Благородна и благочестива

Глава 21. Храм Фэйерхолда

Тяжёлые двери затворились за ними с едва слышным скрипом, и звуки внешнего мира — бушующего, злого, опасного — словно отрезало плотными створками. Они оказались в пьянящей тишине главного храма Фэйерхолда.

Камилла впервые шагнула под сень храма Отца — с того момента, как покинула Острова. Да и то сказать, крохотный дом богослужений с отчаявшимся духовником не вызывал в ней такого трепета, как этот. Не так, не с порога. Не поглощал все мысли и чувства, не сжигал наносное и мелочное. Прекрасные витражи уходили ввысь, под потолок, лики небесных воинов взирали с удивительных фресок, приглушённый свет догоравших свечей отражался тусклыми бликами на богатой позолоте. Величие и чистота главного храма окутывали; Камилла опустилась бы на колени, невольно, подчиняясь внутреннему трепету… но внезапно остановилась.

Пол оказался усеял осколками. Повернув голову, дочь Рыжего барона лишь теперь увидела разбитые витражи в соседних окнах и разрушенные деревянные скамейки. Досталось и стенам: выбоины, трещины, обвалившаяся лепнина, раздавленные в проходах живые и уже увядшие цветы. Даже прекрасная плитка на полу — и та оказалась местами разбита.

И тишина стояла… мёртвая, а вовсе не величественная, как показалось ей вначале.

— Когда я приоткрыл портал, первая же взрывная волна порушила убранство, — посетовал ллей Корнелиус, проводя Камиллу наиболее безопасным путём, в обход сломанной мебели. — Лишь немногое уцелело. Я ведь тоже человек, дорогая, хочу порой и присесть. А тут такая неприятность…

Камилла резко остановилась, увидев распростёртого у малого алтаря незнакомого священника. Тот был, без сомнения, мёртв, хотя ни единой капли крови дочь Рыжего барона не увидела. Лицо его, немолодое, посеревшее от печати смерти, казалось расслабленным и умиротворённым.

— Не останавливайся, девочка, — попросил маг воды вроде бы ласково, но с нажимом. — Нам дальше, в главный алтарь.

Камилла медленно подняла глаза, обводя взглядом место у аналоя. Ещё двое служителей храма лежали на ступенях, один внизу, второй у самых врат в великий алтарь. Спокойные, даже строгие, в праздничных одеждах. Неподвижные и уже неживые.

— Их… убила не чужая энергия, — раздельно и тяжело проронила Камилла. — Это сделали вы.

— Верно, — мельком глянув на тела, согласился ллей Корнелиус. — Не подумай дурного, девочка: я попросил их покинуть храм, для их же безопасности. Ожидаемо, они не послушали мудрого совета.

— Может, потому, что они его не просили? — глухо спросила Камилла.

Священник и оба молодых служителя выглядели слишком хорошо для людей, умерщвлённых более суток назад. Разве что не светились.

— Магия воздуха восхитительна, — словно не услышав, заметил ллей Корнелиус. — Столько смерти и разрушения в одном разряде… и столько красоты! Лишь теперь я понимаю, сколь ограничен был все эти годы. Искал ответа лишь из своего угла, не охватывая всей полноты магии. Работал над амулетом, до конца не осознавая, чего лишён и что же на самом деле создаю. Вот и сейчас…

Маг воды широким жестом обвёл искорёженные врата в главный алтарь, и Камилла лишь теперь заметила, что украшенные золотом и камнями створки почернели изнутри. Будто там, в алтаре, бушевал яростный пожар. Словно и сейчас не погас. Изнутри, пробираясь под дверьми алтаря, всё ещё струились чёрные змейки не то дыма, не то чужой энергии. И вибрация. Та же, что снаружи — пробирающая, острая, вгрызающаяся под кожу неприятным зудом.

И крик.

Безмолвный, жуткий, полный нечеловеческой боли.

— Одетта, — выдохнула Камилла, делая шаг вперёд. — Одетта… там, внутри!

— Ты чувствуешь? — оживился ллей Корнелиус. Даже руку её наконец отпустил, проходя к главным вратам. — Удивительно! Верно, потоки магии сейчас так переплетены, что даже женщины из магических родов ощущают… Что ты ощущаешь, девочка?..

