Блюз мертвых птиц

Глава 31

Я сам позвонил в «911», взял Клета под руку и увел его от кучи коробок, за которыми, вероятно, и умерла Джули. Я не видел никаких выключателей на стенах, но с потолка свисала одинокая лампочка, которая, тем не менее, не загорелась, когда я попробовал покрутить ее в патроне. Клет глубоко дышал грудью, открывая и закрывая глаза.

— Я возьму звезду Давида Гретхен, — сказал он.

— Не трогай ее. На ней могут быть отпечатки пальцев.

— Нет, цепочка не порвана. Она бросила ее здесь специально для меня, — возразил он.

Я не стал спорить. За долгое время нашей дружбы я нечасто видел, чтобы мир мог одолеть его и причинить ему серьезную боль. Но сейчас он выглядел опустошенным не только перед лицом смерти своей подруги, но и из-за похищения дочери, причем я был уверен, что он винит себя в обоих случаях.

Я огляделся, пытаясь восстановить произошедшие здесь события. В комнате была еще одна лестница у дальней стены, она вела ко второму боковому выходу. Эта каморка стала чем-то вроде моста для похитителей. Они заставили Алафер, Гретхен и Джули пройти через коридор на втором этаже, затем вверх по лестнице, спустились по второй лестнице и далее через дверь в парк, где, скорее всего, Алафер и Гретхен увезли на автомобиле.

Я поделился своими соображениями с Клетом, но мне показалось, что он меня не слышит.

— Пойдем, Клетус, пора вернуть наших девчонок.

— Джули дралась с ними, так ведь? — спросил он. Внизу, в коридоре, она дралась. Джули никогда не сдалась бы так просто. Она послала их к чертям собачьим, и они сломали ей нос, подняли сюда и перерезали горло.

— Думаю, все было именно так.

— Это Пьер Дюпре.

— Этого мы пока не знаем.

— Он добрался до Гретхен. У нее никогда не было парня, и он добрался до нее. Он хочет отомстить, Дэйв. Джули встала у него на пути. У этого сукина сына Дюпре далеко идущие планы в отношении Гретхен.

— Может быть, этого мы пока не знаем, — возразил я.

— У него и на Алафер планы. Не лги себе.

— Я не лгу. Я говорю лишь, что нам надо думать здраво.

— Они не смогли разделаться с нами в той заварушке на канале и решили забрать наших детей, — сказал он.

— Клет, не истери. Те парни, что пытались пришить нас за моим домом, давно сгорели в крематории. Это другая шайка.

— Хрена с два, — проговорил он, — если на корабле есть два алкаша, они обязательно найдут друг друга. А если бы в штате Луизиана было лишь два грязных кровососа-отморозка, они бы обязательно плавали в одной луже.

— Бобби Джо Гидри сказал, что те два уголовника что-то говорили насчет самолета-амфибии.

— Да забудь ты обо всех международных интригах и хрени насчет загадочных островов. Эти сволочи выросли на нашей земле.

— Да, но что это нам дает?

— Я скажу тебе, что это нам дает, — сказал он, снимая плащ.

Клет встал на колено и аккуратно накрыл Джули Ардуан плащом. Когда он встал, в уголке его глаза блеснула слеза. Он откашлялся и сипло продолжил:

— Мы берем Пьера Дюпре за жабры, только в этот раз никакой тюрьмы.

— А что, если мы ошибаемся?

— Ты хочешь оставаться здесь и поджидать Хелен с коронером? Проснись. Никто не хочет связываться с округом Святой Марии. На той плантации живет старик, который, судя по всему, отправлял в печь целые семьи. Блу Мелтон прибило к пляжу в огромном куске льда, и всем наплевать. Ты знаешь, сколько в этом штате регистрируется нераскрытых убийств женщин? Ты знаешь, через что могут сейчас проходить Алафер и Гретхен, пока мы тут в карманный бильярд играем?

Моя голова была словно глиняный котел, готовый вот-вот расколоться.

— Ты уверен, что это Дюпре?

— На сто процентов.

— Мы что-то упускаем из вида. Но никак не могу понять, что именно.

— О чем ты? — спросил Клет.

— Я же говорю, не знаю. Но это что-то связано с песней. Не могу вспомнить.

— Не лучшее время для провалов в памяти, — отметил Клет.

Я услышал шаги на лестнице позади меня. Мы с Клетом повернулись и наткнулись на Варину Лебуф. Она вскарабкалась вверх по лестнице и стояла на последних ступеньках у входа в комнату, ее волосы блестели от конфетти, а лицо было таким же завораживающе красивым, каким оно было, когда она была еще подростком.

