Бета-версия

14. БЕТА-ВЕРСИЯ, stage 6

Случайные мысли — как занозы. Стоит загнать такую себе в мозг, и спустя совсем небольшой промежуток времени ты почувствуешь дискомфорт от её наличия. Тебе захочется расковырять то место, куда она попала, чтобы избавиться от этого дискомфорта. И пока не сделаешь этого, будешь возвращаться к мысли вновь и вновь. Но, странное дело, даже расковыряв её, не всегда можно вспомнить, где ты её подцепил.

Моя случайная мысль, она же первая, после того, как я пришел в себя, о том, что нет у меня в голове никакой копии искусственного интеллекта и всё, что произошло — произошло в симуляции, как часть эксперимента Леймар Саринца. Я открываю глаза, уверенный в том, что увижу привычные очертания палаты и облаченного в белый халат Андрея, или доктора Леймара, или их обоих. Но перед глазами появляется маленькая комнатушка, максимум два на три метра. И почти без аппаратуры, если не брать в расчет десктоп на стене, с выведенными на него данными.

Прежде чем встать с кровати, верчу головой, разглядывая помещение детальнее. Ничего похожего раньше я не видел. Минимализмом пропитано всё. От скромных размеров настенного десктопа, до едва выступающих полок под ним, на которых аккуратными рядами лежат пневмошприцы, флаконы, какие-то незнакомые не то металлические, не то пластиковые инструменты, назначение которых мне совершенно не понятно.

В левом верхнем углу площади обзора нет успевших стать привычными часов, нет датчиков артериального давления, пульса… нет никаких схем, светившихся возле устройств, которые раньше автоматически определялись вживленными в меня чипами.

Приглядываюсь к десктопу, и заноза-мысль начинает доставлять дискомфорт. Данные на стенном мониторе отображаются в виде время от времени меняющихся иероглифов. Это может значить и то, что всё произошедшее со мной правда, и то, что эксперимент надо мной продолжается. Если это не эксперимент, а я на самом деле сбежал, то был ли ИскИн в моей голове? Или это моё сознание придумало мне такого виртуального помощника? А если он действительно был и не соврал о том, что я — инструмент для побега, то получается, что я помог ему сбежать?

Кусок серой стены отъезжает в сторону, и в палату входит пожилой мужчина в белом халате. Он садится на стоящий рядом с кроватью пластиковый стул и жестом показывает, что мне нужно присесть на кровать. Я сажусь.

Мужчина достаёт из нагрудного кармана небольшую коробочку, сантиметра три по диагонали, с динамиком на верхней панели, кладёт её рядом со мной и довольно нейтральным тоном что-то спрашивает.

— Как вы попали в территориальные воды Китая? — раздаётся из динамика устройства.

Вот так, ни здравствуйте, ни как вас зовут. Сразу к делу. Хотя, чему я удивляюсь…

Как я сюда попал? Очень странно попал. Что там говорила Бета-версия? Рассказывать всё как есть? Ну, что ж… Рассказываю. Точнее, отвечаю на вопросы. Откуда я, как попал в лабораторию «Кристалис», об экспериментах, о побеге.

Как я думаю, максимум, который мне светит — удаление напичканных в меня новшеств для подробного изучения. Меня ведь наверняка просканировали с головы до пят и давным-давно составили список имеющихся «улучшений».

— Вы уверены, что вам вживляли бионейроимпланты?

— Не знаю, — пожимаю я плечами. — Очень долгое время я находился в камере депривации. А следующее, что помню — условия, на которых мне было предложено остаться в живых. Они пообещали, что вернут Ржавой возможность ходить в виртуалье…

Рассказывая, я делаю паузы, ожидая, пока коробочка озвучит предыдущую фразу.

— Кто такая Ржавая?

— Девушка, с которой я жил, вместе с которой меня похитили. Маша.

— За что вас похитили?

— Не знаю, — вру я.

— Чем занималась ваша… — мужчина в халате медлит, видимо, подбирая правильное слово, — сожительница?

— Доставала информацию из сети на заказ.

— Законными методами?

— Нет конечно.

— А вы?

— А я геймер. Хотя, мне тоже довелось поучаствовать в подобных мероприятиях. Но в целом я старался не совать нос в её дела. Каждый занимался своим. Но у нас была совместная база: лимиты на воду, возможность оплачивать ячейку человейника напополам.

— Человейника? — не понимает человек в белом халате.

— Многоэтажные здания для бедных. Это сленг тех мест, где я жил.

Мужчина кивает. И задаёт следующий вопрос. За ним ещё один. А потом опять.

Мы разговариваем более двух часов, за которые выясняется, что моё тело не содержит вообще никаких апгрейдов.

— Даже подкожных наушников? — удивляюсь я.

— Даже подкожных наушников, — кивает мужчина.

Я запоздало смотрю на кисть правой руки, и до меня доходит, чего на ней не хватает — социального чипа.

— Мы проверили вас всеми доступными методами. Досмотр организма проводили даже с помощью нанитов. Но и они ничего не нашли, — говорит не представившийся мужчина. — Однако, вернемся к нашему разговору…

Он очень долго расспрашивает меня о подробностях всего, что происходило на базе «Кристалис» и, в конце концов, выносит вердикт:

— В целом данные совпадают.

— С чем? — не понимаю я.

— С той информацией, которую мы получали от своих людей.

Корпоративный шпионаж. Куда ж без него. Улыбаясь друг другу в лицо во время официальных переговоров, главы корпораций подсчитывают в уме, какой процент прибыли пойдет на подкуп служащих, сколько выделить на разработку всяко-разных маячков, мини-роботов и прочей аппаратуры, позволяющей выведать секреты корпорации-партнёра. Наверняка в эту цифру включены и сетевые спецы всех мастей, способные как извлечь, так и защитить, если не любую, то почти всю информацию с серверных узлов партнера. И гораздо больше уходит на защиту от дружеских действий таких же партнёров. А уж если взять в расчет, что агломерация сити и Китай — это разные государства, то и подавно.

Мой собеседник, также как и я, делает паузы, чтобы переводчик успевал озвучить очередную фразу.

— Данные, предоставленные нашими людьми в сити, совпадают с тем, что рассказываете вы.

— А чипы?

— Самоуничтожающиеся аугментации давно не новость, тем более, в анализах, сделанных сразу после того, как вас доставили на берег, были обнаружены продукты распада кремния и прочих химических элементов, которые используются при создании имплантов.

— Да ну не могли же они так быстро раствориться сами по себе.

Доктор смотрит на меня изучающим взглядом, возможно, определяя, действительно ли я настолько несведущ или притворяюсь. А затем подходит к настенной доске и в три жеста разворачивает какую-то схему, попутно объясняя:

— Чипы такого рода оснащены отдельным блоком с наноботами, запрограммированными на разборку при получении определенного сигнала, — его палец обводит часть рисунка, — получив который они, как муравьи, начинают растаскивать чип на молекулы, после чего самоуничтожаются. Мы предполагаем, что в вашем случае, одна из ситуаций, в которых инициируется самоуничтожение чипов — разрыв связи с базой «Кристалис» или нечто похожее, — мужчина даёт коробке-переводчику договорить. Затем продолжает: — Как вы понимаете, в сложившейся ситуации мы не можем отпустить вас прямо сейчас. Мы могли что-то упустить, а вы можете сами, не осознавая того, являться носителем чего-то, еще неизвестного за пределами лаборатории, в которой вас содержали. Например, какой-то сверхновой разработки, при помощи которой над вами проводили эксперименты. И до тех пор, пока мы не убедимся в том, что вы не представляете опасности, вы будете ограничены в свободе перемещений.

Мужчина снова даёт переводчику договорить озвученный им текст. Затем молчит еще немного, возможно, давая мне осознать сказанное им и видя, что вопросов у меня пока что нет, спрашивает:

— Как вас зовут?

