Мы с Клетом отправились в его кабинет, и я рассказал ему о своем визите на плантацию Дюпре.
— То есть ты думаешь, что старик — военный преступник? — спросил он.
— Возможно. Он говорит, что пережил Равенсбрюк только благодаря своей внутренней дисциплине и тому, что он выполнял все, что велели ему охранники. Его послушать, так все, кто там погиб, виноваты в своей смерти. Еще он сказал, что Роберт Капа — его друг, но при этом он не знал, был ли Капа коммунистом. У него на стене висит фотография итальянских солдат, как мне кажется, во время их эфиопской кампании. Они применяли химическое оружие против людей, вооруженных только стрелами и копьями. Скажи мне, какая жертва фашизма повесила бы подобную фотографию себе на стену?
Я заметил, что теряю внимание Клета.
— Клет, я знаю это твое выражение лица. Что ты опять натворил? — спросил я.
— Подожди, — ответил он.
Он отправил Гретхен куда-то по делам, затем закрыл дверь и открыл конверт, с которым заявился в офис, достав из него две карты памяти.
— Я залез в апартаменты Варины Лебуф в Лафайетте и в ее дом в Сайпермонт-Пойнт. Ты был прав насчет мишки на диване. Это камера. На полке в Лафайетте я нашел такую же.
— Ты вломился в ее дом и ее квартиру?
— Не совсем. Я показал свой значок частного детектива менеджеру апартаментов в Лафайетте.
— А как ты пробрался в ее дом в Сайпермор-Пойнт?
— Ключ был в цветочном горшке.
— Откуда ты знал, что он будет там?
— Она мне показала. На тот случай, если я захочу зайти, пока ее старика нет дома. — Клет увидел выражение моего лица. — Ну да, да, я воспользовался ее доверием, стыд мне и позор. Так ты хочешь посмотреть или нет?
— Нет, не хочу. Не думаю, что и тебе стоит это делать.
— А вдруг на записи я? Думаешь, я должен это проигнорировать? — спросил Клет, загружая первую карту в свой компьютер.
— Не делай его сильнее.
— Кого?
— Зло.
— Ты думаешь, Варина Лебуф — зло?
— Я вообще не знаю, что она и кто она. Просто держись от нее подальше. И держись подальше от того дерьма на карте.
— И что мне с этим делать?
— Верни ей. Отнесись к этому с пониманием, пусть она сама живет в своем обмане.
— А вдруг я смогу сделать вторую карьеру в качестве модели на обложках порножурналов? Расслабься. Ты заставляешь меня чувствовать себя ужасно, Дэйв.
— Ну что я могу сказать на это?
— Лучше помолчи, — попросил меня Клет.
Он сел за клавиатуру, пиджак натянулся, как струна на его огромных плечах, а шляпу он надвинул на глаза так, словно подсознательно пытался скрыть их от чужих взглядов. Первым кадром на экране появилась обнаженная Варина, спиной к камере, медленно направляющаяся в сторону обнаженного мужчины, лежащего на диване, небрежно закинув руку за голову, его загорелая грудь покрыта лесом густых черных волос. Это был не Клет.
— Адиос! — выкрикнул я.
— Да ладно, Дэйв. Я слишком далеко с этим зашел. Я не хочу в одиночку все это просматривать. Я и так чувствую себя извращенцем.
И после этих слов я сказал то, что, думал, никогда не скажу Клету Перселу:
— Нет, партнер, в этом я не с тобой.
В кармане у меня завибрировал мобильный, звонила Хелен Суле.
— Ты где?
— В офисе у Клета.
— А что это там за звуки на фоне?
— Клет, выключи звук! — прошипел я.
— Да чем вы там вообще занимаетесь? — спросила она.
— Ничем. Я как раз уходил.
— Ты что-нибудь знаешь об акулах-молотах? — спросила Хелен.
