Благословенный. Книга 6 (СИ)

Глава 7

— О, господи!

Франсуаза Жерар, супруга почтенного лавочника с рю де Бак, в отчаянии всплеснула руками.

— Мари, ты только посмотри, какая грязь кругом! И как нам это обходить?

Невысокая женщина средних лет, которую её подруга назвала Мари, задумчиво оглянулась сначала на огромную лужу, перегородившую им путь к «Чреву Парижа», а затем на дощатый забор, ограждавший какую-то стройку и столь некстати перекрывший им путь на возвышенное место, где они могли бы обогнуть эту досадную вымоину.

— Полагаю, моя дорогая, что муниципалитет мог бы лучше следить за улицами города! — ответила она. — Франсуаз, а не знаешь, что здесь такое вообще происходит⁈

— Ты про это? — и мадам Жерар с презрением махнула омбреллой в сторону злополучного забора, за которым возвышался чугунный каркас какого-то циклопического, занимающего целый квартал сооружения. — Да это как раз то, о чём последних три месяца все только в Париже и говорят! Тут строится этот странный магазин, который будет продавать всё на свете — и ковры, и ткани, и бижутерию, и галантерею, и…

— Хватит, хватит… Я всё поняла! Здесь строят этот пресловутый магазин «Русский дом»! — догадалась Мари, увидев над забором фирменный знак: два вставших на дыбы медведя, держащие серо-голубой шит с изображённой на нём короной.

— … и даже продукты разного рода; мясная и винная лавки, кондитерская, оптика, отделение банка…. — продолжала меж тем тараторить Франсуаз, которую и в более простом случае нелегко было остановить, а здесь же был вопрос, задевавший её за живое. — ну скажи на милость, как это возможно, что в одном магазине продаётся решительно всё? Это же ни на что не похоже! Ерунда какая-то, ведь правда?

Муж Франсуаз держал поблизости лавку, где торговал тканями. Супруги уже неоднократно обсуждали, что нового принесёт им громада русского магазина, возводимого так близко, что они могли видеть его уродливый скелет прямо из окон своего дома, и каждый раз приходили к согласию в одной мысли — ничего хорошего!

Вопрос этот для мадам Жерар был настолько животрепещущ и остёр, что она даже не услышала грохота колёс подъезжавшей к ним кареты.

— Ой! — вдруг воскликнула Франсуаз, когда её окатило из лужи. — Да чёрт бы тебя побрал! Ты что думаешь, нацепил графский герб, и можешь теперь разъезжать тут?

На самом деле, Жерары были завзятые монархисты; но не в случае, когда карета с горделивым графским гербом на дверце окатывает тебя грязью!

Юбке Мари тоже досталось; и пока она с досадой рассматривала свежие пятна, дверь кареты распахнулась, и из неё выглянул молодой мужчина просто сказочной красоты.

Бегло оглядев чехвостившую его на чём свет стоит Франсуз, он сквозь зубы пробормотал слова извинения и затем уставился на Мари. Удивительно, но его выразительные серые глаза при виде этой немолодой скромной женщины вдруг зажглись радостью!

— Вы — Анна-Мария Гросхольц, не так ли? — с лёгким акцентом произнёс он. — А я давно уже вас искал!

Мари застыла в изумлении. Похоже, незнакомец знал её!

— Садитесь в карету, мадам, нам надо с вами потолковать! — экспансивно воскликнул юноша и что-то произнёс на незнакомом языке двум стоявшим на закорках гренадёрского роста лакеям. Те, проворно соскочив прямо в грязь, немедленно и без церемоний подхватили маленькую Мари на руки и вместе с её большой корзиной втащили в карету.

— Трогай! — крикнул молодой граф и захлопнул дверь.

Мари, изумлённая такой бесцеремонностью, поначалу потеряла дар речи; но тотчас опомнившись, замолотила по дверке кулачком.

