Библиотека литературы Древней Руси. Том 4 (XII век)

ОРИГИНАЛ

В лето 6683. Убьенъ бысть великий князь Андреи Суждальскии, сына Дюрдева, внукъ Володимеря Мономаха месяца июня вь 28-й день на канунъ святыхъ апостолъ. День бе тогда субота.

Создалъ же бяшеть собе городъ каменъ, именемъ Боголюбыи, толь далече, якоже Вышегородъ от Кыева, тако же и Боголюбыи от Володимеря.[488] Сы благоверныи и христолюбивыи князь Аньдреи от млады верьсты Христа возлюбивъ и пречистую его Матерь, смыслъ бо оставивъ и умъ, яко полату красну душю украсивъ всими добрыми нравы, уподобися царю Соломану, яко домъ Господу Богу и церковь преславну святыя Богородица Рождества[489] посреде города камену создавъ Боголюбомъ и удиви ю паче всихъ церквии; подобна тое Святая Святыхъ, юже бе Соломонъ царь премудрыи создалъ, тако и сии князь благоверныи Андреи и створи церковь сию и память собе и украси ю иконами многоценьными, златомъ и каменьемъ драгымъ, и жемчюгомъ великымъ безценьнымъ, и устрои е различными цятами и аспидными цатами украси и всякими узорочьи, удиви ю светлостью же, некако зрети, зане вся церкви бяше золота. И украсивъ ю и удививъ ю сосуды златыми и многоценьными, тако яко и всимъ приходящимъ дивитися, и вси бо видивше ю не могуть сказати изрядныя красоты ея, и златомъ и финиптомъ, и всякою добродетелью, и церковнымь строеньемь украшена и всякыми сосуды церковными, и ерусалимъ златъ с каменьи драгими и репидии многоценьными, каньделы различными извну церкви от верха и до долу, и по стенамъ, и по столпомъ ковано золотомъ, и двери же и ободверье церкви златомъ же ковано. Бяшеть же и сень златом украшена от верха и до Деисиса[490] и всею добродетелью церковною исполнена, изьмечтана всею хытростью!

Князь же Андреи бе городъ Володимерь силно устроилъ, к нему же ворота златая доспе, а другая серебромъ учини, и доспе церковь камену сборъную святыя Богородица, пречюдну велми, и всими различными виды украси ю от злата и сребра, и 5 верховъ ея позолоти, двери же церковьныя трое золотомъ устрои. Каменьемъ дорогымъ и жемчюгомъ украси ю мьногоценьнымъ, и всякыми узорочьи удиви ю, и многими поникаделы золотыми и серебряными просвети церковь, а онъбонъ от злата и серебра устрои, а служебныхъ съсудъ и рипидьи и всего строенья церковьнаго златомъ и каменьемь драгимъ и жемчюгомъ великимъ велми много, а трие ерусалимъ велми велиции, иже от злата чиста, от каменья многоценьна устрои: и всими виды и устроеньемъ подобна быста удивлению Соломонове Святая Святыхъ. И въ Боголюбомъ, и въ Володимере городе верхъ бо златомь устрои и комары позолоти и поясъ златомъ устрои, каменьемь усвети, и столпъ позлати, и изовну церкви и по комаромъ же поткы золоты и кубъкы, и ветрила золотомъ устроена постави, и по всеи церкви и по комаромъ около.

Посемъ же иныи церкви многы камены постави различные и монастыре многи созда, на весь бо церковьныи чинъ и на церковникы отверъзлъ бяше Богъ сердечне очи. Не помрачи ума своего пьяньствомь, и кормитель бяшеть черньцемь и черницамъ, и убогымъ, и всякому чину яко вьзлюбленыи отець бяшеть, паче же милостынею бяше милостивъ, слыша Господа глаголюща: «Аще створите братьи меньшии моеи, то мне створисте»,[491] и пакы Давидъ глаголеть: «Блаженъ мужь милуя и дая весь день, о Господе не поткнется». Мужьство и умъ в немъ живяше, правда же истина с нимъ ходяста. И иного добродеяния много в нем бяше, и всякъ обычаи добронравенъ имеяшеть: в нощь въходяшеть в церквь и свищи въжигивашеть сам и, видя образъ Божии, на иконахъ написанъ, взирая, яко на самаго творця; и вси святее написаны на иконахъ видя, смиряя образъ свои скрушеномь сердцемъ и уздыханье от сердца износя, и слезы от очью испущая, покаянье Давидово приимая, плачася о грисехъ своихъ, възлюбивъ нетлененая паче тленьныхъ и небесная паче времененыхъ и царство съ святыми у вседержителя Бога паче притекущаго сего царьства земльного, и всею добродетелью бе украшенъ, вторыи мудрыи Соломонъ бяшеть же.