— Они жрут скатов и собственную молодежь. Самцы кусают самок, пока те не согласятся с ними спариваться.
— Я имею в виду, где они живут или чем они там питаются.
— Плавают где хотят. С чего это ты спрашиваешь меня про этих акул?
— В интернете только что появились фотографии из округа Лафурше. Теперь мы знаем, что произошло с Чадом Патином, — ответила она.
Рыболов-спортсмен ловил рыбу на блесну с аутригерами к юго-западу от острова Гранд, когда на крючок ему попалась, как показалось, песчаная акула. Катушка начала раскручиваться все быстрее и быстрее, и леска разматывалась с такой скоростью и свистом, что из-под кронштейна катушки пошел дым. Пытаясь не сломать удочку, рыболов повернул лодку вспять, в том же направлении, в котором пыталась скрыться акула. С борта лодки можно было видеть длинную торпедообразную тень, на мгновение появляющуюся над волнами, но уже в следующее мгновение спинной плавник разрезал волну надвое, и торпеда снова отправилась вглубь, оставляя за собой облако мелких пузырьков. На мгновение леска провисла, как будто оборвалась, и рыбак убрал тягу, отправив лодку в дрейф. На миг создалось впечатление, что все замерло, море сверкало идеальным блеском, словно смазанное детским маслом, мотор катера тихо ворчал под поверхностью воды. Над суденышком медленно и важно пролетели пеликаны, сделав широкий разворот, как они всегда делают, прежде чем убрать крылья и спикировать в море, но они быстро потеряли интерес к катеру и отправились искать удачи в другом месте. Внезапно с глубины на поверхность поднялся целый косяк мелких рыбешек, словно кто-то кинул в воду горсть серебряных монеток.
С шумным всплеском акула-молот вынырнула на поверхность, пытаясь избавиться от запутавшейся в жабрах лески, теряя кровь из ран на боку, оставленных стальными грузилами с крюками. Ее спина загорела на солнце, что и давало ей цвет песчаной акулы. Ее живот был бледным, как поганка, никогда не видевшая света. Ее глаза, расположенные по бокам головы, по форме напоминающей наковальню, поблескивали и чем-то смахивали на картину кубиста. Ее длина от носа и до кончика хвоста была не меньше четырех метров.
Все это было записано на смартфон рыболова, в котором также хранились фотографии того, как он с партнером баграми цепляют акулу за жабры и пасть и подтягивают на достаточно расстояние, чтобы ударить по голове топором. Затем рыболов перевернул акулу на спину, вставил нож в ее анальное отверстие и разрезал ей брюхо. Содержимое ее чрева, вывалившееся на палубу, однако, оказалось совсем не таким, как можно было бы ожидать.
У молотов маленькая ротовая полость для акулы такого размера, и им требуется достаточно много времени, чтобы проглотить свою жертву. Судя по всему, эта рыбина сумела сожрать все, что ей скормили. Ее жертва, судя по всему, была распилена на части пилой, О деталях содержимого ее желудка не слишком приятно рассказывать, и только две его части заслуживают внимания, по крайней мере, с криминалистической точки зрения. Среди содержимого ее желудка, разбросанного по палубе, лежала ладонь белого мужчины с кольцом на пальце и часть предплечья. Позже патологоанатом в округе Лафершу снимет кольцо с пальца и обнаружит на внутренней его поверхности гравировку — «Чад Патин». Еще одной важной криминалистической находкой станет обнаружение двух пуль калибра 223 в уцелевшей части спины жертвы.