Камилла помедлила один лишь миг.

— Боль, — тихо и уверенно проговорила она. — А ещё ужас и холод.

Маг воды помолчал, разглядывая её, затем кивнул.

— Верно, так и есть. Однако ты — сильнее, дочь огня. Вероятно, ты будешь чувствовать иное. Скажем, нестерпимый жар? Ведь, в конце концов, каждого из нас пожирает только то, что сидит внутри. Внешнее не имеет значения.

Повинуясь движению мага, распахнулись врата в главный алтарь. Камилла отпрыгнула назад, наступив на край собственного плаща, когда изнутри ударило душной волной. Вырвались языки чёрной энергии, растеклись по стенам, устремились к выходу из храма.

— Одетта, — дрогнувшим голосом позвала Камилла.

Главный алтарь оказался вырван из священного круга и поставлен вертикально — так, чтобы удерживать вмурованную в него девушку. Магия земли, верно, подчинялась теперь ллею Корнелиусу с той же лёгкостью, что и прочие стихии, потому как хрупкое тельце Одетты буквально утопало в гладком камне. Тот обхватывал тонкую шею, лодыжки и запястья юной ллейны, не позволяя ей сползти вниз. Платье девушки оказалось разорвано от горла и до низа, не скрывая девственную наготу, и края его обуглились. Ллейна Одетта ещё дышала, едва заметно вздрагивая, но почерневшие веки уже не поднимались. Жизнь в ней держалась чудом, и ллей Корнелиус переживал не напрасно.

Впрочем, переживал он не за жизнь ллейны Одетты.

Вдоль измученного тела зловеще темнел тонкой нитью открытый портал.

— Видишь, — указал ллей Корнелиус, а Камилла вдруг поняла, что плачет. — Я едва удерживаю его открытым. Но чтобы вернуть прежний источник сил и равновесия в этот мир, мне нужно распахнуть его настежь. Девочка оказалась слишком слаба для этого, — сокрушённо покачал головой маг воды. — Признаю: я поторопился. Нужно было сразу брать тебя. Ты сильнее, выносливее… ярче. Но что теперь? Я не боюсь признавать собственные ошибки. Впрочем, эксперимент пострадал большей частью из-за невежества и предрассудков людей этого мира. И ладно бы простолюдинов! Но даже Тадеуш — и тот меня предал! Ты вроде умная девочка, Камилла, должна понять. Подумай: сколько времени и сил мы бы сэкономили, если бы Блаунты не скрывали свой дар! Если бы Тадеуш не передумал и продолжил опыты вместе со мной! Если бы Родрег не жаждал бесконечной жизни в молодом теле, а Салават не увлёкся бы государственными интригами и ллейной Бианкой… Если бы ты, в конце концов, не прибыла в Фэйерхолд и не наворотила дел, моя девочка! Впрочем, я не в обиде. Я ведь не только маг, я учёный. И человеческий фактор неизбежен. Помоги мне завершить начатое — и обещаю, что сделаю этот мир лучше. Столько бед из-за людского невежества…

Камилла быстро вытерла слёзы и посмотрела вначале на растерзанную Одетту, затем — на мёртвых священников в храме. Вспомнила разорванных чужими тварями горожан. Корчащихся в судорогах деда, Патрика и Рафаэля. Сглотнула, избавляясь от неприятного спазма в горле.

— Невежество не идёт ни в какое сравнение с честолюбием, — негромко проговорила Камилла, оборачиваясь к магу. — Признайтесь хотя бы себе, ллей Корнелиус: вы это делаете не ради мира. И не ради светлого будущего. Маг или учёный, вы всё ещё человек. Сами так сказали. Всего лишь человек. И ни знания, ни власть не делают вас выше прочих невежд. Выше нас делают только поступки. Мне это пэр Никлас говорил… А ваши не тянут даже на то, чтобы выделить вас из толпы прочих убийц и проходимцев. Всем этим, — Камилла развела ослабшие руки в стороны, словно обхватывая сразу всё: чёрные порталы, жутких чудищ, разрушенный город и погасшее солнце, — вы перечеркнули труд собственной жизни. Никто уже не вспомнит великого мыслителя, ллея Корнелиуса Рэдклиффского, написавшего удивительные трактаты и книги, никто не порадуется вашим достижениям. В памяти людей вы навсегда останетесь человеком, причинившим королевству множество бед. Вы принесли смерть и разрушение, ллей Корнелиус, и люди этого не забудут.