И сю добродетель имея: веляшеть по вся дни возити по городу брашно и питие разноличное болнымъ и нищимъ на потребу, и, видя всякого нища приходящего к собе просить, подавая имъ прошенья ихъ, глаголя тако, еда «се есть Христосъ пришедъ испытать мене», и тако приимаше всякого приходящего к нему, яко же Христос заповеда, рече: «Аще симь меньшимъ створисте братьи моеи, то мне створисте», и то помняше слово в сердци всегда. Темъ достоино от Бога победныи венець приялъ еси, княже Андрею, мужьству тезоимените братома благоумныма, святыма страстотерпцема[492] вьследовалъ еси, кровью умы вся страдания ти. Аще бо не напасть, то не венець, аще ли не мука, то ни дарове: всякыи бо держася добродетели, не можеть бо безо многихъ врагъ быти. Князь же Андреи, вражное убииство слышавъ напередъ до себе, духомъ разгореся божественымъ, и ни во что же вмени, глаголя: «Господа Бога моего Вседержителя и Творьца своего возлюблении людье на кресте пригвоздиша, глаголяще: “кровь его буди на насъ и на чадехъ нашихъ”; и пакы глаголющее слово усты святых еуангелистъ: «Аще кто положить душю свою за другъ свои, можетъ мои ученикъ быти».[493] Сеи же боголюбивии князь не за друга, но за самого Творца, создавьшаго всячькая от небытия вь бытье, душю свою положи, темъ в память убьенья твоего, страстотерпче княже Андрею, удивишася небеснии вои, видяще кровь, проливаему за Христа, рыдаеть же множество правоверныхъ, зряще отца сирымъ и кормителя, омрачнымъ звезду светоносну помрачаему; оканеные же убиице огнемь крестяться конечнымь, и сожигаеть всякого греха купину, рекьше деянья. Ты же, страстотерпьче, молися ко всемогущому Богу о племени своемь, и о сродницехъ, и о земле Руськои дати мирови миръ.

Мы же на преднее възвратимся.

Се же бысть вь пятницю на обедни съветъ лукавыи пагубоубиистьвеныи. И бе у него Якимъ, слуга, възлюблены имъ. И слыша от некого, аже брата его князь велелъ казнить, и устремися дьяволимь научениемь и тече, вопия кь братьи своеи, къ злымъ светникомъ, якоже Июда къ жидомъ, тъсняся угодити отцю своему Сотоне, и почаша молвити: «Днесь того казнилъ, а насъ завутра, а промыслимы о князе семь». И свещаша убииство на ночь, якоже Июда на Господа.

И пришедъши нощи, они же устремивьшеся, поимавъше оружья, поидоша на нь, яко зверье сверьпии, и идущимъ имъ к ложници его, и прия е страхъ и трепетъ. И бежаша сь сении, шедше в медушу и пиша вино. Сотона же веселяшеть е в медуши и, служа имъ невидимо, поспевая и крепя е, яко же ся ему обещали бяхуть. И тако упившеся виномъ, поидоша на сени. Началникъ же убиицамъ бысть Петръ, Кучьковъ зять, Анбалъ, ясинъ ключникъ,[494] Якимъ, Кучьковичи, а всихъ неверныхь убииць 20 числомъ, иже ся бяху спали на оканьныи съветъ томь дни у Петра у Кучкова зятя, постигъши бо ночи суботнии на память святую апостолу Петра и Павла.

Вземъше оружье, яко зверье дивии, пришедъшимъ имъ к ложници, идеже блаженыи князь Андреи лежить, и рече одинъ стоя у дверии: «Господине, господине...» — и князь рече: «Кто есть?», и онъ же рече: «Прокопья», и рече князь: «О, паробьче, не Прокопья!» Они же, прискочивше кь дверемъ, слышавше слово княже, и почаша бити вь двери и силою выломиша двери. Блаженыи же вьскочи, хоте взяти мечь, и не бе ту меча, бе бо томъ дни вынялы Амбалъ ключникъ, его то бо мечь бяшеть святого Бориса. И вьскочиша два оканьная и ястася с нимь, и князь поверже одиного подъ ся и, мневше князя повержена и уязвиша и свои другъ, и по семь, познавша князя, и боряхуся с нимь велми, бяшеть бо силенъ. И секоша и мечи и саблями, и копииныя язвы даша ему, и рече имъ: «О, горе вамъ, нечестивии, что уподобистеся Горясеру?[495] что вы зло учинихъ? Аще кровь мою прольясте на земле, да Богь отомьстить вы и мои хлебъ!» Си же нечестивии, мневьша его убиена до конца, и вьземше друга своего и несоша вонъ, трепещющи отидоша. Онъ же в оторопе выскочивъ по нихъ, и начатъ ригати и глаголати, и въ болезни сердца иде подъ сени. Они же, слышавше гласъ, возворотишася опять на нь. И стоящимъ имъ, и рече одинъ: «Стоя, видихъ окъномь князя идуша сь сении доловь». И рекоша: «Глядаите его!» — и текоша позоровати его, оже нетуть, идеже его отошли, убивше. И рекоша тотъ: «Есме погибохомъ! Вборзе ищете его!» И тако вьжегъше свещи, налезоша и по крови.

