Без маски

Глава 12

Бреда, Голландия

— Ваш покорный слуга, мадам.

Карл Стюарт скользнул оценивающим взглядом по выпуклым грудям стоявшей перед ним женщины.

Она же склонилась перед ним в глубоком поклоне и проговорила:

— О, я только и думаю о том, как услужить вашему величеству.

Карл внимательно посмотрел на нее и усмехнулся. Он готов был поклясться, что она хотела сказать другое… «Я только и думаю о том, как ублажить ваше величество», — говорили ее глаза. Женщину звали Барбара Палмер. Она обладала волосами цвета красного дерева, чуточку косящими, с сонной поволокой, глазами и пухлыми, нарочито выпяченными губками. Она и ее муж Роджер Палмер присоединились к толпе свежеиспеченных роялистов, ринувшихся с верноподданническими заявлениями в Голландию, когда стало известно, что король-изгнанник в скором времени воссядет на трон Англии.

Снова усмехнувшись, король Карл галантно предложил даме руку:

— Буду счастлив, мадам, подвезти вас в своей карете. Взамен же вы будете развлекать меня рассказами о приключениях вашего кузена Бакингема. Хотя Джордж сбежал от меня, я по-прежнему считаю его одним из своих ближайших друзей.

— Не понимаю, ваше величество, как вы можете терпеть Бакингема?! — воскликнула Барбара с деланным возмущением.

— Меня поражает его дерзкий ум, — ответил король с лукавой улыбкой.

— Ну, он далеко не самый дерзкий из клана Вильерсов, — заметила Барбара. Облизнув пухлые губки, она добавила: — Самая отважная и отчаянная среди Вильерсов — это я, ваше величество.

— О, я думаю, что тогда мы с вами вскоре станем близкими друзьями, — заметил Карл.

— «Думаете»?.. Поверьте, ваше величество, я нисколько не сомневаюсь в этом.

Тут Карл с Барбарой сели в карету, и дама, взглянув на гвардейцев, скакавших по бокам королевского экипажа, решительно задернула кожаные шторки на окнах.

— Общение короля и его подданных должно происходить в обстановке интимности, — заявила леди Палмер.

Карл наклонился, взял ее за руки и рывком подтянул к краю сиденья.

— Моя дражайшая Барбара, я совершенно с вами согласен.

В следующее мгновение он прижался губами к ее губам, но поцелуй этот едва ли можно было назвать романтическим.

Минуту спустя Барбара с удовлетворением улыбнулась и, наклонившись к королю, коснулась висевшей у него на груди голубой орденской ленты. Потом ее рука спустилась пониже и замерла в том месте, где уже вспучивалась ткань на бриджах короля.

— Ах, вы весь горите, ваше величество! — воскликнула леди Барбара.

— Еще немного — и я могу обуглиться! — с ухмылкой отозвался Карл.

— Прикажете погасить пламя?

— Да, пожалуйста, миледи. И побыстрее, не то мы подпалим карету и из окон повалит дым.

Леди Барбара соскользнула с сиденья и стала на колени между ног короля.

— Готова служить вашему величеству по мере своих скромных сил, — промурлыкала она, после чего извлекла из бриджей восставшую плоть короля и поднесла к губам.

Карл замер на мгновение и прикрыл глаза, кусая губы. Потом из горла его начали вырываться стоны, вскоре перешедшие в приглушенные крики. Он содрогнулся и тут же откинулся на спинку сиденья, с облегчением вздохнув.

Минуту спустя леди Барбара отстранилась от него и, облизав губы, поднялась на ноги, после чего вернулась на свое прежнее место. Расправив юбки, она взглянула на короля с лукавой улыбкой и тихо сказала:

— Я в восторге от вашего королевского скипетра, и в какой-то момент мне захотелось проглотить его целиком.

— Господи, Барбара, благодаря твоим усилиям я чувствую себя похотливым жеребцом, — с усмешкой ответил Карл.

Барбара рассмеялась хрипловатым горловым смехом; ей казалось, что она достигла своей цели — возбудила у короля особого рода вожделение, которое могла удовлетворить только она одна.

