Ожидал, что новые обязанности сделают жизнь более напряженной. Но оказалось, что нет. Сформировать в корпоративной системе пару отчетов в неделю и отправить их по почте Асагаве-сан, которую назначили куратором фонда. Это ерунда.
При минимальной помощи Ануши процесс вышло автоматизировать. Теперь отчеты формируются сами и отправляются “юки-онне” на электронную почту без моего участия. Однажды я выйду на пенсию и буду наслаждаться жизнью в компании красавицы жены и десятков внуков, а показатели благотворительного фонда, подписанные моим именем, так и продолжат приходить в почтовый ящик Юзуки-сан. Она к тому моменту также станет пенсионеркой.
Остаться на пару часов после работы для фотосессии, которую проводят такие же “добровольцы”, как и я, но работающие в отделе маркетинга. Тоже ерунда. Ожидал, что рекламщики будут косо на меня смотреть, как на источник переработок, но оказался неправ. Хорошие люди у нас в корпорации трудятся, понимающие. Креатива, правда, никакого. Я на всех кадрах в облике важного менеджера сижу за столом и изучаю документы с серьезным выражением лица. Кабинет для съемки выделил кто-то с верхних этажей. Всё. С такой рекламой денежный поток неминуемо прервется. Но все мои возражения маркетологи отмели.
– Ниида-сан, мы просто исполнители и следуем сценарию. Пожалуйста, возьмите в руки ручку, надо изобразить что вы подписываете документ, – сказал мне фотограф. В целом верно. Не с ним надо спорить. Было большое искушение дойти до начальства, но я не сделал и этого. Интуиция запретила. Захочу разрекламировать фонд – приму предложение Ватанабе-сана и поучаствую в очередном глупом шоу.
Пока же деньги и так текут рекой, я вижу, бухгалтерская отчетность ведь на мне. К концу августа набралось уже тридцать миллионов. Правда, поток постепенно замедляется. Вероятно, потому, что деньги только аккумулируются на счетах Окане Групп, но не тратятся. Ага, не собираются их крутить, так я и поверил. И иным способом прибыль получать не собираются, так и есть. Например, я бы купил несколько профильных предприятий, работающих на детей и начал щедро дарить от лица фонда их продукцию. Школьную форму, допустим. А то, что фонд платит за нее по полному ценнику и в карман компании падает наценка – это просто бизнес. Наверняка так и произойдет. Не глупее меня же люди на верхних этажах сидят.
Вообще, спокойно остаток лета прошел. Роубаяси и Гупта сходили на свидания уже целых четыре раза. Сандо-сан прямо расцвел за этот месяц. Однажды даже пришел на работу не в свитере, а в нормальной рубашке.
“Это я ему подарила. Правда, ему идет?” – поинтересовалась у меня девушка в переписке. Особенно подробности своих отношений она передо мной не афишировала, как и вообще перед кем-то, но тут и так все видно. Едкий и желчный программист начал меняться, стал более дружелюбным. Анушу, правда, в рабочих вопросах он продолжил критиковать безжалостно, но уже не настолько по-хамски.
Тот самый обещанный игровой ноутбук мне в середине августа подарили. Настоящий монстр! Почти двадцатидюймовый экран, процессор с каким-то безумным количеством ядер, игровая видеокарта десктопного уровня, яркая RGB подсветка, выжигающая глаза, и вес в почти пять кило. Несмотря на массу, автономность печальная, не больше часа вдалеке от розетки. Это если в текстовом редакторе работать. Игровые ноутбуки – это не про мобильность, не про возможность поиграть в любимую игру в парке, а скорее про возможность переезда в другую квартиру без возни с кучей проводов. Конечно, я подарок принял. Поблагодарил, раскланялся и оставил нераспакованным. Хорошо хоть Окато-кун свои угрозы пока что не исполнил и мотоцикл мне не купил. Вероятно, в данный момент не тянет финансово дорогие подарки делать, отлученный от семейных капиталов.
Очень кстати, впрочем, ноутбук пришелся. Близился сентябрь. А это значит что? А это день рождения сестренки. Как выяснилось, рождена Тика всего на день позже меня. Не считая пятнадцати лет разницы. Я первого сентября, она – второго. Хотя учитывая, что девочку подбросили в храм, а меня принесли в руки отцу, не исключено, что у обоих нас настоящий день рождения где-то в конце августа. Тридцатого или тридцать первого. Но я считаю, что отмечать нужно, как в документах написано, а не по смутным подозрениям.
