Я сел рядом с Молли. Кресло Алафер пустовало. Я оглянулся, но не нашел ее в толпе.
— Где Альф? — спросил я, стараясь перекричать самую знаменитую песню Боба Уилла.
— Отправилась на поиски Гретхен Хоровитц, — ответила Молли.
Я пытался размышлять логично, но ничего не выходило. Все, что происходило вокруг меня, было фрагментированным и непоследовательным, но в то же время я понимал, что все это части большой мозаики, которую мне предстояло собрать. На улице стоял точно такой же грузовик, как и тот, из которого в меня стреляли из дробовика, а водитель грузовика только что сообщил, что нашел работу через ту самую женщину, о которой меня предупреждала Гретхен Хоровитц. Неужели мы с Клетом действительно все это время заблуждались? Играла ли Джули Ардуан ключевую роль во всех тех событиях, что происходили вокруг нас и с нами последние два месяца? Неужели мы с Клетом были настолько слепы? В довершение всего прямо в эту минуту в моей голове громыхала «Техасская роза», та самая песня, что насвистывала Гретхен Хоровитц, всаживая три пули в лицо Бикса Голайтли.
Я встал и отправился к стойке с пивом, стараясь обойти толпу. Я видел Клета, сидящего в конце ряда, но с ним не было ни Алафер, ни Гретхен, ни даже Джули Ардуан. Я сел и начал сканировать зал.
— Где Альф? — спросил я.
— Они с Гретхен только что здесь были. Отправились в туалет, — ответил он.
— А где Джули?
— Пошла с ними.
— Клет, я только что столкнулся с тем парнем, Бобби Джо Гидри, ветераном «Бури в пустыне», помнишь?
— Да, да, как он там? — сказал он раздраженно, пытаясь сконцентрироваться на музыке.
— Компания, где он состоит в штате, снабжает этот концерт мороженым. Это та же самая компания, которой принадлежал грузовик, его водитель пытался прикончить меня в Лафайетте.
— Грузовик же угнали, верно? К чему ты клонишь? Парень, работающий на ту же компанию, раздает мороженое на улице. И что?
— Гидри сказал, что нашел работу через Джули Ардуан. Она подсказала ему позвонить в компанию и сказать, что он от нее.
— Джули — член организационного комитета Фестиваля сахарного тростника. Она помогает со всеми мероприятиями, связанными с их зданием.
— Нет, для совпадения это слишком. Гидри говорит, что ее муж ввозил наркоту в страну.
— В этом он далеко не одинок, — сообщил Клет, — большинство из тех, кто этим занимается, либо опыляют поля, либо пилотируют вертолеты, только им надоело сажать машину на буровые при порывах ветра в пятьдесят узлов за гроши. Дэйв, иди оно все к черту, давай послушаем музыку!
— Подумай, Клетус. Когда мы приземлялись в той бухте на острове, она посадила машину, словно листок на тихий пруд.
— Ну и что, это значит, что она хороший пилот. Ты что, хочешь летать с кем-нибудь из японских ВВС?
— Ты не собираешься меня слушать, так? — спросил я.
— Просто ты несешь чепуху, — ответил он. — Дэйв, я беспокоюсь о тебе. Мне кажется, что ты сдаешь позиции.
— Это я тебя беспокою? Прекрасно, просто прекрасно, — сказал я и ткнул его пальцем в грудь.
Я видел, как его лицо перекосила гримаса боли, и мне захотелось застрелиться.
— Прости, старина, не подумал, — извинился я.
— Да забей, приятель. У меня все просто ништяк. Ну а теперь давай наконец послушаем музыку.