— Чем вы тут занимаетесь? — спросила она.

— А ты что тут делаешь? — ответил Клет вопросом на вопрос.

— Я беседовала с мороженщиком, и он сообщил мне, что вы ищете Алафер.

— А с чего это тебе беседовать с мороженщиком об Алафер? — встрял я.

— Пьеру с его отцом принадлежит доля в компании, занимающейся замороженными продуктами питания. Они доставляют продукты на морские буровые платформы. Что тут происходит? — мы не ответили, и Варина взглянула на пол каморки. — Это что, кровь?

— Да, и ее гораздо больше вот за теми коробками, — ответил Клет тихо, — это кровь Джули Ардуан. Взгляни сама, если хочешь.

Ее лицо сдулось и покрылось морщинами, как цветок на жаре.

— Она убита?

— Ей горло перерезали чуть ли не до позвоночника, — добавил Клет.

Варина прижала руку ко рту так плотно, что мне показалось, что она скатится вниз по лестнице. Клет подал ей руку и помог подняться по оставшимся ступенькам. Она не отрываясь смотрела в его глаза, словно прячась в воспоминаниях об их общих моментах близости.

— Жаль, что ты не убил его, — сказала она.

— Кого? — спросил Клет.

— Ламонта Вулси. И Амиде Бруссара тоже.

— Как с этим связаны Вулси и Бруссар? — спросил я.

— Они воплощение зла. Они используют молодых девушек. Они пудрят людям мозги религией. Это белое рабство. Ведь так это называется, не правда ли? Джули что, за этими коробками?

— Она сказала мне, что едва знала тебя, — произнес я.

— Это не так. Я хочу видеть Джули.

— Это место преступления, Варина, ты должна покинуть его, — сказал я.

— А что ты там делала в коридоре? — спросил Клет.

— Я спонсор этой вестерн-группы, собиралась выписать чек, — ответила Варина.

— А где Пьер?

— Не имею ни малейшего представления. Мы решили все наши деловые вопросы. Надеюсь, что никогда не увижу его снова, — ответила она и побледнела: — Кажется, мне сейчас будет плохо.

Варина повернулась и медленно пошла вниз по лестнице, крепко сжимая маленькой ладонью перила, оборки ее ковбойской юбки тихо касались икр. Клет посмотрел мне в глаза.

— Хотелось бы знать, что у этой женщины на уме, — сказал он.

— Мне тоже, — ответил я.

Я рассказал Молли о том, что произошло, и попросил ее отправляться домой и ждать у телефона. Это была глупая просьба.

— Я никуда не поеду, — отрезала она, — где Пьер Дюпре?

— Я не знаю, не могу его найти, — ответил я.

— Зачем им Алафер?

— Они охотятся за Гретхен. Алафер забрали только потому, что она была вместе с Гретхен.

— Кто это «они»? — переспросила Молли.

— Клет думает, что это месть. Я с ним не согласен. Я думаю, что Гретхен знает слишком много и кто-то во Флориде, а может, и здесь, хочет закрыть ей рот.

Мы стояли на галерке. Свинговый оркестр вызвали на бис, и он заиграл «Буги-вуги Бангл Бой из Взвода Б».

— Дэйв, я не верю, что это действительно происходит, — прошептала Молли.

— Но это так. У них моя малышка.

— Она и моя малышка тоже. Я не верила тебе раньше. Мне нужно было верить тебе, — произнесла Молли и тяжело вздохнула.

— Верить чему?

— Тому, что ты имеешь дело с чем-то дьявольским. Мне нужно было верить во все сумасшедшие истории, что ты мне рассказывал.

— Ты за последние несколько минут видела Варину Лебуф? — спросил я.

— Она выходила через парадную дверь, остановилась, положила мне руку на плечо и сказала: «Мне очень жаль». Думаешь, она в этом замешана?

— Я уже не знаю, как понимать Варину. Она в некотором смысле напоминает мне Ти Джоли. Мне хотелось бы верить в нее, но и моя вера небезгранична.

— Прости мне мои слова, но я ненавижу этих двух женщин, — сказала Молли.

Вверху, на сцене, три певицы, имитировавшие сестер Эндрюс, начали исполнять хором песню, которая по прошествии времени каким-то непостижимым образом превратила годы с 1941-го по 1945-й в золотой век из эры, стоившей жизни тридцати миллионам человек.