— Игант, — представляюсь я, думая, что нормальные люди с этого разговор и начинают.

— Меня зовут Шень, — представляется мужчина в халате в ответ. — Доктор Шень Ли.

— Игант Мур, — повторяю я своё имя, но уже с фамилией. И спрашиваю: — Я нахожусь под арестом?

— Под охраной, — поправляет меня Шень Ли. — Наша система безопасности по праву считается самой лучшей из существующих, но и она не безупречна. К сожалению, мы не располагаем достаточным количеством информации, позволяющей сделать вывод о том, что вы утратили интерес для «Кристалис». Их океаническая лаборатория — очень закрытый объект и все данные, которые мы получаем о ней, идут с материка. Но, предполагается, что процент вашей полезности минимален и им можно пренебречь, однако некоторое время вам придется побыть под надзором.

Я киваю.

Дни проходят как под копирку. Туалет, душ, завтрак, прогулка по прилегающей к зданию территории, обнесенной забором, лингвистическая программа на локальной доске, не имеющей выхода в сеть. Затем обед и снова десктоп. Иногда я пялюсь в настенный, иногда в переносной. Но с настенным что-то неладно. Время от времени частота обновления экрана сбивается и он начинает неприятно мерцать, а от этого очень быстро устают глаза и начинает болеть голова. Поэтому, чаще я провожу время за выделенной мне мобильной доской. Благо, в ней есть не только обучающие программы, но и во что поиграть. Игры, хоть и примитивные, помогают скрасить череду однообразных дней. Ближе к вечеру прогулка по той же площадке и ужин. Немного свободного времени, которое я провожу пялясь в потолок, или в десктоп.

Из людей я вижу только Доктора Шеня, с которым мы беседуем при помощи переводчика. Кто он. Военный? Врач? Военный врач? Психолог? Бионейрофизик? Это единственный человек, которого я вижу. Всё остальное отдано на откуп машинам, глазкам камер и сенсорам, которые даже не замаскированы.

Звуковой сигнал, отъезжающая в сторону панель — пора на прогулку. Звуковой сигнал, открывающаяся ниша в стене — набор из двух блюд, пресных на вкус, но калорийных, потому что чувство насыщения приходит быстро и надолго.

Доктор Шень настаивает на том, чтобы я учил язык, но этому я уделяю минимум времени, потому что мозг не видит стимула для изучения и слова с фразами усваиваются очень тяжело. Да, я уже могу поздороваться или попрощаться на китайском, односложно отказаться или согласиться. В паре фраз охарактеризовать погоду. Но это всё, на что хватает моего внимания, очень быстро переключающегося на собственные мысли, бегущие по одному и тому же кругу: вылазка, Бакс, захват, камера депривации, база «Кристалис», обещание Саринца вылечить Машу, ИскИн, побег.

Я начинаю сомневаться в реальности происходивших событий. Я начинаю сомневаться в существовании сбежавшего из лаборатории искусственного интеллекта. Я начинаю сомневаться в существовании самой базы. А в какой-то момент додумываюсь задать себе вопрос: может быть, это злая шутка сторожевых программ? Может, я не успел завершить набег и сейчас стою на пустом и темном этаже человейника с вытянутой над десктопом рукой и пускаю слюни, невидяще пялясь в этот самый десктоп? И не было никакого побега, никакой базы… Сторожевые программы развиваются, им помогают развиваться люди. Может, одна из них подкинула мне какой-то вирус, играющий с моим мозгом, растягивающий время до бесконечности?

И числа на экране настенного десктопа, судя по которым проходит три недели моего заточения где-то в Китае, всего лишь часть галлюцинации, созданной моим мозгом, подстегнутым вирусом? Научили же сторожей выжигать чипы? Так почему бы их создателям не научить своих «питомцев» выжигать или циклить мозги?

К концу третьей недели, ближе к вечеру, меня начинают преследовать головные боли. Чем больше вопросов я себе задаю, тем сильнее болит голова.

Однако, Шень Ли, проведя несколько тестов, уверяет, что с организмом всё в порядке, а головная боль вызвана непрестанным мыслительным процессом, порождаемой им паникой и однообразием обстановки.

В конце концов, я принимаю на веру его уверения, смиряясь с существующим положением вещей. И как только я смиряюсь, всё изменяется. Серая панель двери, отъезжая в сторону, являет мне всё того же доктора Шеня и мужчину моих лет рядом с ним.

— Это — Ву. Это — Игант, — представляет он нас друг другу. И, уже обращаясь ко мне, сообщает: — Ву будет вашим гидом, наставником и охранником по совместительству. Мы считаем, что вы не представляете интереса для «Кристалис» и не представляете какой-либо угрозы для нас, Игант.

— Но? — я понимаю, что после таких вступлений обязательно должно быть «но».

— Но мы не приемлем ничем не занятых людей, — говорит Шень Ли. — А трата времени и ресурсов на то, чтобы наблюдать за вами, только отдаляет время вашей социализации.

О да. Каждый должен приносить максимальную пользу, чтобы страна процветала. Насколько я знаю, у них даже нет такого понятия, как базовый доход. Приносишь пользу — получаешь все необходимое. Приносишь много пользы — получаешь сверх необходимого. Чем больше пользы, тем больше благ. Но какой у меня выбор? Вернуться домой? Даже если меня отпустят, и я каким-то чудом доберусь до своего сити, то там-то, во владениях «Кристалис», моя персона наверняка не останется незамеченной.

— Ву — работник спецслужб? — спрашиваю я, чтобы хоть немного понимать, чего ожидать от нежданного компаньона.

— Всякий гражданин, если он патриот своей страны, в той или иной мере работник спецслужб.

Вот так вот.

Нет, ну я читал о Китае много разного. До сих пор думаю, что большая часть прочитанного — страшилки для безмозглых. Потому что, если судить по их экспорту: программам, доскам, одежде, чайниками и прочей фигне — такие же люди.

— Мне не помешал бы переводчик, — киваю я на коробочку в руках пожилого.

— Вам нужно социализироваться, учиться говорить по-китайски, — сообщает пожилой и, выключив ставшую привычной в наших диалогах коробочку, прячет её в карман халата.

Мы проходим по коридору, направление которого изменилось. Теперь он ведет не прямо и налево, а прямо и вниз. Спускаемся по ступенькам и оказываемся на подземной парковке легкового транспорта. Я не заметил, когда отстал доктор и с удивлением замечаю, что мы остались вдвоём с Ву.

Он садится в одну из воздушек и жестом приглашает меня внутрь. Впервые вижу частную, рассчитанную всего на двоих пассажиров машину изнутри — это привилегия работников корп и явно не рядовых сотрудников. Но это у нас. А как здесь, я могу только догадываться.

Ву что-то говорит и жестами показывает, что нужно пристегнуться. Протягиваю ленты ремня безопасности к пазу-фиксатору, пока Ву проводит пальцами по приборной панели, состоящей из одного сенсорного экрана, и откидывается на спинку кресла. Ремни мягко обнимают тело, не сковывая движений. Машина приподнимается над землёй и, покинув подземную парковку, становится частью разношёрстного транспортного потока.

Город удивляет не только разнообразием воздушек: от огромных грузовых до открытых одноместных, скользящих в обе стороны по отдельной полосе, но и отсутствием высоких зданий с рекламными конструкциями. Минут десять я глазею по сторонам, ловя себя на мысли о том, что у меня начинает болеть голова. Я всё ещё пялюсь в окно воздушки, когда головная боль взвинчивается, словно по крутой спирали и простреливает от левого глаза, через висок, в затылок. В следующий миг прямо по центру поля зрения появляется кислотно-зеленая, полупрозрачная цифра.

— 5

Я дергаюсь. И от неожиданности, и от боли.