Я оперся локтями на колено, затем помассировал виски, закрыл глаза, снова открыл их и уставился в точку между своих ботинок. У меня было такое ощущение, словно я тону. Я чувствовал себя точно так же, как тогда, когда чернокожий санитар оседлал меня, пригвоздив к земле, оторвал целлофановую обертку от блока сигарет зубами и накрыл ею красный пузырь, надувающийся из отверстия в моей груди, а я ощущал, как заполняется кровью мое легкое и немеет тело, словно падая в черную бездну. Я поднял голову и увидел, как зал и музыканты кружатся вокруг меня в бешеном танце.
— А вот и она собственной персоной, — толкнул меня Клет.
— Кто?
— А ты как думаешь? Каждый раз, когда я вспоминаю об этой женщине, мне хочется отвинтить свой шланг и отправить его почтой на Северный полюс в надежде, что пингвины схоронят его под ледником.
Варина Лебуф не просто проходила мимо, она направлялась прямо к нам.
— Как хорошо, что я нашла вас, — сказала она.
— Да ну? А разве Хэллоуин уже закончился? — встретил ее Клет.
— Ну, ты и говнюк! — бросила она.
— Это я часто слышу, но обычно от уголовников и героиновых шлюх. Варина, я извиняюсь, если причинил тебе какие-то неудобства, но теперь будь добра, оставь нас в покое?
— Ты просто не знаешь, кто твои друзья, — ответила она.
— Твои приятели распотрошили мой офис, — сказал Клет.
Варина осеклась, ее шея и рот напряглись.
— Все в порядке? — спросила она.
— А почему что-то должно быть не в порядке? — переспросил Клет.
— Потому что я видела Алафер и Гретхен на улице, — ответила она, — и, по-моему, Джули Ардуан была с ними.
— Они пошли в туалет, — ответил Клет.
— Нет, они были на улице.
— С чего им быть на улице? Да если это и так, что с этого? — спросил Клет.
— Ты меня не слушаешь. Там двое парней, и я их знаю, они работают на Пьера. Они замешаны в махинациях с крадеными картинами или чем-то в этом роде. Это те двое, которых избила Гретхен.
— А теперь сядь и повтори все то, что ты только что сказала, — приказал я.
— Я пытаюсь вам помочь, нечего на меня орать, — ответила Варина.
— Я не ору, я просто не слышу тебя, здесь слишком шумно. Присядь, — попросил я уже мягче.
— Джули Ардуан когда-нибудь работала на тебя? — спросил напрямую Клет.
— Конечно, нет. С чего ей на меня работать? Я ее едва знаю. Ее муж в свое время летал с Пьером, но я с Джули никогда толком не общалась. А теперь мне пора.
Я взял Варину Лебуф за руку и, потянув, заставил сесть в пустое кресло Джули Ардуан.
— Ты пытаешься сказать, что Алафер и Гретхен что-то угрожает? — спросил я.
— Ну ты и кретин. До тебя только сейчас дошло? — выкрикнула она, вырвала руку и ушла, недовольно покачивая бедрами в ковбойской юбке.
— На ней золотой ремень, — сказал Клет.
— Ну и что?
— Такой же ремень носила женщина, которую я видел с Пьером Дюпре в их доме.
Моя голова раскалывалась.
Я вернулся на свое место. Молли все еще сидела в одиночестве.
— Ты Альф не видела? — спросил я.
— Нет. Она разве не с Клетом? — переспросила она.
— Они с Гретхен и Джули Ардуан отправились в туалет. Я думал, может, она уже вернулась.
— С ней все в порядке. Прекрати беспокоиться. Давай же, Дэйв, отдохни наконец.
— Варина Лебуф сказала, что громилы, которые хотят достать Гретхен, стоят на улице, как и Алафер с Гретхен.
— Варина любит делать из мухи слона. Она манипулятор. Она хочет насолить Клету за то, что он дал ей от ворот поворот. А теперь давай садись.
— Я скоро буду.
— Где Клет?
— Ищет Гретхен.
— Я тоже пойду.
— Нет, оставайся здесь. Алафер нас не найдет, если вернется, а здесь никого не будет.