Мы с Клетом ждали снаружи на холоде, наблюдая, как полдюжины машин с мигалками поворачивают в парк с северного и южного входов и пробираются по направлению к нам среди дубов. На Клете не было плаща, и он начал дрожать. Я позвонил по мобильному в департамент шерифа округа Святой Марии и попросил их направить патрульную машину к плантации «Кру ду Суд».

— А что мы должны там обнаружить? — спросил меня помощник шерифа.

— У нас здесь в Новой Иберии убийство и двойное похищение, — сказал я, — узнайте, кто находится, а кто отсутствует в доме семьи Дюпре.

— А что эти Дюпре могут знать о похищении?

— Я не уверен. Именно поэтому я и прошу вашего содействия.

— Лучше бы вам об этом поговорить с шерифом.

— А где он?

— Охотится на уток на острове Пекан. Только вот я не могу дать вам его личный номер.

— А ничего, что этого требует служба? — спросил я.

Я не услышал ответа. Клет Персел вырвал телефон у меня из рук.

— Слушай сюда, ты, никчемный кусок дерьма, — прорычал он в трубку, — тащи свою задницу в «Кру ду Суд», стучись им в дверь и заглядывай в окна, заползи под этот чертов дом, если нужно. А потом позвони нам и скажи, что ты там обнаружил. А если нет, я лично засуну твой телефон тебе в задницу.

Клет закрыл телефон и вернул его мне. Он заметил мое выражение лица.

— Что?

— Незачем ссориться с этими парнями. Я думал, у меня уже наметился прогресс, — ответил я.

— С округом Святой Марии? Для этих недоумков прогресс — это принятие Декларации об эмансипации.

— Пригони свою машину. Пневмонию еще тут поймаешь.

— Ты едешь?

— Клет, дай мне минуту.

Он посмотрел на часы.

— Приятель, мы должны действовать вместе. Не полагайся на местных. Мы — парни с личным интересом. Берем Пьера Дюпре и везем его на болото Хендерсона.

Его руки покрылись гусиной кожей, он неуклюже перепрыгивал с ноги на ногу, но это было не от холода. Его глаза расширились, дыхание пахло кислотой, он разминал шею и покачивал туловищем из стороны в сторону, плечи словно стали еще шире. Я ненароком коснулся его спины и почувствовал жар его кожи сквозь пиджак.

Одна из карет «Скорой помощи» остановилась около заднего входа в здание Фестиваля сахарного тростника, из нее вышли два санитара и достали каталку. Три патрульных автомобиля припарковались за «Скорой помощью», свет их мигалок отражался от зданий и дубов. Я поискал глазами Хелен Суле, но не нашел. Спустя мгновение у меня в кармане завибрировал мобильный. К моему удивлению, это был тот самый помощник шерифа, которому только что угрожал Клет.

— Робишо? — сказал он.

— Говори, — ответил я.

— Я послал человека проверить местечко Дюпре. Дом пуст, свет горит только на крыльце. Мой человек обошел дом по кругу, в нем никого нет.

— Ты уверен?

— Ты что, не слышал, что я только что сказал?

— Одна из жертв похищения моя дочь. Если я ее не верну, я найду тебя, — проговорил я и, закрыв телефон, посмотрел на Клета. — Это округ Святой Марии. В доме на «Кру ду Суд» никого нет.

— Не верю, — бросил он.

— Потому что не хочешь, — сказал я.

— Нет, я тщательно изучил дом. Там охранник стоял позади, около беседки. Я оторвал от него взгляд буквально на две секунды, и он исчез, то есть реально растворился в воздухе. Он никак не мог зайти внутрь дома или обойти его, я бы его заметил. Он и на три метра не отходил от этой беседки.

— К чему ты клонишь?

— Где-то рядом с беседкой должен быть какой-то вход в подземные помещения. Никогда не слышал никаких историй о тоннелях или подвалах в этом поместье?

— Нет. Но особняку более ста пятидесяти лет. Кто знает, что там под ним.

— Я еду туда. Ты со мной?

Я знал, что произойдет, если я останусь у здания Фестиваля сахарного тростника. Мне придется взять на себя командование на месте преступления, дождаться коронера, координировать действия с Хелен, следить за тем, чтобы все улики были помечены и изъяты, чтобы никто не проник на место преступления и чтобы тело забрали и перевезли в «Иберия Дженерал». Затем мне придется отправить кого-то, а может, и самого себя, сообщить тяжелые новости семье Джули. В это время кто-нибудь обязательно разболтает, что в здании была убита женщина, и моей следующей проблемой станет контроль толпы. И все это время моя дочь находилась бы в руках людей с милосердием гиены.

