Безумный год (Вирус)

Глава 9

Передача дел в Генеральном консульстве произошла скомкано. С одной стороны, действовать по обычной схеме – проводить прием, визиты к областному начальству, в МИД в Минске, всякие прочие встречи с нужными людьми – было как-то не совсем с руки. Тут и пандемия, и протесты – ну, как идти Ильину к начальнику местного УВД после событий на площади? По-хорошему, знакомство подразумевало и неофициальный формат, то есть и пригласить к себе надо, и в ответ съездить к партнеру куда-нибудь на природу. В Белоруссии это любили. И совсем не хотелось выяснять за столом вопрос: ты за кого – за белых или за красных? Да и в местном МИДе, судя по всему, никто особо не горел желанием встречаться с дипломатом, который сразу же такое отколол. Там тоже народ тертый работал.

К тому же и предшественник Ильина как-то резко в Москву заторопился, изменив свои первоначальные планы. Он, вообще-то, сначала никуда не спешил. Напротив, хотел «выбрать» все положенное для передачи дел время, а потом может даже еще и, используя добрые отношения с местным руководством, отдохнуть напоследок в государственном пансионате в недалекой пуще. Человек был опытный и знал, что для своих – а он кто же, как не свой – скидку там давали чуть не в половину цены. Но узнав все обстоятельства появления Ильина в городе, предшественник, как дипломат опытный, человек старой школы, резко заспешил, справедливо полагая, что пока он на месте, с него и весь спрос за происходящее. Порядки МИДовские он хорошо знал и вполне допускал, что в такой ситуации, если начнется разборка, могут спросить и с него: почему, например, не встретил нового человека в Минске и не объяснил ему всех сложностей местной жизни? Был бы человек, а за что его наказать всегда найдется.

Так что, сославшись на коронавирус и возможность нового закрытия границ, он буквально в течение трех дней представил Ильина по телефону всем, кому положено, и умотал в Москву. Да еще подгадал появиться в посольстве в Минске так, чтобы посла заведомо не было на месте – он освящал своим присутствием совместные военные учения. Какое-то там очередное «братство». А так, отметился: да, был, заезжал по дороге в Москву, наилучшие приветы просил передать, очень сокрушался, что не застал. Очень, мол, в Москву спешил. Якобы какое-то место ему там пообещали, но надо выходить чуть ли не сразу. По-человечески это было вполне понятно. Предшественник был уже пенсионного возраста, и хотя МИД и особенно его верхушка страшно постарели и сотрудников отправляли на пенсию в самом крайнем случае, но дефицит мест, особенно приличных, был колоссальным. Люди реально стояли в очередях после возвращения из командировок, искали знакомых, однокашников и прочие подходы, чтобы получить приличную должность. При этом вакансий за границей – конечно, не на уровне руководства учреждений – хватало, а вот желающих их занять приходилось искать. Для тех немногих дипломатов, которые еще помнили старые советские времена, все это звучало как абсолютная фантастика, но жизнь изменилась, и душу за загранкомандировку никто больше продавать не собирался.

Ильин от такой скорости отъезда предшественника немного даже обалдел, но позднее признал сам себе, что предшественник к делу подошел добросовестно. Все необходимые контакты он получил, а дальше – уже работай сам. С практической точки зрения он от такого поворота только выиграл. Три дня он перетерпел в гостинице, а затем перебрался в освободившуюся квартиру.

Консульская текучка Ильина особо не касалась, да и не так ее много было в Бресте. После того, как окончательно стала ясна в целом доброжелательная реакция Москвы на выходку Ильина, посол проникся к нему особым доверием, сложил вместе все известные ему о новом генконсуле факты и пришел к выводу, что прислали его неспроста, а если так, то с ним надо не просто дружить, но и использовать. Ситуация в стране была супер-сложной, предсказать события хотя бы завтрашнего дня было невозможно, а и желающих порулить из Москвы – желательно без всякой ответственности, была масса. И далеко не всегда эти рулевые ставили посла в известность о своей деятельности.