Чад Патин пытался убить меня выстрелом из дробовика, который он произвел из кабины грузовика-рефрижератора. Но когда я рассматривал фотографии на экране компьютера Хелен, то не мог чувствовать к нему враждебности. Когда он позвонил мне посреди ночи из Дес-Аллемандс, умоляя о помощи, я не обратил особого внимания на его слова, особенно на его байку о существовании заговора, члены которого контролировали события в жизнях тех, кто стоит ниже их в пищевой цепи. Его упоминание о существовании мистической фигуры по имени Ангел или Анджелле и рассказ о смерти какого-то бедолаги в железной деве также показались мне галлюцинациями наркомана. Но я все же выслушал Чада Патина. Он говорил, что занимался перевозкой наркотиков и проституток из Мексики в Соединенные Штаты. Он также обмолвился о том, что бросил свой живой груз в запертом грузовике, вероятно, оставив умирать людей от отсутствия воздуха и воды. Вот в это я поверил. Чад признался в том, что пытался меня убить, и, не краснея, попросил у меня денег с тем, чтобы убраться из страны. По его мнению, эта просьба была абсолютно разумной. Я смотрел на все это скептически, хотя в реальности его точка зрения — это то, с чем представители правоохранительных органов сталкиваются каждый день. Настоящая проблема была не в Чаде Патине. Проблема была в том, что я не обратил ни малейшего внимания на его рассказ о существовании таинственного острова, где мои современники пользуются методами пыток из средневековой Европы.
Хелен откинулась на спинку кресла, покусывая ногти, уставившись пустым взглядом на экран компьютера с фотографиями застывших останков Чада Патина на палубе катера.
— Не понимаю, — сказала она.
— Почему с него не сняли кольцо? — спросил я.
— Это, и тот факт, что его просто сбросили за борт. Неужели они ничему не научились после того, как выкинули за борт Блу Мелтон в куске льда?
— Может, они и не выбрасывали его в воду. Может, он убегал, и кто-то выстрелил ему в спину из 223 калибра, например, из «АР-15» или «М-16». Чад упал с лодки, и они не смогли в темноте найти его тело.
— Ты веришь в это дерьмо насчет острова с камерой пыток?
— Патин говорил о том, что он слышал на записи. Может, пленка была подделкой или вообще записью звукоряда какого-нибудь ужастика. Кто знает? Но кто-то уничтожил квартиру Патина огнеметом. Вот это понять уже сложнее. Для меня большей проблемой представляется этот человек — Ангел или Анджелле. А идея заговора уж слишком похожа на байки насчет Нового мирового порядка или Трехсторонней комиссии.
— Ты не веришь в заговоры?
— Не верю в заговоры с формальными наименованиями.
— Ты что, порнуху смотрел, когда я тебе позвонила?
— Не совсем.
— Вы с Клетом смотрели старые-добрые фильмы про немецких сантехников?
— Да отстань ты уже, Хелен. Клет переживает трудные времена.
— Я тоже. Только у меня это называется делать свою работу. У него что, в офисе новичок появился?
— Она временный сотрудник.
— Как ее зовут?
— Насчет порнофильма ты попала в точку. Варина Лебуф, вероятно, вымогает деньги у своих любовников. Клет с ней связался.
— Не меняй тему. Как ее зовут?
Я поднялся с кресла и направился к выходу:
— Дай Клету вздохнуть свободно. Он справится. Он всегда справляется. Он лучший коп из всех, кого мы с тобой знали.
— Я хочу с ней познакомиться.
— Зачем?
— Ты знаешь, зачем, старичок. Хочешь верь, хочешь не верь, но мы на одной стороне. Только вот не вам двоим писать правила, — ответила Хелен.
Спустя час мне позвонил Клет.
— Меня на этих картах памяти нет, но зато там много других мужиков, — сообщил он, — пара из них — подрядчики-инсайдеры, сделавшие большие бабки на восстановлении Нового Орлеана. Заметил пару адвокатишек и нефтяников, некоторых вообще впервые вижу. По-любому, никаких больших открытий я не сделал. Если честно, хочется выйти на улицу и проблеваться. Не мое это.
— Она шантажистка. Это для тебя не открытие?
— Может, она просто прикрывает свою задницу.
— Прекрасная игра слов — да ты послушай себя!