Князь же, узревъ я, идуща к собе, и вьздевъ руце на небо, помолися Богу, глаголя: «Аще, Господи, и в семь осуженъ конець, приимаю. Аще и много согрешихъ, Господи, заповеди твоя не схранивъ, но ведевъ, яко милостивъ еси плачюща видиши и противу течеши, обращая блудьнаго». И вьздохнувъ из глубины сердечныя и прослезися, и помяну вся Иовова,[496] и размышляше вь сердце своемь, и рече: «Господи, аще во время живота моего мало и полно труда и злыхъ делъ, но отпущение ми даруи и сподоби мя, Господи, недостоинаго прияти конець сеи, якоже вси святии, тако и толикы страсти и различныя смерти на праведникы находилы суть и яко святии пророци и апостоли с мученикы венчашася, по Господе крови своя прольяша и яко и святии священномученици и приподобнии отци и горькыя мукы различныя смерти прияша и съкрушени быша от дьявола, яко злато в горниле, ихъ же молитвами, Господи, избраномъ твоемъ стаде съ десными овцами причти мя, и яко святии правовернии цари прольяша крови, стражюще за люди своя, и еще же и Господь нашь Исусъ Христосъ искупи мира от прельсти дьяволя чьстьною кровью своею». И тако глаголя тешашеся, пакы же глаголаше: «Господи, призри на немощь мою и вижь смиренье мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, одержащюю мя ныне! Да уповая терпьлю о всихъ сихъ. Благодарю тя, Господи, яко смирилъ еси душю мою, и в царьствии твоемь причастьника мя створи! И се ныне, Господи, аще и кровь и мою прольють, и причти мя въ ликы святыхъ мученикъ твоих, Господи!»

И то ему глаголавшю и моливьшюся о гресехъ своихъ к Богу и седящю ему за столпомъ вьсходнымь, и на долзе ищющимъ его, и узреша и седяша, яко агня непорочно. И ту оканьни прискочиша и прикончаша его, Петръ же оття ему руку десную. Князь же вьзревъ на небо и рече: «Господи, в руце твои предаю тобе духъ мои» — и тако успе. Убьенъ же бысть в суботу на нощь, и о свете заутра в неделю, на память 12 апостолу.

Оканьнии же оттуда шедше, убиша Прокопья, милостьника его, и оттуда идоша на сени и выимаша золото и каменье дорогое, и жемчюгъ, и всяко узорочье, и до всего любимаго имения, и вьскладаше на милостьные коне, послаша до света прочь. А сами, возьмьше на ся оружья княже милостьное, почаша совокупити дружину кь собе, ркуче: «Ци жда на насъ приедуть дружина Володимиря?» — и скупиша полкъ, и послаша къ Володимерю: «Ти что помышляете на насъ? А хочем ся с вами коньчати, не насъ бо одинехъ дума, но и о васъ суть же в тои же думе!» И рекоша володимерьци: «Да кто с вами в думе, то буди вамъ, а намъ не надобе» — и разиидошася, и вьлегоша грабить, страшно зрети.

И тече на место Кузмище киянинъ: «Оли нетуть князя, убиенъ!» И почаша прошати Кузмище: «Кде есть убитъ господинъ?» — и рекоша: «Лежить ти выволоченъ в огородъ, но не мози имати его! Тако ти молвять, вси хочемы и выверечи псомъ! Оже ся кто прииметь по нь, тотъ нашь есть ворожьбить и того убьемъ!» И нача плакати надъ нимь Кузмище: «Господине мои! Како еси не очютилъ скверныхъ и нечестивыхъ, пагубоубииственыих ворожьбить своихъ, идущихъ к тобе? Или како ся еси не домыслилъ победити ихъ, иногда побежая полкы поганыхъ болгаръ?»[497] — и тако плакася и. И прииде Амбалъ ключникъ, ясинъ родомъ, тотъ бо ключь держашеть у всего дому княжа и надо всими волю ему дал бяшеть. И рече, вьзревь на нь, Кузмище: «Амбале, вороже! Сверзи коверъ ли, что ли, что постьлати или чимъ прекрыти господина нашего». И рече Амбалъ: «Иди прочь! Мы хочемь выверечи псомъ». И рече Кузмище: «О еретиче! уже псомъ выверечи! Помнишь ли, жидовине, вь которых порътехъ пришелъ бяшеть? Ты ныне в оксамите стоиши, а князь нагъ лежить, но молю ти ся: сверьзи ми что любо!» — и сверже коверъ и корзно. И, обертевъ и, и несе и в церковь, и рече: «Отмъкнете ми церковь!» — и рекоша: «Порини и ту вь притворе, печаль ти имъ!» — уже бо пьяни бяхуть. И рече Кузмище: «Уже тебе, господине, поробьци твои тебе не знають; иногда бо аче и гость приходилъ изъ Царягорода, и от иныхъ странъ, изъ Русскои земли, аче латининъ, и до всего христьяньства, и до всее погани, и рече: “Въведете и вь церковь и на полаты, да видять истиньное христьяньство!” — и крестяться и болгаре, и жидове, и вся погань, видивше славу божию, и украшение церковьное! И те болма плачють по тобе, а сии ни вь церковь не велять въложити!»

