургане меня посетили разные мысли. Я даже нарочито уподобил себя древним и по обычаям предков снял с себя пояс, положил перед собой и, сев на вершину, долго сидел, глядел в небо. Необходимо было загадать желание, но ничего путного в голову не шло. Я долго смотрел на небо, и мои мысли и чувства стали постепенно удаляться в голубую даль, за белые облака, мне почудились далёкие боги-небожители, внимавшие мне. Не для этого ли сближения курган уподобляли небу? Ведь в курганах хоронили сыновей неба! Каждому представителю ханского рода древние строили свой небосвод… Это сооружение возводили как подземную обитель, как дом, как жилище, как терме без входа. Внутри существовал выход, уводящий в недра Аида.

Непрошеные гости, в том числе и археологи, многие тысячелетия занимаются настоящим мародёрством, проникая в чужие дома. Умершие уходили под землю, оставшимся вход был запрещён. Наши предки от Алтая до Мёртвого моря строили свой подземный край, страну курганов.

На острове Бахрейн и поныне существует место, где воздвигнуто восемьдесят тысяч курганов. Учёные связывают остров с раем шумерских богов. Они идентичны курганам Евразии.

О. Сулейменов название страны Шумер возводит к тюркскому «Субер», которое сохранилось в названии современной Сибири. Ногайцы и по сей день называют эту часть земли Сыбыр, что буквально означает Затаённая земля. Видимо, русское слово тайга — это калька со слова сыбыр.

У ногайцев существует предание о народе сыбыр, якобы вырывшем себе землянки и завалившем себя землёй, чтобы когда-нибудь проснуться и возродиться. Возможно, что народ шумер проделал такой исторический путь, который затем повторили позднейшие тюркские народы. Вероятно, что Великое переселение народов связано не с природными катаклизмами, хотя это есть великое открытие Л. Н. Гумилёва, а в первую очередь, с генетической предрасположенностью.

Придумал или на самом деле слышал ту историю мой земляк Матай, я до сих пор не знаю. В его рассказе присутствуют курган, человек и его тень. Если этот рассказ чистейшей воды вымысел, то все равно это гениально прозорливый сюжет, он раскрывает огромный пласт нашей духовной культуры. Человека часто

посещают неожиданные откровения, и, повторюсь, в первую очередь я увязываю их с генетической предрасположенностью человека.

Иногда я оказываюсь в тех местах, где никогда не намеревался побывать. И лишь впоследствии понимаю, что в моём посещении таится особый смысл, что поездка совершается не случайно. Вот так однажды я оказался в Астрахани, куда по многим причинам не хотел ехать: прежде всего, чтобы не бередить душу. Я знал, что тамошние ногайцы в тридцатые годы нынешнего столетия были записаны татарами, что в школах вместо родного языка изучали язык казанских татар и перенесли засилье современной татарской культуры.

Ассимилированные ногайцы всегда вызывают во мне чувство негодования и сожаления.

Один знакомый юртовский ногаец, по паспорту, конечно, татарин, с которым мы время от времени переписывались, настойчиво приглашал меня в гости. И не знаю, как вышло, что после очередного приглашения я не выдержал и поехал. Равиль Усманов был рабочим судоверфи. Он очень радушно принял меня. В первый же день пригласил соседей.

Как и в письмах, он много расспрашивал меня про ногайцев, про обычаи, рассказывал о своих родственниках, о стариках-юртовцах. Хотя в речи Равиля чувствовалось влияние татарского, говоря на родном языке, мы друг друга хорошо понимали. Оттого что угощали меня блюдами татарской кухни, у меня был налёт разочарованности, но внимание, забота, стремление хозяев понравиться затмило моё недовольство.

Тут надо отметить, что у нас много схожего с татарами. В своих аулах мы никогда не отделяли казанских татар, и они быстро усваивали ногайские обычаи, легко перенимали тонкости ногайского языка. Я был очень доволен гостеприимством. Как у нас говорится: «Хмурой брови не увидел, в глазах моих хозяев были чистота и ясность». Мы выпили. Я с интересом слушал, как юртовцы распевают современные татарские песни.