— Люди невежественны и глупы! — отрезал маг воды, шагая к бесчувственной Одетте. — Если бы маги, лекари и учёные слушали их нытьё, то люди бы умирали от болезней, тяжкого труда и собственных суеверий! Люди не знают, как для них лучше! Простолюдины видят не дальше своих тарелок, и думают не дольше, чем на день вперёд! Люди нашего с тобой мира, девочка, мало чем отличаются от животных, и в моих силах это изменить. Мало радости в том, чтобы быть единственным просветлённым человеком в мире! Порой мне кажется, что я сам начинаю тупеть в местном окружении, и уж этого я выдержать не в силах! Мой ум, знания, дарованная сила — вот то единственное, чего я лишаться не намерен. Я тоже хочу расти, развиваться, совершенствоваться, в конце концов! Но разве это возможно, когда вокруг лишь мрак и невежество? Ты, моя девочка, поймёшь: ведь теперь ты бы ни за что не вернулась бы на Острова, верно? В общество жалких пьяниц, бездушных скотов, похотливых грубиянов и жестоких убийц? Познав высокое общество, обратно, на дно, не тянет?

Камилла молча покачала головой. Не тянуло, разумеется. Вот только и лишаться едва обретённого статуса, общества и семьи не тянуло точно так же — лишь потому, что кому-то другому всё это уже наскучило. И захотелось большего.

— На Островах я поняла одну вещь, ллей Корнелиус, — негромко сказала она. — Людям всегда мало того, что они имеют. И они рискнут хорошей жизнью ради лучшей. Иногда это оправдано, но чаще люди гибнут в гонке за лучшим куском, загоняя себя до смерти. И вы, ллей Корнелиус, ничем от них не отличаетесь. Ведь и вы, в конце концов, всего лишь человек.

Лицо мага воды исказилось. Почернел амулет стихий на его груди, потянулись к нему жадные чёрные нити из разреза на теле ллейны Одетты. Разрез расширился, словно раскрываясь навстречу, и полыхнул снопом чернильно-синих клякс. Чуждая миру энергия плеснула во все стороны, стекая с тела юной ллейны по алтарю.

— Всего лишь человек не сделает так, — страшно проговорил маг воды, протягивая руку к вздрогнувшей ллейне Одетте.

Кулак безумца коснулся разрыва на теле юной ллейны, и закричали оба — Одетта беззвучно, выгнувшись в каменных оковах, а Корнелиус во всю мощь здоровых лёгких. Рука мага воды провалилась внутрь чёрного разрыва, портал расширился, поглотив почти всё хрупкое тело юной ллейны, и наружу, из портала, плеснула потусторонняя энергия. Словно кишки из вспоротого живота. Словно гниль из нарыва…

Камилла вскрикнула, когда волны неприятного зуда ударили по коже, и чёрные щупальца вплелись в тело, выворачивая наизнанку нутро, кости, жилы…

— Пустите!!! — дико крикнула Камилла, отмахиваясь от сгустившихся чёрных теней. Непривычная к опасной магии, дочь Рыжего барона испугалась по-настоящему, когда поняла, что чёрная энергия, чуждая этому миру, действительно может её убить.

Выдохнув, Корнелиус вытащил руку из разрыва. Та всё ещё дымилась чёрной энергией, ещё сжимала куски чужой материи в кулаке. Камилле даже показалось, будто обезумевший маг вырвал у Одетты сердце — но нет, прорыв вновь нехотя затянулся, превратившись в зияющую пустотой щель, а чёрное вещество в кулаке мага с утробным свистом впиталось в ладонь. Кожа мага потемнела и словно высохла в один миг — а затем напиталась соками вновь.