— Может, это ее фетиш. Кто из нас идеален? В любом случае меня она в это не втянула.
— Я знаю, о чем ты думаешь.
— Но чем же?
— Ты собираешься опять к ней, вот о чем.
— Ну и пускай, что она со странностями. Это же не делает из нее Лукрецию Борджиа Южной Луизианы.
— Ну, сколько можно? Насколько сильно ты должен пострадать, чтобы понять, что делаешь с собой?
— Может, она мне все еще нравится. Менеджер апартаментов в Лафайетте, должно быть, сказал ей, что я был в ее квартире, но она не сдала меня.
— Знаешь, большинство вымогателей не звонят в полицию, чтобы сообщить о краже их шантажных материалов.
— Дэйв, ты меня распинаешь за то, чего я не делал. Я не говорил, что снова собираюсь кувыркаться с Вариной. Я просто говорю, что нет только плохих или только хороших людей. Смотри, я все это сожгу и забуду об этом. Хотелось бы никогда этого не видеть. Хотелось бы, чтобы я с ней не переспал. Хотелось бы, чтобы я не убил случайно ту мамасан с детишками во Вьетнаме. Хотелось бы, чтобы я не просрал свою карьеру в полиции. Вся моя жизнь — это коллекция поступков, о которых я сожалею. Что еще мне сказать?
— Я думаю, что Пьер, Варина и Алексис — это гораздо более тесная компания, чем они хотят казаться. Может, они и ненавидят друг друга, но они точно в одной лодке.
— Этого мы не знаем, — отрезал Персел.
— Останки Чада Патина только что обнаружили в брюхе акулы-молота, пойманной одним парнем к югу от острова Гранд, Завязывай эту глупую возню с Вариной. Она знает, что ты сердечный человек, и использует тебя.
— А почему бы тебе, твою мать, не вести себя более уважительно?
— Ты — лучший из людей, что я знал. Я что, должен стоять в сторонке, засунув руки в карманы, и наблюдать, как кто-то пытается запудрить тебе башку?
— Так что ты сказал насчет Патина?
— В его останках было две пули от винтовки. Вероятно, он пытался сбежать от своих похитителей, тогда его и пристрелили. Он рассказывал мне об острове, где хозяйничают люди, которые записали на пленку, как парня до смерти зажимают в железной деве. Я думаю, что он, вероятно, говорил правду. Проснись, Клетус. В сравнении с тем, с чем мы имеем дело сейчас, Бикс Голайтли — это просто Далай-лама.
— Дэйв?
— Что?
— Ты наверняка слышал про то, что типа кувыркаешься с молоденькой для того, чтобы снова почувствовать себя молодым?
— И что?
— Это действительно работает. Пока ты не выходишь из душа на следующее утро, не смотришь в зеркало и не видишь в нем старого толстого бегемота.
Клет повесил трубку и уставился сквозь окно на канал. Чернокожий мужчина сидел на перевернутом ведре и рыбачил с удочкой из тростника в тени разводного моста. Вдоль берегов плотно росли водяные гиацинты, а на дальней стороне канала располагался старый серый госпиталь и монастырь, переделанный под бизнес-центр с офисами, располагающийся в тени огромных дубов. Поднялся ветер, заставив мох на деревьях встать по стойке «смирно» и засыпав чисто выбритый газон дубовыми листьями. Клет потер глаза ладонью и почувствовал большую усталость, пришедшую, казалось, из ниоткуда. Он крутанул колесико зажигалки «Зиппо», поставил ее в центр пепельницы и пинцетом поднес к огню карты памяти, которые выкрал у Варины Лебуф.
Персел оставил дверь офиса открытой и не заметил, что Гретхен Хоровитц уже вернулась с заданий, куда он ее отправил сразу же, как появился у себя в офисе. Она постучала о косяк и вошла.
— Я не хотела подслушивать, но все же слышала ваш разговор, — сообщила она.