Понравилось, что они старались петь их на ногайский манер.

Как это принято, будучи в гостях, утром я встал рано, Равиль тут же принялся показывать свой двор, хозяйство, затем мы вышли на улицу. Раньше это был пригород, и назывался он Мошаик, но ко времени моего приезда он уже находился в черте города, и старое название постепенно забывалось, чем Равиль был недоволен. Конечно, по части архитектуры район ничем не отличался от соседних: одинаковые деревянные дома, редкие аллеи с пыльными деревьями — во всём чувствовалась дряхлость и неопрятность.

Дойдя до конца улицы, мы остановились перед пустырём.

— Там кладбище, хочешь, пройдём и посмотрим, — указав на ограду, предложил Равиль.

Я охотно согласился. Мы побродили среди каменных плит. Надгробья мало чем отличались от наших и вообще от мусульманских памятников. Прямоугольные плоские плиты с дугообразным верхом, надписи арабской вязью, кое-где изображения голубя, кувшина, ножниц, на многих плитах — отличительная для ногайцев родовая тамга.

— Что-то тамга не на всех памятниках, особенно на новых не видно? — спросил я.

— Здесь же не только юртовские ногаи похоронены, но и казанские, да и других мусульман сюда везут для погребения. Но ты прав, раньше у нас всегда тамга ставилась, а теперь забывают… И каждый мулла свой закон выдумывает: то можно, то нельзя… Некоторые говорят, что на кладбище все люди равны и поэтому не положено ни фотографии, ни тамги^ — Равиль вопросительно посмотрел на меня.

— Так-то оно так. Мусульманская религия слишком уж космополитична. Не из-за этого ли искусство наших предков потонуло в безымянном зодчестве, вообще во всей материальной культуре? Наши ногайцы до сих пор ставят на надгробных сынтасах свои тамги, и такие же находят при раскопках древних городов на камнях, на предметах утвари и оружии. Было время, когда учёные не обращали на эти знаки внимания, думали, просто царапины^ А эти царапины — буквы древнетюркского алфавита, — ответил я.

Мы дошли до склепов святых — аулие, выложенных из обыкновенного красного кирпича в форме прямоугольника почти в рост человека.

Равиль остановился возле одного из них:

— Это Баба-мазар (могила Бабы), раньше здесь постоянно сидели старцы, охраняли могилу, прибирали, следили за порядком, людей встречали, читали молитвы. Теперь этого нет, — с тоской проговорил он.

Почему-то ничего значительного, внушающего почтение я в могиле не увидел. Равнодушно оглядел стены. К веткам дерева, растущего возле мазара, было привязано много лоскутков материи. Обычай этот я знал. Видел такие лоскутки на ветках в Крыму, в Средней Азии. Так что это не вызвало особого интереса.

— Раньше много людей посещало этот мазар. И сегодня верующие приходят сюда ради исполнения мечты, желания; для исполнения просьбы привязывают кусочки материи к дереву, оставляют монеты. Загадай желание и брось монеты, — улыбаясь проговорил Равиль, и рука его потянулась в карман.

— Не надо, у меня есть, — остановил его я и, хотя не очень верил в действенность этого обычая, вытащил из кармана несколько монет. — Пусть лежащему здесь будет покой, — сказав чуть слышно, я бросил монеты на землю.

Выходя из прохода, я споткнулся. Оглядел могилу снаружи. Что-то в ней не внушало мне доверия.

— А кто в ней похоронен и как давно? — спросил я, хотя догадывался, что услышу в ответ. Равиль в душе был обыкновенный пролетарий, и краеведческие познания его были не очень широки.

— Все говорят, что это мазар аулие (святого), мазар Бабы — и всё… больше… не знаю, — ответив, он вопросительно посмотрел на меня.

— Наверное, какой-то религиозный человек, а может быть, шейх? — рассуждал я вслух.

