Бессмысленная маска

ГЛАВА 14

Некоторые мистики ищут Бога в путешествии, другие — не выходя из дому.

Бенагур шел и тем, и другим путем. Что-то случилось, что заставило его наудачу пуститься в путь от маленькой комнатки в Иерусалиме близ Стены Плача. Никто, кроме него, не знал, что же это было, но порою он случайно намекал на это событие. А когда кто-то чересчур настойчиво домогался подробностей, Бенагур отвечал, что подобное событие невозможно передать словами.

Он мог бы показаться неприспособленным для того, чтобы быть членом экипажа алараф-корабля. Но он был широко известен среди теологов всего мира своими работами об иудейском и мусульманском мистицизме, а в экипаже «Аль-Бурага» предполагалось наличие теолога или даже нескольких. И Бенагур был принят — конечно, после положенных физических и психологических обследований. Не требовалось глубокого анализа психики, чтобы выявить его странности, но в то же время этот анализ показал, что в характере Бенагура присутствует стабильность, столь необходимая в жизни алараф-корабля. Кроме того, он был не единственным на корабле человеком со странностями.

У него было хорошее оправдание тому, что он стремился большую часть времени проводить в одиночестве. Как и многие специалисты, он был крайне занят своими профессиональными обязанностями. Но в отличие от большинства специалистов, Бенагур получил особые привилегии ввиду строгих обычаев своей религии. Если только это было возможно, он ел в одиночестве и только пищу, разрешенную его религией. Другие евреи экипажа состояли в сектах с чересчур вольными обычаями, не позволявшими Бенагуру признать их за истинных иудеев. Ну что ж, остальные принимали и это: они считали его сверхфанатичной личностью, но тем не менее весьма уважали за знания.

У Рамстана не было никаких проблем в общении с Бенагуром до той ночи, когда была похищена глайфа. Хотя Бенагур был весьма замкнут, это не тревожило Рамстана, который был не менее сдержан.

А теперь Рамстан чувствовал некоторую вину. Если бы он не сделал того, что сделал, он не вверг бы Бенагура в то странное бешенство, которое овладело коммодором.

Был ли Бенагур безумен? Был ли он сумасшедшим с любой точки зрения, если не считать точки зрения Рамстана? Быть может, если бы остальные подозревали то, что подозревает Бенагур, они вели бы себя так же?

С другой стороны, никто из них не был бы потрясен столь глубоко. Никто из них не имел такой душевной конституции, как Бенагур; никто из них не ходил по краешку безумия, когда достаточно лишь легкого толчка, чтобы свалиться в пропасть. В конце концов, Майя Нуоли испытала то же самое ощущение сверхмощного света и не лишилась рассудка. Она лишь стала более углубленной в себя и не хотела говорить об ощущениях, испытанных ею в толтийском храме. Но она исполняла свои обязанности ботаника так же безукоризненно, как и раньше.

Рамстан гадал, почему глайфа попросила, чтобы вместе с ним и Бенагуром пошла Нуоли. Какую роль она играла в той драме, которую глайфа сочинила, не испытывая ни малейших сомнений? И кстати, какая роль была отведена Бенагуру? Быть может, он теперь выпадал из замыслов глайфы? Чем бы ни было то, что прошло через субъективные чувства троих, оно вывело Бенагура из равновесия и сделало его бесполезным для глайфы.

Вполне возможно, что глайфа включила Нуоли и Бенагура в число приглашенных просто для того, чтобы Рамстан не был изобличен как единственный имевший возможность совершить похищение. Подозрение падало и на них. Если так, то глайфа просчиталась. Подозрения не коснулись ни Бенагура, ни Нуоли.

Рамстан вошел в кабинет доктора Ху. При виде капитана Ху поднялась из-за своего стола.

— Садитесь, Джулия, — сказал Рамстан Он использовал имя Ху как знак того, что формальности тут неуместны.

Рамстан сделал знак, и из палубы выросло кресло. Он сел и после нескольких секунд молчания спросил:

— Ну и что?

Ху не смотрела на Рамстана.

— Коммодор Бенагур утверждает, что вы похитили у тенолт глайфу.

«Теперь все открылось, — подумал Рамстан. — Нет, на самом деле нет. Возможно, Бенагур и Ху не скажут остальным».

— Вы проверяли его на детекторе лжи?

— Да, конечно. Детектор подтвердил: Бенагур думает, что говорит правду.

— В таком случае он псих, — хмыкнул Рамстан.

Ху помолчала в нерешительности, а потом посмотрела в глаза Рамстану:

— Его обвинения должны быть проверены. Рамстан вскочил с кресла, воскликнув:

— Что-о?!

Ху развела руками и пожала плечами:

— Он собирается выдвинуть против вас официальное обвинение.

Рамстан сел и закусил губы.

— Я не могу позволить этого. Мы находимся в чрезвычайно сложной и опасной ситуации. Толтийский корабль… ужасное разрушение Валиска… нет. Все нормальные процедуры должны быть приостановлены.

— Вы не позволите Бенагуру выдвинуть обвинения?