Может быть, я действительно терял над собой контроль, как сказал Клет. Я просто уже не знал, во что верить. Попытается ли пара отморозков отомстить Гретхен Хоровитц на музыкальном фестивале среди сотен людей? Говорила ли Варина Лебуф правду? Может, она действительно сочетала в себе добро и зло и не была моральным банкротом, коим я ее считал? Быть может, я просто не замечал, что и у нее были свои светлые стороны?
Мы с Клетом позабыли обо всех правилах и теперь платили за это. Мы защищали Гретхен Хоровитц, но при этом не достигли ничего в раскрытии похищения Ти Джоли Мелтон и убийства ее сестры Блу. Самое смешное то, что наши противники, кто бы это ни был, считали, что мы владеем какой-то информацией о них, а в действительности у нас ничего не было. К чему все сводится, в конце концов? Ответ простой: к нефти. Миллионы и миллионы баррелей нефти, отложившейся на дне Мексиканского залива и перемещающейся на север, в болота Луизианы, словно чьи-то длинные коричнево-красные пальцы. Но чрезмерная озабоченность экологической катастрофой в наш промышленный век вряд ли что-то изменит. Это все равно что наблюдать за тем, как опускают в землю гроб с телом твоего погибшего сына или дочери, раздумывая при этом о глубинных причинах войны. Настоящие злодеи всегда уходят от правосудия. Солдат выполняет свой долг, в чьем-то доме навсегда гаснет свет, а все мы продолжаем жить дальше. И этот сценарий никогда не меняется. Могут меняться лишь лица игроков, но основной сценарий, начертанный углем на стене пещеры тысячелетия назад, неизменен, и я считаю, что с тех пор мы так и не отклонились от него ни на йоту.
В эту минуту мне было плевать на нефть в Заливе, на Гретхен Хоровитц и даже на Ти Джоли Мелтон. Мне было плевать на свое состояние, работу, честь, добро и зло. Я хотел, чтобы моя дочь Алафер была со мной, и я хотел отправиться домой с ней и с моей женой, Молли, чтобы провести вечер с дорогими мне людьми и нашими питомцами, Треножкой и Снаггсом, в нашей кухне, с закрытыми дверьми и окнами, за столом, где мы бы преломили и разделили хлеб, не обращая внимания на зимние грозы, листья, прощавшиеся с деревьями, и отлив, обескровливающий Байю-Тек.
Человеку нелегко признать свою смертную природу. Но любой, кто скажет, что смирился с преждевременной смертью своего ребенка, лжет. Есть огромная разница между тем, чтобы жить со смертью ребенка, и тем, чтобы ее принять. Жизнь с осознанием этого требует храбрости, которая непонятна большинству из нас. Откуда у меня эти мысли? Меня тошнило от самого себя. Меня тошнило потому, что я знал, что мы с Клетом разворошили осиное гнездо чудовищ, и теперь они планировали причинить нам максимальную боль, невзирая на издержки. На первый взгляд это может показаться натянутым обоснованием поведения злодеев, если не вспоминать о том, что существуют группы людей, которые крадут наши выборы, совершают военные преступления, загрязняют воду, что мы пьем, и воздух, которым мы дышим, и выходят сухими из воды.
Я вышел на улицу через главный выход и прошелся по флангу здания. Воздух был холоден, ветер кусался, а на севере небо вздыбилось тучами, которые, похоже, несли снег и электрические разряды. Бобби Джо Гидри закрывал на задвижки двери рефрижераторных отсеков своего грузовика.
— Ты не видел здесь мисс Джули с двумя девушками? — спросил я.
— Мисс Джули я не видел, — ответил он, — а вот пара девушек здесь действительно была.
— Как они выглядели?
— У одной были длинные черные волосы. Другая смахивала на лесбуху. У нее были фиолетовые глаза.
— Это моя дочь Алафер и ее подруга.
— Ох, извините.
— Куда они делись?
