Прошла еще пара недель. Осень окончательно вступила в свои права, но погожие дни еще случались. Дел у Ильина с каждым днем становилось все больше, но время и подходящую погоду он выбрал, оделся по-походному и целых три часа лазил вместе с Марцинкевичем – такую фамилию носил его новый знакомый – по остаткам укреплений за пределами Цитадели. Временами у него возникало странное впечатление, что его гид чуть ли не сам здесь воевал – уж слишком хорошо он описывал ход событий. Четко, по дням, описал ход обороны до начала июля, когда организованные очаги сопротивления были подавлены. В музее Ильин ничего подобного не видел. Не удержавшись, он спросил, откуда такие глубокие знания, и не очень удивился, услышав, что тому довелось посидеть над архивными материалами Вермахта, в том числе и 45-й пехотной дивизии, штурмовавшей крепость.
– Это Вы там сумели? – поинтересовался Ильин, уже понимая, что Марцинкевич явно германист и служил в Германии, причем, возможно, не только в Восточной.
– И там, и у нас, когда готовился к одной из командировок. Отличный способ хорошенько «поднять» профессиональную военную терминологию, а мне это было нужно.
Оставалось только догадываться, для чего ему это было нужно.
Идти в гости в тот день Ильину уже было некогда – надо было все же до конца рабочего дня появиться в генконсульстве и посмотреть, как там идут дела, но оба устали и проголодались, и он пригласил Марцинкевича перекусить где-нибудь в городе. Тот немного помялся и предложил проехать на другой берег Мухавца в новый район в кафе, а то в центре в любом заведении обязательно нарвемся на знакомых, а видок у обоих после прогулки был совсем не протокольный. Ильин понял это по-своему: Марцинкевич не хотел особенно светить их знакомство. Порадовался, что приехал в крепость на своей личной машине с московскими номерами. Они были намного менее заметны, чем дипломатические. Так что посидели по простому, но Ильину пришлось твердо пообещать, что он придет в гости в ближайшее время.
Случай представился еще через пару недель. Ильин в тот день ездил в Минск на совещание в посольстве. После всех служебных дел у него еще состоялась встреча с занимавшимся делом о наследстве Анны адвокатом. Тот специально приехал в Минск, чтобы обсудить вариант, к которому удалось прийти всей адвокатской братии. Адвокат в принципе был готов приехать и в Брест, но каждый день его работы стоил столько, что Ильин даже подумал, а не смотаться ли ему самому в Москву. Конечно, на фоне общей суммы наследства все это были сущие копейки, но он как-то по-прежнему отделял свои заработанные на государственной службе деньги от всех этих безумных средств, которыми оказывается оперировала Анна.
Вариант, который ему озвучил адвокат, Ильина задел. Предполагалось всю основную наследственную массу перевести на какой-то фонд в офф-шоре, фактический контроль над которым отходил его сыновьям. В дальнейшем бенефициарами этого фонда становились все трое, причем на долю Ильина пришлось бы 20 % доходов, а сыновьям – по 40 %. В ответ на замечание Ильина о том, что он как государственный служащий подобных доходов иметь не может, адвокат только хмыкнул и пожал плечами: мол, решим как-нибудь, не вы первый. «Решать», похоже, при таком варианте предстояло вообще немало всего. Каким-то загадочным образом, например, в собственность Ильина попадала их квартира, которая раньше была оформлена на Анну. Такой недешевый бонус, который в общем соглашении о наследстве вообще не фигурировал, но адвокат о нем явно не случайно упомянул.
Ясно, что вариант готовился при непосредственном участии юридической службы компании Анны. Там сыновей знали и рассматривали их как новых руководителей бизнеса.
В принципе, Ильина вариант полностью устраивал, но так уж мы устроены, что чувство обиды на сыновей возникло: могли бы хотя бы предложить ему возглавить семейное дело. Ясно, что он бы отказался, но все же… Невольно где-то в душе шевельнулась и тревога за сыновей: как они там еще сумеют поделить руководство бизнесом? Как говорится, квартирный вопрос испортил отношения во многих семьях.