— Наверное, — согласился со мной Равиль.

Затем мы вернулись домой. Равиль ушел на работу. Я поехал в центр, чтобы осмотреть Астраханский кремль. Походил по мощённой камнями площади за белокаменной стеной, полюбовался Успенским собором. Попытался оживить в воображении страницы истории, вспомнил рисунок Олеария, архивные документы, рассказывающие о стрельцах, об астраханском воеводе, но чувство сопричастности ко всему, что окружало, так во мне и не проснулось. Я потрогал камень древней стены, как некогда ногайский скотовод, попробовал его на прочность, и вышел наружу. Прошёлся по ближайшей центральной улице, присматриваясь к домам. Ничего не говорило о том, что некогда это был богатый торговый город: во всем чувствовалась серость и уныние.

Меня поражали лица горожан, в которых преобладали азиатские черты. Очень много было смуглых, с раскосыми глазами степняков, немало встречалось типичных южан явно кавказского происхождения, но речь всюду слышалась русская. Я выпил пива со знаменитой астраханской воблой и к вечеру, усталый, вернулся в дом Равиля.

Хозяин на этот раз пригласил к себе родственников из других районов Астрахани. Я подавил раздражение, вызванное их смешанным татарско-ногайским говором. Но в конце концов тёплое гостеприимство, радушие заполонили мою душу, я ощутил своё родство с этими людьми, родство, утраченное где-то в эпоху средневековья. Я уминал пирамиши , жареного гуся, хозяева провозгласили тост в мою честь, и я вместе со всеми выпил рюмку водки. А самому представлялось это застолье будто за пеленой столетий, будто мы сидим в широкой ногайской терме, едим баурсаки, казы из конины и запиваем кумысом.

В разгар нашего ужина заиграла гармонь: сначала прозвучали наигрыши и татарские куплеты, а затем — русские частушки. Тогда меня сильно поразило сходство татарской и русской музыки. Пойди разберись: кто у кого что перенял?.. Я прямо спросил: знает ли кто из сидящих ногайские песни? Все чистосердечно признались, что об Эдиге, Шора-батыре, Амете никогда не слышали. Я был крайне удивлён этим. Ведь первые записи ногайских песен русские учёные делали именно среди них! Учёный Александр Ходзько записал эпос «Эдиге» в 1830 году и издал его в 1842 году на английском языке в Лондоне.

Уехал я из Астрахани довольный, был благодарен Равилю за оказанное гостеприимство. Но чувство неудовлетворённости от облика юртовцев у меня долго не проходило. Прежде всего потому, что я чувствовал: ногайское они почти утратили и в то же время татарами не стали. Не знаю, как сложится их дальнейшая судьба; на мой взгляд, они готовы ассимилироваться в русскоязычной среде.

Только вот вопрос: будут ли они русскими?

Это злободневный вопрос для всех малочисленных народов России, и его больше невозможно скрывать, вуалировать. Потеря родных языков для всех малочисленных народов неизбежна, но, говоря на русском языке, кем они становятся?!

А может, у нас образуется новое сообщество людей, наподобие американского?

В 1992 году я неожиданно получил от астраханского учёного Виктора Викторина статью под названием «Аулья и мужавираты», которую напечатал в №7 журнала «Половецкая луна» за 1993 год. Многие краеведческие подробности поразили меня в этой статье. Например, из нее я узнал, что Мошаик, пригород, где я был в гостях, прежде имел другое название, его именовали Казы -аулом. В. Викторин переводит это буквально: «Аул судьи».

Перед моими глазами сразу предстали Казы-аулы у нас на Кубани, на Тереке, на Куме, возник образ самого Казыя, чьим именем эти аулы названы. О нём я рассказывал ранее. Напомню, что знаменитый основатель Малой Ногайской Орды Казый после убийства отца Орака дядей Исмаил- бием покинул Большую Ногайскую Орду и поселился на Кубани. Его именем назывались многие места на Северном Кавказе, даже в моём родном Орак-эли одна часть селения до сих пор называется Казы-аулом.

