Бета-версия

03. DLC: Ржавая

(за 13 месяцев до…)

— Ржа-а-авая! — радостно восклицает Бакс и шагает мне навстречу с распростертыми объятиями. — Обнимашки, детка!

Каждый раз, когда он так здоровается, кажется, что мои кости вот-вот захрустят. Здоровенный крепкий мужик, руки которого забиты татуировками. Не новомодными флуоресцентными, не безболезненными лазерными. Реальные чернила, занесенные в кожу при помощи роторной татуировочной машинки. Бакс… он похож на какого-то криминального авторитета из старинных, ещё плоских фильмов. Сломанный и неправильно сросшийся нос, изъеденное мелкими шрамами лицо: один над бровью, несколько хаотичных белых рубцов на левой щеке, шрам на подбородке, тянущийся вверх, словно маленькое растение-вьюнок, и замирающий в миллиметре от нижней губы. Пятно ожога на правой щеке, ближе к виску. Слегка опущенное, будто натянутое веко левого глаза, от которого также отходит тонкая, бледная ниточка шрама. Он и сам по себе бледный как смерть, но рубцы на лице всё равно контрастируют с цветом его кожи.

— Убери лапы, — говорю ему.

Нет, он действительно настолько рад меня видеть. Никакого сексуального или иного подтекста. Но мне сейчас не до того, чтобы разделять с ним радость от собственного возвращения.

— Извини, — бормочет он и отстраняется, чтобы тут же услужливо отодвинуть стул.

Я присаживаюсь и тыкаю пальцем в сенсорник разносчика, выбирая напиток. Робот, весело пискнув, уносится в сторону барной стойки.

— Знаешь, Бакс, — вынимаю из кармана системный узел и кладу на стол, — я, наверное, немножко отдохну. Так сказать, возьму отпуск.

— Да не вопрос, — кивает он, одной рукой пододвигая ко мне сигареты, а второй отодвигая от меня узел. — Ты последний месяц и без того на износ…

— Там была какая-то незнакомая система защиты, — перебиваю его.

— Вот как?

— Вот. Так, — я вытаскиваю сигарету из пачки. — И я не знаю, сколько она успела слизать данных.

— Да брось, — успокаивает меня Бакс, поднося зажигалку к кончику сигареты. — Узел был голый, я лично проверял. И больше в паутине не появится.

— Знаю, — киваю я, — причина не в палеве.

— Ну а в чем тогда?

— Вот, — кладу руку на стол кистью вверх.

— Ах ты ж…

Бакс наклоняется к кисти и изумленно разглядывает чип.

— Это чего с ним?

— Дефы, — говорю я и затягиваюсь.

Сигареты, конечно, так себе. Водоросли с богатым содержанием никотина. Наверняка китайские. Китайцы, несмотря на то, что оказались рядом с эпицентром заварушки, не сдали позиций и заново стремятся завоевать мир.

— А-хре-неть! — растягивает слово Бакс. — А ты в курсе, что воздействие на имплантированное железо запрещено законом?

Бакс имеет в виду, что использование программного обеспечения, выводящего из строя бионейромеханические импланты, карается строже, чем убийство или подпольная установка этих самых имплантов. Но это при условии, что ты законопослушный гражданин.

— А ты в курсе, что слизывать информацию, находящуюся в закрытом доступе, запрещено законом? — парирую я.

— Согласен, — кивает Бакс. — Не наш вариант.

Приезжает разносчик. Я снимаю виски с подноса. Кубики льда позвякивают, касаясь стенок стакана. Отпиваю, ставлю на стол, снова затягиваюсь и, выдыхая дым, повторяю:

— Я в отпуск. Пока не заживет.

— Слушай, Ржа, не занимайся ерундой, — возражает Бакс, разглядывая красную опухоль вокруг вживленного в мою кисть чипа. — Сначала тебя нужно показать Медузе. И желательно прямо сейчас. А потом уже вали в свой отпуск.

Медуза — это тот самый подпольный медик, которого, если узнают, чем она занимается, мгновенно изолируют от общества. Что именно сделают с Улле Зино — так её зовут, потому и Мед. У.З. а, — достоверно не знает никто, но версии ходят разные. И большинство из них звучит правдоподобно и омерзительно. Корпы с каждым днем имеют всё больше влияния, поэтому многое может оказаться правдой.

