Безумный год (Вирус)

Эпилог

Год подходил к концу. Этот совершенно безумный год, когда события развивались чуть ли не по самым жутким сценариям фильмов ужасов. А, впрочем, кто знал, что принесет с собой наступающий 21-й… Надежд было много. Человечество сдаваться не собиралось. Медики лечили заболевших, фармацевты варили вакцины, те, кому положено, пытались заранее вычислить, какие негативные последствия принесет пандемия, даже если ее удастся остановить.

Как всегда перед Новым годом в генконсульстве была масса хлопот. Поздравления, подарки, подведение предварительных итогов года, хорошо хоть никаких совместных посиделок в этом году не планировалось. Не та была обстановка, чтобы устраивать корпоративы.

В полдень Ильин поздравил коллектив, оставил в генконсульстве одного дежурного и распустил всех остальных по домам. Обзвонил кое-кого из знакомых в Москве, справился о здоровье Александра – тот как раз свалился с ковидом, поздравил посла – это уж как положено. Сам он собирался встречать Новый год с друзьями. Компания, собственно, собиралась небольшая: к Валерии из Минска приехала дочь, ну а Марцинкевич как всегда был готов к дружеским посиделкам.

Приехал заранее и сразу понял, что появился слишком рано. Валерия с дочкой резали салаты и обсуждали что-то сугубо личное, а Марцинкевич на своей кухне колдовал с настойками, выбирая те, которые, по его мнению, лучше всего подходили к случаю. Сам он этим делом не злоупотреблял, говорил, что придерживается своей семейной нормы – 2–3 рюмки «для настроения», и сейчас как раз подбирал то, что под его нынешнее настроение подходило. Процесс этот был сложный и творческий. Он изучал цвет настоек, нюхал их, взбалтывал и опять проверял цвет и запах. На заключительной стадии он брал буквально одну каплю «на язык» и задумчивоподнимал глаза к потолку, как бы прислушиваясь к реакции организма. Ильин еще на этапе планирования новогоднего торжества попытался заикнуться насчет коньяка, но был подвергнут остракизму и выслушал целую лекцию о вреде дипломатических привычек.

Так что мешать Марцинкевичу в этом серьезном деле не стоило, и Ильин набулькал себе из его запасов рюмку чего-то темного и тихонько удалился в комнату. Откровенно говоря, ему уже давно хотелось вот так, тихонько, без всяких забот посидеть и подумать.

События в обеих странах развивались динамично, причем Ильину иногда казалось, что они как бы передают друг другу эстафетную палочку в забеге, финиша которому пока видно не было.

Белорусы, конечно, сначала здорово всех удивили своими массовыми непрекращающимися протестами, но и россияне потом откололи фортель известием о внеочередных выборах. Однако сегодня, в последний день года, с утра новогоднюю тематику опять оттеснили новости из Минска. Представители всех силовых ведомств практически синхронно заявили, что их сотрудники тоже имеют право на новогодне-рождественские каникулы и поэтому в ближайшие две недели будут нести службу в дежурном режиме и «контролем за массовыми мероприятиями» – так изящно они назвали разгон демонстраций с применением всех мыслимых спецсредств, кроме разве что стрелкового оружия – заниматься не будут.

Народ в очередной раз обалдел. Поскольку у многих уже практически было налито, выпили, как водится, но дело от этого яснее не стало. Народ массово стал обмениваться соображениями. Мобильная связь и интернет в результате начали виснуть практически с утра. Очень быстро родилось и актуальное поздравление: С Новым годом и новой жизнью! Большинство поздравлявших смотрели в будущее с оптимизмом и полагали, что произошло, наконец, давно ожидаемое – силовики решили сдать батьку. В этой связи поползли слухи, что уже сегодня вечером, поздравляя народ с Новым годом, тот скажет что-то такое эпохальное.

Мудрый Марцинкевич по этому поводу только хмыкнул и озадачил восторгавшихся новостью Валерию с дочерью простым вопросом:

– А кому они его сдают?