Я никак не мог предполагать, что имя Казыя каким - то образом оказалось увековечено в Астрахани, тем более, что в этих местах я бывал. Трудно установить, каким образом имя Казыя осталось за Мошаиком: либо какие - то племена, которые принадлежали Казыю, остались на этой земле и сохранили его имя, а может быть, какая - то их часть с его именем вернулась с Кубани? Так произошло с карагашскими ногайцами (соседями юртовцев)...

Другие факты в статье поразили меня еще больше. Например, тот, что «.в 30-е годы при строительстве судоверфи с уничтожением при этом кладбища» была «тайно перенесена стариками могила интереснейшего персонажа - Абдрахима Тукли-баба Шашлы-аса» на кладбище пригорода Мошаик. Неужели я был на месте перезахоронения великого святого?! В народе он больше известен как Баба Тукли Шашлы-ас. Я начал вспоминать тот летний день, попытался восстановить все подробности. Конечно, укорял себя, что там, в Астрахани, не стал интересоваться историей могилы. Непростительной ошибкой было то, что я не встретился со знатоками родных мест — старожилами. Но несмотря на это, я был доволен, что судьба привела меня на могилу великого персонажа ногайских преданий. Да, рука самой судьбы привела меня в Астрахань.

От Баба Тукли Шашлы-аса происходили все ногайские богатыри. Знаменитый Эдиге, основатель ногайского государства, тоже является его потомком. Известные русской истории потомки Эдиге, князья Юсуповы, в своих родословных книгах тоже ссылаются на этого патриарха.

В древности каждый ногай считал за честь посетить могилу святого. В поисках счастья к ней ходили обездоленные; бездетные — чтобы приобрести потомство, больные — ради исцеления. Ногаец в своей жизни должен был придерживаться трёх неизменных целей: произвести на свет сына, построить дом, посетить могилы святых и совершить перед ними дува (молитву).

В древности самой почитаемой была могила Баба Тукли Шашлы-аса. Даже отец Копланлы- батыра в железных башмаках приходил к этой могиле и вымолил себе сына — знаменитого богатыря. В. Викторин совершенно справедливо пишет, что приставки «Абдрахим», в других случаях «Хаджи-Ахмед» к его имени прибавили позже. Действительно, мусульманские наслоения очевидны, автор называет святого «сильным шаманом кочевых кипчаков», видимо, имея в виду домусульманскую эпоху.

«

Вопрос родо-племенной принадлежности Баба Тукли Шашлы-аса довольно спорный. Относить его к кипчакам нет никаких оснований. Обычно его причисляют к прародителям бия Эдиге, а знаменитый род принадлежит племени мангыт . В эпических песнях казахов, каракалпаков и самих ногайцев к имени святого добавляется слово ас .

В китайских источниках народ аз известен ещё с начала первого тысячелетия (Л. Гумилёв. « Ритмы Евразии»). Этноним ас упоминается во многих ногайских родовых подразделениях: кара-ас (чёрные асы), ак-ас (белые асы), култы-ас, шомишли-ас, дер-гуллу-ас, дорт уллу-ас, котликли-ас и просто ас. Вполне возможно, что великий персонаж происходил из рода асов. В ногайском фольклоре такую приставку имеет реальное историческое лицо — золотоордынский хан Джанибек, сын знаменитого Узбек-хана. В ногайском эпосе его величают Аз-Джанибеком, хотя он явно не принадлежит к племени асов. К тому же и каракалпаки в своих исторических песнях ногаев называют аз ногайлы . Имя народа не надо путать со словом аз (мало), ногаи в каракалпакском фольклоре многочисленный и даже основной народ эпоса. О термине ас у нас будет отдельный разговор.