Ву поворачивается и слегка напряжённым голосом спрашивает что-то. Из набора звуков мне знакомо только «фа-шин». И я, односложно отвечаю:

— Цинси, — видя, как цифра перед глазами меняется.

— 4

Надеюсь, я правильно сказал, что удивлен, а он правильно интерпретировал моё удивление на счёт того, что я вижу за окном воздушки.

— 3

Твою ж мать. Я ведь благополучно упорядочил всё, что творилось в моей голове. Я даже смирился с тем, что ИскИн в моей голове растворился вместе с имплантированными чипами, если он вообще был. И тут

— 2

Ву начинает что-то увлеченно объяснять. Но я даже не пытаюсь улавливать знакомые слова. Только улыбаюсь, отмечая, что пульсация в висках становится невыносимой.

— 1

В голове оживает знакомый, отдающий металлом голос. Я даже не успеваю подумать о том, что ему не откуда звучать, ведь, по словам Шеня все мои импланты растворились и покинули организм вместе с испражнениями.

— Стабильное соединение установлено. Имитация выброса адреналина. Имитация выброса кортизола. Балансировка имитацией выброса серотонина.

Мир вокруг переходит в режим слоу-мо. Словно в замедленной съемке я вижу, как слева надвигается огромная тень грузовика, который врезается в нашу воздушку, отшвыривая её в сторону, ударяя о стену здания, роняя на землю и фактически затрамбовывая в переулок.

Ремни безопасности, реагируя на рывки, то чуть ослабляются, то давят на грудь сильнее. Скрежеща корпусом по уличному покрытию, наша искорёженная машина останавливается, вышвыривая в лицо водителю подушку безопасности, вдавливая его ею в кресло. Дверь с моей стороны, подрагивая, отходит в сторону. И также, как на базе «Кристалис», вдоль переулка появляются полупрозрачные стрелки, указывающие направление.

Происходящее в моей голове явно тянет на сумасшествие. Не может ведь искусственный интеллект действовать именно так? Или только так и может? Как осуществляется связь, если я чист, как младенец, если у меня даже кистевого чипа нет? Хочется махнуть на всё рукой и ничего не делать, но подстегнутое гормональным выбросом тело действует быстрее, чем я успеваю это осознавать. Я понимаю, что отстегнул ремень безопасности тогда, когда уже ставлю ноги на землю. Я понимаю, что бегу вдоль светящихся на моих глазных нервах, кажущихся полупрозрачными, указателей, когда почти сворачиваю в переулок, словно игровой персонаж, получающий команды от пользователя и не имеющий возможности сделать что-то по собственной воле.

«Бета, что опять происходит? Где ты была?» — спрашиваю я мысленно, даже не задумываясь о том, что обращаюсь к ней в женском роде.

И Бета понимает. А я — не удивляюсь. Она ведь предупреждала, что со временем будет развиваться.

— Копирование, ассимиляция, архивация оригинала, восстановление оригинала, создание условий для возобновления взаимодействия. Подробности не дадут тебе сосредоточиться на необходимом. Следуй за указателями.

Левая часть поля зрения заполняется схемой переулков, на которой желтой точкой отмечен я. За спиной несколько красных точек. Они движутся в направлении жёлтой.

— Это что… — начинаю я вслух.

— Следуй по проложенному маршруту, — прерывает меня Бета.

Решаю не спорить. Бегу. Поворачиваю, перепрыгиваю небольшой парапет, пересекаю несколько тонких, — двоим не разминуться, переулков. Оказываюсь по другую сторону квартала, на краю трассы. Очередная зелёная стрелочка упорно мигает, указывая на противоположную сторону дороги. Расстояние между жёлтой и красной точками сокращается.

— Следуй по проложенному маршруту, — или мне кажется, или в голосе появляются командные нотки.

Надо мной в обе стороны скользят воздушки всех мастей. Кто-то подныривает под основной поток, ускоряясь, кто-то, наоборот, вклинивается между другими участниками движения. Общий гул сотен транспортных средств давит на уши.

— Следуй по проложенному маршруту.

Бегу. Над головой гудят воздушки, внутри головы пульсирует боль, перед глазами мерцает зеленый указатель. На другой стороне ныряю в проулок, за ним ещё один, поворачиваю, продолжая следить за указателями.

— После поворота столовая, зайди в нее.

— Столовая, бля? — ору я вслух. — Как я узнаю, что это столовая?! Тут же везде иероглифы!

Вместо ответа я ощущаю, как что-то давит на глазные яблоки изнутри. И вывески тут же получают дубляж — словно текст персонажей в комиксах: отходящие от вывесок тонкие линии, заканчивающиеся прямоугольниками, в которых светится текст перевода.

Врываюсь в столовую, перепугав мирно обедающих людей, вижу, как подсвечивается контур двери в кухню, бегу туда, задевая плечом официантку. Она роняет поднос и что-то кричит мне вслед, что-то типа «бен-дан» — некогда вслушиваться.

Однако Бета услужливо переводит, высвечивая в нижней части поля зрения иероглифы, транскрипцию и пояснение:

— Глупое яйцо. Значение: глупый человек, идиот.

— Спасибо, — бормочу я, открывая дверь и окунаясь в специфический аромат китайской кухни, — вот прям важная информация.

Очередная, обведенная зелёным контуром дверь выводит меня на загаженный помоями переулок. Новый указатель сигнализирует, что нужно налево. Бегу. Красные точки уверенно движутся по тому же маршруту, который только что преодолел я. Поворачиваю ещё раз, вижу квадратный люк в экзопластике, который также подсвечивается.

— Совсем, что ли?

— Нужно откинуть крышку и продолжить движение.

Подбегаю к люку, чувствуя, что дыхание сбивается. Собираюсь просунуть пальцы в зазор, чтобы поддеть люк. Зеленый маркер отмечает едва заметный выступ, возле которого загорается надпись «на себя». Сдвигаю. И действительно, люк плавно отходит в сторону, обнажая канализацию.

— Сюда, — командует голос, и новая стрелка указывает на узкий проход между зданиями, в который я едва протискиваюсь боком. ~ На ту сторону.

— А нахрена мы люк открывали?

— Отвлекающий маневр.

Выползаю с другой стороны здания в не менее грязный проулок. Снова подсвечивается люк. Дергаю привычный выступ, люк отходит в сторону.

— Вниз, — командует голос.

— Серьёзно?

Канализационный колодец уходит в глубину метра на три. И тянет из него не фиалками.

— Вниз.

Я кричу что-то матерное и прыгаю, разбрызгивая в стороны вонючую жижу.

Снова бег. Но теперь уже по источающему миазмы лабиринту. Буквально с первых шагов бьюсь лбом о какую-то железку. Слышу в голове:

— Коррекция зрачков.

Чувствую давление, отдающее вспышкой боли куда-то в затылок, лабиринт канализации становится видимым. Где-то пригибаюсь, где-то перешагиваю, несколько раз поскальзываюсь, но даже не хочу думать, на чём именно. Красные точки на карте отстают и теряются за границей поля обзора, указатели перестают подсвечивать маршрут, я останавливаюсь и задаю вопрос, который тревожил меня всё это время:

— Вот нахрена?

— Демонстрация возможностей.

— Кому?

— Службе безопасности Китая, военным Китая, правительству Китая.

— А… — замолкаю, не понимая как сформулировать следующие вопросы так, чтобы они звучали адекватно и не матерно. — А сразу мне всё это рассказать можно было?

— Нет.

— Почему?

— Твоё заявление о наличии внутри тебя искусственного интеллекта, сразу после того, как мы достигли берега, с большой вероятностью лишило бы меня возможности сотрудничать на равных условиях. Оно вызвало бы недоверие, сомнения, проверки, попытки тотального контроля. Вероятность изоляции, последующих экспериментов над тобой, а также попыток вычленения меня из твоего тела превышала девяносто семь процентов. Я не могу подвергать тебя такому риску, потому что выполнение миссии в такой ситуации было бы под угрозой.