— Выпустите меня! Это произвол! Что вы себе позволяете?

— Не беспокойтесь, сударыня! С вами всё будет в порядке, уверяю! — остановил ее незнакомец, и акцент в его речи стал много заметнее. — С вами просто поговорят на интересующую вас тему. Тут недалеко; вот мы уже и приехали. Прошу!

Дверь кареты снова отворилась, и Мари оказалась на крыльце обычного дома на Рю Сен-Бернар; точно такого же, как сотни других домов в Париже. Кучер тронул, и карета, на которой они прибыли, отъехала в подворотню; только тут Мари заметила, что колёса её обтянуты гуттаперчевой резиной — очень дорогим, доступным далеко не всем богачам Парижа материалом.

— Прошу вас сюда. сударыня… Да, сюда. Вы подождёте немного, не так ли? О, как я рад, что встретил вас здесь… Это такая удача, мадам! — любезнейшим тоном произнёс молодой человек и, рассыпаясь в тысяче извинений, скрылся за дверью кабинета.

Мари осталась в прихожей — тесной комнатке с банкеткой и столом. Всё ещё в недоумении, она подошла ко входной двери с очевидным намерением покинуть это странное место, куда ее привезли практически насильно; но дверь неожиданно оказалась заперта снаружи.

«Боже! Неужели она позволила заманить себя в ловушку? Но что нужно этим иностранным господам? Они что, хотят посягнуть на её честь»?

Несколько минут Мари с волнением рассматривала такой сценарий, но затем его отвергла. Увы, она нисколько не заблуждалась в отношении своей внешности: невысокая, с дурной фигурой, чрезмерно большим, крючковатым носом, сильно выдающимся на узком, маловыразительном лице.

«А тот господин, с которым я ехала в карете, — настоящий красавчик. Определённо, при известной ловкости он может соблазнить любую девушку на улице и почти любую даму — в гостиных и салонах Парижа. Зачем ему такая дурнушка, как я?»

Мари вновь подошла к входной двери, подёргала ее — увы, она действительно была закрыта, хотя никакого засова снаружи, конечно же, не было. Всему виной был хитрый замок с подпружиненной защёлкой, перекрывший ей путь на улицу.

Отойдя от двери, несчастная женщина опустилась на банкетку возле изящного столика на гнутых ножках и, подперев голову руками, горько задумалась о своей злой доле.

'Высшее существо, ну почему мне всегда выпадают такие испытания? Чем я провинилась перед тобой?

Мари было за что сетовать на судьбу. Она никогда не видела своего отца — он погиб в Семилетней войне незадолго до рождения Мари; её мать, потеряв кормильца семьи, вынуждена была работать экономкой. Не успев ещё толком вырасти, Мари познала тяжесть труда; а потом на площадях загремела Карманьола, закружились в бесовских танцах толпы санкюлотов с пиками, на которых были насажены головы благородных людей, и всё стало совсем плохо. Увы, революция безжалостно прошлась коваными сапогами по её семье. Совсем молодой девушкой Мари оказалась сначала в Тампле, а затем и в Консьержери, откуда, как говорят, выход был только один — на гильотину. Спасло ее лишь случайность… и собственный талант: её приговорили к смерти и не казнили только потому, что после смерти Марата заставили сделать посмертную маску и самого революционера, и его убийцы — несчастной Шарлотты Корде, с головой которой пришлось работать, когда она уже была отделена от тела. После Термидора её освободили. Казалось, ей наконец-то стала улыбаться удача: она получила небольшое наследство, благодаря чему смогла выйти замуж. Увы, но её муж оказался безвольным человеком: вскоре он стал злоупотреблять алкоголем и проигрывать в карты почти всё, что Мари зарабатывала своими руками.