Имя великого святого несёт огромную нагрузку. Несомненно, что в нём сохраняются очень древние представления ногаев, хотя наш современник и, наверное, даже обыватель из прошлого столетия отметили бы в этом имени много непонятных нагромождений. (Почему они не стерлись из народной памяти?) Сокращённо его иногда называют Баба, Бабай. Баба буквально означает предок, Тукли — Шерстяной, Шашлы — Волосатый. В фольклоре Баба-Тукли Шашлы-ас предстаёт покровителем, могучим жрецом древней веры. К нему приходили разные бахши, камы, шаманы набирать прорицательскую силу, богатырей он наделял воинским духом и доблестью. Вполне возможно, что в глубокой древности Баба Тукли Шашлы-ас являлся божеством из пантеона Тангри. Думаю, будет уместно вспомнить о том, что древние скифы свое верховное божество называли Папай. Ногаи каменные изваяния называют баба-тас (камень предка) — не в честь ли Баба Тукли Шашлы-аса воздвигнуты эти памятники? Возможно, что бог Сульдер, в честь которого воздвигались статуи, имел предшественника Бабу.

К сожалению, в нашем фольклоре этот образ довольно очеловеченный и имеет собственную могилу.

Мне хочется провести кое-какие сопоставления с шумерской литературой, в число лучших произведений которой входят поэмы о Гильгамеше, властелине-жреце города Урука. Моё внимание привлекли главные герои этих древних текстов, а также их имена. О. Сулейменов тоже не мог не заметить имя главного литературного героя шумеров. Для тюрка в этом имени есть что-то близкое.

Тохтамиш, Отемиш, Амиш, Камиш — так и хочется дополнить этот ряд ещё одним именем — Гильгамеш.

О. Сулейменов склонен в шумерском имени читать тюркское имя Бильгамиш, производное от бильга — предок, мудрый; слова, одинаково звучащие в шумерском и тюркском языках. Я не опровергаю данную версию, но внимательное прочтение переводов шумерских и вавилонских текстов навело меня на другие мысли. Я обнаружил иные параллели с тюркским миром и позволю себе высказать предположения, с надеждой, что они принесут пользу будущим исследователям.

Камиш по-ногайски означает буйвол. Это — мужское имя, но в редких случаях дается и женщинам (например, его носит одна из моих родственниц). В прошлом у тюркских народов широко были распространены имена анималистического характера: Кель-буга (Пришедший бык), Кет-буга (Ушедший бык), Толы-буга (Толстый бык), Сары-Азбан (Жёлтый породистый бык), Кошкар (Баран) и т. д. У ногайцев сохранилось немало имён с добавлением «Кель» (Приходи, Пришедший в значении Желанный), например: Кельмамбет, Кельдимурат, Кельдихан, Кельдас и т. д. Я думаю, что литературному образу более соответствует значение Гель-Гамиш (Пришедший Буйвол). Гильгамеш — это могучий, необузданный в страстях, добивающийся намеченной цели герой. Тем более, что в текстах его прямо называют буйволом, в вавилонском тексте дается указание на его происхождение:

Одного тебя мать родила такого,

Буйволица Ограды, Нинсун!

Над мужами главою ты высоко вознёсся, Энлиль над людьми судил тебе царство [28, 175].

В шумерских поэмах и вавилонском эпосе Гильгамеш полностью соответствует своему имени: он совершает много подвигов в стране живых, его любовные похождения бесконечны, и в завершение «для возвышения своего имени» он идёт на сверхчеловеческий поступок, ради удовлетворения своей похоти спускаясь в подземное царство.

В плане развития этой темы интерес представляет другой крупный персонаж этих произведений, друг Гильгамеша Энкиду. Обращает на себя внимание имя героя, первая часть которого непосредственно характеризуется отношением к Энки (Создатель земли), а Ду значит сын. Энкиду порожден богами, причём, по шумерской версии, его создает богиня Инанна, по вавилонской — Аруру. Как и библейского человека, его создают из глины.