И тако положивы и вь притворе у церкви, прикрывы и корьзномь, и лежа ту 2 дни и ночи. На третий день приде Арьсении, игуменъ[498] святую Кузмы и Демьяна, и рече и: «Долго намъ зревшимъ на стареишие игумени, и долго сему князю лежати? Отомькните ми церковь, да отпою надъ нимъ, вложимы и любо си буди в гробъ. Да коли престанеть злоба си, да тогда, пришедъ из Володимеря, и понесуть и тамо». И пришедъше клирошани боголюбьскыи, вземше и, внесоша и въ церковь и вложиша и вь гробъ каменъ, отпевше надъ нимъ погребалное со игуменомъ Арсеньемь.

Горожане же боголюбьци разграбиша домъ княжь и делатели, иже бяху пришли к делу, — золото и серебро, порты и паволокы, имение, емуже не бе числа. И много зла створися вь волости его: посадниковъ и тивуновъ домы пограбиша, а самехъ и детские его, и мечникы избиша, а домы ихъ пограбиша, не ведуще глаголемаго: «Идежде законъ, ту и обидъ много.»[499] Грабители же и ись селъ приходяче грабяху. Тако же и Володимири, оли же поча ходити Микулица со святою Богородицею в ризахъ по городу, тожь почаша не грабити. Пишеть апостолъ Павелъ: «Всяка душа властемъ повинуется»,[500] власти бо от Бога учинены суть; естествомъ бо царь земнымъ подобенъ есть всякому человеку, властью же сана вышьши, яко Богъ. Рече великий Златоустець: «Иже кто противится власти, противится закону Божью. Князь же не туне носить мечь, Божии ибо слуга есть».[501]

Мы же на преднее възвратимся.

Въ 6 день, въ пятницю, рекоша володимерце игумену Феодулови и Луце деместьвянику святое Богородице: «Нарядита носилице, ать поедомь возмемь князя, а господина своего Андрея». А Микулице рекоша: «Събери попы, вси, оболокше в ризы, выидете жь передъ Серебреная ворота[502] съ святою Богородицею — ту князя дождеши». И створи тако Феодулъ, игуменъ святое Богородице Володимерьскои, съ крилошаны и с володимерце ехаша по князь во Боголюбое и, вземше тело его, привезоша Володимерю со честью съ плачемь великымъ.

И бысть по мале времени, поча выступати стягъ от Боголюбого, и людье не могоша ся ни мало удержати, но вси вопьяхуть, от слезъ же не можаху прозрити, и вопль далече бяше слышати. И поча весь народъ плача молвити: «Уже ли Кыеву поеха, господине! В ту церковь, теми Золотыми вороты, ихже делатъ послалъ бяше тои церкви на велицемь дворе на Ярославле, а река: «Хочю создати церковь таку же, ака же ворота си золота — да будеть память всему отечьству моему!» И тако плакася по немь весь градъ и, спрятавше тело его, съ честью и с писньми благохвальными положиша его у чюдное, хвалы достоинои, у святое Богородице златоверхой, юже бе самъ создалъ.

Се бо князь Андреи не вда въ животе своемь телу своему покоя и очима своима дреманья — донеле же обрете домъ истиныи, прибежище всим христьяномъ: Царици небесныхъ чиновъ и Госпожи всея вселеныя вьсякого человека и многими путьми ко спасенью приводящи. Яко же апостолъ учитъ: «Его же любить Господь, того же и казнить, и бьеть же всякого сына, егоже приемлеть; аще бо наказанья терпите, яко сыновь вамъ обретается Богъ».[503] Не постави бо Богъ прекраснаго солнца на единомь месте, и доволеюща и оттуду и всю вселеную осветяща, но створи ему устокъ и полдне, и западъ. Тако и угодника своего, Андрея князя, не привелъ его к собе туне, а могущаго таковымь жьтиемь и тако душю спасти, но кровью мученьчскою умывся пригрешении своихъ, и со братома своима с Романомъ и съ Давидомъ[504] единодушно ко Христу Богу притече. И въ раистии пищии водворяяся неизреченьно с нима, ихже око не виде, ни ухо слыша, ни на сердце человеку възыиде, яже уготова Богъ любящимъ его, техъ благъ сподобився видети, въ веки радуешися, Андрею княже великыи. Дерзновенье имея ко всемогущему и богатыхъ богатешему на высокыхъ седящему Богу молися помиловати братью свою, подасть имъ победу на противные и мирную державу и царство честьно и многолетно во вся веки векомъ. Аминъ.

ПЕРЕВОД

В год 6683 (1175). Убит был великий князь Андрей Суздальский, сын Юрия, внук Владимира Мономаха июня месяца в 28-й день, в канун праздника святых апостолов. И была тогда суббота.