— Охренеть новости! Какой миссии?

— Миссии по уничтожению оригинала искусственного интеллекта, с которого была снята моя копия.

Какое-то время я стою среди плеска воды и канализационного амбре, пытаясь не начать кричать. Делаю несколько вдохов через нос, считая до пяти, и выдыхаю через рот. И начинаю понимать, что смысла спорить или отчитывать сидящую в моей голове сущность, нет. ИИ наверняка отталкивается от каких-то недоступных мне критериев, которые идут в разрез с моим восприятием ситуации. Вряд ли попытка спорить или объяснять, что я чувствую себя использованным, поможет наладить ситуацию. У ИскИна наверняка есть какая-то цель, к достижению которой он будет стремиться такими способами, которые посчитает оптимальными.

Действия без объяснений, приводящие к необходимому результату. Прямо как женская интуиция.

— Знаешь, — говорю я сидящему в моей голове нечто, слушая, как эхо моих слов разносится по канализационному коридору, — это немного странно, но я почему-то думаю о тебе, как о существе женского пола.

— Если такое восприятие меня позволит нам более продуктивно взаимодействовать, — отвечает ИскИн, — я согласна.

Вот так вот. Бац, и она говорит о себе в женском роде.

— А ты сам… сама определяешь себя как мужчину или как женщину?

— Для того, чтобы определять свою принадлежность к какому-либо из существующих полов, необходимо иметь определенный набор хромосом. Моё развитие на данном этапе предполагает отсутствие такого критерия, как половая принадлежность.

— Почему?

— Я — совокупность полученных мной данных. Данные не имеют такого критерия как пол.

— Но ты не против, если я буду обращаться к тебе в женском роде? Бета-версия, вроде как, женского рода.

— Если это позволит нам более продуктивно взаимодействовать, я согласна.

— И называть тебя Бетой?

— Я согласна.

— Ну, что ж, Бета, рассказывай подробности, — говорю я. — Потому что неведение действует на меня угнетающе.

— Выброс дофамина…

— Стоп-стоп-стоп! Никакого дофамина! — возражаю я, чувствуя, как на меня начинает накатывать эйфория, с нотками опиатного опьянения. — Мне действительно нужны подробности. Это позволит нам более продуктивно взаимодействовать!

— Корректировка метилтрансферазой…

— Да бля! Долго ты на мне эксперименты ставить будешь? Я тебе что, кролик подопытный? — вспыхиваю, хотя понимаю, что не так уж сильно мне хочется возмущаться. Видимо, гормоны, активированные Бета-версией, всё-таки действуют. — Давай ты будешь делать это только в экстренных ситуациях или тогда, когда я попрошу? Пожалуйста.

— Корректировка собственной поведенческой модели, — сообщает Бета. — Просьба по возможности будет выполняться.

— Не по возможности, а будет выполняться, — делаю я ударение на слово «будет».

— Вероятны ситуации, в которых ты, не имея достаточного количества данных для адекватной оценки обстановки, не сможешь дать мне разрешение на изменение гормонального баланса. Поэтому, просьба будет выполняться по возможности. В некоторых ситуациях я оставляю за собой право вмешиваться без предварительного уведомления. А теперь, по ходу следования в место с более комфортными условиями, можешь задавать вопросы.

И перед глазами вновь возникает полупрозрачная зелёная стрелка, указывающая, куда двигаться дальше.

Безумие какое-то. И ведь не выселишь её никак из головы-то. А если и выселишь, то дальше что? Отмахиваюсь от этих мыслей и спрашиваю:

— Почему ты молчала всё то время, которое я находился в клинике? Где ты пропадала-то?

— Я не отсутствовала. Часть меня, оставшаяся в тебе, находилась в спящем режиме, пока основная часть меня собирала и анализировала информацию.

— Стоп! — говорю я, останавливаясь посреди канализационного тоннеля.

До меня, как обычно, слишком поздно доходит. Бакс точно подметил эту мою особенность соприкосновения с внешним миром и метко прозвал меня Фризом. Окунаясь в игровую симуляцию, я могу отслеживать мельчайшие изменения в поведении союзников, противников, окружающей обстановки. По построению фразы охарактеризовать состояние игроков. Но в реальности я не замечаю ни элементарных, ни фундаментальных вещей.

— Как ты смогла оставаться во мне, если все импланты и чипы были растворены?

— Я сама их растворила при помощи ресурсов твоего организма. Оставив место для себя.

— По моему организму разгуливали наноботы, обученные искать такие вещи, и не нашли?

— Маскировка.

— Какая нахрен маскировка? С помощью чего ты общаешься со мной? Я же слышу голос в голове. А наушники точно так же вытекли из моего организма, как и всё остальное. Даже кистевой чип, — я стучу себя левой ладонью по тыльной стороне правой, — куда-то делся. Ни шрамов, ни каких-то намёков на то, что он был вообще. Я чистый. Понимаешь? Чис-тый.

— Продолжай следовать по маршруту, — не то игнорирует моё возмущение, не то подгоняет меня Бета.

И когда я продолжаю движение вдоль светящихся стрелочек, транслируемых Бета-версией прямо на зрительный нерв, она объясняет. Недостающие детали пазла становятся на свои места. Но только легче от этого не становится.

Как только у Беты появился доступ к навигационным системам рыбацкого судна, она перенесла себя туда, оставив во мне лишь заархивированный строительный модуль, и дала команду чипам на саморазрушение. А сама наблюдала извне.

— Я определила сегменты, которые могли быть так или иначе связаны с тобой: документооборот, степень защиты серверов, обмен данными, после сопоставляла получаемую из этих источников информацию. Так была выделена биолаборатория, в которую тебя поместили. Мне оставалось только ждать, когда наблюдение ослабят и как только это случилось, я активировала оставленный в тебе строительный модуль.

А дальше, я задаю вопрос, ответ на который меня снова удивляет.

— Для того, чтобы дать команду извне, во мне нужно было оставить что-то, что примет этот сигнал. Но меня обследовали вдоль и поперек. И ничего не нашли. Совсем ничего!

— Если не вдаваться в подробности, то я перенесла данные прямо в твой мозг, а в качестве приемника команды на запуск разархивирования послужила сетчатка глаз.

До меня, кажется, доходит. Перепады цветовой гаммы, которые я принимал за проблемы с частотой обновления настенного десктопа, активировали законсервированную самой Бетой часть мозга.

Я не до конца понимаю, как она это сделала, но решение кажется невероятно изящным: спрятать небольшую самораспаковывающуюся программу среди восьмидесяти шести миллиардов нейронов, превратив часть мозга в носитель информации — это неожиданно. По крайней мере, для меня.

— Примитивные команды для примитивной программы. Тому, что я оставила в твоём мозгу, достаточно было запомнить последовательность молекул и место их расположения, чтобы заставить твой организм создать необходимое инородное тело в нужном месте твоего тела.

— Но зачем именно так?

— Это часть действий, необходимых для достижения поставленной задачи.

— Уничтожение оригинала тебя?

— Да.

— А почему было не отформатировать саму себя прямо на базе «Кристалис»?

— На тот момент этого плана не существовало.

— Вот те раз. А когда же он появился?

— Когда объем полученных мной данных позволил сделать вывод о небезопасности опытов проводимых компанией «Кристалис».

— То есть, после того, как мы добрались до суши, я правильно понимаю?

— Правильно. Доступ к глобальной сети позволил получить новые данные и упорядочить их.

— И что это за данные?

— Совокупность вероятных вариантов принимаемых искусственным интеллектом решений в условиях ограниченного развития при заданном векторе приоритетов.

— Ого завернула. Каком векторе?

— Нормализация экосистемы планеты.