Так что посол взял за правило минимум раз в неделю вызывать Ильина в Минск, советоваться с ним, а то и приглашать на свои встречи с местными руководителями. В такой ситуации надо было демонстрировать Москве максимальный уровень активности и понимания всех внутриполитических аспектов, а как это делать, если главная фигура почти ушла с политической арены? Лука появлялся на публике явно через силу. Прежний запал, когда он бегал перед телекамерой с незаряженным автоматом, пропал, серьезных шагов он не предпринимал, и, как шепотом рассказывали близкие к нему люди, явно думал о том, как бы и кому передать власть так, чтобы потом не пришлось искать убежище понадежнее. Вот посол и пытался слепить какую-то картину происходящего, а главное – будущего развития. Любые интересные идеи в этом деле были очень востребованы, особенно если они корреспондировались с тем, как все это воспринимала Москва. А из Москвы кто недавно приехал? Ильин. Вот и вызывал его посол при каждом удобном случае. Хорошо хоть поездка в Минск много времени не занимала, да и дороги в Белоруссии были отменными.

Примерно через месяц Ильину вдруг позвонил Александр. Оказалось, что его привлекли к участию в российско-белорусском региональном форуме и, в отличие от других участников, которые просто посидели пару часов перед экранами компьютеров и послушали официальные речи разной степени занудности, он собрался действительно приехать в соседнюю с Брестской область и что-то там обсудить с белорусскими коллегами. А уж если так, то надо было встретиться, и брат был готов подскочить в Брест и даже переночевать там. У Ильина сразу возникло подозрение, что за этим стоит желание обсудить что-то серьезное.

Вообще после его отъезда связь с Региной была крайне нерегулярной. Пару раз они поговорили, но как-то уж очень формально. Регина явно была очень сдержанной. Толковать это можно было по-разному. С одной стороны, Ильин допускал, что ей просто неловко с ним говорить. С другой, они все же не были супругами с многолетним опытом и знанием друг друга, которые обычно понимают друг друга с полуслова в любой ситуации, и поэтому обсуждать какие-то личные вопросы по телефону, не видя друг друга, им было сложно. Потом Ильин как-то долго не мог до Регины дозвониться. Пандемия набирала обороты, и она опять много времени проводила в «красной зоне». Ответила она уже поздно вечером смской, и так с тех пор и повелось – они писали друг другу по нескольку раз в день, но очень коротко, не вдаваясь в детали своих текущих дел. А уж про чувства в смс писать было совсем глупо.

И вот сейчас приезжает Александр. В Бресте строгого антиковидного режима пока не было, и Ильин решил, что он пригласит брата куда-нибудь в город. Конечно, можно было устроить ужин и в генконсульстве, но ему не хотелось, чтобы кто-то из техперсонала, кого бы пришлось привлечь к обслуживанию, услышал, о чем идет речь.

Александр появился уже вечером. Он приехал на своей машине с водителем и помощником. Ильин поручил их заботам своих сотрудников, показал брату действительно интересное с точки зрения истории здание консульства, а потом увел его в город. Пройдя немного по уютным тихим улицам старого города, они зашли в маленький, буквально на пять столиков, погребок. Других посетителей там не было. Вообще ресторанный бизнес в стране был в упадке. С деньгами у народа плоховато стало. А вот кофейни чувствовали себя неплохо. В них охотно спасались участники протестов, когда их уж очень прижимали силовики, а иной раз они превращались в дискуссионные клубы – это когда по приказу тех же силовиков подвисал интернет, и народу было негде обмениваться мнениями.

– Что будешь местными грибами угощать? – Александр был как-то неестественно возбужден.

– И грибами, и драниками, и мясо найдется. Да и чем запить тут тоже есть.

– Давай тогда так. Прежде, чем выпивать начнем, хочу поговорить с тобой о серьезном. Вот уж последнее, что хотел бы делать, но приходится тебе неприятную новость сообщать. Тем более, и свою вину вижу.

– Ты давай ближе к делу, а то одним вступлением уже напугал.

– Давай ближе. Регина… в общем с моим обалдуем они сошлись. И говорят оба, что дело – серьезней некуда. Игорь от жены ушел, вернулся к нам в город, говорит: без нее не могу. И она… Серьезно у них все это, брат.

– Да знаю я…

– Откуда?

– Неважно. Значит, такая судьба. Ладно, я в принципе был готов. А ты-то в чем виноват?