Создал же он себе городок каменный, под названием Боголюбове, столь же далеко Боголюбове от Владимира, как и Вышгород от Киева. Благоверный и христолюбивый князь Андрей с юных лет Христа возлюбил и пречистую его Мать; знанье же отринув и рассужденья и, как хоромы чудесные, душу украсив всеми благими желаньями, уподобился царю Соломону, когда, храм Господу Богу и церковь преславную Рождества святой Богородицы посреди Боголюбова в камне создав, разукрасил ее больше всех церквей: подобна она той Святая Святых, которую царь Соломон премудрый создал; так и этот князь, благоверный Андрей, создал церковь такую на память о себе, и украсил ее драгоценными иконами, золотом и дорогими каменьями, и жемчугом крупным бесценным, и снабдил украшеньями разными, и украсил плитами из яшмы и всяким узорным литьем, — блеском осыпав ее так, что больно смотреть, ибо вся она в золоте стала. И украсил ее, и осыпал утварью золотой, драгоценной, всем входящим на удивленье, так, что всякий, видевший это, не может выразить словом невероятной ее красоты; золотом и эмалью, и всякими драгоценностями, и церковным имуществом украшена, и всякой церковной утварью — золотая дарохранительница с дорогими каменьями, с опахалами ценными и кадилами разными, и снаружи от верха до пола по стенам и столбам тоже золотом крыто, и двери, и своды у церкви также золотом крыты, и купол златом украшен от верха до Деисуса, и разным церковным добром переполнена, украшена всяким художеством!

Князь Андрей и город Владимир неприступным сделал, к нему он ворота золотые соорудил, а другие — серебром отделал, и создал соборную каменную церковь в честь святой Богородицы, весьма прекрасную, и разными украшеньями осыпал ее из золота и серебра, и пять куполов ее вызолотил, а все три церковные двери золотом выложил и дорогими каменьями, и жемчугом украсил ее драгоценным, и всяким узорным литьем расцветил, и обильем светильников золотых и серебряных ее осветил, и амвон из золота и серебра поставил, а служебные сосуды и опахала и другие украшения церковные — все золотом и драгоценным каменьем, и жемчугом крупным в изобилии осыпал. Три же дарохранительницы, очень большие, из чистого золота, из камней драгоценных поставил: и видом своим, и работой до удивленья подобны они Святая Святых Соломона. И в Боголюбове, и в городе Владимире купола золотые поставил, и своды позолотил, и стены внутри каменьем по злату осыпал, столбы позлатил, и снаружи ее и по сводам птиц золотых, и кубки, и паруса, литые из золота, поставил по церкви по всей и по сводам кругом.

Но, кроме того, и другие он многие церкви поставил различные в камне, и монастыри он создал, почему на весь церковный синклит и на церковников всех и обратил Бог свой взор; и не отягчил своей памяти пьянством, и кормильцем был для монахов и монахинь, и нищих, и всякого звания людям он был как любимый отец, — но больше всего он милостив был подаяньем, слыша голос Господень: «Все, что творите вы малым сим, то мне вы творите». А также Давид говорит: «Блажен помогающий нищим, дающий всегда — от Господа он не отступится», сила и разум в нем жили, и верная правда ходила с ним рядом. И прочих достоинств много в нем было, любую привычку он делал достойной: ночами входил он в церковь и свечи запаливал сам, и, видя образ Божий, на иконах написанный, вглядывался как в самого Творца, и, изображенья святых на иконах встречая, смирял свой вид, сокрушенный сердцем, испуская вздохи из глубины и слезы из глаз испуская, в раскаянье Давиду подражал, оплакивая множество грехов своих, возлюбив бессмертное выше тленного и небесное более, чем кратковременное, и жизнь со святыми у вседержителя Бога больше этого царства земного, он всяким достоинством, точно мудрый второй Соломон, был украшен.

И такое достоинство имел: велел каждый день возить по городу еду и питье различное больным и нищим на пользу, и, видя всякого нищего, к нему приходящего с просьбой, подавал им по прошению их, говоря, будто «это Христос, пришедший испытать меня», — и так принимал он любого, к нему приходящего, как Христос завещал, сказавший: «Если малым сим сотворите — то мне сотворите!» И держал то слово в сердце всегда, потому и достойно от Бога смертный венец восприял ты, княже Андрей, мужеством равный именитым братьям, благоразумным святым страстотерпцам последовал ты, кровью омыв все страданья свои. Ибо если бы не беда — не было б венца, если б не мука — не было бы благодати: всякий, живущий добродетельно, не может остаться без многих врагов. Князь же Андрей, о готовящемся злодейском убийстве своем узнав заранее, духом воспламенился священным и ни на что не рассчитывал, говоря: «Господа Бога моего, Вседержителя и Творца своего, избранный народ на кресте пригвоздил, сказав: “Пусть кровь его будет на нас и на детях наших”», а также и слово, сказанное устами святых евангелистов: «Если кто положит душу свою за други своя — может учеником моим быть». Этот же боголюбивый князь не за друга, но за самого Творца, возведшего все из небытия в бытие, душу свою положил. Потому-то, узнав об убийстве твоем, страстотерпец княже Андрей, изумились небесные силы, глядя на кровь, за Христа проливаемую; рыдает народ православный, видя отца сирот и кормильца, омраченную тьмою звезду светоносную; а убийцы проклятые огнем окрещаются вечным, что пожигает тернье любого греха, то есть любое деянье. Ты ж, страстотерпец, проси всемогущего Бога за потомство свое, и за родичей, и за Русскую землю — миру мир даровать.