В роскошном кабинете королевского дворца в Гааге Карл Стюарт беседовал с Джеймсом Батлером, герцогом Ормондом, с которым провел долгие годы изгнания. Карл доверил Ормонду переговоры с представителями принцесс королевской крови — на предмет своего вступления в брак с одной из них, каковые переговоры, надо сказать, до сих пор не увенчались успехом. Когда умер Оливер Кромвель, Ормонд сделал подобное предложение от имени Карла и принцессе Генриетте Катерине Оранской, сестре покойного голландского короля. Принцесса с радостью согласилась на брак с Карлом, но ее мать решительно отвергла предложение Ормонда, так как в это время кресло лорда-протектора Англии занял сын Кромвеля.

— Теперь же, когда всякий знает, что реставрация вскоре состоится и английский трон займу именно я, непреклонная мать Генриетты скорее всего изменит свое отношение к нашему союзу с ее дочерью, — говорил Карл.

— У меня нет в этом никаких сомнений, ваше величество, — отвечал Ормонд. — К тому же сейчас, когда мы находимся в Гааге, встреча с принцессой не будет представлять проблемы.

— Да, разумеется, — кивнул Карл. — И еще вот что, Ормонд… я, знаешь ли, получил письмо от португальского посла, в котором содержится намек на мой возможный союз с принцессой Брагансой, а также пришло сообщение от испанского посла, предлагающего в качестве кандидатуры дочь правителя Пармы. — Карл передал оба письма герцогу. — Вступи в переговоры с обеими сторонами и дай им понять, в завуалированной, разумеется, форме, что мы остановимся на той, за которой больше дадут.

— Я немедленно отправлюсь в Португалию, ваше величество.

— Что же касается меня, — Карл усмехнулся, — то я по-прежнему буду принимать заверения в безграничной лояльности наших английских подданных, закрывая глаза на то, что все они отстаивают свои собственные интересы.

Когда герцог Ормонд удалился, Карл подошел к зеркалу и, внимательно осмотрев себя, остался вполне доволен своим обликом. Глубокие морщины и седина у висков лишь добавляли ему значительности. Час спустя, сидя в тронном зале в окружении своих братьев, он принимал визитеров. Голландцы, сменившие наконец гнев на милость, перестали скупиться и ссудили Карлу на представительские нужды семьдесят тысяч фунтов, а следом за голландцами образумились и соотечественники короля. Первым появился Джон Гренвилл, граф Бат, который передал королю пятьдесят тысяч фунтов, к каковой сумме присовокупили еще десять тысяч фунтов представители Лондона.

— Я всегда испытывал особенно теплые чувства к столице — городу, в котором родился, — сказал Карл с любезной улыбкой. А затем с удивительными достоинством и грацией возвел упомянутых горожан в рыцарское достоинство.

Затем к королю приблизились представители других городов, причем каждый из них передал ему более тысячи фунтов. Последним подошел Роджер Палмер, муж Барбары. Король внимательно посмотрел на него и с серьезнейшим видом сказал:

— Полагаю, сэр, у меня не так уж много таких же преданных людей, как вы.

Неделей позже Карл и сопровождавшие его придворные ступили на борт корабля «Король Карл», дабы совершить путешествие из Голландии в Англию. Когда король появился на палубе, его приветствовал командующий флотом сэр Эдвард Монтегю, по мановению руки которого прогремел салют из артиллерийских орудий. На пристани собралась толпа из пятидесяти тысяч человек, желавших Карлу удачного плавания и мудрого правления, и он никогда еще так не радовался, покидая какой-либо порт. Много часов спустя, вышагивая по палубе в надежде увидеть на горизонте очертания дуврских скал, Карл просил Господа лишь об одном — чтобы он позволил ему прожить остаток жизни английским монархом.

Забравшись на стул, Велвет рассматривала в зеркале свое новое платье, сшитое из тонкого зеленого шелка.

— У юбки — нужная ширина. И сидит неплохо. Но вот корсаж я бы немного сузила, — сказала она портнихе вдовствующей графини. — И не могли бы вы добавить немного кружев?

В связи с возвращением Карла Стюарта Велвет и Кристин Кавендиш с увлечением обсуждали новые наряды.

— Нижние юбки и белье никакие соответствуют придуманному вами фасону, мистрис Кавендиш, — возразила портниха.

— Я прекрасно это понимаю, поэтому хочу, чтобы вы сшили мне новый корсет, который был бы чуть выше и приподнимал грудь.