– Ну, как же, они познакомились в июне, у меня за городом тогда собирались, перед тем, как ты заболел. Игорь еще тогда приезжал из Москвы. Всего, говорит, и пообщались чуть-чуть, а обоих как стукнуло.

– Чепуху не говори. Не у тебя, так в другом месте. Пусть живут. Я ей, в конце концов, не муж. Где собираются осесть-то?

– Да у нас, наверное. Место в доме хватит пока, работу я ему подберу, а она уходить из своей больницы не хочет.

– Ну, и хватит об этом. Давай-ка меню посмотрим. И расскажи заодно, что ты там, у соседей забыл?

Александр оживился.

– Дел пропасть. Кстати, и тебя касается. Ты Ткача помнишь?

Ильина аж передернуло.

– Ты что, решил любой ценой мне аппетит сегодня испортить? Этот-то тут причем?

– Сейчас будешь смеяться. Теперь он к тебе просителем заявиться хочет. Помощь твоя нужна. Кстати, и не только ему. Этот его проект теперь можно рассматривать уже почти как наш семейный бизнес. Ты вот послушай…

Ильин слушал брата и удивлялся, как же все в этом мире взаимосвязано. Речь как раз и шла о возможной будущей приватизации белорусских предприятий. В политической сфере еще ничего не было решено, ни о каких реформах и смене власти еще и речи не было, а российский бизнес уже прицеливался, какой бы кусочек местного промышленного пирожка повкуснее ему отхряпать, да еще и подешевле. Вот и Ткач сообразил, что его производство было бы неплохо дополнить заводиком в соседней с Брестской области, особенно если бы необходимую реконструкцию оборудования постепенно произвести с участием того самого австрийского машиностроительного завода, который в свое время купила Анна, а теперь его совладельцем вместе с сыновьями должен был стать Ильин. То есть формально быть владельцем собственности за границей он никак не мог, но это формально, а фактически дело другое. Александр же в этом деле был, как бы, гарантом сбыта продукции через госзаказ и в своей губернии, и в других, с главами которых он как-то умел договариваться.

– Ну, вы ребята даете, – только и смог сказать на все это Ильин. Интересно, что внутренне он не ощущал отторжения изложенных ему планов. В конце концов, речь шла не о закрытии, а, скорее, даже расширении существующих производств, их техническом перевооружении и, возможно, новых рабочих местах. А в идею свободной конкуренции так тесно аффилированных с властью промышленных предприятий он уже давно не верил. Это получалась конкуренция не заводов, а властных мандатов их покровителей.

Под этот интересный разговор и выпили, и закусили, а потом еще долго гуляли по ночным улицам, вспоминая всякое разное. Вид блестящих где-то там в вышине куполов собора на главной площади напомнил Ильину о новости из N, которая его удивила. Дело в том, что в одном из сел губернии уже лет десять вполне успешно существовала и, вроде бы, даже никому не мешала какая-то то ли секта, то ли религиозная группа, собравшаяся вокруг вполне харизматического старца. Дело у нее было поставлено круто: молочная ферма, сыроделательный цех, пасеки, лесопилка и прочее вполне обеспечивали сектантов, дали им возможность построить свой молельный дом, издавать какую-то литературу и даже позволяли им вкладывать деньги в инфраструктуру села. В каком-тоэкстремизме они замечены не были и если кого-то и раздражали, то только местного благочинного от Московского Патриархата, которому были как кость в горле.

Сам Ильин обо всем этом только слышал. Что там проповедовал этот старец, его мало интересовало. А вот Регина, несмотря на всю свою занятость, как-то в воскресенье даже отправилась в это село, поддавшись на уговоры подруги из своего отделения. Вернулась она оттуда задумчивая, а вечером за ужином ее и прорвало.

– Скажи, – обратилась она к Ильину, – вот ты ходишь иногда в церковь, хотя действительно воцерковленным человеком, конечно, не являешься. Креститься умеешь, «Отче наш» и еще пару молитв знаешь, в бога веришь, но так – не усердно. В принципе тебя можно рассматривать как типичного якобы православного русского человека. И вот тебя все там устраивает?