В ногайском фольклоре первый человек тоже слеплен из глины. Помню слова одного своего земляка: «Как бы вы ни мылись, потрите пальцами свои ладони, тело — всё равно глина выйдет». В создании человека принимали участие все божества: Ер-иеси (Хозяин земли) дал глину, которую Су- иеси (Хозяин воды) окропил водой и сделал вязкой, Куьн-иеси (Хозяин солнца) высушил фигуру человека, Андыр-шоппай (Хозяин молнии) коснулся огненной камчой (плёткой), чтобы человек ходил. Человек долгое время был неразумным существом, пока не понравился Ай -иеси (Хозяйке луны), она показала забавное существо Тангри, и Всесильный вложил в человека душу. Ногайская легенда о первом человеке очень схожа с историей появления Энкиду.

Энкиду физически сильнее Гильгамеша, он побеждает его в поединке, после чего они становятся друзьями. Энкиду помогает другу добыть священный кедр, убить страшное существо Хуваву, затем они вместе поражают небесного быка, посланного богами в наказание за убийство Хувавы. Энкиду нередко выступает в роли наставника, дает советы другу, что подчёркивает его жизненный опыт и приземлённость. Подобная роль заставляет сделать вывод, что древние авторы пытались создать образ, аналогичный первому человеку у ногайцев. А Гильгамеш, судя по его действиям и устремлениям, человек новой формации, герой, властелин. Перед авторами стояла задача возвысить царский род и показать героя богоравным. Энкиду в подземном царстве, ослушавшись Гильгамеша, погибает от рук злых демонов — эта нелепая смерть необходима, чтобы в очередной раз подчеркнуть превосходство интеллекта царя.

Моё внимание особо заинтересовало описание внешности Энкиду:

Не имеет Энкиду ни матери, ни друга, Распущенные волосы никогда не стриг он, В степи он рождён, с ним никто не сравнится.

Или в другом месте:

Шерстью покрыто всё его тело,

Подобно женщине волосы носит, Пряди волос, как хлеба, густые [28].

В шумерских текстах навязчиво подчёркивается не только первозданность Энкиду, но и то, что он «рождён степью». Степных пространств много в мире, и в самой Месопотамии, и на близлежащих территориях. Экзотический внешний облик говорит о том, что Энкиду всё же выходец из других земель. В связи с этим, убрав с повестки вопрос о том, что Месопотамия была прародиной тюрков, почему бы не допустить, что речь идет о заморской, находящейся за горным хребтом Евразии?

В последующие эпохи мы находим доказательства, что связь между Евразией и Ближним Востоком всегда существовала, причём довольно тесная. Я понимаю, что это бездоказательная гипотеза, но как иначе объяснить, что сотни слов, которые употребляют сейчас тюрки, употреблялись и в стране, существовавшей пять тысячелетий назад?.. Кроме этого, есть много сходного в мировоззрении, в погребальной культуре. А не раскроют ли нам тайну исчезнувшей цивилизации персонажи древней литературы? Может быть, их прототипы — живые свидетели взаимодействия древнего народа Месопотамии не просто со степными тюркскими народами, а с братскими народами?!

Образы шумерских литературных героев необыкновенно многогранны и вызывают у меня богатые ассоциации. Описание внешности Энкиду мне напомнило прародителя ногайских эпических богатырей Баба Тукли Шашлы-аса (Шерстяного-Волосяного). Во многих ногайских преданиях великий святой называется просто Баба (предок).

Одна из легенд рассказывает о том, как Баба боролся с ангелом смерти Азраилом. Когда Азраил пришёл забрать его душу, последним желанием Бабы было исполнить песню. Азраил разрешил, и Баба заворожил его своими удивительными длинными песнями так, что ангел смерти забыл, зачем пришёл. И тогда Баба убежал от него. В другой легенде, использованной в повести ногайского писателя В. Казакова «Звезда Бабай», Баба женился на лесной женщине-ангалак, которая тайно от него проглатывала собственных детей. Он разоблачил жену и, прогнав её, сумел сохранить своё потомство. Баба был создан вечно молодым, но, увидев себя однажды в зеркале и сравнив со взрослым сыном, который выглядел старее отца, понял, что ему не подобает быть всегда молодым. Он сам уходит из этого мира и в назидание потомкам превращается в звезду, которую ногайцы в его честь называют звездой Баба.