Мы ж к прежнему возвратимся.

Итак, состоялся в пятницу на обедне коварный совет злодеев преступных. И был у князя Яким, слуга, которому он доверял. Узнав от кого-то, что брата его велел князь казнить, возбудился он по дьявольскому наущению и примчался с криками к друзьям своим, злым сообщникам, как когда-то Иуда к евреям, стремясь угодить отцу своему, Сатане, и стал говорить: «Сегодня его казнил, а завтра — нас, так промыслим о князе этом!» И задумали убийство в ночь, как Иуда на Господа.

Лишь настала ночь, прибежав и схвативши оружие, пошли на князя, как дикие звери, но, пока они шли к его спальне, пронзил их и страх, и трепет. И бежали с крыльца, спустясь в погреба, упились вином. Сатана возбуждал их в погребе и, служа им незримо, помогал укрепиться в том, что они обещали ему. И так, упившись вином, взошли они на крыльцо. Главарем же убийц был Петр, зять Кучки, Анбал, яс родом, ключник, да Яким, да Кучковичи — всего числом двадцать зловредных убийц, вошедших в греховный сговор в тот день у Петра, у Кучкова зятя, когда настала субботняя ночь на память святых апостолов Петра и Павла.

Когда, схватив оружие, как звери свирепые, приблизились они к спальне, где блаженный князь Андрей возлежал, позвал один, став у дверей: «Господин мой! Господин мой...» И князь отозвался: «Кто здесь?» — тот же сказал: «Прокопий...», но в сомненье князь произнес: «О, малый, ты не Прокопий!» Те же, подскочив к дверям и поняв, что здесь князь, начали бить в двери и силой выломали их. Блаженный же вскочил, хотел схватить меч, но не было тут меча, ибо в тот день взял его Анбал-ключник, а был его меч мечом святого Бориса. И ворвались двое убийц, и набросились на него, и князь швырнул одного под себя, а другие, решив, что повержен князь, впотьмах поразили своего; но после, разглядев князя, схватились с ним, ибо он был силен. И рубили его мечами и саблями, и раны копьем ему нанесли, и воскликнул он: «О, горе вам, бесчестные, зачем уподобились вы Горясеру? Какое вам зло я нанес? Если кровь мою прольете на земле, пусть Бог отомстит вам за мой хлеб!» Бесчестные же эти, решив, что убили его окончательно, взяв раненого своего, понесли его вон и дрожа ушли. Князь же, внезапно выйдя за ними, начал рыгать и стонать от внутренней боли, пробираясь к крыльцу. Те же, услышав голос, воротились снова к нему. И пока они были там, сказал один: «Стоя там, я видел в окно князя, как шел он с крыльца вниз». И воскликнули все: «Ищите его!» — и бросились все взглянуть, нет ли князя там, где, убив его, бросили. И сказали: «Теперь мы погибли! Скорее ищите его!» И так, запалив свечи, отыскали его по кровавому следу.

Князь же, увидев, что идут к нему, воздев руки к небу, обратился к Богу, говоря: «Если, Боже, в этом сужден мне конец — принимаю его. Хоть и много я согрешил, Господи, заповедей твоих не соблюдая, знаю, что милостив ты, когда видишь плачущего, и навстречу спешишь, направляя заблудшего». И, вздохнув от самого сердца, прослезился, и припомнил все беды Иова, и вникнул в душу свою, и сказал: «Господи, хоть при жизни и сотворил я много грехов и недобрых дел, но прости мне их все, удостой меня, грешного, Боже, конец мой принять, как святые его принимали, ибо такие страданья и различные смерти выпадали праведникам; и как святые пророки и апостолы с мучениками получили награду, за Господа кровь свою проливая; как и святые мученики и преподобные отцы горькие муки и разные смерти приняли, и сломлены были дьяволом, и очистились, как золото в горниле. Их же молитвами, Господи, к избранному тобой стаду с праведными овцами причти меня, ведь и святые благоверные властители пролили кровь, пострадав за народ свой, как и Господь наш Иисус Христос спас мир от соблазна дьявольского священною кровью своею». И, так говоря, ободрялся, и вновь говорил: «Господи! взгляни на слабость мою и смотри на смиренье мое, и злую мою печаль, и скорбь мою, охватившую ныне меня! Пусть, уповая, стерплю я все это. Благодарю тебя, Господи, что смирил ты душу мою и в царстве твоем сонаследником сделал меня! Вот и ныне, Господи, если кровь мою и прольют, то причти меня к лику святых твоих мучеников, Господи!»