— Сила, — выдохнул ллей Корнелиус, глядя на неё пугающе чёрными глазами. — Истинная сила… Там, по ту сторону. Слиться бы… шагнуть внутрь… Я словно отщипываю её по кусочку и никак не могу насытиться…

— У вас и не выйдет, — согласилась Камилла, прикидывая, видит ли её сумасшедший маг этими жуткими глазами, или можно рискнуть и напасть на него прямо сейчас. — У нас на Островах говорили, что… аппетиты всегда растут. А пэр Никлас… священник, он меня чтению обучал… Он как-то няньке попенял на её пьянство и сказал, что легче подавить первое желание, чем удовлетворить все последующие. А вы, похоже… даже не пытаетесь.

Силы уходили стремительно. Виной ли тому была чёрная энергия, призванная безумным магом из чужого мира, или израненные плечи, по которым всё ещё текли горячие струйки крови, или истерзанная ллейна Одетта, ещё живая, но едва ли пережившая бы ещё одно расширение портала…

— Мешают, — лицо ллея Корнелиуса, обыкновенно обманчиво-ласковое, исказилось от злобы и раздражения. Пульсировала под кожей мага чужая энергия, расходилась чёрными змейками по лицу. — Слышишь, девочка? Бьются твои мужчины, что звери… Даже с энергетическими тварями совладали…

Маг прислушался на миг, затем удовлетворённо кивнул. Камилла ничего не услышала, но ллей Корнелиус, верно, слушал иначе.

— Паладин постарался, — уже без злости пояснил он. — Призвал силу Отца. Всё же… есть в этом что-то… Но против меня им всё равно не выстоять. Они даже двери не откроют.

— Зато закроют, — пробормотала Камилла, увидев, как полыхнул разрыв на груди Одетты — и стянулся, став короче и тоньше. Затем полыхнул ещё раз — и уменьшился снова, тускло поблёскивая тонкой нитью.

Ллей Корнелиус, верно, тоже уловил перемены. Резко повернулся к вздохнувшей ллейне Одетте, сузил глаза.

— Воины Храма стараются, — процедил маг воды. — Невежды… Закрыли ещё два портала! Ослабили связь… Ничего, пока не совладают с последним усилителем — у меня есть время. Безумцы! Становятся на пути великой силы… просветления и прогресса! Она уже бесполезна, — раздражённо кивнул маг на бесчувственную ллейну Одетту. Ткнул пальцем в Камиллу. — Ты! Ты станешь приёмником и проводником в новый мир! И да, брат прав: незачем тратить силы на здешний скот. Я шагну в развитую цивилизацию, в новый мир… даже если мне придётся спалить этот до тла.

Ллей Корнелиус вскинул ладонь, и гладкий камень алтаря растёкся, как глина, отпуская ллейну Одетту из цепких оков. Она так и рухнула бы лицом вниз, посиневшая от холода и закоченевшая от боли, если бы Камилла не подхватила. С жалостью подивившись тому, сколь лёгкой оказалась дочь Бианки, Камилла бережно опустила её на пол. И больше ничего не успела сделать: ллей Корнелиус ухватил её за израненные плечи и швырнул к вновь затвердевшему алтарю. Камилла дёрнулась прочь, но камень обхватил за пояс, затягивая внутрь, оплёл ноги жёсткимикандалами. Руки лишь не тронул: верно, маг воды поберёг её раны. Чтобы раньше времени сил не лишилась.

— Мы же договорились, дочь огня, — попенял ллей Корнелиус, разводя руки в стороны. — Ты понимаешь меня… С тобой — получится! — с пугающей уверенностью сказал маг. — Даже с одним из шести усилителей — получится! Здесь, в центре концентрации магических потоков… Потому что ты — понимаешь… Ты — сильная, горячая… носительница истинной магии, а не жалких ошмётков…

Ллей Корнелиус потянул пальцами одной руки невидимую нить — и портал на теле бесчувственной Одетты закрылся, перетёк в амулет стихий на груди мага. С леденящей ясностью Камилла поняла: сейчас эта нить ударит из второй руки ллея Корнелиуса, и портал распахнётся уже на её теле. Порвёт платье с плащом, полыхнёт во все стороны чернильной синевой… и сломает надвое, потому что её сил — хватит. Хватит, чтобы разнести тело в клочья и подарить Корнелиусу проход в другой мир. Из которого маг-безумец либо нахлебается магии так, что спалит к себам всё вокруг, либо сам лопнет от пресыщения. Ей это уже не поможет: она умрёт в момент, когда распахнётся во всю ширь великий портал.