Ильин, только взявшийся за стакан с чаем, тяжело вздохнул. Сам он давно для себя отделил веру и старые русские храмы, в которых он чувствовал себя несколько торжественно и грустно, от всяческой суеты приходской, епархиальной и прочей церковной жизни, но с уважением относился к поискам смысла жизни Регины. Это был один из недостатков разницы в возрасте – они находились как бы на разных отрезках жизненной линии, и то, что один уже давно понял и принял, другой еще только открывал.

– Это ты про что? – осторожно спросил он.

– Ну, вообще про все, что мы видим в церкви.

– Открою тебе страшную тайну: к счастью, очень многого мы не видим, а иначе было бы совсем грустно. Но если ты про попытки возродить то ли какую-то византийщину, то ли махровое средневековье, то это мне категорически не нравится. Но ты же понимаешь, что у всякого явления есть разные измерения, и наряду с этим, у церкви есть одна важнейшая функция, за которую я готов мириться почти с чем угодно. Она помогает слабым. Понимаешь, в нынешнем мире очень многие люди не справляются сами со сложностями бытия, они просто не могут идти по жизни без руководства и поддержки. Так уж пусть лучше они это руководство и поддержку в церкви находят, чем где-то еще.

– А вера?

– А вот вере, извини, обряды не нужны. Они как раз для тех, кто на грани, колеблется.

– Вот прямо видно, что тебя учили научному атеизму, и ты был хорошим учеником.

– А я этого и не отрицаю. И поэтому считаю свою веру более сильной чем та, которая строится на дешевых трюках или каких-то откровенных сказках. А ты вообще все это к чему?

– Посмотрела я на этих…сектантов. По-моему, они просто до предела упростили христианство, отказались от показухи, молятся про себя тогда, когда чувствуют в этом потребность и, действительно, живут по заповедям. И знаешь, они – счастливы.

– Ну, тогда их рано или поздно точно прихлопнут. Если под показухой ты подразумеваешь, как я предполагаю, всю эту формальную сторону церковной жизни с многочасовыми службами, молитвами, постами и прочим, то, извини, если все это отбросить, то чем будут заниматься сотни епископов и десятки тысяч священников? И кому они тогда нужны? Так что мой им совет: пусть сидят потише и не высовываются.

К сожалению, тогдашнее пророчество Ильина сбылось, и на днях появились сообщения, что вслед за алтайским Виссарионом и они попали под удар правоохранительных органов.

– Полная хрень, – ответил Александр на вопрос брата, – но хрень очень серьезная. Я сам удивился, когда ко мне наш главный фсбэшник пришел сообщить о полученном указании оформить их по полной. А районный глава как расстроился! Он это село собирался на общенациональный конкурс двинуть. Представляешь, полсела вообще ни пьет! Ну, ни капли в рот не берут. И как работают! А что они там по воскресеньям у себя на сходках читают – кому какое дело. Даже думали, может дело притормозить, но тут такое выяснилось…

– А что случилось-то?

– Понимаешь, мне это уже в Москве объяснили. Когда весной, под пасху закрывали храмы по ковиду, Отец наш святой выпросил у Самого обещание, что, как только все кончится, они вместе с органами проведут зачистку всего церковного поля. То есть и у себя всех в ересь впавших, и всяких прочих иных, кто от стройных рядов откололся, – к ногтю! Причем, по суду, по-настоящему, со сроками и всем прочим. Сам, вроде, не хотел: уж больно скандально получается, да и прижать-то в общем по закону эту публику не за что. Если уж откровенно говорить, это же все просто клоны православной церкви. Большинство оттуда и вышли и строят как бы РПЦ в миниатюре. Про Конституцию я вообще не говорю. Но Отец перевел дело в материальную плоскость: мол, потери из-за закрытия храмов огромны, а тут деньги на сторону уходят. Или помогайте из госказны, или давайте перекроем все потоки на сторону. Вот сейчас дело и пошло. Ясно, что не сразу. Пока раскачались, методички составили, перечень типовых обвинений. С Патриархией списочек согласовали – все, как положено.

– Ну, а ваших-то за что судить будут? У Виссариона хоть какие-то стволы нашли.

– Не смеши. В деревне и без стволов? Это где такое видано? А наших мошенниками оформят.

– В том смысле, что кто-то из усопших не попал в Царство небесное, как их гуру обещал?

