Подготовка текста, перевод и комментарии А. В. Пигина
Бе некий от святыхъ старецъ,[353] великъ и прозорливъ, превшед бесовская искушения, ктому ни во что же коварства их вменяше. Но бе зря чювствене и аггелы, и бесы, како пекутся о человечестей жизни, кождо ихъ подвизающеся обращати ихъ ко своей части. Сице же великъ бе в добродетелех, яко досажати и ругатися ему нечистымъ духомъ, множицею оскорбляти ихъ, и воспоминая темъ еже от небесъ извержение и будущее во огни мучение. Тем же беси другъ ко другу хваляху старца оного великаго, глаголюще, яко «Никтоже нас смеетъ отныне приближитися к нему, зане преити ему в великое оно безстрастие, обожився Святымъ Духомъ».
И яко убо сице сим бывшим, единъ от бесовъ глагола ко другому: «Брате Зереферъ, — се бо бе имя бесу тому. — Аще убо покается кто от нас, приимет ли его Богъ в покаяние или ни?» Онъ же к нему отвеща сице: «То кто се весть?» Зереферъ же рече: «Хощеши ли, иду к великому оному старцу искушу его о семъ?» Он же рече: «Иди, но блюди, понеже старецъ прозорливъ есть, еда како уразумеет твое лукавъство, не восхощетъ вопросити о семъ Бога. Обаче иди, еда како желаемое получиши».
Тогда шед Зереферъ ко старцу и, преобразивъ себе въ человека, начатъ плакати пред нимъ и рыдати. Богъ же, хотя показати, яко ни единаго же отвращается хотящаго покаятися, но всехъ приемлетъ притекающих к нему, не прояви старцу советъ бесовъский. Но яко человека сего зряше, а не яко беса. Глагола к нему старецъ: «Что тако рыдая плачеши, человече, сокрушая мою душу своими слезами?» Бес же рече: «Азъ, отче святый, несмь человекъ, но бес. Якоже множества ради беззаконий моих плачюся». Старецъ же рече: «Что хощеши, да сотворю тебе, брате?» Мневъ бо старецъ, яко от многаго смирения себе беса нарекъ — Богу не обьявившу ему бываемаго. И глагола бесъ: «Не о иномъ чесом молю тя, отче святый, разве еда молиши Бога прилежно, яко да объявит ти, аще прииметъ диявола в покаяние. Да аще оного прииметъ, то и мене прииметъ, подобна тому дела сотворша». Старець же рече: «Якоже хощеши, сотворю, чадо. Обаче иди в дом свой днесь и заутра прииди. И реку ти, что о семъ повелитъ Богъ».
В вечеръ же той воздевъ старецъ преподобнеи свои руце къ человеколюбцу Богу показати ему, аще прииметъ диявола, обращающася в покаяние. И абие аггелъ Господень предста ему, яко молнии, и рече к нему: «Сице глаголетъ Господь Богъ твой: “Что молиши о бесе мою дръжаву? Той бо, лукавствомъ искушая, тебе прииде”». Старецъ же отвещавъ рече: «Како не яви мне Господь?» И рече аггелъ: «Да не смутишися о вещи сей. Смотрение некое се бываетъ дивно к ползе исполняющимъ. Яко да не отчаются согрешающии, яко ни единаго отвращается преблагый Богъ приходяща к нему, аще и сам дияволъ приидетъ. Подобне же яко да явится симъ образомъ и бесовъское жесточество и отчаяние. Егда же убо приидетъ к тебе, искушаяй, да не соблазниши его исперва, но рци ему сице: “Да веси, яко человеколюбецъ Богъ николиже никогоже не отвращается приходящаго к нему, аще и дияволъ будетъ. И се обещася и тебе прияти, но аще сохраниши повеления от него”. И егда приидетъ к тебе и речет: “Что есть повеленное мне от него?” — и рцы к нему: “Сице глаголетъ Господь Богъ: «Ведаю тя, кто еси и откуду прииде, искушая. Ты бо еси древняя злоба. Но древняя злоба нова добродетель не можетъ быти, навыкнув бо в гордости своей». И како возможеши смиритися в покаяние и обрести милость? Но не имаши бо сего ответа извещати в день Судный, яко «Хотехъ покаятися, и не прият мя Богъ».