Клет смотрел, как карты памяти скручиваются и чернеют в пламени его «Зиппо». Он бросил искореженные кусочки пластмассы в пепельницу.
— И что? — спросил он.
— Мне хотелось бы, чтобы ты больше доверял мне.
— В чем?
— Во всем. Если бы ты мне верил, я могла бы помочь.
— Девочка, ты не знаешь, о чем говоришь, и не важно, как потрепала тебя жизнь.
— Я сказала не называть меня так.
— Нет ничего плохого в том, чтобы быть ребенком. Мы все хотим оставаться детьми. Именно поэтому мы портим себе жизнь, постоянно стараясь быть не теми, кем мы являемся на самом деле.
— Не нравится мне, когда ты так говоришь. И мне не нравится, что эта женщина делает с тобой.
— Ты почту получила?
— Да.
— В «Федэкс» в Лафайетте съездила?
— Да.
— Тогда ты выполнила свою работу. Закрыли тему.
— Можно, я возьму отгул на вторую половину дня?
— И чем ты собираешься заняться?
Гретхен наклонилась над столом. Ее плечи были слишком велики для ее блузки, на руках играли мышцы. Фиолетовый цвет ее глаз, казалось, стал еще более глубоким, когда она посмотрела ему прямо в лицо.
— Личными делами.
— Я думаю, тебе лучше остаться.
— Хочу купить себе машину. Может, подержанный пикап.
— Не приближайся к Варине Лебуф, — предупредил Клет.
— Может, ты сам своему совету последуешь? Ты просто несносен.
Он наблюдал, как она вышла через входную дверь в яркий свет дня, милая кепка оливкового цвета скошена набок, джинсы плотно облегают бедра и ягодицы, а безразмерная сумка беспечно болтается на плече.
Спустя три часа зазвонил телефон Алафер.
— Работаешь над своим романом? — спросила Гретхен.
— Закончила вычитку первого и начала работу над вторым, — ответила Алафер.
— О чем он?
— Пока не уверена. Я никогда заранее не знаю, что-то придумываю каждый день. Не могу видеть дальше, чем на две сцены вперед.
— Ты не пишешь заранее краткое содержание?
— Нет, я думаю, что истории пишутся в подсознании. Каждый день новое открытие. По крайней мере, у меня получается именно так.
— Давай я угощу тебя ужином, а ты покатаешь меня по местным точкам продажи машин, — предложила Гретхен, — я такси в три салона брала, ничего интересного не нашла, и не хочу оставшуюся часть дня тратить на ожидание такси.
— Дэйв рассказал, что ты отмутузила Пьера Дюпре и еще пару парней полицейской дубинкой.
— Бывает.
— Ты где?
Алафер забрала Гретхен в салоне подержанных автомобилей на четырехполосном шоссе. Та стояла на углу, одетая в джинсы, заправленные в желтые ковбойские сапоги, наблюдая, как мимо проносятся машины. Гретхен открыла пассажирскую дверь и села в салон.
— Местные водилы что, без ЛСД за руль не садятся? — выдохнула она.
— Какую машину ты ищешь? — спросила Алафер.
— Что-нибудь дешевое, но с мощным мотором. — Гретхен объяснила, как добраться до другого салона в конце города.
— Ты хорошо разбираешься в машинах? — спросила Алафер.
— Немного. Но это ерунда. Клет говорил, что ты была лучшим студентом в своем классе в Стэнфорде.
— В Стэнфорде нет официальных рейтингов выпускников, но у меня были высшие оценки на тестах. Мой профессор говорил, что, если бы рейтинг был, я бы, наверное, стала первой в своем классе.
— Ты что, родилась с книжкой в руках? Я рядом с тобой чувствую себя неполноценной. Кстати, я отправляю заявление в Университет Техаса. Там, кажется, придется интервью проходить, чтобы поступить на кинематографический. Что-то я нервничаю.
— С чего нервничаешь-то?