Так что возвращались домой уже к вечеру, октябрьские сумерки считай темнота. До Бреста оставалось еще с полчаса езды. Впереди светились огни заправки. Ильин попросил остановить машину на пару минут – хотелось кофе, да и, как говорится, руки помыть уже было бы невредно. Водитель начал показывать правый поворот, и в этот момент со встречной полосы практически наперерез «мерседесу» Ильина шоссе пересекла машина, уходившая на перпендикулярную боковую дорогу. Встречный водитель, вероятно, решил, что и машина Ильина собирается повернуть на ту же дорогу и остановится перед поворотом. Водитель Ильина ударил по тормозам, сумел остановиться и избежать столкновения, но так, что даже двигатель заглох. Ильин сидел сзади и, конечно, был не пристегнут. Его швырнуло на переднее сиденье, приложился он как следует, но в целом отделались испугом. Так что пришлось и кофейку выпить, и посидеть в кафе при заправке, чтобы и шофер пришел в себя. Профессионалом тот был изрядным, но руки после подобного у него явно подрагивали.
И тут позвонил Марцинкевич. Узнав, что Ильин подъезжает к городу и особых планов на вечер не имеет, с энтузиазмом сообщил, что у него дома «образовались», как он выразился, потрясающие драники, да и маринованные грибочки найдутся. После дурацких разговоров в посольстве и приключений на дороге Ильину вдруг так захотелось пообщаться с симпатичным и умным человеком, что он даже неожиданно для себя согласился прийти в гости. В багажнике машины у него по обыкновению кое-что было, так что в дверь к Марцинкевичу он позвонил не с пустыми рукам – выставил на стол по бутылке виски и хорошей водки от местного «Кристалла».
Правда, сразу пожалел, что не озаботился и вином. У плиты в кухне ловко орудовала какими-то хитрыми приспособлениями надсковородкой Валерия.
Разговор как-то сразу сложился. Под рюмочку-другую с закуской за каким-то очень домашним столом каждый немного и о себе рассказал, и посмеялись над забавными историями, которые припомнили сотрапезники. Как-то и время незаметно пролетело. Марцинкевич – старый хитрец! – вдруг начал зевать и сетовать, мол, посидел бы с гостями еще, но завтра утром в крепость на работу. Ильин попытался попрощаться, но этот такой гостеприимный дед вдруг вспомнил, что за разговорами не напоил гостей чаем, и так по этому поводу расстроился, что Валерии не оставалось ничего другого, как пригласить Ильина на чай уже к себе, в соседнюю квартиру, раз уж хозяин так устал, что просит пожалеть его седины. Марцинкевич даже не дал ей убрать со стола, пояснив, что проснется-то он все равно рано, так что тогда и уберет.
Пошли пить чай. Ильин, сам себе удивляясь, рассказал о себе, какой-то неуклюжей своей личной жизни. Валерия тоже была одна. С мужем давно рассталась, дочь училась в университете в Минске. Еще полгода назад в похожей ситуации вечер с Региной у Ильина кончился постелью, а сейчас, хотя ночная собеседница ему явно нравилась и как женщина, как-то даже нужнее был именно разговор – обо всем и ни о чем одновременно.
Чай давно был выпит, и уже совсем глубокой ночью оба вдруг опомнились.
– Засиделся я у Вас сверх всякой меры, извините, и … спасибо за прекрасный вечер, – что уж там греха таить, произнося эти слова, Ильин втайне надеялся, что ему предложат в ответ остаться.
Но женщина была умна и понимала, что установившуюся между ними хрупкую душевную близость надо беречь и лелеять. А все остальное – не уйдет. Оно уже было предопределено, и это было понятно обоим.
– Может быть Вам такси вызвать? Вам далеко до дома?
– Да, нет, тут все рядом. Пройдусь с удовольствием. Думаю, до моей квартиры минут десять. Насколько я понимаю, сейчас надо выйти на проспект, а потом – второй или третий переулок направо. Я местную географию еще не очень знаю. Увидимся днями?
– Конечно.
Так и попрощались.