— Я дал им мороженое, и они отправились назад, на концерт. Та, что с черными волосами, это ваша дочь, мистер Робишо?
— Да, а что?
— Тут два парня на них пялились. У одного были замасленные волосы и горбинка на носу, а другой был жирдяй. У него был такой костюм, словно он его только что из корзины с грязным бельем достал. Они давно уже тут крутились, курили вон там, среди деревьев. Я собирался подойти к ним и спросить, чем они тут занимаются.
— Зачем?
— Потому что я случайно услышал слова одного из них, когда он проходил мимо. Он сказал: «Может, погрузить их в амфибию, взлететь повыше и сбросить?» И они заржали. Когда появилась ваша дочь с подругой, они заткнулись. Просто стояли, курили и наблюдали за всем из-под деревьев. Я не знал, что это ваша дочь, мистер Робишо, я бы позвал вас.
— Куда ушли те двое?
— Через заднюю дверь, как только ваша дочь с подругой вернулись в зал, — ответил он.
Я записал свой мобильный на визитке и передал ее Бобби Джо.
— Если снова увидишь эту парочку, позвони мне.
— Мистер Робишо, что-то мне здесь не нравится. Когда я вернулся из Ирака, я даже охоту бросил, пообещал себе делать одно доброе дело в день до конца моей жизни. Я также дал себе обещание защищать тех, кто в этом нуждается и кто не может об этом попросить.
— Бобби Джо, ты поступаешь правильно.
— Эти разговоры насчет самолета-амфибии о чем-нибудь вам говорят?
Клета я обнаружил у сцены. Группа только что закончила петь «Иду Ред» и освобождала площадку для целого оркестра, вечно одетого в летние фраки независимо от времени года, как оркестр Гарри Джеймса. Клет прикрыл глаза ладонью от света прожекторов и осматривал толпу в поисках Гретхен, Алафер и Джули Ардуан. Я рассказал ему о разговоре с Бобби Джо Гидри.
— Думаешь, эти отморозки говорили о том самолете-амфибии, который ты видел у дома Варины? Они говорили о том, чтобы сбросить кого-то с самолета? — переспросил он.
— Так говорит Гидри.
Лицо Клета побелело, его глаза словно смотрели внутрь на образы, которые ему явно не хотелось видеть.
— Мне однажды приходилось наблюдать нечто подобное.
Я с трудом слышал его из-за шума в зале.
— Что? — переспросил я.
— Как-то какие-то парни из спецслужб притащили двух вьетконговцев на наш вертолет. Они были связаны. Тот, кто был их целью, видел, как второго выкинули с борта. Мы были на высоте футов пятьсот.
— Выброси все это из головы, Клет. Думаешь, Джули Ардуан во всем этом замешана?
— Никто не смог бы совладать с Гретхен, если только она не доверилась не тому человеку.
— Ты говоришь, Джули нечиста на руку?
— Дэйв, я не знаю. Взгляни на мое прошлое. Я всю свою жизнь верю не тем женщинам.
— С чего начнем? — спросил я.
Его глаза пробежались по балкону, толпе и стойке с пивом.
— Ни малейшего представления. Я виноват в этом бардаке и ничего не могу исправить.
— Следуй за мной, — сказал я.
Мы начали с женского туалета. Я побарабанил в дверь, затем засунул в дверной проем руку со своим значком.
— Полицейское управление округа Иберия, — крикнул я, — простите, дамы, но мы должны зайти внутрь.
Я толчком распахнул дверь и услышал женский смех.
— Ребята, вам что, невтерпеж? — крикнул незнакомый мне женский голос.
— Мы ищем Алафер Робишо, Гретхен Хоровитц и Джули Ардуан, — сказал я громко, — они могут быть в опасности. Нам нужна ваша помощь.
Смех и улыбки растворились, будто их стерли тряпкой.
— Я знаю Джули и Алафер, — сообщила женщина, стоящая у зеркала, — но их здесь нет, сэр.