— Обойдется, — говорю я и тушу окурок в пепельнице.

— Вот ты дурная, Машка, — возмущается Бакс. — Сгоняй, пусть она тебя потестит. Это ж чип! Куда без него?

— Мне через весь город переть, это как минимум две пересадки, — объясняю Баксу. — Я, пока к тебе добиралась, за проезд расплачивалась, чуть не сдохла. Чип к валидатору подносишь и такая подача, будто руку до локтя в мясорубку засунули. Подумала, случайность, но проверила в столовке — аналогично. Так что, я манала на другой край города с такими сложностями ехать.

— Я тебе дам человека, — успокаивает Бакс, — по его чипу прокатитесь. Не спорь.

И я не спорю.

Говорю только:

— За вискарик заплати. У меня это… — и машу перед его лицом рукой.

Я и сама понимаю, что с моим чипом что-то не так. Не будет чипа — будут вопросы. А у меня нет ответов на них. По крайней мере, правдоподобных. И поэтому я еду с забавным пареньком, которого приставил ко мне Бакс, на другой край города.

На входе в тату-салон нас уже встречает Медуза. Салон вполне рабочий и татуировку там можно нанести на любой срок, любой из красок и любым методом. Бакс наверняка набивал свои узоры именно здесь. Но тату-салон — всего лишь прикрытие для более сложных манипуляций с телом, о которых гарантированно не знают даже мастера, в нём работающие.

— Я в курсе, Ржа, — кивает Медуза, когда я открываю рот, чтобы объяснить, кто я и зачем здесь. — Бакс всё озвучил.

Затем она поворачивается к парнишке, сопровождавшему меня, и спрашивает:

— Арахнид?

— Да, — коротко кивает тот.

— Пройдешь два здания вниз по улице, потом направо, — инструктирует его Медуза. — Там двадцать восьмой человейник и пристройка-клуб. «Неограф», кажется. Ваши там. Через час возвращайся. Нечего тут мельтешить.

Парнишка кивает и, спрятав руки в карманы, прогулочным шагом отправляется в указанную Медузой сторону. Меня же она ведет через салон в подсобное помещение, жмет на какую-то кнопку и пропускает перед собой в открывшийся проём.

— Вниз, — говорит она, когда дверь сзади с тихим шипением закрывается, а ступени подсвечиваются мягким синим светом.

Мы спускаемся в подвальный этаж и попадаем в настоящую операционную, облицованную кафелем. Вдоль стены стоят стеклянные шкафы с инструментами, флаконами, упаковками пилюль. В центре металлическая кушетка, над которой нависла мощная разнопотоковая лампа. Медуза протягивает руку к ней и сенсор отзывается миганием, активируя все восемь световых ячеек.

— Ложись, — командует Улле, пододвигая пластиковую стойку на колесах к кушетке. — Руку вытяни вот сюда.

Она отходит к стеллажу, берет прибор, внешне похожий на «Диагност-А», и включает его, зафиксировав над моей кистью. Затем вынимает из пазов две световых ячейки и располагает их так, чтобы они освещали чип.

— Больно не будет, — говорит Медуза и начинает колдовать над монитором.

Действительно, не больно. Только легкое покалывание, словно я отлежала руку и сейчас чувствительность только-только начинает восстанавливаться. У Медузы сосредоточенное лицо. Она что-то бормочет себе под нос. Невнятное.

— Ну, что там?

— Четвертый случай, — отвечает она. — Не смертельно, но тенденция наводит на мысли.

— О чем?

— Те трое, как и ты, работают на Бакса, — пожимает плечами она. — Тебе где чип перешили?

— Перешили?

— Ну да. Перешили, — кивает она. — Сейчас извлеку биометрию, накачу оригинальную прошивку и залью биометрию обратно.

— На что перешили?

— Чуть разогнали. В рамках самого чипа это немного, но для сращенных с нервами железок достаточно, чтобы организм перестал считать имплант частью себя и начал его отторгать.

— Твою мать…

— Говорю же, не смертельно и исправимо.

— Так где ты так встрять-то умудрилась?

— «Кристалис».

— Те трое тоже.

Некоторое время Улле молча колдует над доской, прописывая команды, затем надевает перчатку-манипулятор и взгляд её становится пустым. Если бы не подергивание руки в перчатке, то можно было бы подумать, что она не живая.