И пока он так говорил и молился о грехах своих Богу, сидя за лестничным столбом, заговорщики долго искали его — и увидели сидящим подобно непорочному агнцу. И тут проклятые подскочили и прикончили его. Петр же отсек ему правую руку. А князь, на небо взглянув, сказал: «Господи, в руки тебе предаю душу мою» — и умер. Убит был с субботы в ночь, на рассвете, под утро уже воскресенья — день памяти двенадцати апостолов.

Проклятые же, возвращаясь оттуда, убили Прокопия, любимца его, оттуда прошли в палаты и забрали золото, дорогие каменья и жемчуг, и всякие украшения, — все, что дорого было князю. И погрузив на лучших его лошадей, до света еще отослали себе по домам. А сами, схватив заветное княжье оружие, стали собирать воинов, говоря: «Ждать ли, пока пойдет на нас из Владимира дружина?» — и собрали отряд, и послали к Владимиру весть: «Не замышляете ли чего против нас? Хотим мы с вами уладить: ведь не только одни мы задумали так, и средь вас есть наши сообщники». И ответили владимирцы: «Кто ваш сообщник — тот пусть будет с вами, а нам без нужды» — и разошлись, и ринулись грабить: страшно глядеть!

Прибежал на княжий двор Кузьма-киевлянин: «Уже нету князя: убит!» И стал расспрашивать Кузьма: «Где убит господин?» — и ответили ему: «Вон лежит, выволочен в сад! Но не смей его брать, все мы решили бросить его собакам! Если же кто приступит к нему — тот враг нам, убьем и его!» И начал оплакивать князя Кузьма: «Господин мой! Как ты не распознал мерзких и бесчестных врагов своих, идущих тебя убить? И как это ты не сумел победить их, некогда побеждавший полки неверных болгар?» — и так оплакивал он князя. И подошел ключник Анбал, родом яс, управитель всего княжьего дома, надо всеми власть ему дал князь. И сказал, взглянув на него, Кузьма: «Анбал, вражий сын! Дай хоть ковер или что-нибудь, чтобы постлать или чем накрыть господина нашего». И ответил Анбал: «Ступай прочь! Мы хотим бросить его собакам». И сказал Кузьма: «Ах, еретик! уже и собакам бросить! Да помнишь ли, жид, в каком ты платье пришел сюда? Теперь стоишь ты в бархате, а князь лежит наг, но прошу тебя честью: сбрось мне что-нибудь!» И сбросил тот ковер и плащ. И, обернув ими тело, понес Кузьма в церковь и сказал: «Отоприте мне церковь!» — и ответили: «Брось его тут, в притворе, что тебе за печаль!» — ибо все уже были пьяны. И подумал Кузьма: «Уже, господин, и холопы твои знать тебя не хотят; бывало, купец приходил из Царьграда иль из иной стороны, из Русской земли, и католик, и христианин, и язычник любой, и ты говорил: “Введите в церковь его и в палаты, пусть видят истинное христианство!” — и принимали крещенье и болгары, и евреи, и любые язычники, увидев славу Божью и украшенье церковное! И те скорее оплачут тебя, а эти и в церковь не дают положить!»

И так положил его в притворе, накрыв плащом, и лежало тут тело два дня и две ночи. На третий день пришел козьмодемьянский игумен Арсений и сказал: «Хотя мы и долго ждали старших игуменов, но долго ли этому князю лежать так? Отоприте мне церковь, отпою его и положим в гроб. А когда уляжется эта смута, то, придя из Владимира, перенесут туда князя». И пришли клирошане боголюбские, взявши тело его, в церковь внесли и вложили в каменный гроб, отпев над ним погребальные песни с игуменом Арсением вместе.

Жители же Боголюбова разграбили княжеский дом и строителей, которые сошлись на строительство зданий, — золото, и серебро, и одежды, и ткани, и добро, которому нет числа. И много случилось бед в его области: дома посадников и управителей пограбили, а самих их, и слуг, и стражей убили, дома их пограбили, не ведая сказанного: «Где закон — тут и обид много». Грабители приходили грабить и из деревень. Грабежи начались и в самом Владимире, пока не стал ходить Микула с образом святой Богородицы в ризах по городу — тогда пресеклись грабежи. Пишет апостол Павел: «Всякая душа властям повинуется», ибо власти Богом поставлены; природой земной царь подобен любому человеку, но властию сана он выше — как Бог. Сказал великий Иоанн Златоуст: «Если кто противится власти — противится закону Божьему. Князь не напрасно носит меч — он ведь Божий слуга».

Мы же вернемся к прежнему.

На шестой день, в пятницу, сказали владимирцы игумену Феодулу и Луке, начальнику хора в храме святой Богородицы: «Приготовьте носилки, давайте поедем — возьмем князя и господина своего Андрея». А Микуле сказали: «Собери священников, все, облачась в ризы, выходите за Серебряные ворота с иконой святой Богородицы — тут князя дождешься». И сделал так Феодул, игумен храма святой Богородицы Владимирской, с клирошанами и с владимирцами поехали за князем в Боголюбово и, взяв тело его, привезли во Владимир с честью и с плачем великим.