Я как-то на такую ерунду, как дата рождения, особенно внимания и не обращал. Празднование дня рождения с тортом и вечеринкой – это больше западная традиция. Во времена Хидео-сана и вовсе было принято отмечать не день рождения, а сэцу – начало года по лунному календарю, приходящееся на первые числа февраля, когда все в Японии становились на год старше единовременно. Не скажу, что это логичнее, чем западный подход, который постепенно возобладал, но точно удобнее. Не нужно было помнить, кто в какую дату рожден.
Хотя против тортиков я ничего не имею. Скорее наоборот, сладостям я рад независимо от того, какой сегодня день и что празднуется. Пришлось первое сентября очень удачно – на пятницу, второе, соответственно, на субботу. Очень удачно. В первую очередь тем, что Ринне-тян не смогла напроситься с нами в поездку в деревню, так как в этот день у них в средней школе начало занятий. Я очень тепло отношусь к младшей сестре своей девушки, но она шумная, неугомонная и подозрительно хорошо нашла язык с Тикой, образовав катаклизм двойного масштаба. Без нее проще!
Сестренка тоже в субботу в школу пойдет. Папа договорился, несмотря на то, что судебный процесс по удочерению дело небыстрое. Точнее, решение судья примет быстро, а вот состоится суд только в середине месяца. Хорошо еще, что Сакура Гарден за девочку биться не стала. Возможно, им в радость, что настолько сомнительная воспитанница снялась с их ответственности.
Выехали мы в деревню в пятницу вечером. Я объяснил на работе, по какому поводу уезжаю, тем самым легально отказавшись от номикая. А вот Ануша-тян от праздников бегать перестала. Ей теперь есть с кем за кружечкой пообщаться – я и про себя и про Роубаяси-сана. С Сандо Гупта этим вечером и пошла. Глядишь, опять рискнет попробовать алкоголь и сложится у них более близкое знакомство.
День рождения в расширившемся семейном кругу принес мне, по большей части, очень теплые моменты. Причем тортик Тика-тян сама испекла, с помощью папы и Синдзи-куна. Готовить она не умеет! Получилось посередине между “плохо” и “очень плохо”. Но я ел с видом “не могу поверить, насколько вкусно”. Кажется, сестренка поверила. Но ровно до того момента, пока сама не попробовала. Забавно получилось. Она на секунду скривилась, а затем повторила моё выражение лица.
Пришлось взять удар на себя и съесть большую часть торта самому. Как будто буханку пресного черствого хлеба кушаю. Но ничего, в нашей деревенской средней школе очень хорошо преподают домоводство. Там и меня готовить научили и сестру научат.
Без подарков не обошлось. Я не стал тянуть и с упреждением отдал сестре ненужный мне игровой ноутбук. Надеюсь, папа теперь не разорится на оплате счетов за электричество. Но, возможно, выйдет экономия на отоплении в зимний период. Греется мощная видеокарта, заключенная в относительно компактный корпус, будь здоров.
Сам же я получил подшивку манги от сестренки, ориентирующейся на оставшиеся в моей старой комнате выпуски, которые я читал. Неплохо угадала. Я и не знал, что некоторые тайтлы имели продолжение. Приятно будет полистать в свободное время. Откуда она только достала здесь, в деревне, некоторые раритетные выпуски? Не иначе, как онлайн заказала и по почте получила. Современные дети – они такие, на переднем крае технического прогресса.
Папа подарил мне открытку, выглядя при этом очень смущенным, если не подавленным. На долю секунды я подумал, что он это из-за того, что его подарок самый бедный, всего-то кусочек цветного картона, но тут я увидел рисунок – ехидная мордочка лисы на фоне цветущей сакуры. Похожие открытки я видел в продаже в токийском храме Инари, куда мы с Цуцуи заходили во время прогулки. До глубины души меня это изображение проняло. А уж когда прочитал, что там написано…
Послание начертано очень красивым каллиграфическим почерком, с использованием кандзи, а не хираганой с элементами катаканы, как я сам бы написал. Настоящий маленький шедевр. Маленький потому, что довольно-таки короткий.