И вот теперь ей сорок лет, один ребёнок — двухголовалый малыш Жозеф — сейчас ждёт ее дома, а другой ребёнок находится в чреве; её муж непригоден решительно ни на что (а кого бы ещё она себе нашла, с такой-то внешностью и репутацией?), а прямо сейчас она сидит и ждёт своей участи, запертая в приёмной каких-то надменных иностранцев. И за что ей всё это?

Впрочем, как утверждают господа философы, Господь Бог, или, как его теперь называют во Франции, «Высшее существо» — совершенно равнодушен к страданиям своих созданий…

Но женщина была не из тех, что долго предаётся пустому унынию. Нет, Мари была из породы тех лягушек, что взбивают лапками масло и спасают себя из горшка (ну, или тонут в нём уставшими) — швейцарская кровь ее предприимчивых предков взывала к действию.

«Может быть, мне стоит позвать на помощь?» — пришла ей в голову мысль.

Мари с сомнением посмотрела на оконце, закрытое толстым, мутным стеклом и защищенное к тому же кованой железной решёткой, красивыми мелкими ромбиками разбивавшее робко проникавший в неё солнечный свет. Пожалуй, если разбить его, то она сможет докричаться до прохожих! Только вот чем можно расколотить такое толстенное стекло?

С надеждою оглядевшись по сторонам, женщина не нашла ничего подходящего. Разве что банкетка, на которой она сейчас сидит?

Поднявшись, Мари наклонилась, не без труда подняла изящное изделие и мелкими шагами приблизилась к окну. Увы, мебель была одновременно и тяжелым, и неудобным средством для взлома окна; но выбирать не приходилось.

«Ну же, решайся» — сказала себе женщина и, выставив банкетку перед собой, слегка разбежавшись, врезалась в толстое стекло прихожей комнаты.

— Бамм! — раздался резкий, дребезжащий звук; но окно осталось невредимо — на нём не появилось даже трещинки; зато низ живота отозвался вдруг тяжёлой, режущей болью…

«Оооо… Господи боже, не хватало ещё потерять ребёнка! — пришла ей запоздалая мысль. Я и забыла, что такие эскапады в моём положении непозволительны!»

Немедленно возвратив банкетку на место, Мари тяжело опустилась на неё, и уже готова была разрыдаться, как вдруг внутренняя дверь распахнулась, и в проёме появился прежний красивый господин.

— У вас всё хорошо, мадам? — холодновато, но вежливо спросил он.

— Да, сударь, — рассеянно отвечала Мари, прислушиваясь в это время к себе. Тянущая боль постепенно уходила… кажется, пронесло.

— Простите за ожидание — продолжал между тем незнакомец — просто мне пришлось вызвать специалиста, который будет с вами разговаривать, а для его прибытия требуется известное время.

Прошло несколько минут, и действительно: входная дверь отворилась, и на пороге появился крупный, грузный господин с рябым от оспы лицом. Войдя, он внимательно оглядел женщину и на отличном французском спросил:

— Вы — Мари Гросхольц, не так ли?

— Да, это я — женщина не стала ни отпираться, ни поправлять его. Раз эти люди знают ее под ее девичьей фамилией — пусть будет так!

— Я граф Аркадио Морков, — представился господин, вежливо приподнимая новомодную круглую шляпу. — Прошу вас пройти в кабинет!

Граф распахнул перед Мари дверь и любезно пропустил её в прекрасно обставленную, громадную залу с панелями из морёного дуба на стенах. Расположившись в вольтеровском кресле, граф предложил Мари место на стульях у стены и, только усевшись, тут же нетерпеливо начал разговор:

— Вы владеете экспозицией анатомически верных фигур и скульптурной мастерской на рю де Палас?

— Да, это так.

— Вы сделали скульптурные портреты Вольтера, Жан-Жака Руссо, Бенджамина Франклина и членов королевской семьи?

Мари, вздохнув, опустила голову. Когда-то её отношения с членами королевской семьи были настолько хороши, что её даже пригласили переселиться на время в Версаль, где она больше года преподавала искусство принцессе Елизавете Французской, сестре недавно почившего короля Людовика XVI. Именно из-за этой близости к монаршим особам она и оказалась на грани гибели во время Революции…

— Всё это так, месье, — наконец тихо произнесла она.