— Какая чудесная мысль! — воскликнула графиня. — Хотелось бы знать, где ты обо всем этом узнала?

— Если честно, то при французском дворе. И вообще я привыкла считать, что именно Франция — истинная законодательница мод.

— Такой корсет позволит тебе обнажить плечи, что, по моему мнению, весьма пикантно, но несколько рискованно.

Велвет рассмеялась:

— Рискованно? При французском дворе у куртизанок платья имеют такой глубокий вырез, что видны соски, которые они подкрашивают кармином.

— Ну, я сомневаюсь, что Сент-Джеймсский двор дойдет до такого. Не следует забывать, что после засилья пуританской моды, введенной Кромвелем, даже вполне невинные наряды могут показаться вызывающими.

— Вы полагаете, что король Карл, выбирая пристанище для своего двора, остановится именно на Сент-Джеймсском дворце?

— По крайней мере в детстве он жил там. Однако не исключено, что он остановит свой выбор на Уайтхолле. Хотя в любом случае часть апартаментов Сент-Джеймсского дворца он, несомненно, сохранит за собой. — Кристин окинула критическим взглядом свое отражение в зеркале. — Полагаю, это платье следует обшить галуном. Да, этого вполне достаточно — ведь в моем возрасте уже не пристало нашивать таланты.

— А что такое «галанты»?

— Пучки разноцветных ленточек, которые джентльмены подчас срывают украдкой с вашего наряда, стремясь доказать, что они к вам неравнодушны. Думаю, что на твоем наряде из бледно-зеленого шелка лучше всего будут смотреться серебряные галанты.

— И ни в коем случае нельзя забывать о веерах! — подхватила Велвет. — Они такие красивые!..

— Думаю, нам надо привлечь к работе еще несколько модисток, — сказала Кристин, обращаясь к своей портнихе. — Велвет и мне потребуется много платьев для нового двора. Что же касается наряда для коронации, то мне, кажется, более всего подойдет платье цвета королевского пурпура.

— А мне — из-за цвета волос — хотелось бы белое с золотом, — заявила Велвет.

— Это действительно очень красиво, дорогая.

И будет как нельзя Лучше соответствовать твоему положению незамужней молодой леди. Девственный фасад, как известно, более всего привлекает внимание мужчин.

Велвет вспыхнула, и графиня, подмигнув ей, добавила:

— Я сказала — «фасад», не более того.

Вечером того же дня вдовствующая графия открыла свою шкатулку с драгоценностями и предложила Велвет выбрать себе несколько украшений.

— Ты должна развивать у себя вкус к драгоценностям и учиться подбирать и носить бриллианты и рубины.

— В жизни не носила драгоценностей! Вы такая щедрая, миледи!

— Глупости. Я напишу жене сына и попрошу ее привезти наши родовые девонширские бриллианты. Кстати, семейство Девоншир должно прибыть в Лондон со дня на день, чтобы принять участие в грандиозных празднествах по случаю реставрации. Между прочим, среди наших родовых драгоценностей хранятся украшения и твоей прабабки Бесс.

— Насколько я понимаю, ваш внук Кав тоже приедет?

— Ты все понимаешь совершенно правильно, дорогая. — Графиня выразительно приподняла бровь: — Как думаешь, на этот раз тебе удастся приструнить его?

Велвет ответила загадочной улыбкой:

— Я в этом не сомневаюсь.

Кристин снова заглянула в шкатулку с драгоценностями.

— Вот тебе, дорогая, одна вещица. Этот миниатюрный кинжал называется стилет. Он несколько старомоден, но при необходимости сослужит тебе службу, уверяю.

Вернувшись в свои покои, Велвет во всю ширь распахнула окна. Огни иллюминации вечерами заливали небо с того самого дня, как было объявлено о приезда Карла. На улицах же, в огромных жаровнях, жарились каштаны, говяжьи огузки и прочая снедь — лондонцы отмечали возвращение своего короля. Сердце девушки пело от счастья.

— Наконец-то он вернулся! — радостно воскликнула Велвет. — Я всегда знала, что этот день настанет, и никогда не теряла веры в торжество справедливости. О, Чарлз, если бы ты только знал, как мне хочется видеть тебя!