— Потому что у меня есть тенденция посылать мужчинам не те сигналы, когда мне что-то от них надо. Типа того, что они могут забраться мне под юбку, если все сложится для меня удачно. Я говорила себе, что это не так, но в действительности именно это я и делала. Искала какого-нибудь мужичка средних лет, который не умел контролировать свои шаловливые глазки, и добивалась своей цели.
— Не говори о себе так. Если тебе нужно ехать в Остин для интервью, я поеду с тобой.
— Честно?
— Гретхен, талант никоим образом не связан с образованием или личной историей человека. Смотрела «Амадеус»? Сальери ненавидел Моцарта потому, что считал, что Бог наделил столь великим талантом не заслуживающего этого идиота. Талантливыми не становятся, талантливыми рождаются. Это вроде как когда в тебя попадает молния посреди мокрого пастбища. Люди не могут выбрать, это просто происходит или нет.
— Хотела бы я уметь говорить, как ты.
— Я уже сказал тебе прекратить себя унижать. Ты такой человек, у которого писатели воруют цитаты. Как ты думаешь, какие люди делают фильмы? Большинство из них не вылезают из вытрезвителей и психушек. Остальные либо нарциссы, либо непатологические шизофреники. Вот почему в Лос-Анджелесе больше групп анонимных чего-только-не-придумаешь, чем в любом другом округе Соединенных Штатов. Думаешь, в кружке самодеятельности могут снять «Криминальное чтиво»?
— Надо бы это записать.
— Нет, вовсе не надо. У тебя в голове есть цитаты и получше.
— Я одна из тех, про кого ты говорила?
— Любой человек может быть нормальным. Видишь, как тебе повезло, — ответила Алафер.
Она повернула к площадке с подержанными машинами, где еще две недели назад было пастбище для коров. Продавцом подержанных машин был знаменитый местный делец по имени Ти Кун Бассиро. Его деловые предприятия ранжировались от похоронных страховок и ссуд под залог автомобилей до консультационных киосков в магазинах, выставляющих счета государственным страховым компаниям за лечение людей с улицы, которым приходилось заучивать наименования своих болячек. Он также запатентовал витаминный тонизирующий напиток с 20-процентным содержанием алкоголя и гарантией того, что потребитель почувствует себя значительно лучше. Он вытягивал из пенсионеров сбережения через мошенническую схему с мексиканскими биотехнологиями, а однажды вывалил целую баржу промышленных отходов в девственно чистое болото. Но самые большие бабки Ти Кун зашибал за счет изношенной железнодорожной сети в Луизиане. Каждый раз, когда с рельсов сходил товарный состав, в особенности с цистернами, он со своим братцем, адвокатом по гражданским делам, распространяли футболки среди людей, живущих неподалеку от железной дороги. На спине футболок было написано послание следующего содержания: «В ВАШЕМ ДОМЕ ПАХНЕТ ТОКСИЧЕСКИМИ ОТХОДАМИ ПОСЛЕ КРУШЕНИЯ ПОЕЗДА? ВЫ МОЖЕТЕ ИМЕТЬ ПРАВО НА КРУПНУЮ ДЕНЕЖНУЮ КОМПЕНСАЦИЮ. ЗВОНИТЕ ТИ КУНУ БАССИРО. ТИ КУН — ВАШ ДРУГ!». Спереди на футболке ярким красным цветом был выведен бесплатный номер.
Он гордо стоял под виниловым баннером, натянутым над его новым предприятием. На ветру колыхалась дюжина американских флагов на древках, воткнутых в землю. У входа горел переносной неоновый витраж с надписью «Мы поддерживаем наши войска». Ти Кун имел обширные бакенбарды, словно нарисованные восковым карандашом на его щеках, и был одет в ковбойскую шляпу и блестящую пурпурную рубашку с жемчужными запонками. Пряжка его кожаного ремня была размером с памятную табличку на надгробии. Он покачивался на каблуках ковбойских сапог и производил впечатление человека, заключившего мир с Цезарем и Богом.