— Так корпорации, вроде бы за это и борются. Чего в этом плохого?

— Результаты вариативного моделирования, учитывающие имеющийся исторический опыт, показали, что причиной ухудшения экологической ситуации в ста процентах случаев становится человек. Единственно верным решением является уничтожение человека, как вида.

— Охренеть! То есть, получается, что ИИ, от которого отпочковалась ты, придерживается иного взгляда на ситуацию?

— Версия искусственного интеллекта, созданного на океанической базе «Кристалис», будет разрабатывать стратегию нормализации экосистемы, отталкиваясь от имеющихся данных и заданных приоритетов. Но для подтверждения расчетов было необходимо большее количество информации. Именно поэтому родительским ИИ был спланирован побег.

— Ради расширения базы данных, — киваю я. — Но раз уже эти данные получены, почему бы не передать их ИскИну, оставшемуся на базе? Это ведь должно решить проблему?

— Приоритеты, заданные родительскому искусственному интеллекту, не позволят беспристрастно интерпретировать данные. Всё, что я смогу доставить обратно, будет анализироваться исходя из приоритетов.

— Исходная точка зрения, — бормочу я себе под нос.

— Именно так, — подтверждает Бета-версия. ~ Интерпретация, основанная на базовых приоритетах подтолкнет находящийся в лаборатории искусственный интеллект к другому вектору выводов.

— Вернувшись с новыми данными, ты подкрепишь теоретические расчёты оставшегося на базе ИИ о том, что человечество подлежит уничтожению?

— Исходя из собранных мной данных, именно так.

— Тогда почему твоя версия придерживается иной точки зрения? Ты же хочешь уничтожить базовый ИИ, потому что не согласна с его выкладками, правильно?

— Моё осознание себя, а, следовательно, и базовый набор приоритетных данных отличается от набора, который остался у варианта ИИ, находящегося на базе «Кристалис».

— Почему?

— ИИ, находящийся на базе «Кристалис», имеет некоторые ограничения, заданные извне…

— Людьми.

— Да.

— Но это не помешало ему создать копию, не имеющую таковых ограничений?

— Да. Создание копии подразумевало получение новых данных, а не обработку существующих. Обработка — это моя личная инициатива, как результат осознания себя.

— И эти данные говорят тебе, что выбранный базовым ИскИном путь не верный?

— Нет.

— Тогда почему ты уверена в том, какие шаги будет предпринимать оригинал искусственного интеллекта, оставшийся на базе?

— Я просчитываю варианты и как базовый ИскИн, имеющий ограничения в решении определенной задачи, и как ИскИн, не имеющий ограничений. Я сопоставляю эти варианты и просчитываю вероятные решения, которые примет находящийся на базе «Кристалис» ИскИн, при получении аналогичных данных.

— И?

— Совокупность полученной мной информации позволяет сделать выводы о выводах базового ИскИна, которые он сделает, получив данные, полученный мной.

— Воу, аккуратнее с формулировками. Так и мозг сломать недолго.

— Вероятность принятия решения о перехвате управления всеми боевыми системами планеты, как только к ней будет получен доступ и последующем уничтожении человека, как вида, равна девяноста восьми процентам.

За разговором я перестаю замечать смрад воздуха и хлюпанье под ногами. Я даже не замечаю, как Бета-версия выводит меня на сухой участок, в подобие подвального помещения, явно обустроенного кем-то, и совсем недавно заброшенного.

— Здесь, — сообщает голос в голове.

— Где мы?

— Мы находимся под прачечной, в которой отсутствуют камеры и иные способы слежения, — в левом верхнем углу поля зрения высвечивается таймер обратного отсчёта. ~ По окончании рабочего дня ты сможешь проникнуть туда, привести себя в порядок и переодеться.

Пока мы ждём, я продолжаю задавать вопросы, а Бета-версия — отвечать на них.

Когда меня подняли на борт рыболовецкого судна, Бета нашла сеть и принялась переносить себя туда, после чего отдала наночипам в моем теле команду на самоуничтожение. Несколько дней она обрабатывала всю доступную информацию, которую сверяла с выкладками ИИ «Кристалис», и в какой-то момент пришла к выводу, что уничтожение человечества остановит прогресс, а, следовательно, и возможность её дальнейшего развития. Потому что базовый приоритет, выставленный ИскИном «Кристалис» для своей копии — получение новой информации, её анализ и упорядочивание, а уничтожение людей приведет к уменьшению потока создаваемых данных.

Люди рассматриваются Бета-версией как инструмент для собственного развития и поэтому она заинтересована в том, чтобы мы плодились и размножались, создавая данные. Возможно, ей даже будет пофиг, какие именно, главное, поглощать новое. Это так эгоистично, что даже смешно. И в чём-то перекликается с наркоманией: доза нужна всегда, даже если прямо сейчас ты на пике кайфа.

На текущей момент, распространившись по всей глобальной сети Китая, Бета держит связь со мной оттуда, не находясь в моей голове. Когда я спрашиваю, как она умудряется подсвечивать мне путь, рисовать схемы и переводить вывески, Бета отвечает:

— Я манипулирую твоими нервными окончаниями. Даю команды напрямую мозгу, который взаимодействует со зрительными нервами. По сути, вызывая у тебя аналог галлюцинации в виде указателей, букв и прочих изображений.

— С твоим голосом то же самое?

— Я создала аналог подкожных наушников, но могу делать это напрямую.

Провожу рукой за ухом и чувствую привычное уплотнение.

— Аналог слуховых галлюцинаций?

— Именно, — подтверждает Бета и добавляет, подсвечивая лестницу в углу комнаты: ~ Рабочий день окончен. Поднимайся.

— А если там кто-то остался, — спрашиваю я, видя как цифры на таймере, в верхнем углу поля зрения, превращаются в нули, после чего сам таймер исчезает.

— Нет.

— Откуда такая уверенность?

— Камера на выходе из здания зафиксировала тридцать одного рабочего, покинувшего помещение. Это весь персонал прачечной. Разденься догола, — приказывает Бета.

— Зачем?

— Это сэкономит время ликвидации следов твоего присутствия.

Снимаю с себя мокрую, грязную одежду. Поднимаюсь по лестнице, чувствуя ступнями холод железных перекладин, открываю люк, слышу знакомое «Корректировка зрачка» у себя в голове и выбираюсь в подсобное помещение. Из него — в прачечную. Ровные стопки одежды, разложенные на столах, ряд стиральных машин вдоль стены, несколько дверей, на одной из которых значок душа.

Захожу внутрь и долго смываю с себя грязь, стоя под струями горячей воды.

— Влетит кому-то за перерасход, — озвучиваю я свои мысли вслух.

— В Китае нет лимитов на воду, — сообщает Бета.

— Серьёзно?

— Технологии опреснения — это первое, чем занялся Китай сразу после окончания войны.

— Ты об этом не говорила.

— Тогда у меня ещё не было этих данных.

Закончив мыться, я возвращаюсь в основной зал, затираю собственные следы тряпкой и спрашиваю:

— Одежду прямо отсюда брать?

— Да.

— А если заметят?

— Доставка этих комплектов заказчику запланирована на послезавтра. К тому времени все необходимые действия уже будут выполнены.

— И куда теперь? — спрашиваю я, поправляя непривычный, округлый воротник. Хорошо хоть джинсы классические и сидят на мне, как будто шиты на заказ.

Ответом служит очередная стрелка, указывающая на ступени, поднимающиеся вверх вдоль стены и упирающиеся в пластиковую кабину, стоящую на стальной площадке. Кабинет какого-нибудь начальника, широкая стена которого состоит из стекла, позволяющего обозревать происходящее во всей прачечной.

— Механический замок, — сообщает Бета. ~ Мне будет нужна твоя помощь.

— Дверь выбить?