Помощник шерифа вышел из патрульного автомобиля, держа в руках видеокамеру и стабилизатор изображения.

— Я нашел их на въезде в парк, Дэйв. Их уже переехали машиной. Это как-нибудь связано с похищением Алафер?

— Отдай их технарям. Нужно проверить на предмет отпечатков пальцев, — сказал я. Клет уже направлялся к своему «кадди». — Подожди меня! — крикнул я.

Мы покинули парк, и у меня было такое ощущение, что вместе с ним я покидал свою карьеру в правоохранительных органах. Но приходит возраст, когда понимаешь и принимаешь, что ничто в этой жизни не навсегда, даже зимняя стужа, хотя сперва казалось, что она определяет всю твою жизнь. Я начал набирать мобильный Молли, чтобы сказать ей, где нахожусь.

— Никому не говори, куда мы направляемся, Дэйв, — посоветовал Клет.

— Но в этом нет никакого смысла.

— Если в местечке Дюпре действительно никого нет, если я ошибаюсь, мы сразу же вернемся обратно. Но если к нам в руки попадет Пьер, Алексис или их наемники, мы можем получить нужную нам информацию. Нам нельзя облажаться, партнер. Правила писаны для тех, кто хочет утром с улыбкой смотреть в свое отражение в зеркале. Они не для тех, кто хочет спасти жизнь своих детей.

Клет включил отопление, но все равно его бил озноб. Я снял свой плащ и накинул ему на плечи.

— Что это ты делаешь? — недовольно вскинулся он.

— У меня теплая вельветовая рубашка, — объяснил я, — плащ мне не нужен.

— Мне не холодно. Просто иногда дает о себе знать старая малярия.

— Тебе бы к врачу, дружище.

Клет кашлянул всей грудью и притворился, будто просто поперхнулся.

— Должен тебе кое-что сказать, приятель. Я понимаю, что подвел тебя. Из-за меня ты прикрывал Гретхен и нажил себе кучу неприятностей с Хелен.

— С Хелен у меня всегда одни неприятности.

— Когда все это закончится, отправимся все вместе в Ки-Уэст. Все за мой счет. Будем ловить марлинов в голубой воде, набивать холодильник горбылями и нырять за лобстерами с рифа «Седьмая миля».

— Так и поступим, дружище, — кивнул я.

Он смотрел прямо перед собой, мягкий зеленый свет приборной панели освещал его лицо, и в этом свете его глаза казались пустыми.

— У меня отвратительное чувство, — продолжил он, — нутром чую, что это конец. Как будто всю свою жизнь я занимался никому не нужным дерьмом и не сделал ничего стоящего.

— Не говори так.

— Гретхен же всю жизнь платит за мои ошибки. Если ты крадешь детство у маленькой девочки, ты никогда не сможешь вернуть ей его обратно.

— Ты годами пытался поступить правильно. Не вини себя, Клет.

— У меня «Калашников» в багажнике.

— Да ну?

— Модифицированный, но его не отследить. Что бы там ни произошло, сегодня последний день жизни тех паскуд, что убили Джули.

— Ты знаешь, что я не могу тебе позволить сделать это.

— Но ты знаешь, что я прав. И не притворяйся, что это не так.

Я смотрел прямо перед собой. Мы неслись по двухполоске в сторону Женеаретта, канал цепочкой струился в тумане, словно пытаясь догнать луну, будущие стейки на полях задумчиво жевали траву и сбивались в кучи под дубами. Я ждал, что Клет скажет что-то еще, но он молчал. Вместо этого он настроил радио на станцию одного университета в Лафайетте. Диджей поставил «Потускневшую любовь» Боба Виллса. Я уставился на радио, затем перевел взгляд на Клета.

— Ты сказал, что Гретхен насвистывала «Техасскую розу» той ночью, когда ты видел, как она пришила Бикса Голайтли?

— Ты умеешь подбирать слова.

— Но зачем девчонке из Майами насвистывать вестерн-мелодию, написанную семьдесят лет назад?

— Я ее спрашивал. Она сказала, что слышала ее по радио и она просто прилипла к ней, — ответил он, не отводя глаз от дороги.

— Она слышала ее по радио в машине в Алджирсе?

— Вроде да.

— И не она прикончила Вейлона Граймза?

— Нет.