Гретхен прошла мимо него, не обмолвившись словом, и изучила два ряда эвакуаторов, внедорожников и пикапов, которые Ти Кун собрал на бывшем пастбище.
— Дамы, не хотите ли совершить пробную поездку? — спросил он. — Здесь вы можете делать все, что захотите. Просто попросите. Для таких леди, как вы, я снижу цену в любой день недели, а в воскресенье снижу ее дважды и трижды в понедельник, — владелец магазина перекрестился. — Если я лгу, закопайте меня тут же и плюньте на мою могилу.
— Скажи своему механику вытряхнуть древесные опилки из коробок передач, — посоветовала Гретхен.
— Не понимаю, о чем это вы, — ответил Ти Кун.
— Вы заполнили коробки передач шламом и древесными опилками, чтобы подтянуть шестеренки. Спорю, что вы еще и тормозные колодки салом смазали, чтобы не скрипели. Показания одометров просто смешны. А на сиденья эти я сяду, только если их вымочить в средстве от блох и мандавошек.
— Вы меня просто убиваете, — заявил Ти Кун.
— Здесь нет ни одной стоящей машины, одни говновозки. Шины такие тонкие, что их можно на презервативы резать. Думаю, некоторые автомобили из Флориды, они насквозь проржавели от соли.
— Это какой-то розыгрыш?
— Да кто ты такой, чтобы я тебя разыгрывала?
Глазки Ти Куна нервно забегали:
— Я просто зарабатываю на жизнь.
— Как насчет того «Форда» с хромированным двигателем?
— О, это просто зверь, принадлежит моему племяннику.
— Я два дня назад пробила номерной знак, пикап зарегистрирован на твое имя. Используешь его как приманку и говоришь, что племянник ни за что не продаст его, ну если только за очень приличную сумму. И что в твоем понимании приличная сумма?
— Мо племянник может согласиться на пятнадцать тысяч.
— Дай-ка ключи, — сказала Гретхен.
Она села в пикап, завела двигатель и с пробуксовкой рванула с места и выехала на шоссе, громыхая на всю округу двойными выхлопными трубами. Спустя несколько минут она вернулась, открытый хромированный двигатель потрескивал от нагрева. Она оставила ключи в зажигании и выбралась из кабины.
— Даю тебе восемь. Наличными, прямо сейчас. Машину надо перебрать, покрасить и полностью заменить салон. Единственное, что в ней хорошо, так это тюнинг кузова, движок да голливудские глушители. Все остальное отстой.
— Я просто не могу поверить, что подвергаюсь такому вербальному насилию. У меня такое впечатление, что я вылакал целую бутылку виски, и у меня начались галлюцинации.
Гретхен открыла свою сумку и достала коричневый конверт, набитый стодолларовыми купюрами.
— Так как мы поступим? — спросила она.
— Девять, — ответил он.
— Восемь.
— Восемь пятьсот. Шины почти новые.
— Именно поэтому я и не говорю семь пятьсот, — ответила она, — и прекрати таращиться на мои сиськи.
Лицо Ти Куна приняло оцепеневшее выражение, как у человека, только что вылезшего из центрифуги.
— Нам придется разобраться с бумагами в моем офисе, вон в том трейлере. И не смотрите на меня так. Я оставлю дверь открытой. Боже мой, откуда вы, дама? Где запаркован ваш космический корабль? Вам нужна работа? Это я серьезно. У меня есть одна должность для начинающих, можем обсудить, — он посмотрел на выражение лица Гретхен и сдулся, — ну ладно, ладно, я просто спросил.
Спустя полчаса Гретхен проследовала за Алафер в ресторан и купила обеим по блюду из морепродуктов. Сквозь окно Алафер видела, как иссиня-черная темнота покоряет небо и накрывает чаек, загнанных ветром на тростниковые поля.