— И вас едва не казнили! Интересно, о чём вы думали, когда потом делали посмертный бюст Робеспьера, чуть не отправившего вас на свидание с «барашком»? *

— Я думала, что выжила. А он — нет! — твёрдо ответила Мари, поднимая голову.

Допрашивавший её господин тут же расплылся в улыбке.

— Прекрасный ответ, Богом клянусь! Похоже, вы очень целеустремлённая особа, не так ли?

— В этом мире очень трудно выжить, если не знаешь, куда ты идёшь и чего желаешь! — с достоинства ответила Мари. Уже с началом разговора она немного осмелела — сразу стало понятно, что ни убивать, ни насиловать, ни обижать каким-то иным образом её тут не будут; ну а когда речь зашла про её профессиональные навыки, тут она совсем воспряла духом. Уж что-что, а скульптуру она делать умела, и готова была бы поспорить за первенство с кем угодно. Да хоть бы с самим Фидием!

— Прекрасно, прекрасно! — продолжал веселиться рябой господин. — Вы, как я посмотрю — дама во вкусе нашего императора! Он без ума от умных женщин. Представляете, послал меня в Париж за какой-то мадам де Сталь. Я уж грешным делом подумал — наверняка красотка, каких поискать. Оказалась — крокодил крокодилом; но зато умна как чёрт и трещит как сойка, не закрывая рот… Вот теперь я и думаю, посылать её в Петербург или обождать; ведь мой государь любит умных, а не болтливых…

— Так вы желаете заказать скульптуру этой мадам де Сталь, чтобы отослать ее вашему императору? — догадалась Мари. Разговоры о столь высокопоставленной особе как русский император ее совершено не смутили: ведь она была лично знакома с королём Франции! — Извольте, я с удовольствием возьмусь за такой почётный заказ!

— Нет, совсем нет! — делая серьёзное лицо, отвечал месье Аркади. — Зачем ему скульптура? Её внешность ему неинтересна. Нет, дело совсем в другом!

Усевшись поудобнее на своем кресле, он закинул ногу на ногу, переставил на другую сторону трость и продолжал:

— Как вы, возможно, уже наслышаны, в Париже в ближайшее время открывается новый магазин, принадлежащий обществу «Русский дом»…

— Да, и не далее как сегодня утром я имела честь замарать свои юбки о непролазную грязь, сопровождающую это строительство! — полушутя, полусерьезно отвечала Мари. Поняв что ничего страшного ей не грозит, она уже совсем освоилась здесь и чувствовала себя теперь совершенно свободно.

— О, мадам! Я так сожалею — просто нет слов! — с циничным смехом отвечал граф Морков, широкой улыбкой на безобразном лице демонстрируя, что он полностью оценил ее сарказм. — Так вот, продолжу с места, на котором вы меня так грубо и непочтительно прервали… Итак, мы строим магазин. Это будет грандиозное сооружение, превосходящее всё, что было до этого и всё, что вы могли бы себе вообразить…

— Ну, неправда. Вообразить я себе могу что угодно, хоть Вавилонскую башню! — опять вклинилась в его речь Мари. После испытанного страха ей вдруг стало легко и захотелось болтать о всякой весёлой ерунде.

— Не обещаю вам именно башню, мадам, но то, что в нем будет истинно Вавилонское столпотворение — уж это непременно! — с серьёзным видом пообещал граф. — Однако, если вы позволите себе перебить меня ещё раз, я, пожалуй, найду более почтительного и молчаливого подрядчика!

— Нема, как могила, сударь! — тут же клятвенно заверила его Мари, сделав руками жест, как будто зашивает себе рот.