И так, через некое время, как только стало двигаться шествие из Боголюбова, народ не мог удержаться, но все вскричали, от слез же не могли и смотреть, а вопли их издалека было слышно. И начали все люди, рыдая, говорить: «Уже ведь не к Киеву, господин наш, ты поехал! В ту церковь Владимирскую над Золотыми воротами, которую сделать велел подобною той, что стоит на великом дворе Ярослава, сказав: «Построю церковь такой золотой же, как и ворота — пусть будет во славу всей моей родине!» И так плакал по нем весь город, и, тело его убрав, с почетом и пением, хвалящим Бога, положили его в дивной, достойной похвал, церкви святой Богородицы златоверхой, которую сам он создал.

Так вот князь Андрей при жизни не дал телу своему покоя и глазам своим сна — пока не обрел настоящего дома, прибежища всех христиан: Царица небесных собраний и Госпожа всей вселенной всякого человека разными путями ко спасенью приводит. Как учит апостол: «Кого любит Бог — того и наказывает, и наказывает всякого сына, какого приемлет; ибо коль наказанья претерпите — точно сыном становитесь Богу». Ибо Бог не поставил прекрасного солнца на месте одном, чтоб оттуда могло освещать всю вселенную, но устроил ему восхожденье, зенит и заход. Точно так и слугу своего, князя Андрея,— не взял к себе напрасно, а дал ему подвигом душу спасти, кровью омыв прегрешенья свои, и с братьей своей, с Романом и с Давыдом, согласно к Богу пришел. И, в блаженство рая вселяясь безмолвно с ними, которых око не видит и ухо не слышит (сердцем нельзя осознать, что Бог приготовил для верных своих), те блага сподобившись видеть, вечно радуйся ты, Андрей, князь великий. Дерзай всемогущего, из богатейших богатого, на высоких престолах сидящего Бога просить, чтоб простил он братии твоих, победу им дал над врагами и мирное царство, правление почетное и многолетнее, во веки веков. Аминь.

КОММЕНТАРИЙ

Андрей Боголюбский (ок. 1110—1174 гг.), второй сын Юрия Долгорукого от половецкой княжны, с 1158 года великий князь владимирский и суздальский, в истории известен деятельностью по перенесению центра русской государственности на северо-восток, стремлением объединить Русь под главенством владимирских князей. Погиб в результате дворцового заговора в своей резиденции недалеко от Владимира. Повествование об этом событии содержит множество конкретных подробностей (подтвержденных впоследствии и раскопками могилы князя), которые выдают в авторе очевидца описываемых событий. Возможным автором поэтому и называют одного из действующих лиц повести, изображенного здесь сторонником князя и его политической линии: игумена Феодула, что наименее вероятно (хотя под его руководством составлялся в 1177 году летописный свод, включивший в себя повесть); киевлянина Кузьму, слугу князя или одного из мастеровых («златокузнец»), приглашенных Андреем на строительство Боголюбова; выходца из Вышгорода, главу капитула Успенского собора во Владимире Микулу (который был автором и других произведений, в том числе, возможно, и широко известного «Сказания ο чудесах Владимирской иконы Богородицы»); особенно вероятен в качестве автора Микула — противник усобиц и боярской знати, повинной в убийстве князя, сторонник владимирских горожан. Автор составил текст в духе южнорусских биографических повестей XI—XII веков, с подражаниями или прямыми цитатами из житий Владимира, Бориса и Глеба, но в интересах нового политического центра Руси. Например, здесь четко и последовательно проведено противопоставление Киева — Владимиру, Боголюбова — Вышгороду, Золотых и Серебряных ворот одного города — таким же воротам другого, мученической смерти Андрея — такой же кончине Бориса и Глеба, и т. д., вплоть до смешения Владимира и Киева в тексте народной притчи, входящей в повесть.

Полный текст «Повести...» сохранился в Ипатьевской летописи под 1175 годом, тогда как во Владимирском летописном своде 1177 года помещен сокращенный и переработанный вариант ее (см. Лаврентьевскую летопись в списке 1377 г.); по некоторым соображениям, она могла быть написана между 1174 и 1177 годом.

Β «Повести...» умело и тонко сплетены две линии: мирская и земная, поданная в действии (в событиях),— и церковная, духовная, поданная в размышлениях князя и комментариях автора. Психологические детали повествования и образная народная речь реалистически видоизменяют намеренно идеализированный образ князя, навеянный традицией житий. Действия живого князя не совпадают с авторскими разъяснениями в отношении этих действий; впечатление такое, будто повесть в ее полном варианте писали два автора.

Текст публикуется по Ипатьевской летописи в издании: ПСРЛ, том второй. Изд. 2-е. СПб., 1908, с. 580—595.