— Я не могу сейчас дать на это разрешения. Только после того, как мы окажемся вне опасности.

Рамстан подался вперед — плечи напряжены, кулаки сжаты.

— Послушайте. Если Бенагур действительно проявляет признаки психического заболевания, то нет нужды заносить его нелепые обвинения в официальные документы.

— У него действительно наблюдается некоторое расстройство, но это отнюдь не то же самое, что душевная болезнь.

Рамстан откинулся назад и произнес с легкой улыбкой:

— А не обвинял ли он меня заодно в неверии в Бога?

— Нет. Об этом он ничего не сказал. А почему он должен был это сделать?

— Совсем недавно, на берегу, он бросил и такое обвинение. Кажется, он думал, что это заставит меня чувствовать себя преступником, действительно виновным в похищении глайфы. И даже больше.

— Он был бы сумасшедшим, если бы обвинил вас еще и в этом, — сказала Ху. — Но он этого не сделал.

— Он едва не напал на меня, пока мы были на побережье.

Ху удивленно вскинула брови:

— Да? Были ли его намерения явными? Он ударил вас или же сделал какие-либо однозначно угрожающие движения?

Рамстан, бывало, совершал и худшие поступки, нежели ложь, но солгать сейчас он просто не смог.

— Нет. Но было очевидно, что ему очень хотелось напасть на меня.

Гримаса Ху показывала, что это недостаточно веский довод для того, чтобы признать Бенагура ненормальным. И Рамстану показалась, что Бенагур был не единственным из экипажа, кому хотелось как следует отделать капитана.

Рамстан встал.

— Бенагур будет находиться в своей каюте — разве что его состояние ухудшится и его придется поместить в изолятор. Вы или кто-нибудь из ваших коллег будете проводить лечение.

Ху поднялась.

— В электроэнцефалограмме и пробах крови не содержится ничего, что указывало бы на заболевание психики.

— Но этими методами нельзя с абсолютной уверенностью диагностировать невроз или психоз, не так ли?

— Не во всех случаях. Психосоматическая система имеет широкий спектр проявлений, зачастую обманчивых. Столетиями…

— Вы получили приказ, — сказал Рамстан и вышел. Пусть Ху сама дает команду креслу втянуться в палубу. Существовало правило, что убирать кресло должен был поднявший его, но черт бы побрал эту врачиху!

По дороге в свою каюту Рамстан вызвал мостик по вживленному передатчику:

— Гэррик, приказ всему экипажу вернуться на судно. Мы отбываем на Калафалу через час. Я буду на мостике через тридцать минут.

«— Сколько миров?

— Больше, чем много.

— Сколько путей?

— Больше, чем много. И все они — один путь.

— Чем кончаются те пути, которые есть один?

— Смертью или мудростью, или тем и другим. И еще одним.

— Какой путь ведет к трем?

— Можно начать из многих мест. Одно из них — Вебн.

— И затем?

— Позвони в колокол у первого входа после Вебна.

— И затем?

— Войди».

Очевидно, песнь была своеобразным навигационным руководством для путешествия с планеты Вебн к конечной цели, чем бы она ни была. Рамстан понял это десять минут спустя после того, как услышал переведенную Дэвис ритуальную песнь Вассрусс. Он сомневался, что Вассрусс понимала ее значение: она просто заучила песнь наизусть и передавала ее в точности, насколько бы бессмысленной она ей ни казалась. Вебниты не путешествовали в космосе, разве что в качестве пассажиров алараф-кораблей других цивилизаций. Кто бы ни передал песнь и три дара предкам Вассрусс, он понимал значение песни, но не объяснил его тому, кому сделал подарок. Или, быть может, объяснил, но объяснения были забыты.

У вебнитов были колокола, и поэтому даритель использовал слова «колокол», переводя песнь со своего языка на вебнитский. Но у тюленей-кентавров не было гантелей* [Каламбур основан на том, что по-английски звучание слова «гантель» совпадает со звучанием слов «немой колокол». (Примеч пер.)], снарядов для накачивания мускулов, состоящих из двух сфер, соединенных стержнем. Даже будь они знакомы с гантелями, это никак не помогло бы им постичь смысл песни. Было чрезвычайно маловероятно, чтобы их название для гантели звучало так, чтобы образовать каламбур, как соответствующие слова на терранском.

Рамстан сомневался, что тот, кто сложил песнь, подразумевал в ней какую-либо связь между колоколом и гантелями. Но землянин вполне мог такую связь усмотреть, по аналогии между стержнем гантели и туннелем, соединяющим «шар» одной звездной системы с другой. Возможно и даже весьма вероятно, что автор песни использовал слово «колокол» на своем языке для обозначения воронки — входа в межзвездный туннель: в этот-то «колокол» и звонит входящий в туннель корабль.

Или, быть может, раушгхолы сообщили Вассрусс свои термины для алараф-прыжков, пока она путешествовала на их корабле. А потом, на «Аль-Бураге», Дэвис, как было известно Рамстану, коротко объяснила Вассрусс земную теорию и терминологию алараф-полетов. И потому вебнитка могла использовать слово «колокол» вместо некоего термина, звучавшего в заученной ею песни.