Уже позже, когда она легла спать, ей снова привиделся все тот же сон, ставший уже привычным. И, как всегда, Грейстил Монтгомери добился своего — сначала они предавались любви, а потом она отдала ему свое сердце и пообещала выйти за него замуж. После чего узнала, что он предал ее, предал короля. И опять ей пришлось выбирать между ним и Карлом Стюартом. И вновь Велвет выбрала короля.

Одетый в богатый, темных оттенков, наряд, в котором единственным ярким пятном был алый плюмаж на шляпе, Карл Стюарт сошел на берег в Дувре в солнечный майский день.

— Наконец-то я дома! — воскликнул он. — И я никуда больше отсюда не уеду, клянусь Богом! — Карл опустился на колени на землю Англии. — Благодарю тебя, Господи, за эту чудесную реставрацию.

Он был уверен, что народ, с нетерпением ожидавший возвращения своего короля, оценит его смирение и покорность воле провидения. Ему хотелось, чтобы ни у кого не оставалось сомнений в том, что он, Карл, — законный король этой страны, которому покровительствует сам Господь.

Когда он поднялся с колен, со всех сторон послышались приветственные возгласы — такие громкие, что они едва не заглушили залпы артиллерийского салюта с военных кораблей.

— Боже, храни короля! Боже, храни короля! Боже, храни короля! — раздавалось со всех сторон.

Король двинулся по узкому проходу, в конце которого стоял коленопреклоненный генерал Монк.

— Сир, для меня величайшая честь приветствовать вас на английской земле! — обратился к монарху генерал.

Карл тут же поднял его с коленей.

— Нет, мой друг, это для меня великая честь приветствовать вас. — Король расцеловал генерала в обе щеки. — Хочу от всего сердца поблагодарить вас за преданную службу.

Затем королю представили лорда-мэра, нескольких епископов и множество других важных лиц, после чего он проследовал в Дуврский замок, где ему предстояло провести ночь.

Преданные королю роялисты, считавшиеся личными друзьями Карла — среди них был и Грейстил Монтгомери, — также собрались в Дуврском замке. Грейстил, получивший небольшую спальню в этом огромном фортификационном сооружении, полагал, что ему повезло. Когда же он вышел из своей комнаты, то сразу увидел знакомого.

— Чтоб меня черти взяли! Да ведь это Монтгомери собственной персоной! — вскричал Джордж Вильерс, протягивая ему руку.

— Рад видеть вас, Бакингем. Остается только удивляться, что вы узнали меня.

Монтгомери крепко пожал ему руку.

— Конечно, узнал! — Герцог расплылся в улыбке. — Разве можно забыть ваш пронизывающий взгляд?! Иногда кажется, что вы способны прожечь в собеседнике дыру своим взглядом!. Такому бродяге и негодяю, как я, надо постоянно иметь это в виду.

Грейстил тоже улыбнулся:

— Боюсь, все мы здесь в каком-то смысле бродяги и негодяи…

— Я приехал сюда, чтобы лично взглянуть на великого человека, — со смехом продолжал герцог.

Грейстил тут же догадался, что Вильерс имел в виду отнюдь не короля Карла.

— Хотите взглянуть на Монка? Я вас ему представлю. Уверен, что он тоже будет не прочь познакомиться с вами поближе.

— Вы его знаете? — удивился герцог Бакингем.

— Как-то раз он взял меня в плен, — признался Грейстил.

Почти все придворные Карла уже собрались в Большом зале Дуврского замка, когда в Дувр прибыл сэр Джордж Картерет, губернатор острова Джерси. Губернатор появился в порту на своем «Гордом орле», всю команду которого Грейстил знал лично. В Большом зале присутствовали также глава Адмиралтейства Эдвард Монтегю, командовавший кораблем «Король Карл», доставившим венценосца к родным берегам, и секретарь флотоводца Сэмюел Пипе. А генерал Монк привел с собой несколько сотен солдат для охраны короля, и теперь все эти солдаты тоже оказались в зале, где перемешались со старыми заслуженными роялистами. Корабли же весь день доставляли в Дувр сторонников Карла из Лондона, а также тех, кто находился с ним в изгнании, и теперь все они прохаживались по залу, с нетерпением ожидая выхода монарха.