“Макото, поздравляю тебя с днем рождения. Я была очень рада понять, каким уверенным в себе мужчиной ты вырос, когда случайно увидела тебя по телевизору.
Мама.”
Ох, какая злоба во мне закипела в тот момент! Браслет на руке запищал, сообщая о подскочившем в небеса пульсе. Хорошо хоть ненадолго. И выражение лица я контролировал. “Рада понять” она, знаете ли! А Тике-тян от нее даже грошовой открытки не досталось, судя по всему. Или матушка ей на Хоккайдо письма отправляет? Ну да, ей же неоткуда узнать, как все сложилось. Случайная встреча с сестрой – это больше из сценария дорамы событие, чем из реальной жизни.
Какое эта женщина вообще имеет право за меня радоваться? Кто ей дал разрешение по имени ко мне обращаться? Она пятнадцать лет назад посещала наши края и не нашла нескольких минут, чтобы со мной поздороваться! А сейчас, увидев, что я чего-то в жизни добился, начинает мне писать. Наверное, через какое-то время денег просить начнет. Хотя, по-хорошему, должна просить прощения. Что, не считает себя ни в чем виноватой? И о чем с ней в таком случае разговаривать?
Захотелось отправить почтовую карточку в огонь. Достать зажигалку и спалить прямо тут, на месте. И как удержался? Наверное, присутствие Мияби помогло. И Тики. Сестра не должна знать, что эта женщина мне пишет. Что про меня вспоминает, а про нее – нет.
– Спасибо, пап, – поблагодарил я отца, стараясь быть невозмутимым. Наверное, не смог. Ну или писк проклятого браслета меня выдал, так как Мияби взяла меня за руку, оказывая поддержку.
– Макото, как ты себя чувствуешь? – обеспокоенно спросила девушка. – У тебя жар. Очень сильный.
– Немедленно в постель, сын, – среагировал папа, он бесцеремонно дотронулся до моего лба, как имеют право одни лишь родители, и подтвердил диагноз Цуцуи. – Температура под сорок. Я позвоню доктору Китагаве!
– Ничего страшного, я нормально себя чувствую, не надо доктора. И разве она еще не на пенсии? Ей же лет сто!
– По возрасту давно на пенсии, но все еще работает. И доверяю я Китагаве-сан намного больше, чем современным бездарям. Не спорь, сын. Немедленно в постель.
Пришлось подчиниться. Не потому, что плохо себя почувствовал, а больше от того, что папу волновать нельзя. У него сердце. Да и Мияби также как-то чересчур забеспокоилась. Вдобавок я влажное полотенце на голову получил.
– Братик, в торте честно-честно никакой отравы не было. Я ведь и сама его пробовала, – подошла к моей постели Тика. Ну, к папиной постели, которую мне пришлось занять. Где бы еще меня могли разместить?
– Как будто бы я не заметил отраву, – как-то машинально пробормотал я и понял, что заметил бы. Хидео-сан показал себя в том числе и как отравитель. – Но готовить тебе придется научиться, Тика-тян. Иначе будущего мужа тебе не удержать.
– Вот еще! – вздернула носик девочка. – Я буду настолько хороша, что это мужу меня удерживать придется. Тебе правда не плохо, братик Макото? – прохладная детская ладошка дотронулась до моего лба и как будто забрала несколько градусов температуры себе.
– Все будет хорошо.
– Мы с Хиро-саном поехали за врачом! – заглянула ко мне Мияби и тут же пояснила, почему вдвоем. – Он же выпил немного сакэ, пустить его за руль пьяным я не могу!
Не думаю, что одна чашечка сакэ серьезно повлияла на возможность отца водить. И не думаю, что врач вообще мне нужен. Но попробуй их, таких упрямых, переубедить. Люблю их.
Сестра взялась со мной посидеть. Как будто бы я маленький ребенок и нуждаюсь в контроле. Но любая забота приятна. Нужно стойко ее принимать.
– А что за доктор Китагава, братик? – сидеть молча у постели больного и ничего не делать – не для Нииды Тики. Ей нужно всё знать. Воистину будущая обладательница пулитцеровской премии.
– Китагава Хозуки, наша медсестра из деревенской клиники. Когда я был маленьким и только поступал в начальную школу, она уже тогда была очень старой. Не уверен, видел ли ее хоть кто-то молодой. Я ее почему-то всегда побаивался, хотя ничего плохого Китагава-сан мне никогда не делала, да и встречался я с ней очень редко, только когда прививки она мне ставила.