Уходящие в виртуалье почти всегда выглядят одинаково. Человек, способный контролировать своё нахождение там и одновременно присутствовать в реальности, — редкость. Очень большая редкость. У Иганта есть задатки, но он заядлый геймер и ему не интересно раздваиваться. Он, наоборот, стремится погрузиться в игру максимально. Мне, порой, кажется, что в реальности он отбывает. А в игры уходит, чтобы по-настоящему жить.

— Готово, — сообщает Медуза и отключает «Диагност-А».

Чувствую, как покалывание в кисти сходит на нет.

Медуза тем временем возвращает в пазы световые ячейки и гасит всю лампу, проведя над сенсором рукой.

— Можешь вставать, — разрешает она, отходя к стеклянным шкафчикам.

Разглядываю выпирающий из руки чип. Краснота вокруг него никуда не делась. Но нарывающей пульсации я не чувствую.

— Вот, — возвращается ко мне Медуза, протягивая флакон спрея размером с карандаш. — Трижды в день брызгай, пока краснота не спадёт. И две недели никаких валидаторов и коннекторов.

Я киваю.

— Есть кому за тебя расплачиваться?

Киваю ещё раз.

— Ну и славно. Прошу — говорит Улле и картинно простирает ладонь к лестнице: — прошу.

Когда мы поднимаемся по ступенькам и оказываемся в тату-салоне, Медуза, как бы невзначай, добавляет: — Ещё один контакт с такими вот дэфами и про объёмную сеть можешь забыть. Спроси себя, готова ли ты до конца дней елозить пальцами по доске?

Я отрицательно мотаю головой.

Парнишка, которого Бакс отрядил в сопровождающие, стоит у входа, подпирая стену, спрятав руки в карманы.

Зову его кивком:

— Пойдем.

Тот отлипает от стены и лениво шагает рядом.

— Ты чойсер? — спрашивает он, когда мы подходим к остановке.

— Иногда.

— Я тоже хочу в чойсеры. Но Бакс говорит, что я молодой ещё, — не то жалуется, не то просто сообщает он. — Вот и тусуюсь с арахнидами. Жду.

— Чего ждёшь?

— Не знаю. Может, случая подходящего.

Некоторое время мы стоим молча, в ожидании воздушки, а когда она подплывает и мы заходим внутрь, я падаю в кресло, пока он расплачивается, а когда садится рядом, говорю ему:

— Нехер там делать, в чойсерах.

Воздушка пуста, кроме нас в ней никого, поэтому я говорю без опаски.

— Почему? — изумляется он.

Ещё бы. В его глазах я крутой обитатель паутины. На самого Бакса работаю. А он кто? Арахнид на побегушках. И банда дурная и принципы идиотские. Борьба за чипирование. Говорят, когда-то были кожеголовые, проповедовавшие превосходство белой расы над другими. Арахниды, на свой манер кожеголовые. Только проповедуют не превосходство расы, а превосходство чипированых. Мол, те, кто отказывается от имплантов, тормозят прогресс. Ну дичь же несусветная. И парнишка это понимает. Но, ему хочется подвигов и приключений, а не проедать безусловный доход из недели в неделю.

— Потому что нехер там делать.

Как ему объяснить, что за красивой вывеской легенды о рыцарях виртуалья, борющихся с корпорациями, скрываются обычные воры? Не поверит же.

— Но я способный, — заверяет он. — Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити.

— Вот и остановись на этом.

— Почему?

— Потому что, — я собираюсь с мыслями и продолжаю: — Потому что воды по нормам хватает и без ваших взломов.

— Но Бакс говорит, что вода должна быть бесплатной. А её вычитают из безусловки.

— Сегодня ты ломаешь базу данных распределения водных ресурсов, и жители восточной части сити на радостях моются трижды в день и смывают туалет двумя-тремя бачками за раз, ленясь взмахнуть ёршиком, а завтра «Кристалис», обнаружив сбой, принимает решение разделить перерасход на весь сити. Как думаешь, это справедливо?

— Но ведь… — теперь уже парнишка замялся, подбирая слова. — Но они же не имеют права отбирать положенное у других…

— Парень, они имеют право на всё. Им принадлежат и очистные сооружения, и все трубы, по которым подается вода. Вся вода. И питьевая и техническая. Они имеют право на всё.