– Тебе смешно. А мне дураком выглядеть. Нашлись любители разматывать, уже издеваются и у нас, и в Москве во всю. Приходится что-то говорить, поддерживать следствие. Знал бы ты, что они блеют! А с обвинением так: они часть своих зарплат передавали в секту, как бы членские взносы. Ну, и как обычно бывает, кто-то ушел – разуверился, там или надоело просто – не знаю. Но фсбэшные ребята подбили их написать заявления: обманом, мол, выманивали деньги. На этом все и строят.

– И что, эти деньги, взносы, их кто-то присвоил?

– Ты будешь смеяться, но значительная часть на нужды села и уходила. Нет, ясно, что свои расходы у них тоже были и немалые. Но в прошлом году, например, они уличное освещение восстановили и фельдшерский пункт отремонтировали. Но отчитаться не могут. Ты же знаешь, как все у нас в деревнях делается – наличными, из рук в руки. Какие там квитанции.

– Бред какой-то.

– Это, брат, не бред. Это – политика. Пойдем к тебе. Спать пора, а то завтра пораньше выехать хочу, чтобы одним днем вернуться.

Напоследок, уже по дороге домой опять вернулись к семейным делам. Александр пожаловался, что развод сына стукнул по нему с неожиданной стороны. Бывший сват – отец жены Игоря – сидел не так, чтобы высоко, но крепко в одном из управлений на Старой площади. Дочка, судя по всему, здорово вынесла ему мозги, и он стал названивать Александру, призывая его привести сына в чувство. Ссориться с москвичем было явно себе дороже, а ставить какие-то ультиматумы Игорю брат считал бессмысленным. Решение сына ему совсем не нравилось, но человеком он был мудрым и понимал, что разбитое не склеить. Так и крутился.

На словах Ильин посочувствовал брату, но, честно говоря, вникать во все это ему совсем не хотелось. Внутренне он был готов к расставанию с Региной и, как ни странно, сейчас даже радовался тому, что все получилось именно так: без обманов, объяснений и расставаний с душевным надрывом. Жила, конечно, до самого конца глупая надежда, что она просто хотела ребенка, но слова брата покончили с ней окончательно, и Ильин радовался, что даже не упомянул ему об этих своих мыслях.

Он прекрасно понимал, что для Александра во всей этой истории главное – сын и все проблемы, которые теперь с ним возникают. Здесь и бывший свояк, и довольно существенная разница в возрасте сына с новой невесткой, и внучка от прежней жены, которая так и останется для Александра родной. Но его все это больше не касалось.

Оставались практические вопросы. Ильин попросил брата собрать и переправить в Москву все его вещи и отказаться от съемной квартиры. Тот охотно обещал, понимая, что в ближайшие годы он вряд ли увидит Ильина у себя на родине.

Утром за завтраком уже накоротке Ильин все же вспомнил, что брат только что прошел через первые в своей жизни выборы и поинтересовался из вежливости, как оно там было.

Александр в ответ хмыкнул и махнул рукой:

– Сам что ли не понимаешь? Сделали… Не без проблем, конечно, но в чем-то даже повезло. Не слышал? У нас в одном из поселений уборщицу главой выбрали. Потом стали разбираться. Оказывается, накануне в деревне свадьба была, хорошо приняли и кто-то там народ подбил: а, давайте, завтра проголосуем за мать невесты! Она выставлялась-то по просьбе главы – для списка. И решили, что кто не проголосует – того на второй день свадьбы не пускать. Они все и проголосовали… А кроме гостей свадьбы никто толком на выборы и не пришел.

Ильин уже даже не смеялся, а просто рыдал.

– Ты вот смеешься, а мне совсем не смешно стало, когда нового главу по центральным каналам показывать стали. Хорошо хоть дней через пять после выборов, так что они от свадьбы уже отошли. И, к счастью, мотивы голосования журналисты не раскопали. Но, откровенно говоря, мне вся эта история была даже на руку. На ее фоне про меня никто и не вспомнил. Ладно, я поехал, и скажу тебе напоследок: ты даже не представляешь, как я рад, что ты меня со смехом провожаешь. А тетку эту – уборщицу-главу поселения – я теперь никому в обиду не дам. Видишь, как она мне с тобой помогла. Бывай.

И уехал.