– Может, потому и боялся? Ну, из-за уколов.
– Нет, не потому. Вот просто неуютно мне с ней в одной комнате. И пахнет она так странно.
– Много какие старики воняют. Это они от возраста, а не потому, что они плохие люди.
– Нет, наоборот, в хорошем смысле странный запах. Как будто цветочная поляна. Мне казалось, что все папины пчелы на нее сейчас слетятся.
– И че тогда жаловаться? Вот ты, братик, трусишка был. Добрую старушку с цветочным дезодорантом испугался.
– Сама поймешь, как она придет, – пообещал я.
Описывая доктора Китагаву, я ничуть не шутил – жутковатая она. Очень высокая, как будто в молодости играла за баскетбольную команду. Если во времена ее юности в Японию уже успел прийти баскетбол. Длинные седые волосы редко когда убраны в прическу или косу. Заметно ассиметричные черты лица, как будто состоящего из одних только морщин, среди которых как-то получилось впихнуть глаза, нос и рот, в котором абсолютно все зубы на месте, хоть и пожелтели. Финальный штрих – клюка, которая у врача всегда при себе, несмотря на то, что старуха никогда не хромает. Ни дать, ни взять – ведьма.
Минут через двадцать я услышал, как вернулся папин пикап, на котором выехали за старушкой, которая хоть и всего лишь медсестра, но иначе, чем “доктор”, в народе не именуется. Уважают Китагаву-сан. Много народа она за свою долгую жизнь вылечила. Врачи приходили и уходили, а она так и оставалась на своем посту.
Стоило хлопнуть входной двери, меня накрыл тот самый странноватый дурманящий цветочный запах. И Тика-тян также носом зашмыгала, как будто бы у нее аллергия.
– И кто тут у нас такой весь больной? – услышал я хриплый голос старухи, который меня до глубины костей пронял. Повернул голову. Она и есть. Такая высокая, что вынуждена пригибаться, чтобы пройти в стандартную японскую дверь и при этом не сутулиться. Загорелая до состояния древесной коры кожа. Немного потертое домашнее кимоно, обтрепавшееся внизу, в районе лодыжек. Видимо, не стала наш деревенский медик тратить время, чтобы переодеться.
– А, этот? С ним в порядке все, его атомной бонбой не проймешь. Глянь, какой пухленький, – смех у медицинской сестры показался мне еще более неприятным, чем ее голос. И в бок меня скрюченным пальцем бабка ткнула как-то уж очень больно, в самую печень.
– Но у него же жар, Китагава-сама, – возразил откуда-то позади старухи мой отец.
– Так дали бы ему боярышник, корень кудзю или отвар ханасеки. Чего панику-то развели? Ему положен жар, такой он есть, – недовольно высказалась медик и вдруг цапнула за предплечье Тику, да так крепко схватила, что сестренка вскрикнула.
– А это у нас тут кто, а, Хиро? Дочка твоя, стало быть. Вся в мать, так скажу.
– Вы что, знаете, кто моя мама? – удивилась Тика, потирая руку, когда была отпущена. На коже у нее остался отпечаток ладони. Они с папой про то, что мы с сестрой полнокровные родичи, вроде бы особенно никому не рассказывали. Разве что Ямаде-сану отец наверняка выложил. Слишком они с пожилым полицейским большие друзья.
– Ты, девочка, за дуру старую меня не держи. Я её как тебя видала. И тебя теперь вижу. Сразу мне ясно, где чья кровь. Всё, Хиро, зови ту молодуху и везите меня обратно. Еще к полуночи температура у пухляша твоего пропадет. Ох и ладная же девка, так скажу. Ты, парень, за нее крепче держись, прими мой совет уж.
– Спасибо, Китагава-сан, – невзирая на протесты отца и сестры, я вскочил с кровати и поклонился старушке.
– А ну хватит! Не по чести мне от таких, как ты, поклоны принимать. Пошли уже, Хиро. Мне спать пора, старая я стала, посреди ночи по гостям шастать.
– И правда страшная, – тихонько прошептала Тика-тян, когда старуха скрылась во дворе. Почти сразу с улицы послышался хриплый смех медсестры, заставивший девочку в легком испуге заткнуться.