— А песня в машине играла неподалеку от логова Граймза?

Клет посмотрел на меня.

— Не уверен. Я не спрашивал.

— Варина Лебуф тащится от вестерн-арта, музыки и одежды. Она коллекционирует индейские артефакты с юго-запада.

— Ты думаешь, это она выполнила заказ на Граймза? И, может быть, на Фрэнки Джи на автобусной станции в Бэтон Руж?

— Я не знаю. В этом деле я с самого начала словно слепой котенок.

— В этом ты не одинок, — кивнул Клет.

Дорога дугой ушла влево, в тень деревьев, и он включил дальний свет.

— Да не может быть, — выдохнул он.

— Остановись, — сказал я.

— А ты что думал, что я ее перееду, что ли?

— Неплохая, кстати, мысль, — заметил я.

У припаркованного на обочине кабриолета «Сааб», присевшего рамой на спустившее заднее колесо, стояла Варина Лебуф, освещенная фарами нашего автомобиля. За ней, в окружении зарослей хурмы и черных дубов, просматривалось кладбище, заполненное белыми крестами и постаментами, большая часть их накренилась под неестественным углом, утопая в мягкости мха, лишайника и мокрой почвы, которой редко касались солнечные лучи.

Я вышел из машины с пассажирской стороны. Фары светили Варине прямо в глаза, и я видел, что она с трудом различает меня.

— М-да, не везет же тебе с шинами, — сказал я.

— Да, и я уже говорила, почему. Мой бывший муж постарался лишить меня последней копейки, — ответила Варина.

— Подвезти?

— Нет, я как раз собиралась звонить в страховую компанию, — ответила она.

— Здесь этот сервис не просто ужасный, его попросту нет, — ответил я, — ты направляешься в «Кру ду Суд»?

— Нет, не направляюсь. Хотя тебя это и не касается, я должна была встретиться с друзьями в «Желтой чашке» за ужином. Я хотела все отменить, но не смогла до них дозвониться.

— Садись в машину, — сказал я.

— Мне не нравится то, как ты обращался со мной, Дэйв.

— Садись вперед, Варина, — добавил Клет, — Дэйв может поехать сзади. Думаю, пришло самое время для перемирия.

Пока я перебирался назад, а Варина разместилась рядом с водительским сиденьем, Персел вышел из «кадди», снял мой плащ с плеч и бросил его мне.

— Он тебе нужен, — сказал я.

— У меня в багажнике есть одеяло, — ответил он.

Клет открыл багажник, спрятав салон от взгляда любого, кто попытался бы заглянуть в него через заднее стекло. Он прикрепил охотничий нож повыше лодыжки на левой икре и закрыл его штаниной. Затем достал одеяло из багажника, накинул себе на плечи, вынул «АК-47» с пистолетным прикладом, взял его в левую руку и прикрыл одеялом. Когда он вернулся на свое место, он поплотнее запахнул одеяло, посмотрел Варине в лицо и улыбнулся:

— Мы собираемся побеседовать с Пьером. Не хочешь нам подсобить? — спросил он.

— Нет, — отрезала она, глядя пустым взглядом через лобовое стекло.

— Отчего же? — спросил мой друг.

— Потому что я не знаю, где он, да и плевать я на него хотела.

— Как ты думаешь, Пьер способен похитить или причинить боль нашим дочерям? — продолжил допрос Клет.

— Он больной на всю голову, если ты это хочешь слышать.

— А как насчет его деда? Он тоже больной на всю голову? — настаивал Клет.

— Почему ты меня об этом спрашиваешь?

— Потому что ты с ними жила. Ты назвала бы Алексиса Дюпре садистом? — снова спросил Клет.

— Клет, я очень устала, — проговорила Варина, — и мне жаль, что все так получилось. Хотела бы я никогда не встречать семейку Дюпре. Мне больше нечего сказать.

Клет снял машину с нейтралки и тронулся с места.

— Ты неповторимая женщина, — сказал он.

Варина неуверенно взглянула на него сбоку, в то время «кадди» медленно покинул обочину и уверенно схватился шинами за асфальт.

Мы проехали плантацию «Элис» и оказались в туннеле из огромных черных дубов, аркой склонившихся над дорогой, затем остался позади очередной довоенный особняк с греческими колоннами. Мы прогромыхали по разводному мосту, миновали целый поселок из ржавеющих домов на колесах и въехали в деревню под названием Женеаретт, штат Луизиана, где примерно треть жителей едва-едва сводили концы с концами далеко за чертой бедности.