Образ Баба Тукли Шашлы-аса, пройдя сквозь тысячелетия, сохранил, на мой взгляд, черты обоих шумерских персонажей: Энкиду и Гильгамеша. Энкиду похож на Бабу своим происхождением, внешним видом, Гильгамеш, царь-жрец, несёт главную идею шумерской литературы, которая является основной и для ногайских преданий о Бабе. Это поиск бессмертия. Удивительно то, что разрешение этого вопроса выражается одним литературным приёмом. Обретение подлинного бессмертия не является конечной целью героев. Это удачно изложено в вавилонском эпосе о Гильгамеше. Гильгамеш добывает траву молодости, но, по решению богов, её похищает змея. Любопытно сопоставить этот сюжет с ногайской легендой, где Баба, глядя в зеркало, сравнивает себя с сыном и видит абсурдность бессмертия. Шумерская литература древнее, и она утверждает: власть над людьми в руках богов; в ногайской литературе осмысление зависит от человека.

Идею бессмертия несут лучшие образы ногайского фольклора. Как и Баба Тукли Шашлы-ас, они причастны к словотворчеству. Таковыми является бессмертный певец-йырау Сыбыра (звучание слова не случайно совпадает с названием таинственной земли Сыбыр — Шумер) и знаменитый вещатель тюркских былин Коркут-ата. Бессмертие непосредственно связано со словом. Ногайцы больше всего на свете ценили слово. Как и шумеры, наши предки искренне верили в его созидательную силу. Шумеры навечно запечатлели свои веды на глиняных табличках. Ногайцы из поколения в поколение, из уст в уста передавали сотни стихов и донесли до современников как единственное своё богатство (остальное было отнято или утеряно). О вечности слова довольно красноречиво говорит средневековый ногайский поэт Шал-Кийиз Тиленши улы:

Сиз де оьлерсиз, оьлермиз биз оьзимиз,

Оьлгенде юмылыр эки коьзимиз,

Биз оьлген сонъ калганларман

Соьйлер бизим соьзимиз.

Вы умрёте и мы тоже умрём,

Когда умрем, закроются наши глаза,

Но с оставшимися на земле

Будут разговаривать наши слова...

Творцы-певцы созидали историю и определяли будущее народа. Сыбыра йырау (певец-импровизатор) легендарен тем, что ему приписывается создание эпоса Эдиге. Он единственный, кто может разгадать происхождение Эдиге и предсказать ему будущее. Прошлое и будущее фактически беспредельны — бесконечны возможности слова. В одних вариантах эпоса Сыбыре приписывают 380 лет, в других — 480, о его смерти нигде не упоминается, в сознании новых поколений он продолжает жить... Вот его везут в золотой карете, дряхлые ноги уже не держат тело, его выносят на белом войлоке и сажают перед толпой; старые зубы, чтоб не рассыпались, стянуты шёлковой нитью, глаза заволокло белой пеленой, ему в руки дают домбру, и гортанный голос будоражит толпу:

Я видел всемогущего Чингиза — И не было ему на свете равных. Он лук держал двенадцати обхватов, И стрелы во все стороны летели, Его рукою посланные метко.

Я, старец, видел все его победы.

Коркут-ата известен всем тюркским народам, у ногайцев о нём тоже сохранились некоторые сведения. Ещё в прошлом столетии в ногайской степи Ставропольской губернии был аул Коркут. Род баята, из которого происходит великий прорицатель, здравствует и поныне среди караногайцев. О бессмертии Коркут-ата рассказывают следующую легенду.

Коркут-ата никак не хотел умирать. Когда к нему являлся Азраил, он сбегал от него и, скрываясь, побывал во всех четырех частях света. Азраил, устав от бесконечного преследования, сказал ему: «Живи на свете, пока сам не попросишь смерти». Коркут жил долго, играл на кобызе (струнный инструмент наподобие скрипки), пел песни. Однажды у него со двора сбежал двухгодовалый бычок. Коркут долго гонялся за ним по степи, пока совсем не изнемог. Тогда он сел на землю, произнес: «Чем такие мучения, лучше бы я умер», и заснул. Во время сна его укусила змея, и он умер. Название аула от его имени осталось, а род баята к етишкульцам отошёл.