— Хочу тебя попросить еще об одной услуге, — сказала Гретхен, — мне не слишком приятно ставить тебя в неудобное положение, но я не хочу прожить свою жизнь так, как живу. Может, ты намекнешь мне, что почитать, может, подскажешь что?
— Это, конечно, льстит, но почему бы тебе просто не быть собой?
— Если я продолжу быть той, кто я сейчас, то закончу в тюрьме или что похуже. У меня есть преимущество перед теми, кто пишет романы и снимает фильмы. Я жила в мире, который большинство людей не могут себе даже представить. Смотрела «Ветер над Эверглейдс», историю Джеймса Одюбона, пытавшегося перекрыть кислород браконьерам, охотившимся на птиц? Я знаю подобных людей и легко могу представить, как они думают, как они говорят и как они проводят свое время. Я много чего знаю про гонки, про контрабанду наркотиков в Киз, про церэушников в Маленькой Гаване и про бабки, отмываемые на тотализаторах.
— Гретхен, я думаю, что ты прирожденная актриса. Тебе не нужно следовать моему примеру. Просто держись своих принципов.
— Я хотела бы, чтобы ты съездила со мной к Варине Лебуф.
— Ты хочешь сделать это из-за Клета?
— Варина Лебуф записывает на видео свои сексуальные приключения с мужчинами. Клет ничего не понимает в женщинах. Мне нужно с ней побеседовать, но побеседовать так, как это сделала бы ты, а не так, как я обычно решаю дела. И как свидетель ты мне там тоже нужна, чтобы она потом не сочиняла про меня сказки.
Алафер ела жареного во фритюре краба с мягким панцирем. Она положила его на тарелку и посмотрела на чаек, кружащих над тростниковым полем. Небо уже полностью потемнело, по облакам ходила рябь из желтых вспышек.
— Клет способен о себе позаботиться. Может, тебе стоит оставить все как есть?
— Ты умнее меня практически во всем, Алафер, но здесь ты ошибаешься. Большинство людей считают, что миром правят адвокаты и политики. Мы верим в это потому, что именно их мы видим по телевизору. Но единственная причина, почему они сидят в этом чертовом ящике, заключается в том, что средства массовой информации принадлежат им, а не таким, как мы. Когда нужно порешать дела, а я говорю о делах, о которых никто не хочет говорить, то существует небольшая группа людей, выполняющих грязную работу. Может, ты в это и не поверишь.
— Так думают циники. И они думают так потому, что так проще и легче, — ответила Алафер.
— Ты смотрела «Миссисипи в огне», историю двух мальчишек, убитых и закопанных на восточной дамбе Ку-клукс-кланом? — спросила Гретхен. — В фильме ФБР оказывается умнее Клана, натравливает их друг на друга и заставляет идти на сделку со следствием. Но в действительности все произошло иначе. Гувер отправил туда киллера из мафии, и он выбил все дерьмо из троих парней, которые с радостью сообщили ему имена убийц.
— Что ты собираешься сказать Варине?
— Ничего особенного. Тебе не обязательно ехать, ты и так много для меня сделала.
— Может быть действительно лучше, чтобы меня там не было.
— Я не виню тебя. Я стараюсь не лезть в жизни других людей, но у Клета нет ни малейшего шанса против Варины Лебуф. Я не думаю, что он видит все стороны этой истории.
— О чем это ты?
— Я знавала многих плохих людей во Флориде. У них у всех были связи в Луизиане. Некоторые из них, возможно, были замешаны в убийстве Джона Кеннеди. Как ты думаешь, откуда здесь появился крэк? Деньги от наркотиков пошли на оплату «АК-47» для Никарагуа. Но всем ведь насрать, верно?
— Недешевый ужин получается.
— Вот почему я сказала, что ты не обязана ехать со мной.
— Уж если рисковать, то рисковать по-крупному, — сказала Алафер.