И встречались уже после этого регулярно, и уже плохо представляли себе жизнь без этих встреч, и очень естественно стали близки, и пока еще про себя размышляли о том, как строить совместную жизнь дальше. Оба понимали, что это будет очень и очень непросто.
Постепенно жизнь Ильина вошла в какие-то рамки и приобрела упорядоченный характер. Вечера он часто проводил с Валерией. Несмотря на свою активную общественную деятельность, она каким-то чудом успевала заниматься домом, и, как правило, Ильин мог рассчитывать на неплохой домашний ужин. Часто к ним присоединялся и Марцинкевич, который их временем не злоупотреблял, и после чая обычно отправлялся, как он выражался, «работать над мемуарами». Ильин, правда, очень сомневался, что эти мемуары вообще существовали в природе. По его опыту, люди подобной профессии обладают слишком развитым инстинктом самосохранения, чтобы баловаться воспоминаниями о своей службе.
Как-то раз за ужином разговор зашел о свежей новации прокуратуры республики, которая выступила с инициативой конфисковать денежные средства задержанных во время митингов и направлять их на «поддержание штанов» силовиков.
Валерия бурно возмущалась, говорила об открытом грабеже, до которого опускается власть, Марцинкевич попробовал было как-то хмыкнуть в том плане, что взятое с боя – свято, и чуть не получил за это от Валерии столовой ложкой по лбу.
Ильин долго крепился, но потом не выдержал.
– Вы на своих-то все не валите, – в конце концов признался он, – это же наверняка наши посоветовали.
Марцинкевич бросил на него осуждающий взгляд из-за насупленных ресниц. Он не любил, когда Валерия пыталась выведать у Ильина что-то из того, что ему могло быть известно. Он вообще большое внимание уделял проблеме служебной этики, с которой явно столкнулся его новый друг в этой ситуации. Скорее всего, за этим стоял опыт. Он-то уж прекрасно понимал, чем может обернуться Ильину просто даже знакомство и с Валерией, и с ним самим при определенном стечении обстоятельств.
– Нет, конкретно, я ничего не слышал, – правильно понял его взгляд Ильин, – и утверждать ничего такого не берусь, но дело в том, что подобная практика уже давно применяется у нас, и было бы странно, если бы ее не порекомендовали и вашим орлам.
– Как это? – теперь удивился даже Марцинкевич.
– А очень просто. Наша полиция, например, очень любит проводить обыски. Получить решение суда – не проблема, вот и идут даже к свидетелям, что само по себе, на мой взгляд, должно быть категорически воспрещено.
– Это еще почему? – продолжал удивляться Марцинкевич.
– Свидетель должен быть абсолютно независим. А о какой независимости может идти речь, если к тебе в дверь часов в 6 утра стучатся люди с оружием и в бронежилетах. Я о нормальном, среднем человеке говорю. Вас-то таким не запугаешь. Но главное – дальше. Любят они изымать во время обыска, особенно у подозреваемых, деньги. Я об официальных изъятиях говорю, а не о том, что по-тихому в карманах оседает. Когда-то они, конечно, криминальны и имеют отношение к делу, но не всегда, и случается, что эти деньги потом ни в обвинении, ни как вещдоки не фигурируют.
– И что?
– А то, что обратно ты их уже никогда не получишь.
– Что, конфискуют?
– Если бы. Часто и конфисковать по закону нельзя – не все статьи УК подразумевают конфискацию. Просто не отдают и все. Обращаются люди в суд – и суд не отдает под любым предлогом. А потом оформляют их как безхозные, с неустановленным владельцем, и по-тихому передают их на нужды полиции. И очень мало кто об этом знает. Так что, знаете, что я вам скажу: ваши силовики еще честные люди, открыто о таком говорят!
– Чудны дела твои, Господи …
В таких вот интересных разговорах и проходили вечера. Сначала Ильин еще стремился вернуться домой до утра, а потом вообще бросил эту затею, перевез к Валерии часть своего гардероба и ночевал у себя только тогда, когда она почему-то была занята. Менять что-то в этом порядке он пока не собирался. Вообще отказаться от казенного жилья он не мог – разные могли быть ситуации, а приглашать Валерию переехать к себе было, все же, несколько стремно.