Смотри же глаголемых, како хощеши покаяние начати. Сице глаголетъ Господь: «Да совершиши три лета на едином месте стоя, обращъшися къ востоку, нощию и днемъ взывая велиим гласом: “Боже, помилуй мя, древнюю злобу!” — глаголя сего числом 100. И паки другое 100 глаголя: “Боже, помилуй мя, мерзость запустения!”[354] И паки третие 100 такоже глаголя: “Боже, помилуй мя, помраченную прелесть!”» И сия глаголи воздыхая ко Господу беспрестанно. Ибо ты не имаши телеснаго сосуда, яко да трудно не будет тебе и не изнеможеши. Егда же совершиши сия со смиреномудрием, тогда приятъ будеши в первый той чинъ, причтешися со аггелы Божиими. Да аще убо обещается сице сотворити, приими убо его в покаяние. Но вемъ, яко древнее зло ново добро быти не можетъ. Напиши же сия последним родомъ, яко да не отчаваются хотящеи покаятися. Зело убо уверяются от сея главизны человецы не отчаятися удобь своего спасения». Сия изрекъ аггелъ ко старцу и взыде на небо.
Утру же бывшу, прииде дияволъ и нача издалеча рыдати и плакати, къ старцу же пришедъ и поклонися. Старець же исперва не обличи его, но во уме своем глаголаше: «Зле прииде, лживый дияволе, древнее зло, ядовитый змию вселукавый». Таче глагола к нему: «Да веси, яко молихъ Господа Бога моего, еже обещах ти. И приемлет тебе в покаяние, аще приимеши, яже мною заповедает ти державный и всесилный Господь». Бес же рече: «Что суть еже повеле Богъ сотворити ми?» Старець же отвещав рече: «Заповедает тебе Богъ сице: яко да стоиши на едином месте 3 лета, обращъшися къ востоку, взывая день и нощъ: “Боже, помилуй мя, древнюю злобу!” — глаголя сие числом 100. И паки другое 100: “Боже, помилуй мя, запустения мерзость!” И паки то же числом: “Боже, помилуй мя, помраченную прелесть!” И егда сия сотвориши, тогда съпричтешися со аггелы Божиими, якоже и преже».
Зереферъ же лестный онъ покаяния образъ отвергъ, велми возсмеявся и глагола ко старцу: «О калугере![355] Аще бы азъ хотелъ нарещи себе древнюю злобу, и мерзость запустения, и помраченную прелесть, прежний от нас кто се хотех сотворити и спастися. И ныне древняя злоба азъ не буди то, и кто се глаголетъ? Азъ даждь доныне дивенъ и славенъ бех, и вси боящеся повинуются мне. И аз самъ себе нареку мерзости запустение и помраченную прелесть? Никакоже, калугере, ни же! Даждь доныне обладовахъ грешными. И ныне паки сотворю себе непотребна? Никако, калугере, не буди то тако в таковое бесчестие себе вложу». Сия рекъ дияволъ и абие невидимъ бысть. Старець же, възставъ, благодаряше Бога, глаголя: «Воистинну глаголалъ еси, Господи, яко древнее зло ново добро быти не можетъ».
Сия же, братие, просто понудихомся на среду привести, яко да навыкнете Владычнее благоутробие. Яко да аще диявола приемлетъ покаявшася, то колми паче человекы, за нихже кровь свою пролия. Грешен ли еси, покайся. Аще ли ни, то горши бесовъ хощеши мученъ быти в геене огненей: не яко согреши — никтоже бо без греха, вси согрешихомъ — но понеже не восхоте покаятися и умолити Судию преже кончины своея. Якоже бо обрящетъ смерть кождо нас сице и посылаетъ его тамо. Аще умреши без покаяния, работая дияволу многообразными и различными грехи, со дияволомъ осудишися в вечном огни, уготованне дияволу и аггеломъ его.[356] Аще ли преже кончины отбегъ греха, Господеви угодиши покаяниемъ и исповеданиемъ, о коликых благъ по конъчине сподобишися! И блаженьству светлыми аггелы вводимъ, идеже красота неизреченная и присносущное радование съ Безначалным его Отцемъ и с Пресвятым и Благим и Животворящимъ Духом, и ныне и присно и въ веки.
Некий святой старец, великий и прозорливый, победил бесовские искушения и козни их презирал. Но наяву видел он и ангелов, и бесов, как пекутся они о человеческой жизни, стремясь направить ее каждый в свою сторону. Так был велик в добродетелях, что поносил и укорял нечистых духов, часто и бесчестил их, напоминая им их изгнание с небес и будущее мучение в огне. И бесы за это хвалили друг другу того великого старца, говоря: «Никто из нас не смеет отныне приблизиться к нему, потому что достиг он великого бесстрастия, исполнился Святым Духом».
И когда так они рассуждали, один из бесов обратился к другому: «Брат Зерефер, — таково было имя того беса. — Если кто-нибудь из нас покается, примет ли Бог от него покаяние или нет?» Он же ему так отвечал: «Кто же это знает?» И сказал Зерефер: «Хочешь, пойду к тому великому старцу и искушу его в этом?» Тот же сказал: «Иди, но будь осторожен, потому что старец прозорлив и, наверное, раскроет твой обман и не захочет вопросить об этом Бога. Однако иди, может быть, получишь желаемое».