Еще раз хмыкнул, увидев, что они никак не могут найти ответа, и продолжил:

– Я вполне допускаю, что они его, действительно, таким образом, сливают, но не думаете же вы, что это просто истерика с их стороны. Значит, у них есть договоренность о будущем формате – тьфу, не люблю этого слова, но сейчас оно лучше всего подходит – власти. А именно: кто, с кем, на каких условиях. И что-то я не помню, чтобы с нами на эту тему кто-то о чем-то договаривался. А, значит, опять без нас… Так что поживем – увидим. Так, кажется, говорят наши московские друзья?

И он хитро подмигнул Ильину.

И вот после всей этой катавасии Ильин сидел в темной комнате, по глотку смаковал действительно очень вкусную настойку Марцинкевича и пытался подвести итоги года.

В сумбуре своих личных дел он уже давно отчаялся разобраться и решил просто плыть по течению. С Валерией ему было хорошо, но кто знает, кто знает… Почему-то вдруг всплыли в памяти давние слова старшего коллеги о том, что самое интересное в его жизни началось лет после сорока. Интересного там, действительно, было много: развод, оргвыводы по партийной и служебной линии – дело было еще в те советские времена, о которых почему-то вспоминают только хорошее, хотя, как и во все времена, хватало разного – несколько бестолковых лет, а затем новый счастливый брак, постепенное некоторое выправление карьеры, но уже без шансов достичь того, чего этот человек явно заслуживал.

Так что мысли крутились, в основном, вокруг происходящего в государстве. Как оно там дальше будет, Ильин не знал, но для себя решил, что слово «преемственность» он вычеркнет из своего вокабуляра и больше не произнесет ни разу в жизни.

Этой самой «преемственностью» его, как и других граждан страны, кормили ежечасно и ежеминутно со всех экранов. Оно звучало во всех выступлениях официальных лиц вне зависимости от темы, места и аудитории. Иногда возникало ощущение, что идет соревнование, кто сумеет вставить его в свою речь, комментарий или просто реплику раньше: если не первой фразе, то в первом абзаце, если не в первом абзаце, то на первой странице. Этакая массовая клятва верности. Вспоминался бессмертный Войнович и его редактор, который установил для себя норму «сталиных» на газетную полосу.

Было смешно и грустно. Смешно – потому, что в большинстве случаев эта самая «преемственность» оказывалась притянута за уши, да и вообще веры ораторам не было никакой. Грустно – поскольку Ильин отдавал себе отчет в том, что очень скоро маятник качнется в другую сторону, и те, кто сегодня кричат о «преемственности», будут громче всех обличать, вскрывать и вещать о своей борьбе с прежним режимом. И все опять пойдет вразнос. Невольно вспомнилось что-то из самого детства, когда сразу после смещения Хрущева так же кричали о «коллективном руководстве» и показывали по телевизору бодрую тройку Брежнев-Подгорный-Косыгин, правда, очень недолго, и к началу 70-х от этого руководства мало что осталось.

Ильину было даже не интересно взвешивать шансы тех трех «крупных политических деятелей», которые были, как бы, предложены стране кандидатами на роль преемника, – все они казались очень временными фигурами. Его вдруг посетила странная мысль.

Не так важно, что тот или иной лидер сумел сделать на посту главы государства. В конце концов, когда-то великие свершения нужны и возможны, а когда-то можно ограничиться просто неторопливым поступательным развитием. Гораздо важнее, как он передает власть преемнику – спокойно и естественно, при общем понимании, что полезное никто ломать не будет, а последует дальнейшее развитие в соответствии с нуждами времени, или же влиянием обстоятельств, срочно, когда все от него уже устали, навязывая всем эту самую «преемственность», от которой очень скоро не останется и камня на камне. И тогда весьма велик шанс того, что позднее вместе с водой выплеснут и ребенка, и будут опять ломать устои и институты, которые дались обществу дорогой ценой и немалыми усилиями. И дело даже не в том, подготовил уходящий лидер или нет себе достойную замену. Вполне возможно, что его представления о будущем курсе ошибочны, и время выдвинет на самую вершину властной пирамиды совсем других, не входящих в нынешнее «политбюро» людей. Главное другое – эта замена должна проходить так же естественно и легко, как меняются времена года, время суток, поколения людей и вообще все на земле.

«– Опять наши доигрались, – с горечью подумал он, и ему вдруг безумно захотелось салатов, которые Валерия с дочерью явно уже закончили резать у себя на кухне. – Ну их всех на фиг. Пора Новый год праздновать. А потом разберемся».