Безжалостная страсть

19

ДЖОЗЕФИН

Из-за быстрого стука сердца о грудную клетку мне кажется, что я бегу наперегонки. Каждый сантиметр моей кожи покалывает, и не в хорошем смысле. Я не знаю, хочу ли я заплакать или ударить что-нибудь. Рука Луки сжимает мою, пока мы едем в окружную тюрьму, где он платит за освобождение Колина.

— Клянусь, я собираюсь… — Я начинаю обещать, что верну ему долг, но Лука бросает на меня взгляд, который заглушает мои обещания. Он не хочет этого слышать, и если быть честной, то я устала это говорить.

— Позволь мне позаботиться о тебе, Джо. — Это его единственные слова, пока мы ждем, пока Колин выйдет из здания с надписью «Прием и освобождение».

Когда Колин выходит на улицу, уже почти десять. Я спешу обнять его. Он позволяет мне обнять себя на секунду, прежде чем вырваться из моих объятий.

— Успокойся, Джо.

— Что случилось? — Спрашиваю я.

— Я, блядь, не знаю. — Лицо Колина искажается в замешательстве, он проводит пальцами по волосам, дергая их. — Я пришел домой, а дверь, похоже, была сломана в районе замка. Я позвал тебя и вошел внутрь. Гостиная была разгромлена. Я побежал проверить Джета, но там никого не было. Твоей машины не было на подъездной дорожке, так что я думаю, что это просто взлом.

— Ты видел кого-нибудь из соседей? — Спрашивает Лука.

— В том-то и дело. Соседи — это те, кто вызвал на меня полицию. Я как раз спускался вниз из комнаты Джета, когда появилась полиция. Мы прошли через весь дом и нашли Дюка на кухне. Он очень сильно пострадал, Джо. Они вызвали парамедиков, чтобы отвезти его в больницу, и все такое.

— Я все еще не понимаю, почему они арестовали тебя, если ты только что приехал. — Я пытаюсь представить сценарий в логическом ключе.

Колин пожимает плечами.

— Они только взглянули на меня, на мой синяк под глазом и руки, испорченные в той дурацкой драке в общежитии, и надели на меня наручники. Потом привезли сюда. Они не давали мне пользоваться телефоном около трех часов, и вот я здесь, перед тобой. Спасибо большое за это, Джо. Я знаю, что тебе надоело выручать меня. Ты можешь оставить это между нами, пока я не соберу немного денег?

— Ты не сделал ничего плохого, Колин. Ты вообще дрался с Дюком?

— Нет. Клянусь.

— Тогда тебе не о чем беспокоиться. Мы отвезем тебя в больницу и осмотрим. Нам нужно сфотографировать твои руки и лицо, чтобы врач мог определить давность порезов и синяков. Это поможет доказать, что ты не нападал на Дюка. — Говорит Лука.

По лицу Колина разлилось облегчение.

— Я могу позвонить Шеннон и попросить ее обеспечить мне алиби. Я был с ней, когда все это случилось. Я только зашел в дом, чтобы взять одежду.

Глубокий выдох вырывается из моих ноздрей.

— Я думала, ты останешься у нее не больше чем на две ночи? Не хотелось бы, чтобы ты ее запутал, и она будет считать тебя своим парнем.

— Мы решаем наши проблемы. Могу я вернуться к ней?

Взгляд Луки переключается с меня на Колина.

— Думаю, сначала нам стоит отвезти тебя в больницу, чтобы тебя осмотрели и сфотографировали. Нам нужна четкая хронология событий.

Колин застонал.

— Хорошо, но давай хотя бы заберем некоторые мои вещи из дома, и я смогу вернуться к Шеннон после того, как мы выйдем из больницы.

Лука кивает и говорит ему:

— Мы можем это сделать. Я также позвоню адвокату Сани и назначу встречу, чтобы убедиться, что дело закрыто. Раз уж мы едем в больницу, возможно, это тот случай, когда мне нужно поговорить с Дюком наедине, чтобы он оставил вас в покое.

Все, чего я хочу, — это чтобы Дюк держался от нас подальше, поэтому я говорю Луке:

— В идеальном мире, я знаю, он бы последовал твоему совету и продолжал жить своей жизнью. Но зная, какой он отморозок… черт. Он будет занозой в заднице, если только фильм не провалится, и я не уйду в безвестность. Пока я несчастна, он счастлив.