Тогда пошел Зерефер к старцу и, приняв человеческий облик, начал плакать пред ним и рыдать. Бог же, желая показать, что ни от одного кающегося не отвращается, но всех обращающихся к нему принимает, не открыл старцу бесовский замысел. И казалось старцу, что человек перед ним, а не бес. Спросил у него старец: «Отчего так горько плачешь, человече, сокрушая мою душу своими слезами?» Бес же ответил: «Святой отец! Я не человек, а бес. Плачу же от множества беззаконий моих». Старец же сказал: «Что ты хочешь, чтобы я сделал для тебя, брат?» Старец полагал, что от большого смирения назвал себя бесом — не открыл ему Бог истины. И сказал бес: «Святой отец! Ни о чем другом тебя не прошу, только, может быть, помолишь Бога усердно, чтобы открыл тебе, примет ли покаяние от дьявола. Если от него примет, то и от меня примет, потому что мои деяния подобны его». Старец же сказал: «Сделаю то, о чем просишь, чадо. Но сейчас иди домой, а поутру приходи. И скажу тебе, что Бог повелит».
В тот же вечер обратил старец свои преподобные руки к человеколюбцу Богу, чтобы открыл ему, примет ли дьявола, желающего покаяться. И тотчас ангел Господень предстал перед ним, подобно молнии, и сказал ему: «Так говорит Господь Бог твой: “Зачем ты молишь мое владычество о бесе? Это он, обманом искушая, приходил к тебе”». Старец же сказал в ответ: «Почему не открыл мне Господь правды?» И сказал ангел: «Не печалься об этом. Некое чудесное усмотрение заключено в этом к пользе кающихся. Да не впадут грешники во отчаяние, потому что ни от одного приходящего к нему не отвращается преблагой Бог, даже если и сам дьявол придет. Также да явлено будет этим бесовское ожесточение и отчаяние. Когда же придет к тебе, искушая, сначала не обличай его, но скажи ему так: “Да будет тебе известно, что человеколюбец Бог никогда ни от одного приходящего к нему не отвращается, даже и от дьявола. Обещал он и тебя принять, если исполнишь его повеления”. И когда придет к тебе и спросит: “Что повелел он мне?” — скажи ему: “Так говорит Господь Бог: «Знаю, кто ты и откуда пришел, искушая. Ты — древняя злоба. Но древняя злоба новой добродетелью не может быть, потому что сроднилась с гордостью своей». И разве в силах ты смириться для покаяния и обрести милость? Но не сможешь дать такой ответ в Судный день: «Хотел покаяться, но не принял меня Бог».
Послушай же о том, как тебе совершить покаяние. Так говорит Господь: «Проведи три года на одном месте стоя, обратясь к востоку и громко взывая денно и нощно: “Боже, помилуй меня, древнюю злобу!” — и скажи это 100 раз. И затем снова 100 раз скажи: “Боже, помилуй меня, мерзость запустения!” И в третий раз еще 100 так скажи: “Боже, помилуй меня, мрачное заблуждение!”» И так говори, воздыхая Господу беспрестанно. И, поскольку у тебя нет тела, трудно не будет тебе и не устанешь. Когда же совершишь это со смирением, тогда принят будешь в свой первый чин, причтешься к ангелам Божиим”. Если обещает это исполнить, то прими его к покаянию. Но знаю, что древнее зло новым добром быть не может. Напиши же об этом будущим поколениям, чтобы желающие покаяться не впали в отчаяние. Да послужит это писание для уверения людей, чтобы не теряли надежду на свое спасение». Сказал это ангел старцу и взошел на небо.
Утром же пришел дьявол и начал издалека рыдать и плакать, затем подошел к старцу и поклонился. Старец же сначала не обличил его, но сказал про себя: «Зло явилось, лживый дьявол, древнее зло, ядовитый змей вселукавый». Затем сказал ему: «Да будет тебе известно, что молил я Господа Бога моего, как обещал тебе. И примет от тебя покаяние, если исполнишь то, что заповедует тебе через меня могущественный и всесильный Господь». Бес же спросил: «Что повелел мне Бог совершить?» Старец же сказал в ответ: «Вот что заповедует тебе Бог: проведи стоя на одном месте 3 года, обратись к востоку и взывая денно и нощно: “Боже, помилуй меня, древнюю злобу!” — и скажи это 100 раз. И затем еще 100: “Боже, помилуй меня, мерзость запустения!” И вновь столько же: “Боже, помилуй меня, мрачное заблуждение!” И когда сделаешь это, тогда сопричтешься с ангелами Божиими, как и прежде».