Дрогнули двери храма от невозможного удара. Сотряслись стены, осыпав остатками витражей мозаичный пол. Полыхнул за окнами слепящий свет…

— Глупый паладин, — низко, незнакомо выговорил маг воды. Амулет стихий задымился на его груди, руки задрожали, когда ллей Корнелиус направил обе ладони к Камилле. — Нет такой силы, чтобы превзойти истинную магию… И Отец Небесный не спасёт…

Ллей Корнелиус развёл руки, коротко выдохнув, и из амулета стихий выстрелил жирный чёрный луч. Ударил в прозрачную гладь подставленного зеркала и бичом хлестнул обратно, пронзив грудь мага воды.

Тот даже удивиться не успел.

Отражённый луч угодил прямиком в тело ллея Корнелиуса, и злое гудение наполнило воздух, утопив в нём отчаянный вскрик великого мага.

Камилла зажмурилась, когда тело ллея Корнелиуса наполнилось чернотой, покрылось мелкими трещинами, распухло — и рвануло изнутри разноцветными волнами. Тело обдало жаром, холодом, стылой землёй и запахом дождя — всем сразу. Пронеслись под сводом храма ослепляющие молнии, дрогнул пол, полыхнули языки пламени — и погасли под вскипевшей водой. И наступила тишина.

Медленно, на пробу, Камилла приоткрыла один глаз. Затем второй, тоже с опаской. Огляделась, оценивая творящееся вокруг безмолвие.

В воздухе всё ещё кружились разноцветные блики. Вспыхивали разряды магии воздуха, потрескивали огненные язычки на деревянных скамейках, капала вода с главных храмовых врат. А у самых её ног распускались зелёные побеги, обвивая искорёженный алтарь утешающими объятиями.

Такие же побеги оплетали тело ллейны Одетты, прикрывая нежными лепестками девичью наготу. У самого лица распустился дивный бутон, и сорвалась вниз капля росы, омочив потрескавшиеся, серые губы. Ллейна Одетта вздохнула и задышала — неровно, но часто, оживая с каждым жадным вдохом.

— А ведь можно было и так, — с трудом ворочая языком, проговорила Камилла. Помолчала, залюбовавшись разноцветными бликами в воздухе. — Использовать амулет стихий во благо, не во вред. Что ж вы так, ллей Корнелиус… Не в ту степь увлеклись… Хотя в конечном счёте вы оказались правы. Каждого из нас пожирает только то, что сидит внутри…

Под ногой звякнуло.

Камилла медленно опустила голову, разглядывая отлетевший при взрыве амулет стихий. Девственно белый камень, жмущийся к её ноге. Никак, собственным отражением любовался.

Так же медленно, не доверяя дрожащим рукам, Камилла опустила фамильное зеркальце. По гладкой поверхности пошли трещины, стекло помутнело, а серебро и рубины покрылись налётом гари — но уцелели. Как уцелела и она, защищённая прощальным подарком отца.

Сдаваться без боя дочь Рыжего барона не собиралась — даже на пороге неизбежной смерти. В миг, когда ллей Корнелиус вытягивал нить портала из Одетты, Камилла нащупала в кармане последнее оставшееся у неё оружие. Зеркальце, в которое она смотрелась много лет, радуясь единственной ценной вещи в доме.

Камилла пустила его в ход без раздумий, просто потому, что других вариантов у неё не осталось. Правду всё же говорил отец, мол, отчаяние убивает. Даже в шаге от поражения важно не терять головы. Думать, искать лазейку, не сдаваться… цепляться за любую соломинку, которая не даст утонуть.

Верно, недаром хранила ллейна Феодора фамильную ценность.

С грохотом рухнули двери храма, нарушив блаженную тишину. Внутрь ворвались с шумом, руганью, запахом пота, железа и крови. И, кажется, прямо у порога споткнулись, осквернив храм Отца неблагочестивыми выражениями.

— Тут электричество повсюду! — гаркнул на весь храм ллей Тадеуш. — Ллей Блаунт, извольте убрать! Нам и шагу не ступить — тут на полу вода, мигом изжаримся!