— Джо, — мягко произносит Лука мое имя. — Я никогда не позволю тебе вернуться к прежней жизни. Я заставлю Сани и Джину написать для тебя дюжину ролей в кино. Я организую лагерь или программу после школы для Джета на киностудии. Я сделаю все, что потребуется, чтобы ты не утонула.

Мое сердце разрывается, потому что теперь мне как никогда ясно, что Лука не хочет, чтобы я стала такой же, как его мать. Возможно, он видит себя в Джете. У меня не было возможности спросить о его отце, но не похоже, что он был рядом.

Поездка к дому проходит в тишине, Колин сидит на заднем сиденье, а мои мысли блуждают, пока я слежу за оранжевым свечением уличных фонарей, проносящихся за окном машины. Когда мы въезжаем на подъездную дорожку, мой пульс учащенно бьется в предвкушении того, что мы найдем.

На двери желтая полицейская лента и большой плакат, приклеенный к шву. Если мы откроем дверь, она сломается.

— Мы можем войти внутрь? — Спрашиваю я Луку. Он пожимает плечами, и Колин трусцой бежит вокруг дома. Я слышу, как он останавливается и возвращается, двигая головой из стороны в сторону.

— Задняя дверь тоже запечатана. Но если вы чувствуете себя авантюристами, я могу показать вам способ проникнуть внутрь. — Мальчишеское обаяние Колина искрится озорством в его глазах.

Мы смотрим, как он взбирается по стене дома, используя выступ окна первого этажа, чтобы подтянуться и ухватиться за окно второго этажа. Он подтягивается и использует несколько шатающихся кирпичей на фасаде в качестве опоры. Это занимает некоторое время, но ему удается открыть окно Джета.

Я поворачиваюсь к Луке.

— После тебя, наверное.

Он смеется.

— Я не собираюсь забираться на крышу дома, но Колин может открыть окно первого этажа, чтобы мы могли попасть внутрь.

Вскоре Колин открывает окно, и Лука помогает мне забраться внутрь. Он затаскивает меня в гостиную, где все перевернуто. Моя грудь сжимается, а пространство за глазами горит от разочарования.

— Почему? — Бормочу я, опускаясь на колени, чтобы перевернуть кофейный столик.

Рука Луки на моем плече останавливает меня.

— Не трогай ничего. Оставь все как есть. Даже если мы уверены, что Колин этого не делал, это не мешает считать это местом преступления. Здесь нашли Дюка. Вероятно, он тоже здесь дрался. Это наиболее вероятная причина того, что это место выглядит так, будто по нему прошелся торнадо.

— Колин, поторопись и возьми все, что ты хотел взять — говорю я брату.

Колин исчезает в доме, пока я переступаю через обломки вещей, купленных моими родителями. Это был, и технически все еще остается, их дом. Как, черт возьми, я собираюсь рассказать им об этом?

— Я не могу привести Джета в этот дом, — шепчу я, пробираясь на кухню. Пятна крови на полу заставляют меня отвернуться. Один из обеденных стульев разбит на куски. — Это было не так много, но это было наше. Почему он был здесь?

— Дюк когда-нибудь делал что-нибудь, что имело бы для тебя смысл?

Я провожу руками по лицу. Он был честен со мной. Будет правильно, если я буду честна с ним.

— Я никогда не сомневалась в Дюке. Я познакомилась с ним, когда мне было четырнадцать, а ему семнадцать. Тогда он был мудаком, но именно этого я и хотела. Я хотела его, потому что все остальные девушки хотели его, но из всех девушек он хотел меня.

Лука молчит так же, как я молчала, когда он рассказывал мне о своей матери.

Я продолжаю.

— Думаю, он никогда не имел смысла для меня, я просто считала его тем, кто мне нужен. Когда с ним все пошло прахом, я наконец увидела, каким мерзким человеком он был. В четырнадцать лет он убедил меня быть с ним, только с ним, пока он будет встречаться с другими девушками. Я согласилась, но мне было слишком стыдно, чтобы рассказать об этом кому-то еще.

— По крайней мере, у тебя есть Джет.

Я смеюсь про себя.

— Я думала, что, родив Джета, он захочет быть только со мной. Он с первого дня сказал мне, что если я забеременею, то не смогу сохранить ребенка. Я должна была ему поверить.

Лука притягивает меня к себе.

— Нет, это он не должен был обрюхатить девочку-подростка. К черту Дюка. Мне все равно, как он здесь оказался и что он в больнице. Я сделаю все, чтобы он больше никогда тебя не беспокоил.