Все эти языковые изыски не имели значения. Рамстан уверился, что ему было дано некое руководство к действию, пусть даже весьма расплывчатое, но оно могло привести его к конечной цели — чем бы эта цель ни была. Он попытается достичь ее, потому что там могут крыться ответы на вопрос о болге. И, возможно, на другие вопросы.

Рамстан пошел на мостик. Он не собирался объяснять, почему они возвращаются на Калафалу, но тем не менее сказал:

— Лейтенант Дэвис была подобрана нами там. Если «Пегас» не погиб, то он вернется, чтобы забрать ее. Мы задержимся на Калафале ненадолго.

«Аль-Бураг» находился в калафальском пространстве не более трех минут, когда вахтенный сообщил о том, что на расстоянии тысячи километров находится другой корабль. Он имел форму устричной раковины.

— «Попакапью», — сказал оператор.

Пять часов спустя после посадки «Аль-Бурага» в калафальском космопорту там же сел и толтийский корабль. Рамстан задумался, почему тенолт спустились на планету здесь и не стали делать этого на Вебне. И почему никто из тенолт не выходит наружу, хотя правила предписывали, чтобы командир корабля немедленно явился в контрольную башню лично.

Прошел час. Затем в толтийском корабле открылись люки, и оттуда вышло около пятидесяти тенолт. Капитан и несколько офицеров направились в башню контроля. Остальные пошли в таверну Рамстан выжидал, пока не увидел, что толтийский капитан вернулся на корабль. К тому времени примерно половина сошедших на планету тенолт возвратилась на «Попакапью». Затем другая группа вышла из корабля и отправилась в таверну. Очевидно, капитан отпустил их в увольнение на очень короткий срок — только пропустить несколько стаканчиков.

Тенно спросил:

— Капитан, вы собираетесь сегодня давать увольнения?

— Это зависит… — начал Рамстан, но не сказал, от чего.

Прошло еще полчаса Затем из толтийского корабля вылетели два джипа и полетели по направлению к отелю Толтийский капитан находился в одном из них.

Рамстан несколько расслабился.

— Выглядит так, как будто они собираются задержаться тут на некоторое время.

Он сказал Тенно, что увольнения будут ограничены и должны строго соблюдаться. Выходить наружу группами по сорок, каждая последующая группа выходит только после того, как возвратится предыдущая Не следует ходить в таверну или в отель, но можно выпить несколько коктейлей в портовом баре. Все должны быть готовы немедленно вернуться на корабль по первому же сигналу.

— Вы предполагаете, будут сложности? — спросил Тенно.

— На самом деле нет. Но я хочу, чтобы мой экипаж находился ближе к своему кораблю, чем тенолт — к своему.

Он предоставил Тенно решать, кого включить в группы на увольнение, а сам пошел в свою каюту. Там Рамстан вынул из сейфа глайфу и, потерев, словно Аладдин, вызывающий джинна из лампы, попросил ее поговорить с ним.

Молчание.

Рамстан прикусил нижнюю губу. Проклятая штука!

Он расхаживал по каюте взад-вперед, каждые пятнадцать минут вызывая мостик, чтобы узнать, что поделывают тенолт. Капитан «Попакапью» остался в отеле. Вторая группа тенолт вернулась, с корабля сошла третья. Вооружены были только те, кто сопровождал капитана.

Рамстан походил еще, потом остановился. Нахмурившись, он подошел к встроенному шкафу, где хранился электронный микроскоп. Что-то тревожило его, словно мышь, скребущаяся в закоулках сознания. И только теперь он осознал, что это было. Освещение теперь стало менее ярким, чем некоторое время назад.

Рамстан вызвал мостик:

— Тенно, что-нибудь случилось?.. Я имею в виду, нет ли утечки энергии, например?

— Ничего такого, что мы могли бы заметить, сэр. Но я сообщу инженерам. Могу я спросить, почему вас это заинтересовало?

— Просто произведите проверку.

Рамстан не мог пригласить в свою каюту Индру, чтобы тот проверил: все ли в порядке с нервной системой корабля. Поиски неполадок могли привести Индру к сейфу. Если запретить Индре открывать сейф, у того возникнут подозрения.

Рамстан обратился к глайфе:

— Во имя Аллаха, что здесь происходит? Скажи мне! Ты должна знать, был ли здесь кто-либо!

Он слышал только собственное хриплое дыхание.

Перед тем как взяться за микроскоп, Рамстан должен был произвести проверку. Он приказал «Аль-Бурагу» выдать на экран запись происходившего в каюте. Экран вспыхнул немедленно, хотя и не так ярко, как ожидал Рамстан. Рамстан застонал. Видеозаписи не было! Кто-то стер ее! А этого не должно было случиться!

Рамстан снова подошел к шкафу за микроскопом. Но вдруг повернулся, подошел к столу, где лежала глайфа, и отключил энергию от антигравитационных модулей на ее концах. Потом взялся за глайфу и легко поднял ее.

Из груди его вырвался крик:

— Это подделка!