— Убрал, — спустя несколько ударов сердца отозвался любимый голос, и Камилла слабо улыбнулась.

— Ты бы сначала огонь унял, отец, — угрюмо подсказал ллей Золтан. — Прежде чем советами кидаться. Электричество ему мешает…

Камилла только вздохнула, на пробу дёрнув ногой, вмурованной в алтарь. Следовало отдать должное уже покойному ллею Корнелиусу: если бы он впустил в храм мужчин, магическим взрывом разнесло бы не только роскошное убранство и мебель. Погибли бы все находящиеся внутри.

Хвала Отцу, ни она, ни Одетта не пострадали: колдовская энергия, привычная этому миру, прошла сквозь них. Даже согрела и напитала, приветствуя носительниц древних родов.

— Камилла! — вскрикнул Патрик, бросаясь к алтарю.

— А ты чего встал? — гаркнул на кого-то ллей Золтан. — Убери мебель, недомаг! Паладин сейчас ноги переломает, пока…

Больше Камилла ничего не слышала. В алтарь ворвался Патрик Блаунт, охватил безумным взглядом сразу всё: бесчувственную Одетту, развороченный камень, вмурованную в него любимую…

С невнятным звуком паладин обхватил невесту за плечи, прижимая к себе, замер на миг, втягивая воздух у её виска. Обернулся — резко, порывисто:

— Помоги!..

— Когда я был пиратом, мне столько не приказывали, как когда стал королём, — буркнул за спиной паладина принц Рафаэль. — А теперь всем и кругом должен!..

Глянув на открывшуюся в алтаре картину, бывший пират переменился в лице и умолк. Приподнял ладонь, вперяя неподвижный взгляд в алтарь. Каменные оковы тотчас треснули, позволяя Камилле упасть в объятия Патрика, а фамильное зеркальце выпало из ослабевшей руки. Тихо звякнуло о треснувшие плиты.

— Живы?! — раздалось из храма нетерпеливое. Ллей Тадеуш, верно, всё ещё пробирался через завалы. Судя по грохоту отшвыриваемой мебели, выжившие воины помогали. — Не молчите! Живы?!

— Вроде, — неуверенно откликнулся Рафаэль.

Глянул на ллея Патрика, баюкавшего Камиллу в объятиях, хмыкнул, обводя взглядом алтарь. Маг воздуха тем временем перешёл с объятий на поцелуи, пытаясь, кажется, вдохнуть побольше жизни в невесту.

— Чудное место для свадьбы, — одобрил бывший пират, старательно не глядя на осевших у алтаря влюблённых. — Да отпусти ты её, задушишь. А магия на дорогую кузину не действует, обратно не оживишь…

Запнулся на полуслове, заметив наконец покрытую нежными бутонами ллейну Одетту. Бросился к ней, срывая мешавшие цветы. Невнятно ахнул, обнаружив, что под цветами у юной ллейны ничего не оказалось, поспешно сбросил с себя кожаную куртку. Склонился ниже, подставляя лезвие ножа под тонкий нос.

— Дышит, — с облегчением выдохнул наследный принц.

Растерянность сменилась бурной деятельностью. Спешно оборвав остатки цветов, Рафаэль бережно приподнял вздохнувшую ллейну и осторожно выпрямился, оборачиваясь к входящим в алтарь огненным ллеям:

— В замок её надо! Едва дышит…

— Дело, — согласился Рыжий барон, отметив, что дочь жива и, кажется, почти невредима. — Вот только ты, магово отродье, мост обрушил. В обход пару часов займёт!

— На место поставлю, — отрезал Рафаэль. — Отдавай мне воинов в сопровождение, ллей Тадеуш, и побежали. Время дорого! Хоть наш паладин и выжег тварей небесным огнём до горизонта, а клинки лишними не бывают — вдруг кто выжил?

— Это чужая энергия, — негромко отозвался ллей Блаунт. — Она не может существовать в нашем мире без врат. Думаю, их просто вытолкнуло обратно в момент, когда закрывался портал. Разумеется, мы проверим…

Ллей Тадеуш, кажется, не услышал. Взгляд мага огня вдруг посветлел, даже морщины на лице разгладились. Он резко выдохнул.