— Тебе нравится здесь жить, Варина? — спросил Клет.

— Я ненавижу это место, — ответила она.

— Где тебя высадить?

— Сейчас все равно все закрыто, — ответила она, — в восемь вечера весь город превращается в мавзолей. Думаю, даже если «Боинг 747» упадет на него, никто даже не заметит.

— У нас нет времени везти тебя в «Желтую чашку», — сообщил он.

— Тогда я поеду с вами к Пьеру и позаимствую у него одну из машин.

— Как хочешь, — согласился Клет. — Скажи-ка, у Пьера в его берлоге есть подвал?

— Есть какой-то отстойник, но там всегда вода. А что?

— Просто так, — ответил Персел, — всегда было интересно, каково жить в подобном месте. Мужик, которому оно принадлежало в восемнадцатом веке, был деловым партнером того чувака, что основал тюрьму «Ангола». Около двух тысяч заключенных умерли за тот период, что он сдавал их в аренду как рабов. Такая история просто заставляет меня гордиться тем, что я американец.

— Да, я про это знаю, — сказала она, — но я немного устала от чувства вины за то, чего я не делала. Думаю, каждый сам в ответе за то, как складывается его судьба.

— Хотелось бы и мне иметь такую ясность ума, — проговорил Клет. — У тебя все по полочкам, не так ли, Варина?

Я видел, как покраснела ее шея. Словно читая мои мысли, она повернулась и посмотрела на меня.

— А ты что, так и будешь там сидеть? — спросила она раздраженно.

— Прошу прощения?

— Если ты хоть на йоту джентльмен, может, скажешь своему жирному приятелю, чтобы он наконец заткнулся?

Не знаю, какое словосочетание могло лучше других описать поведение Варины — ощущение своего полного права и исключительности, надменность или нарциссизм. Она была продуктом того же самого сюрреалистичного образа мысли, что и многие женщины классом выше среднего в южном обществе многие годы назад. Их эгоцентризм и полный отрыв от реальности были настолько вопиющими, что часто ловишь себя на мысли, что проблема скорее в тебе, нежели в избалованных душках, считающих, будто солнце всходит и заходит лишь для того, чтобы они подвели свои глазки. Но Варина выросла не в этой среде. Ее отец был родом из закаленных солнцем и тяжелым трудом округов северной Луизианы, он знал мир пота, хлопкового яда и свиданок с чернокожими девчонками, которых против их воли с полей тащили прямо в амбар. Быть может, именно эти противоречия и были источником той тайны, что жила в ее глазах и витала у нее на губах. Большинство мужчин желают быть обольщенными и обманутыми, и никто не мог сделать этого лучше, чем Варина. Чем бы все это ни закончилось, я был уверен, что она останется соблазнительной, чарующей, прекрасной и неизведанной до самого конца.

Я не ответил на ее вопрос, и она снова раздраженно вгляделась в дорогу через лобовое стекло, затем бросила взгляд на проплывающий мимо пейзаж. Она снова казалась бледной и отстраненной, и я подумал, что, говоря о том, что каждый виновен в своей участи, она имела в виду скорее себя, нежели кого-то еще.

Мы проехали через весь город в дальний его конец в окружении подернутых заморозками газонов и темных домов в свете луны, освещающей замерзшие тростниковые поля, голые после уборки урожая, то там, то здесь отмеченные выбритыми лужайками и поваленным тростником. На подъезде к «Кру ду Суд» Клет включил поворотник, мы повернули на подъездную аллею и проехали сквозь открытые ворота. Я видел, как мигающий задний поворотник отражается бликами от каменных колонн на въезде и тонет в глубокой зелени кустов камелии, растущих вдоль аллеи, словно предупреждая нас о том, что ждет впереди.

За исключением фонаря на крыльце, дом был погружен в темноту.

— Остановись у заднего входа, — нарушила тишину Варина.

— Зачем? — спросил Клет.

— Пьер всегда оставляет ключ на косяке над дверью. Я возьму одну из его машин.

Я почувствовал, как мой мобильник вибрирует о бедро. Я открыл его и посмотрел на определившийся номер. Клет проехал мимо дома и остановился на краю бетонной парковочной площадки, уставившись фарами сквозь темноту на поверхность канала, где покачивался одномоторный самолет-амфибия. Звонила Катин Сегура, детектив нашего участка, избитая и изнасилованная Джессе Лебуфом.

— Я солгала тебе, Дэйв, — сказала она.