В этой легенде присутствует змея, родственная шумерской, похищающей траву бессмертия. У ногайцев сохранилось немало знаменательных преданий и легенд о змее. Многие из них связаны с сохранностью жизни человека и способностью исцелять. По данным учёных Р. Керейтова [6] и М. Алейникова, занимавшихся исследованиями в конце прошлого века [29], у ногайцев широко бытует предание о домашней змее, хранительнице здоровья семьи, которую нельзя убивать. Для неё специально наливали молоко в чашу и оставляли во дворе.

От старожилов аула Тохтамышевского (ныне Икон-Халк) я слышал много рассказов об искусном целителе Ажбекир-эфенди. Однажды в ауле появился прокажённый, которого все боялись и хотели изгнать из аула. Ажбекир-эфенди пообещал вылечить его, для чего поймал змею, потёр ею о гнойные раны и, выпустив на берегу реки, начал за нею следить. Он набрал травы, об которую тёрлась змея, сделал из неё снадобье. Им и вылечил проказу.

В ногайской эпической песне “Шора-батыр” смерти главного героя предшествует впечатляющий, с точки зрения мифологических представлений наших предков, эпизод. Шора-батыр имел огромную богатырскую силу, что, конечно, не могло не вызывать зависти казанских батыров, которые неприветливо его встретили и долгое время игнорировали. Несмотря на то, что Казань была окружена врагом и ханство было почти обречено, защитников города не покидали личные амбиции. Так, Кулыншак — известный казанский богатырь — не мог равнодушно смотреть на подвиги Шора-батыра и задумал его извести.

По ногайским преданиям, у каждого богатыря должна быть своя перышта , невидимый хранитель богатырского духа в образе змеи. Название перышта, наверное, происходит от древнетюркского барыш — служитель. Перышта всюду сопровождает богатыря и придаёт своему хозяину доблесть и отвагу в битвах и сражениях. Ночью, когда хозяин спит, перышта ложится отдыхать рядом с ним. После одного из боёв Кулыншак, по совету колдуна, просит Шору поменяться постелями. Шора, не чувствуя подвоха, соглашается и ложится в постель казанского богатыря, а Кулыншак — на место Шоры. У Шоры была большая постель, чтобы могла уместиться и его перышта, т. к. у него была большая, добронравная змея. У Кулыншака же перышта была маленькая, изворотливая. Ночью, когда усталый Шора-батыр заснул крепким сном, пришла отдохнуть рядом с ним и его перышта. Однако Кулыншак не спал. Взяв в руки меч Шоры, он погнал приблизившуюся к постели змею. Очень обиделась перышта на хозяина и ушла в степь. Наутро Шора -батыр, оставшийся без перышты, был ранен и загнан в реку Эдиль (Волгу), где и потонул вместе с конём.

В начале этой главы я упомянул о «шумерском рае» на острове Бахрейн и о восьмидесяти тысячах курганов. Поразительно то, что при раскопках каждого из них находили горшки, а в них находилась мумифицированная змея. Что это?! Домашняя змея у ногайцев и мумифицированная — у шумеров. Змея в «стране живых» и в «стране теней». А бесконечные предания ногайцев о курганных змеях, карающих кладоискателей!!! Думаю, такие совпадения не случайны. Это отголоски единой культуры, одних представлений о мироздании.

Во всех священных книгах змея трактуется и как символ мудрости. Возможно, высшие силы знали о её гениальности и всезнании. Наверное, она и только она откроет нам тайну курганов, отворит эти закрытые для людей входы в страну теней. Не случайно она создана такой изящной, ведь нет больше в животном мире такой уникальной формы, такого совершенства.

«