До самого пункта назначения мы едем молча. И когда выходим из воздушки у «Бессонницы» — принадлежащего Баксу клуба — парень, буркнув:

— Я к своим, — направляется к компании таких же, как он, арахнидов, тусующихся неподалёку от входа.

— Чойсеров излишне романтизируют, — бросаю я ему вслед. А сама иду в клуб.

В клубе тишина. Днем здесь всегда тишина. Развлечения начнутся позже, когда стемнеет. А пока что здесь некому развлекаться.

Бакс сидит за тем же столиком, за которым мы разговаривали с ним пару часов назад.

— Ну, как прошло? — спрашивает он.

— Медуза сказала, что порядок.

— Она тетка умная, — кивает Бакс. — У неё не только руки, но и мозги золотые.

— Чего ж такая умная в «Байотех» не пошла?

— На всю жизнь? — ухмыляется Бакс. — Ха. Ха. Ха.

— Так у них полный пакет и квартиры, а не ячейки. И безусловку не снимают, а к зарплате прибавляют.

— А ты бы пошла?

— Я в бионейромеханике лом.

— А если б и не была ломом, то пошла бы?

— Нет.

— А почему?

— Ты зачем дурные вопросы задаёшь?

— Вот и она не пошла бы, — снова ухмыляется Бакс, вытаскивая из пачки очередную палочку сигареты. — Чего Медуза сказала-то?

— Сказала, что я с такой проблемой уже четвертая.

— Ага, — кивает он.

— А ты сделал вид, что впервые такое видишь.

— Ага, — кивает он, не меняясь в лице.

Я подзываю разносчика и касаюсь привычных кнопок заказа. Разносчик пищит и уезжает к барной стойке.

— Знаешь, хоть ты и хитрый мудак, преследующий какие-то свои цели, я на тебя почему-то даже не сержусь.

— Потому что я хорошо оплачиваю работу.

— И поэтому тоже.

Возвращается разносчик с двумя стаканами виски на подносе.

Снимаю оба, один протягиваю Баксу.

— За что пьем? — спрашивает он.

— За мой отпуск.

— Двухнедельный, — уточняет Бакс. — Медуза сказала, что на восстановление уйдёт две недели.

— Месяц, — называю я свою цену и стучу краем стакана о его стакан.

— Две с половиной, — продолжает торговаться Бакс.

— Месяц, — выпиваю залпом, ставлю пустой стакан на стол. — Месяц и один день.

— Ржавая, а ты наглая!

— Я знаю, — улыбаюсь я, вставая из-за стола и направляясь к выходу. — И заплати за виски, — бросаю, не оглядываясь и не останавливаясь.

Возле парапета, отделяющего проезжую часть от площадки перед входом в «Бессонницу», всё та же компания малолеток-арахнидов. Но что-то не так. Они не стоят и треплются, разбившись на маленькие группки, а сгрудились вокруг чего-то. И голоса их звучат тревожно и, наверное, даже испуганно.

— Мля, снимите с него перчатку, чтоб не вычислили.

— Ага, чтоб его прямо тут и скрутило?

— Да сделайте что-то! — тонкий, девичий.

Расталкиваю их и вижу, что на экзопластике, стилизованном под брусчатку, подергивается, словно в эпилептическом припадке, мой недавний провожатый, составлявший мне компанию в путешествии к Медузе.

Рядом с ним валяется развернутый десктоп, рабочая поверхность которого светится всеми цветами видимого спектра. Но это не картинка, как должно быть в плоской сети. Это артефакты графики, наслаивающиеся один на другой.

Мечтатель сраный. Решил выпендриться и полез чойсить, чтобы показать друзьям, что он крут. Кто ж так в паутину-то ныряет? Дебил малолетний, сука. К этому готовиться надо, просчитывать, взвешивать. Тем более, если рейд одиночный. Да кто вообще в одиночку базы ломает!? Дебил. Сука, дебил!

Расталкиваю малолеток, попутно задавая вопросы, тоном, не подразумевающим ответную ложь.

— Куда он полез?

— «Кристалис-восток»

— Что у него в арсенале было?

— Монт…

— Криптограф…

— Флудер…

Ответы сыплются одновременно с разных сторон.

— Чьи проги?

— Китай.