— Может, в кабинках? — спросил я.
— Нет, там их тоже нет, — повторила она.
Я тем не менее прошел по всем кабинкам, стуча в двери, прежде чем распахнуть их. Клет с покрасневшим лицом посматривал по сторонам.
— Кто-нибудь здесь видел Алафер Робишо или Джули Ардуан сегодня вечером? — крикнул я.
— У грузовика с мороженым, — ответила другая женщина.
— С ними кто-нибудь был?
— Я не заметила, — ответила она.
Помещение пахло косметикой и пивной мочой, в унитазах заработал слив. Все в туалете смотрели на меня, забавный момент улетучился, и я видел мертвые выражения лиц, словно холодный ветер вдруг ворвался в окна под потолком.
— Спасибо за помощь, дамы, приносим извинения за неудобства, — извинился я.
Мы вернулись в зал, вскарабкались по лестнице на балкон, затем спустились вниз и вновь прошли сквозь толпу. Оркестр только что закончил «Пой, пой, пой» Луиса Примы. Никто из тех, кого я узнавал или с кем говорил, не видели Алафер или Джули Ардуан, по крайней мере, в последние двадцать минут. Я видел, как Клет нервно сжимает и разжимает кулаки, поигрывая желваками.
— Вот дерьмо, — процедил он.
— Их не похитило НЛО. Кто-то обязательно их видел, — проговорил я.
— Да, только вот этого кого-то мы никак не найдем, — ответил он.
— Где мы еще не смотрели?
— За сценой?
— Да там целый центральный вокзал, — колебался я.
— Вовсе нет, я как-то гнался за одним чуваком, сбежавшим из-под залога, так он был здесь на пикнике и пытался спрятаться в каморке, забитой ведрами с краской и сценическим инвентарем.
— Так как туда попасть?
Клет подумал мгновение.
— Есть задняя дверь.
Мы снова оказались на улице, окруженные холодным, влажным запахом листьев, превратившихся сначала из зеленых в золотые, а потом и в черные в лужах темной воды. Мы кое-как открыли тяжелую металлическую дверь в задней части здания под звуки оркестра, играющего буги-вуги Уилла Брэдли и Фредди Слэка «Барабанщик, задай жару!».
— Бог ты мой, у меня аж мурашки по коже, — сказал Клет.
— С чего бы это?
— Это песня из твоего айпода, того самого, который тебе дала Ти Джоли Мелтон, как ты говорил.
Мы находились внутри длинного, темного коридора, пахнувшего пылью и нафталином.
— Все верно, Ти Джоли мне его подарила. Веришь мне теперь?
— Не уверен. Дэйв, у меня такое чувство, будто это все ненастоящее.
— Что?
— Я уже говорил, ведь мы должны были умереть в той заварушке на байю. Так, может, мы действительно умерли, просто еще этого не осознали? Я слышал истории про души людей, которые долгое время бродят среди живых, не желая покидать этот мир.
— Клетус, у нас тут только одно дело: найти Алафер с Гретхен и вернуть их домой. Давай, брат, заряжаем и вперед. Оставь все остальное на потом.
Его зрачки были расширены, кожа словно натянулась на лице. Он кашлянул в ладонь и вытер ее о брюки. А потом Клет достал свой курносый тридцать восьмой калибр из подплечной кобуры и небрежно опустил руку с зажатым в ней пистолетом. Сквозь занавес мы видели, да и слышали, как оркестр переходит на повышенную передачу. Пальцы пианиста отплясывали на клавишах, двухтактный бит больших барабанов превращался в горловой рык, как у старого доброго Луи Беллсона, саксофоны звучали все громче, словно возносясь в небо и соперничая с другими инструментами в сочной комбинации звуков и четкой партии Фредди Слэка на пианино с тактом четыре на четыре.
— Приятель, на этот раз я убью их всех, — произнес Клет.