Зерефер же лживый отверг путь покаяния, громко рассмеялся и сказал старцу: «О калугер! Если бы я хотел назвать себя древней злобой, и мерзостью запустения, и мрачным заблуждением, то кто-нибудь из нас прежде это уже сделал бы и спасся. Ныне же не будет того, и кто назовет меня древней злобой? Я даже и доныне дивен и славен, и все в страхе повинуются мне. И я сам себя назову мерзостью запустения и мрачным заблуждением? Никогда, калугер, нет! Я даже и доныне повелеваю грешниками. И сейчас так унижу себя? Никогда, калугер, не бывать тому, чтобы я себя такому бесчестию подверг». Сказал это дьявол и тотчас стал невидим. Старец же, встав на молитву, поблагодарил Бога, говоря: «Истинно сказал, Господи, что древнее зло новым добром быть не может».
Побудили же мы себя, братья, рассказать об этом только для того, чтобы познали вы Божие милосердие. Если Бог дьявола принимает покаявшегося, то тем более людей принимает, за которых и кровь свою пролил. Если грешен, покайся. Если же не покаешься, то горше бесов будешь мучиться в геенне огненной: не потому, что согрешил, — никого нет без греха, все согрешили — но потому, что не захотел покаяться и умолить Судию прежде кончины своей. Каждого ведь из нас настигает смерть и посылает на тот свет. Если умрешь без покаяния, служа дьяволу многообразными и различными грехами, то с дьяволом и будешь осужден в вечный огонь, уготованный для дьявола и бесов. Если же прежде кончины отвратишься от греха и Господу угодишь покаянием и исповедью, о скольких благ по кончине сподобишься! И приведен будешь светлыми ангелами в райское блаженство, где неизреченная красота и вечная радость с Безначальным его Отцом и с Пресвятым и Благим и Животворящим Духом, и ныне и присно и вовеки.
«Повесть о бесе Зерефере» — переводное византийское сказание, входившее первоначально в состав Азбучно-Иерусалимского и Сводного патериков. Повесть была очень популярна у древнерусского читателя: она сохранилась в большом числе списков (наиболее ранние датируются XIV в.), проникла в лубочную литературу, была опубликована отдельным изданием типографом Киево-Печерской лавры Памвой Берындой (1626 г.). В основе повести лежит «бродячий» сюжет о «кающемся» бесе, известный по византийской агиографии, «Великому Зерцалу», литературному Синодику и устным народным легендам. Повесть разрабатывает одну из важнейших тем христианской литературы — тему благодатности и всесильности покаяния. Бог прощает покаявшихся «великих грешников» (см., например, «Повесть об Андрее Критском» (ПЛДР, т. 10, с. 270—274)), но возможно ли покаяние и восстановление (апокатастасис) самого беса, олицетворяющего собой всемирное зло? Этот вопрос не раз поднимался в богословской литературе — Ориген и Григорий Нисский решали его положительно, однако на поместном Константинопольском соборе 543 г. Церковь осудила учение об апокатастасисе. В святоотеческой традиции закрепилось мнение: «Чем именно служит для людей смерть, этим для Ангелов служит падение. Ибо после падения для них невозможно покаяние, подобно тому как и для людей оно невозможно после смерти» (Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. СПб., 1894. С. 51). Повесть иллюстрирует эту мысль и в то же время существенно уточняет ее. Покаяние беса не может состояться не потому, что Бог отвергает его, а потому, что бес сам не хочет смириться, «навыкнув бо в гордости своей». Автору повести дорога прежде всего христианская идея свободы выбора между добром и злом, между «тесным» и «широким» путем. Этой свободы и возможности спасения Бог по великому «благоутробию» своему не лишает никого, даже беса.
Повесть была хорошо известна Ф. М. Достоевскому. Она послужила ему одним из источников при написании романов «Бесы» и «Братья Карамазовы» (см. Лотман Л. М. Реализм русской литературы 60-х годов XIX века. (Истоки и эстетическое своеобразие). Л., 1974. С. 312—315; Смирнов И. П. Древнерусские источники «Бесов» Достоевского // Русская и грузинская средневековые литературы. Л., 1979. С. 217—220). В XX в. повесть пересказал А. М. Ремизов (Ремизов А. Древняя злоба // Путь. Орган русской религиозной мысли. Париж, 1926. № 2. Январь. С. 187—190).
Текст повести публикуется по списку: Отдел рукописей Научной библиотеки МГУ, 2 Ст. 170, лл. 129—133 об. (XVI в.). Отдельные исправления сделаны по списку: ГИМ, Музейское собр., № 92, лл. 131—134 (XVII в.).