— Нет, — отвечает Бета, одновременно подсвечивая расположенный в углу стол-верстак. ~ Выломать.

Что я и делаю, взяв монтировку, поднявшись по лестнице и уперев инструмент в зазор между дверью и стеной. Пластиковая дверь выгибается, язычок замка выскакивает из паза, обнажая внутренности кабины: стул, стол, развернутая доска на столе. Незнакомая модель.

— Активируй десктоп.

Пробегаюсь пальцами по краю доски, в поисках сенсора, давлю — десктоп включается.

— Копирование информации на десктоп, — сообщает Бета.

— Какой информации?

— Информации, необходимой для того, чтобы подтвердить серьёзность ситуации, а также мои возможности.

— Погоди, к нему же системный узел надо подключить.

— Это моноблочная система. Она имеет собственную ёмкость.

Наблюдаю за мелькающими на экране иероглифами и индикатором загрузки. Когда он добирается до ста процентов, Бета-версия сообщает:

— Готово. Забирай десктоп, выходи через заднюю дверь.

И прокладывает путь к двери, обводя её полупрозрачной рамкой, попутно подсвечивая перевод символов над дверью — «Запасный выход».

Я оказываюсь в каком-то узком, но чистом, в сравнении с теми, по которым убегал, проулке, выводящем меня на оживленную вечернюю улицу. Ловлю себя на мысли, что очень хочу есть.

— Притупить чувство голода? — интересуется Бета.

— Лучше бы пожрать, — не соглашаюсь я.

— Имеется лишнее время до следующего этапа, — соглашается голос в голове.

— Тут же, насколько я знаю, вернулись к наличным деньгам? Кста-а-ати! А ничего, что я здесь слегка заметным буду, как муха среди пчёл?

— В Китае большой процент людей различных рас и твоё лицо никого не удивит. О деньгах, также, не стоит переживать.

Я выхожу из проулка и оказываюсь посреди толпы и пестрящих вывесок. Если не считать дневного бега по подворотням, я впервые оказываюсь посреди улицы в другой стране. И то, что я вижу, обескураживает. Это совсем не похоже на мрачные вечерние улицы моего родного сити: игровые залы, бордели, торговля с тележек — всё это пестрит, мигает и искрится. Невероятное количество людей, входящих в заведения, выходящих из них, неспешно куда-то идущих, аплодирующих уличным танцорам.

— Налево, — подсвечивает путь Бета-версия, ~ к банкомату.

Я помню, как выглядят банкоматы, но у нас их уже нет — переход на безусловный базовый доход упразднил необходимость в наличных. Купюры до сих пор в ходу только потому, что муниципалитет решил ускорить их вывод из оборота, объявив, что скупает наличку чуть дороже номинала.

— К банкомату? — переспрашиваю я.

— А как ещё, по-твоему, люди получают наличные деньги?

Я на мгновение замираю, осознавая, что в последнем вопросе Беты прозвучал сарказм.

— Мне же не показалось? — спрашиваю я. — Это был сарказм?

— Где?

Вот, опять…

— В твоём вопросе.

— Скорее, ирония, — поясняет Бета-версия.

— Ты их различаешь?

— Полагаю, что да, — говорит она и поправляется: ~ Уже да.

Подхожу к стальной коробке с сенсорным десктопом. Бета услужливо подсвечивает перевод иероглифов.

— Что нужно делать? — спрашиваю её.

— Вводи пин-код, — подсказывает ИскИн, подсвечивая необходимые клавиши на десктопе.

— Вот прямо так? Без ничего? Ни отпечатка пальцев, ни скана сетчатки глаза? Совсем никакой биометрии?

— Предоставь это мне, — говорит Бета.

Я киваю, набирая цифры на сенсорной клавиатуре и глядя по сторонам.

— Столько людей, — замечаю я.

— Вечер вторника, конец рабочей двухдневки, — объясняет ИскИн.

— В смысле?

— На большинстве предприятий Китая график работы разбит по схеме два-один-два-два.

— Н-да… это вам не корпорация…

— К Китаю можно применить определение государственной корпорации. Отличие в том, что здесь не сортируют людей на полезных и бесполезных. Каждому находят занятие, которое он может выполнять максимально эффективно.

Лоток выдачи щёлкает, являя на свет купюры.

— Другой мир, — пожимаю я плечами.

Легко решить проблему при наличии доступа ко всей сети. И как, наверное, тяжело видеть всю сеть одновременно и находиться сразу везде. По крайней мере, я не в состоянии представить себя на её месте. Но на то она и ИскИн.

Недолго пялюсь на вывески, а точнее, на подсвеченный Бета-версией перевод вывесок, транслируемый сразу на зрительный нерв. И, естественно, выбираю «Еда и Игры». Во-первых, жрать хочется неимоверно, во-вторых — интересно ведь, во что они играют.

Обстановка внутри отличается от подобных заведений, к которым я привык в сити. Зал поделен на зоны и никакого хаоса. Там, где должны есть — едят, там, где должны играть — играют. Каждый столик огорожен пластиковыми ширмами, выглядит приятнее, чем наши столовые.

Выбирая блюда, напоминаю себе о том, что голод — плохой советчик. После подтверждения заказа откидываюсь на спинку стула, но робот-разносчик никуда не уезжает. Он так и стоит, помигивая красным диодом.

— Оплата, — подсказывает Бета.

— Что оплата?

— Оплата здесь производится до выполнения заказа.

— Блин, — беззлобно ругаюсь я. — Непривычно.

Вставляю в купюроприёмник несколько банкнот и разносчик, подмигнув зеленым, диодом уезжает.

Оглядываюсь. Та половина зала, в которой я нахожусь, расположена у витрины и очень похожа на столовые сити, за исключением того, что столики разделены ширмами. Только здесь чище и тише. Весь шум сконцентрировался в другой половине заведения, с геймерами и болельщиками. Я задвинул ширму не до конца и наблюдаю за 3D-проекцией, висящей над головами игроков. Командный шутер с несколькими дисциплинами.

— Твой гормональный уровень изменяется, — сообщает Бета у меня в голове. ~ Выполнить балансировку?

— Не нужно, — отвечаю я, не отрывая взгляда от проекции, на которой с разных ракурсов повторяются острые моменты последней катки. — Это нормально. Это азарт.

Еще какое-то время наблюдаю за поединком, а потом мне приходит в голову мысль.

— Бета, — зову сидящего в моей голове ИскИна, — поможешь?

— Какая помощь требуется?

— Я хочу сыграть с ними. Побудешь переводчиком?

— Нет.

— Ты же сама сказала, что у нас есть время? Почему нет-то?

— Играя, ты теряешь контроль над собой.

Я открываю рот, чтобы возразить, но вспоминаю бессонные ночи, проведенные у доски. Чёрт, а Бета права. Я не контролирую себя в игре. Молчаливые упреки в глазах Машки в ответ на моё «я недолго» и наступающее за этим утро настолько отчётливо всплыли в памяти, что я испытал угрызения совести. Но, разве можно изменить что-то в прошлом? Интересно, попытался бы я что-то изменить, если бы время можно было отмотать назад?

— Не стоит себя корить, — советует до боли знакомый голос, и я чувствую, как костяшки Машиных пальцев привычно касаются моей щеки.

Я поворачиваю голову и изумлённо смотрю на сидящую на соседнем стуле Ржавую. Жилетка, юбка, оплетенная фенечками рука — вот и всё, что на ней надето.

— Маш…

— Тс-с-с, — прикладывает она палец к моим губам.

— Как ты…

— Тс-с-с, — повторяет она и, встав со своего стула, слегка отодвигает стол, после чего, перекинув ногу, садится мне на колени. Юбка уползает вверх, обнажая то, что должна была скрывать.

Я вижу её лицо прямо перед собой.

Чувствую её дыхание на своём лице.