— Это же…

Камилла обернулась. Дед поднимал с пола треснувшее, почерневшее зеркальце — то самое, принадлежавшее ллейне Феодоре.

— Прости, отец, — неловко проговорил ллей Золтан, поймав взгляд Тадеуша. — Я взял без спросу. Решил тебе мелкую пакость напоследок сделать. Ты ведь Району не признал, а я на ней уже женился. Подумал, что теперь фамильная вещь её по праву. Потом зеркало Камилле перешло. Глупо получилось.

— Безумец Корнелиус был прав, — медленно проговорил ллей Тадеуш, глядя в зеркало. — Супруги магов, если не носили в себе древнюю кровь, погибали часто… Трудно сдержать стихию, особенно когда в объятиях любимая женщина…

Ллей Патрик Блаунт прерывисто вздохнул, и Камилла молча прижалась к нему. Смертей больше не будет. С ней — он может не сдерживать себя. И не корить за прошлое…

— Это зеркало создал мой дед, великий маг огня, сильнейший из рода Эйросских ллеев. Оно отражало любую магию, даже если женщина просто носила его в кармане. Отражало прямиком в источник. Дед создал зеркало для супруги, потому что боялся за её жизнь и оберегал, как мог. Ни один другой маг не повторил подобного опыта, и мы хранили артефакт лишь для своих женщин. Тех, в ком не текла кровь древнего рода. Тех, кто был уязвим.

Ллей Тадеуш посмотрел на Камиллу, и губы его дрогнули.

— Золтан, дрянной мальчишка, — дрогнувшим голосом выговорил Тадеуш. — Я должен поблагодарить тебя сразу за две ошибки: за неравный брак и за воровство. Потому что если бы не твоя женитьба, у меня не было бы прекрасной внучки. И если бы не украденное зеркало, она не осталась бы сегодня в живых.

И ллей Тадеуш опустился на колени, обхватывая ладонями голову Камиллы. Поцеловал в макушку крепко, жарко, потеснив при этом ллея Блаунта.

— Я и подумать не мог, что артефакт настолько силён! — воскликнул ллей Тадеуш, снова выпрямляясь. — Дед всё делал с размахом — выстроил город прямо в скале, замок перестроил, артефактов наворотил… Но отразить чистую магию! Силу амулета стихий! Верно, крепко он любил покойную бабку…

— Покойниц у нас сейчас прибавится, — не выдержал ллей Рафаэль. — В замок бежим, или ещё поговорим, пока ллейна Одетта отдаёт Отцу душу?

— Отец лишнего не возьмёт, — возразил ллей Блаунт, поднимаясь вместе с Камиллой на руках. — Но вы правы, ллей Рафаэль. Нам следует…

— Ты такой спокойный, потому что твоя невеста только что порвала величайшего мага в клочья и сама жива-здорова! — неожиданно огрызнулся наследный принц. — А моя всё ещё глаз не открыла!

— Твоя? — удивился ллей Тадеуш.

— Зачем тебе её глаза? — поддакнул отцу Рыжий барон, прокладывая путь обратно к выходу из храма. — Ты на себя многого-то не бери, ваше высочество! Я ллейне Одетте уже почти отец, так что поменьше зыркай, куда не следует!

— У тебя не спросил, — отмахнулся бывший пират, устремляясь с драгоценной ношей на выход.

Ллей Тадеуш задержался, вполголоса отдавая приказы своим воинам. Указал на погибших священников и служителей храма. Начертав в воздухе оберегательные знаки, подхватил латной перчаткой белый, как снег, амулет стихий.

Камилла обернулась на пороге храма и неуютно поёрзала в прохладных руках Патрика. Сползла вниз, утверждаясь на ещё слабых ногах.

— Сама пойду, — вздохнула дочь Рыжего барона, поправляя изорванный плащ. — В конце концов, это же не вы победили величайшего мага королевства! Я должна своими ногами прийти с победой. В свой, кстати, замок! Уж теперь-то я заслужила?..

— Жаль, — улыбнулся паладин, обнимая невесту за талию. Коротко прижался прохладными губами к её горячему виску. — Я бы с радостью пронёс тебя на руках. Потому что мне с тобой тепло…