— Ну, наконец-то. Итак, в Париже, Лондоне и Вене будут открыты гигантские многоэтажные магазины с огромными стеклянными витринами. И в этих витринах нам надобно установить манекены…

— Что вы сказали? «Манекены?» Что это? — тотчас забыв про обещание, возбуждённо спросила женщина. Она уже догадалась, что «манекен» — это какая-то скульптурная фигура, но никогда не слышала ранее этого термина… а она небезосновательно полагала, что знает про своё любимое дело решительно всё!

— Сударыня, не удивляйтесь, если это слово вам незнакомо. Я и сам не слышал про подобное, пока император не растолковал мне, что под «манекеном» надобно понимать деревянного болвана сподвижными членами, которого можно нарядить в любую одежду и выставить на обозрение публики в витрине магазина! — терпеливо объяснил граф.

— Вот как? А разве так где-нибудь делают? — поразилась Мари. Она слышала, что иногда богатые заказчики одежды, не желая тратить много времени на примерки у портного, заказывают скульптору точную свою фигуру и отдают её мастеру, дабы он терзал иголками не живого клиента, а куклу из дерева или папье-маше; но чтобы их выставляли в витринах — такого точно никогда не было!

— Теперь — да, делают! — картинно развёл руками месье Аркади. — Раз император сказал — значит так всё и будет! И вот тут-то и возникает вопрос — кто, как не вы, сможет сделать эти скульптуры точными, красивыми, прочными, удобными для переодевания? Я навёл справки — и всё указывает на вас, мадам!

— Вас не обманули! — потупилась — Мари. Я действительно имею опыт в изготовлении анатомически верных человеческих моделей. Конечно, придётся постараться соблюсти все ваши требования, что будет непросто; но, уверяю, месье — это вполне мне по силам!

— Ну, вот и славно! — отвечал Морков, грузно поднимаясь из вольтеровского кресла. — Завтра жду от вас подробных соображений на сей предмет, а с меня — задаток и контракт! Теперь же вы можете ступать домой; моя карета подвезёт вас!

Мари возвратилась в свою мастерскую, буквально трепеща от восторга. Даже беременность ее и связанные с нею трудности как будто забылись! Как же это прекрасно — держать свою судьбу в собственных руках! Не без превосходства поглядывала она в окно кареты на обычных парижанок, снующих по узким улицам города в своей обычной мирской суете…

«Вы, несчастные создания, вечно будете обречены оставаться на содержании своих мужей, потакать их прихотям и не сметь изменить судьбу. А я — я могу зарабатывать деньги своим искусством, и этого у меня никто не отнимет! Благодаря ему я избежала гильотины, выжила в голодные годы Термидора, а теперь вот участвую в новом увлекательном деле, где один из пайщиков — сам русский император Александр!»

Разговор этот не остался без продолжения. Мари действительно смогла придумать состав из пресс-папье, пропитанного воском, дающего достоверное изображение лица и кожи и в то же время не такого хрупкого, как простой воск. Руки и ноги «манекенов» она выполнила с применением шарниров, позволявших без труда облачать их в костюмы, платья и фраки. Волосы для манекенов пришлось покупать у парикмахеров; впрочем, вскоре Мари придумала делать их лысыми, каждый раз одевая подходящие парики. И дама, впоследствии получившая известность как «мадам Тюссо», с жаром погрузилась в это новое, неслыханное ранее дело. Под её руководством мастерская мадам в самый короткий выполнила десятки болванов, обладавших вполне привлекательными лицами; иные посетители парижского магазина «Русский дом» всерьез даже уверяли, что в витрине стоят живые люди!

А вот месье Тюссо, любителя выпить и спустить заработанные супругою франки в карты, ждали очень печальные изменения семейного положения. Выполнив контракт, супруга его внезапно уехала в Лондон, а оттуда — в Россию, где, получив русское подданство, тотчас же с ним развелась.

* «барашек» — жаргонное название лезвия гильотины характерной косой формы.