Я хотел было начать спорить с ним, но передумал. Хотя жажда крови, страх и черный флаг и не сослужили нам хорошую службу в прошлом, иногда не мы выбирали обстоятельства и мало что могли сделать, чтобы их изменить. Если отодвинуть в сторону этические соображения, в конце всегда остается одна и та же эмоция: ты рад, что жив, что вместо тебя на тот свет отправился кто-то другой.
В конце коридор сужался, и я видел людей, танцующих на площадке перед сценой. Похоже, все они прекрасно проводили время. Молодая темноволосая женщина в расшитом блестками вечернем платье двигалась с закрытыми глазами, подняв руки и сверкая вспотевшей шеей. Она была явно пьяна, бретельки бюстгальтера выбились из-под платья, а рот был полуоткрыт почти похотливо. Похоже, вся ее энергия была сконцентрирована на одной мысли или ощущении, словно где-то внутри она уже была на пике оргазма и ей было абсолютно наплевать на то, что творилось вокруг нее. Тромбонисты вспрыгнули на ноги, рев их труб заставил стекла дрожать, но мне было плевать на группу или тайные эротические удовольствия толпы. Я хотел вернуть свою дочь.
Я вдруг заметил, что Клет Персел внимательно разглядывает свою ладонь. В ней я увидел яркую пурпурную звезду, которую, казалось, только что нарисовали ему на коже.
Сначала я подумал, что он опять кашлянул кровью себе в ладонь, но затем я увидел, как он поднял взгляд на дощатый потолок над нашими головами. Я машинально вытащил свой армейский пистолет сорок пятого калибра модели «1911» из кожаной кобуры. Я слышал, как музыканты из оркестра вдруг сделали паузу и крикнули в унисон:
«Он играет джем на басах и гитаре,
А они кричат: „Барабанщик, задай жару!“»
В потолке над нами зияло отверстие, к которому вела двухуровневая лестница, сделанная из грубо обработанной древесины. Я пошел впереди Клета, держа свой сорок пятый калибр в согнутой руке. Передо мной по ступенькам тянулась тонкая полоска из капель крови, словно у кого-то из прохудившегося кармана выпали красноватые одноцентовые монеты. Я прошел последние три ступеньки, взялся рукой за перила и выглянул в темноту. Не увидев ничего, я достал из кармана маленькую ручку-фонарик и включил. Комната была забита коробками, банками с краской, рождественскими декорациями и манекенами из папье-маше, использовавшимися на карнавалах Марди Гра. Я посветил в дальний конец каморки и заметил рядом с грудой коробок лужу крови диаметром сантиметров сорок. У края лужи блеснула золотая цепочка, а на ней какой-то маленький медальон.
Клет стоял за мной и не видел, сколько там было крови.
— Прикрой меня, — шепнул я.
— Что там?
— Клет, прошу тебя, прикрой меня, — повторил я просьбу одними губами.
Я сделал шаг вперед и посветил фонариком прямо на кровь и золотую цепочку со звездой Давида на ней. Я зашел за груду коробок, поднял фонарик, и в ярком и узком луче передо мной возникло лицо Джули Ардуан. У нее было перерезано горло, ногти и нос сломаны, руки изрезаны в борьбе с убийцами. Перед смертью она потеряла много крови, на ее белом и окоченелом лице застыло выражение удивления и непонимания, которое мертвые надолго оставляют в нашей памяти.
Я слышал, как доски за мной прогибаются под весом Клета. Он все еще не видел тела.
— Это цепочка и медальон Гретхен, — сказал он сипло.
— Это не Гретхен, Клет.
— Кто это? — спросил он.
— Это Джули Ардуан. Звони в полицию. Не смотри.
Он чуть не опрокинул меня, пробираясь к телу. Внизу оркестр зашелся громоподобным барабанным боем, переходя к финалу из саксофонов и горнов, оглушив нас и заставив аудиторию кричать еще громче.