Сука. Идиот. Прежде чем пользоваться китаем, его надо фиксить, фиксить и фиксить. У них же там другое измерение. Они в своём, в коммунистическом мире живут. Только с поправками на компьютеризацию повальную.

— Узел мне, — командую. — С доской.

А сама, присев на корточки рядом с горе-чойсером, выуживаю из кармана перчатку-манипулятор и надеваю на руку, ощущая привычное скольжение пластины по кистевому чипу.

Кто-то протягивает свёрнутую в рулон доску. Старенький, очень неповоротливый десктоп. Еще один, видимо, самый сообразительный, распечатывает нулячий узел.

Разворачиваю десктоп и креплю к нему узел.

— Сколько он там?

Сообразительный смотрит на наручные, — вот ещё атавизм, — электронные часы и сообщает:

— Четыре минуты и тридцать… Тридцать две секунды.

Чертыхаюсь, провожу ладонью над уже развернутой доской. Говорю:

— Как заорёт — снимайте перчатку.

И ныряю в паутину.

Смахиваю заставку, рассыпающуюся мельтешением незнакомой кодировки. Некогда настраивать под себя. Пункты меню мне сейчас нахер не нужны. Я сразу ухожу на второй слой. Когда-то эту лавочку прикроют, переписав программное обеспечение, но пока дыры есть — крысы ими пользуются.

Десктоп медленный. Стимы могли бы исправить ситуацию за счет разгона мозгов. Но я стимов не ем. Жизнь и без них течет слишком быстро.

Вижу жгуты каналов, уходящих к серверу-раздатчику — я всегда вижу каналы как жгуты. Цепляюсь за самый толстый, стабильный. Скольжу вдоль него. Твою ж мать. Официальный провайдер. Но искать другой путь некогда. Да и узел не мой. Похрен.

Расплетаю тонкие нити магистралей паутины, нахожу нужное направление. Скольжу вдоль. Упираюсь в очередной узел. Не запароленный. Нормально. Еще один рывок — восточная база.

Куда он мог полезть?

В голове мелькает обрывок разговора: «Мы с парнями уже дважды ломали базу воды в восточной части сити». Туда и полез, гадёныш. По протоптанной. Не подумал, что защиту после их набегов усилили.

Цепляюсь за нужный жгут и плыву к базе восточного сити. Успеваю подумать о том, что вход сейчас наверняка бесплатный, а вот выход… Как положено, отсутствует.

«Кристалис-восток» будто бы и не охраняется. Я легко вплываю на сервер и по колебаниям цифрового пространства определяю, где именно добивают несмышлёныша.

Что там у него с собой было? Монт, крипто, флуд… Интересно, насколько они адаптированы?

Я ведь пустая.

Деф-программы в моём сознании визуализируются как псы, рвущие… тряпку? Так вот ты кто, пацанёнок, мечтающий стать чойсером. Тряпка. Эх…

Врываюсь в свору и ору "тряпке":

— Скинь флудер! быстро!

Понимает, слава богу.

Небольшой лоскут взлетает в воздух и я, выбросив руку вперед, сжимаю его в кулаке. Синапсы реагируют мгновенно. Перед глазами разворачивается схема. Дублирую её. Дублирую дубль. Дублирую дубли и активирую всё и сразу.

Псов отшвыривает в стороны, а я, схватив тряпку-чойсера, цепляюсь за жгут, по которому пришла и ускоряюсь. За ним — на следующий. С него — на десктоп, попутно швыряя тряпку-паренька на параллельную нить, ведущую к его доске и командуя:

— Кричи!

Выхожу из паутины.

Реальность встречает меня синхронным подростковым "Ах", в котором восхищение смешано с испугом, удивлением и завистью.

Я чувствую, как чипированная рука хочет рассыпаться на части от боли. Возле меня, стоя на коленях, склонился Бакс. Он отдаёт команды арахнидам:

— Доски и перчатки сжечь нахуй, где-то подальше отсюда. Пепел в канал. И чтоб никто вас не видел.

Стайка малолеток разбегается в стороны. А Бакс поворачивается ко мне.

— Ржавая! Ну ты и отмороженная! Тебе ж нельзя чипом пользоваться!

Улыбаюсь.

Ну, мне хочется думать, что улыбаюсь.

И спрашиваю его:

— Ты за вискарик заплатил?

Хотя… вряд ли он платит за напитки в собственном клубе.