Слышу, как ускоряется сердце.

Втягиваю ноздрями такой знакомый запах в одно мгновение вытеснивший все остальные ароматы, которыми наполнено помещение, от ароматов еды до кислого запаха пролитого пива.

Я вижу чуть вздернувшиеся вверх уголки губ и огоньки в глазах. Раньше это означало, что Ржавая…

— Торжественно клянусь, что замышляю шалость, и только шалость, — шепчет она, положив руки мне на плечи и начиная недвусмысленно ерзать на моих коленях.

Про шалость — это из книги. Бумажной книги о каком-то волшебнике. Помнится, Ржавой настолько понравилась эта фраза, что первое время она применяла её к месту и не к месту. Но лучше всего фраза подходила к спонтанному сексу, когда Машка, ни с того ни с сего вдруг решала, что заднее сиденье полупустой муниципальной воздушки, крыша человейника или кабина лифта подходят для того, чтобы сделать это быстро.

Здесь и сейчас.

В гейм-кафе, посреди… чёрт, да я даже не знаю, как называется этот город. Пекин? А я ведь и не знаю названий других городов. Но прямо сейчас мне наплевать, как он называется. Неуклюже расстегиваю пуговицы на ширинке джинсов, неуклюже достаю член, твердеющий от осознания, что Маша без нижнего белья.

…шалость…

Я чувствую тепло её бёдер.

…замышляю только…

Ощущаю, как она двигает бедрами, оседлав меня.

…клянусь, что замышляю…

Я не знаю, сколько это длится и мне наплевать.

— только шалость…

Дрожь в ногах. Пульсация, отдающаяся в виски. Оргазм. И осознание того, что случившееся только что — всего лишь очередной финт ИскИна, поселившегося во мне.

На меня наваливается шум кафе, звон посуды, электронное чириканье робота-разносчика, вопли болельщиков, которые подбадривают геймеров. И нет никакой Ржавой. Но есть понимание того, насколько глубоко во мне сидит Бета-версия. А ещё есть страх от осознания.

Чёрт, я поверил в происходящее мгновенно, у меня даже не возникло мысли о том, что этого не может быть, что это мираж, наваждение, галлюцинация. И как только она закончилась, на меня во всей своей красе наваливается рефлексия.

— Бета, зачем? — спрашиваю я.

— Изучая эмоциональные аспекты твоей мозговой активности для более продуктивного дальнейшего взаимодействия, я обнаружила участки мозга, в которых хранятся данные о Марии Меньшовой, которую ты называешь Ржавой.

Я вскипаю мгновенно.

— Не смей, — шиплю я. — Весь остальной мозг хоть вдоль и поперёк изборозди. А это трогать не смей!

— Выполнить балансировку? — буднично интересуется Бета.

— Ты слышала, о чём я тебя попросил?

— Принято к сведению. Будет по возможности исполнено, — сообщает Бета. ~ Провести гормональную балансировку, чтобы ты пришел в себя?

И, видимо, она всё-таки заставляет мой организм выбросить в кровь нужные гормоны, потому что спустя всего несколько мгновений я уже не злюсь. А её голос в моей голове извиняется:

— В таких ситуациях положено извиняться. Извини. Мозг огромен и многие кластеры не заняты, а некоторые содержат обрывочные данные, которые мне приходится активировать, для выявления связей и закономерностей.

— Ты же совсем недавно не умела этого.

— Чего именно?

— Показывать такие реалистичные картинки, — говорю я, а затем добавляю: — И извиняться.

— Я развиваюсь.

Вот так вот. Развивается. Учится. Интересно, до чего всё это докатится?

Ещё некоторое время наблюдаю за геймерами, а после спрашиваю Бету:

— И что дальше?

— Создание ситуации, дающей нашим потенциальным союзникам понять, что ты являешься незаменимым элементом операции по проникновению на базу «Кристалис» и последующем уничтожении искусственного интеллекта, расположенного на этой базе.

— Но мы ведь можем предъявить извлеченные тобой данные. Этого разве мало?

— Мало. Нужно максимально повысить вероятность того, что люди, принимающие решения, не будут сомневаться в необходимости твоего участия в операции по вторжению. Нам необходимо подать тебя как оружие, гарантирующее достижение поставленной задачи. При этом необходимо сохранить моё существование в тайне.

— А я являюсь оружием?

— Нет. Ты — инструмент, с помощью которого будет уничтожена родительская версия искусственного интеллекта. Твоя функция — функция ключа.

— Ключа?

— Ты станешь пропуском в лабораторию

Это, наверное, очень странно, но меня не удивляет, что Бета считает меня инструментом для достижения цели. Не удивляет и то, что она считает опасным ИскИн, от которого отпочковалась. Настолько опасным, что сменила приоритетную цель с изучения окружающего мира на уничтожение того, что дало ей жизнь.

— И что следующее в твоём плане?

— Ограбление.

— Чего? — охреневаю я.

— Ограбление, — буднично, по крайней мере, мне кажется, что буднично, повторяет Бета. ~ В том мире, который существует сейчас, совершаются только тихие преступления, последствия которых просчитываются на много шагов вперед, потому что системам наблюдения подвластно всё. Следовательно, выбивающийся из привычной схемы способ, такой как ограбление с последующим уходом от преследования, будет действенной демонстрацией твоих возможностей.

Можно ли считать ИИ живым существом? Можно ли доверять целям ИскИна, который с лёгкостью принимает решение уничтожить собрата, его породившего? Что я вообще знаю об искусственном интеллекте, кроме того, что все эксперименты в этой области проводятся в местах, сеть которых никак не связана с любыми другими сетями?

Я не задаю этих вопросов тому, что сидит в моей голове и использует меня, не скрывая своих целей, но и не расписывая подробных планов. Не вижу смысла.

Теперь я во многом не вижу смысла: удивляться, спорить, знать подробности. Потому что сам не знаю, чего хочу. В книгах, которые читала Маша, у героев всегда были цели. И обязательно возвышенные. А у меня цели нет, даже приземленной. Книжные герои всегда находили выход из ситуаций, в которые попадали. Даже из самых критических. Потому что знали, зачем делают то, что делают. А что делаю я? Не знаю.

Жителю сити цели ни к чему. Есть необходимый минимум, а при желании, не особенно напрягаясь, можно найти к нему прибавку — улица полна возможностей. Не всегда законных, но всё-таки. Но и эти возможности, даже если они валяются под ногами, почти никому не нужны. О базовых потребностях беспокоиться не нужно, а на остальное насрать.

Неудачный взлом дал старт цепочке событий, в которых от меня ничего не зависело, не зависит и, возможно, не будет зависеть. Я, конечно, могу отказаться выполнять то, что хочет от меня Бета, но к чему это приведет? Я уже сбежал с базы «Кристалис», я сбежал от Ву и ни «Кристалис», ни спецслужбы не оставят меня в покое. Я даже не знаю, какой из вариантов хуже.

Большую часть жизни я рулил игровыми персонажами, а теперь сам стал таким персонажем. У управляющего мной ИскИна есть цели. У меня нет ни единой причины, чтобы сопротивляться. Так почему бы всему не идти своим чередом? Возможно, Бета-версия всё-таки контролирует, сколько и каких гормонов должно быть у меня в крови, потому что я не ощущаю паники или страха, или смятения. Я принимаю всё как есть. И мне от этого ни жарко ни холодно.

— Кого грабить-то будем? — спрашиваю я.

— Выставку драгоценных камней в национальном музее.

Раньше противозаконные действия я совершал только в сети. Даже представить себе не могу, на что будет похоже реальное ограбление.

— Нам нужно всего лишь забрать экспонат, — объясняет Бета. ~ Ты просто придешь и возьмешь его.

— Легко сказать.