Когда Карл в сопровождении братьев вошел наконец в Большой зал, его тут же окружила толпа приверженцев. Солдаты делали все возможное, чтобы держать людей на некотором расстоянии от венценосной особы, но у них мало что получалось. Очень медленно, останавливаясь буквально на каждом шагу, чтобы поздороваться с очередной группой своих приверженцев, король наконец-то добрался до помоста во главе стола и опустился в предназначавшееся ему кресло. Джорджа Монка усадили между Карлом и канцлером Хайдом, в то время как Монтегю воссел по левую руку от короля, между герцогом Йорком и герцогом Глостером.

Потом бокалы наполнили вином, и зазвучали тосты в честь короля, причем тост «За здоровье его величества!» провозглашался чуть ли не каждые пять минут.

В какой-то момент Карл вдруг устремил на Монка пристальный взгляд и, понизив голос, спросил:

— Почему вы решили помочь мне, генерал?

— Ваше величество, я сражался за вашего отца при осаде Нантвича, — ответил Монк. — Но роялисты потерпели поражение, и солдаты армии парламента взяли меня в плен. Когда я сидел в Тауэре и страдал от голода, ваш отец прислал мне сто фунтов, и я поклялся, что никогда этого не забуду.

— Да, понимаю… — кивнул Карл.

«Без сомнения, это было лучшее вложение капитала, когда-либо сделанное моим несчастным отцом», — подумал он с грустной улыбкой.

После окончания пиршества король поднялся в свои личные апартаменты, оборудованные в верхнем этаже замка. Именно туда были приглашены люди, считавшиеся его ближайшими друзьями. Среди них был, конечно же, и Грейстил Монтгомери. Хлопнув его по плечу, Карл сказал:

— Ты ведь знаешь, чем я обязан тебе, мой друг. По моему разумению, ты заслуживаешь… по меньшей мере графства.

— У меня уже есть одно, сир, — тихо ответил Грейстил.

— О… прими мои соболезнования, — пробормотал король, немного смутившись. — Очень жаль, что твой отец нас покинул. — Взглянув на сидевшего здесь же Джорджа Вильерса, он вдруг улыбнулся и добавил: — Вы, Эглинтон и Бакингем, — самые лучшие друзья, какие только могут быть у короля. У вас полный набор благородных титулов, и вам ничего от меня не надо.

— На вашем месте, сир, я бы не стал говорить об этом с такой уверенностью. Наверняка я что-нибудь придумаю, — ухмыльнулся Бакингем.

Король весело рассмеялся.

— Насколько я тебя знаю, Джордж, ты уже придумал! — Сделав глоток из своего бокала, Карл окинул взглядом ближайших друзей, собравшихся в его покоях, и уже с серьезным видом продолжил: — Меня поражает странная ирония судьбы… Год за годом я всеми силами старался вернуть себе корону, но все мои попытки реставрации заканчивались кровопролитием и поражением. И вот теперь мне предложено вернуться безо всякого насилия и кровопролития. Причем народ сам объявил меня своим законным монархом. Выходит, я не сыграл в этом спектакле никакой роли?

— Нет, сир, вы ошибаетесь, — возразил Грейстил. — Просто сегодняшний день — итог того, что было сделано за все предыдущие годы.

— И теперь будущее в ваших руках, сир, — подхватил Бакингем. — Поэтому предлагаю устроить торжественный въезд вашего величества в Лондон.

— Пусть это предложение как следует обдумают Дигби, Джермин, Хайд и мои братья, — ответил Карл. — Хотя и у меня есть кое-какие соображения на сей счет. Ведь через четыре дня мне исполнится тридцать… Думаю, было бы неплохо въехать в Лондон в день моего рождения.

— Это очень просто устроить, сир, — кивнул Грейстил, сосчитав дни по пальцам. — Если ваш кортеж будет останавливаться на ночь в Кентербери, Рочестере и Дептфорде, вы въедете в Лондон как раз двадцать девятого мая.

— Мы бы хотели видеть тебя при дворе, Монтгомери, если, конечно, тебе не захочется продолжить службу в армии.

— Такого желания у меня нет, сир. Я, что называется, навоевался.

— А как ты посмотришь на мою просьбу создать и возглавить королевскую гвардию?

Грейстил ни о чем таком прежде не думал, однако без колебаний ответил:

— Почту за честь для себя, ваше величество.