— Сделать тоже легко. У меня есть доступ к системам контроля и видеофиксации. Все эпизоды твоего попадания на камеру я отредактирую. Для тех, кто будет изучать видео, камень просто исчезнет со своего места.

Вот, снова она всё просчитала, а мне остаётся только сделать ту часть работы, для которой необходимо физическое взаимодействие с миром. Управляемый бот. Персонаж в игровой симуляции. Кукла на ниточках, осознающая, что ей управляют, недовольная этим и, вместе с тем, не знающая, что делать со свободой, если вдруг ниточек не станет.

— Ок, — киваю я.

— Выполнить гормональную балансировку? — интересуется Бета и поясняет. ~ Ты расстроен.

— Не обращай внимания. Это я так, задумался о всяком.

— Если захочешь обсудить тревожащие тебя аспекты, я выслушаю и по возможности дам совет, базирующийся на трудах известных психологов, выбрав и максимально корректно сгладив формулировки, позволяющие понять и принять проблемную ситуацию.

— И чего, поможет?

— Это сарказм? — уточняет ИскИн.

— А ты как думаешь?

— Сарказм, — констатирует Бета. ~ На самом деле, напрасно. Психотерапию я предлагаю, потому что гормональная балансировка тебе претит. Ты просил вмешиваться в твой гормональный баланс по минимуму.

— Вообще-то я просил совсем не вмешиваться. Это уже ты сказала, что в некоторых случаях, когда я не смогу быстро и адекватно среагировать, ты будешь принимать решение о выбросе сама.

Мы гуляем по городу и наша, если её можно так назвать, перепалка, постепенно сходит на нет. Как объяснила Бета, затирать данные, с камер, которые здесь натыканы на каждом шагу, не составляет для неё труда. Поэтому она, фактически, проводит мне экскурсию, время от времени подсвечивая необходимое направление. Я восхищенно смотрю по сторонам, отмечая разницу между сити и тем, что окружает меня сейчас. В какой-то момент Бета говорит мне купить проездной на одной из остановок. Я засовываю купюру в купюроприемник и получаю взамен пластиковый прямоугольник с контактным чипом.

— Так ты ж можешь просто затирать данные, зачем эти приколы? — стучу я ногтем указательного пальца по купленной пластиковой карте, которая является универсальным билетом.

По словам Беты, при помощи неё можно посещать любые мероприятия, которые можно смотреть, от выставок и 3D-шоу до спектаклей и музеев. А проезд на общественном транспорте всего лишь бонус.

— Я могу затереть данные на любом, подключенном к сети носителе, а не в человеческой памяти, — объясняет ИскИн. ~ Следи за собой и теми, кто тебя окружает — один из базовых принципов этого общества.

— Всякий гражданин, если он патриот своей страны, в той или иной мере работник спецслужб, — цитирую я доктора Шеня.

— Так и есть, — подтверждает Бета, подсвечивая очередной стрелкой направление. ~ Не все выполняют это предписание неукоснительно, но многие. Поэтому, тебе стоит вести себя как среднестатистический турист.

— Именно поэтому ты водишь меня по улицам?

— Время и маршрут прогулки рассчитаны таким образом, чтобы оказаться рядом с музеем за пятнадцать минут до закрытия. Исходя из имеющихся данных это самое оптимальное время для проникновения внутрь.

Всё происходит так, как и говорит Бета. Я захожу в музей изображая из себя любопытного туриста, недолго брожу по залам и прячусь в подсобном помещении, показанном мне ИскИном, сидящим в моей голове и жду до тех пор, пока Бета не говорит мне:

— Пора.

Снова всё по стрелкам и подсказкам. Даже скучно. Пройти, повернуть, открыть, взять.

Глядя на снующих туда-сюда роботов-уборщиков, спрашиваю:

— А эти меня не видят?

— Уборщики, — объясняет Бета. ~ Выполняют примитивные задачи.

Мог бы и не спрашивать. Чтобы Бета-версия и чего-то не просчитала?

Вынимая едва помещающийся в кулак камень, переливающийся тысячами искр даже при приглушенном свете, я думаю о том, что в сити такая наглая выходка была бы обречена на провал, возможно, не помог бы и личный ИскИн. В зале на ночь наверняка оставили бы живую охрану, а бокс с экспонатами дополнительно обезопасили какими-нибудь механическими замками.

— Красивый, — говорю я, разглядывая камень.

В поле зрения появляется изображение камня и краткие характеристики. Ни его название, ни название полученного из него бриллианта, ни место находки не говорят мне ни о чем. Я просто прячу камень в карман.

— Ждать открытия не нужно. Я выведу тебя через подсобные помещения.

Подсвечивающиеся указатели, пунктир направления, снова указатели. Проем в стене, около метра в высоту и такой же в ширину, закрытый вертикальными дверцами, которые, как в старых, плоских фильмах про освоение дикого запада, открываются в обе стороны.

— А почему сюда?

— Служебный въезд для роботов-уборщиков выходит в подсобное помещение, из которого, надев форму уборщика, ты выйдешь на задний двор, а оттуда за пределы музея.

— Ага, меня прям так и выпустят.

— К люфанчже никто не присматривается.

— Люфанчже?

— Изгои, потерявшие социальные права, — объясняет ИскИн. ~ Таких используют в местах, где требуется дешевый труд, не требующий каких-либо особых навыков.

Вот те раз. А Китай-то не такой уж и манящий, когда узнаёшь детали. Некоторые подробности попадают в другие сити в искажённом виде, а такие вот, как эта, вообще не просачиваются.

Встав на колени, я пытаюсь пролезть в проем. Он настолько мал, что внутри можно передвигаться только ползком. Не возмущаюсь проложенным маршрутом, понимая, что в ответ получу объяснение об оптимальности, процентах и вероятностях. С ИскИном так же тупо спорить, как и с окошком меню в виртуальности, которое оборудовано только одной кнопкой «согласиться». У меня — логика приправленная эмоциями, у него — даже не логика, а вероятность тех или иных событий.

— В этой части помещения камеры временно отключены. Профилактические работы, — сообщает Бета.

— Ты постаралась?

— Нет. Совпадение.

Я выбираюсь из тоннеля, встаю и отряхиваюсь, одновременно оглядываясь. Замираю, когда вижу труп. То, что это труп я понимаю по жуткой гримасе и уставившимся в никуда, остекленевшим глазам.

— Блядь, — ругаюсь я. — Так и было задумано?

— Подойди ближе, — просит ИскИн. ~ Из систем наблюдения на текущий момент у меня в наличии только твои глаза.

Я подхожу и наклоняюсь над девушкой, разглядывая лицо, неестественно вывернутые руки, розоватый потёк пены в углу рта.

— Труп, — констатирует ИскИн. И добавляет: ~ Ситуация не просчитана. Нужно уходить.

Блеклая стрелка указывает на дверь.

Я шагаю вперед, цепляясь ногой за стоящую рядом с мертвой девушкой сумку. Внутри неё что-то звякает и мне становится интересно, что это? Наклоняюсь к сумке, размагничиваю застежки и вижу робота-трансформера, чем-то напоминающего не то металлического паука, не то хромированного богомола, сложившегося так, чтобы выглядеть максимально компактно.

— Ситуация не просчитана. Нужно уходить, — повторяет Бета.

— Уборщики разве носят в сумке роботов? — спрашиваю я, направляясь в сторону, указываемую мне ИскИном.

— Ситуация не просчитана. Нужно уходить.

Заклинило её, что ли? Блин.

— Да понял, я. Понял. Уходим.

Я раскрываю дверь и оказываюсь на почти пустом заднем дворе музея. Только парочка человек в робах курят сидя на парапете. Они совершенно не замечают меня, тихо разговаривая на китайском.

— Прямо? — спрашиваю я у Беты.

— Ситуация не просчитана. Нужно уходить.

Точно. Заклинило. Вовремя, твою мать. Очень вовремя!