Блюз мертвых птиц

Глава 23

Катин Сегура сама позвонила в «911». Первой на место происшествия прибыла «Скорая помощь» Акадии, за ней последовали представители полицейских управлений Иберии и округа Святой Марии. Поскольку это была суббота, многие соседи мирно досматривали свои сны и не увидели ничего необычного. Когда я прибыл на место, санитары уже оказывали помощь Катин в спальне. Простынь и наволочки были измазаны кровью. Ее лицо распухло от синяков, кожа на запястьях содрана до кости наручниками Лебуфа. Через дверь ванной я видел его голые ноги, торчащие из ванны. Ни в спальне, ни в ванной гильз обнаружено не было.

— Как Лебуф попал в дом? — спросил я ее.

Она рассказала мне. Затем взглянула на санитаров.

— Парни, можно мы минуту побеседуем наедине?

Они покинули спальню, и Катин рассказала мне, что Лебуф с ней сделал. Свет в ее глазах словно погас, голос был едва слышен, будто она сама не хотела слушать то, о чем говорила. Дважды ей пришлось останавливаться и начинать рассказ заново.

— Все его запах, — выдохнула она словно на излете сил.

— Что?

— Он на моей коже и в моей голове. Я никогда не смогу смыть его с себя.

— Нет, Катин, этот человек мертв и не имеет над тобой власти. Он умер смертью злобной твари и забрал свою злобу с собой. Рано или поздно ты будешь вспоминать его как жалкое создание, горящее в преисподней, которую он сам для себя и построил. Он не может прикоснуться к тебе. Ты добропорядочная, хорошая женщина. И ничто из того, что Лебуф сделал, не может изменить того хорошего человека, что живет в тебе.

Катин немигающим взглядом смотрела мне прямо в глаза. У двери ждал эксперт-криминалист из округа Святой Марии и женщина-помощник шерифа округа Иберия. Я попросил их подождать еще несколько минут, и они вышли на веранду.

— Стрелок не сказал ни слова? — спросил я.

— Нет, — подтвердила Катин.

— У тебя есть какие-либо догадки, кем он был?

— Я уже говорила об этом.

— Лебуф поймал две пули и затем свалился в ванну?

— Мне сложно сейчас вспомнить все детали. Вроде бы да.

— Я думаю, что Лебуф был еще жив, когда упал в ванну. Но контрольного выстрела так и не последовало. Как это объяснить?

— Я не знаю. Мои дети ночевали у бабушки. Я хочу их видеть, — ответила она.

— Я привезу их в «Иберия Дженерал» к тебе. Но сначала ты должна помочь мне, Катин.

— Лебуф сказал что-то, вроде как по-французски. Я не говорю по-французски. Мне плевать, что он говорил или не говорил. Но я кое-что упустила. Я попросила человека в маске убить его. Я хотела, чтобы он страдал.

Я бросил взгляд через плечо на дверь.

— Это никоим образом не повлияло на то, что произошло. Ты слышишь меня, Кэт?

Она кивнула.

— Ты назвала стрелка человеком, не мужчиной, — сказал я, — это была женщина?

Она взглянула на разводы на обоях и потолке.

— Я устала.

— Кто снял с тебя наручники?

— Тот человек.

— И ты сразу позвонила в «911»?

— Джессе Лебуфа оставили на воле, хотя должны были посадить в клетку. Не полиция спасла мою жизнь, — проговорила она. — Мою жизнь спас этот стрелок. Я надеюсь, что Джессе Лебуф горит в аду. Грешно мне так думать, и мне очень не по себе, что я ничего не могу с собой поделать.

Я сжал ее ладонь в своей.

— Это нормально, — попытался я ее утешить.

Я жестом пригласил санитаров в спальню, а сам поднял плащ, рубашку, нижнее белье, полуботинки и пистолет Лебуфа в кобуре и положил их в пластиковый мешок для мусора. Я не передал их криминалисту. Вместо этого я отправился на кухню, где мог побыть один, вытащил бумажник Джессе из брюк и просмотрел его многочисленные отделения. Я наткнулся на цветную фотографию Лебуфа с маленькой девочкой на пляже, на фоне вздымающихся зеленых волн. У девочки были кудрявые волосы цвета шоколада, она держала в руке мороженое и улыбалась в камеру. Я заглянул поглубже в бумажник и обнаружил квитанцию на покупку авиационного топлива. Имя поставщика было тем же, что и название лодочной станции, чей номер мы обнаружили в списке телефонных звонков Джессе Лебуфа. На обороте квитанции карандашом были записаны две навигационные координаты и фраза «осторожнее с нисходящими потоками и сваями в западной части бухты».

Я положил топливную квитанцию в карман рубашки и вернул вещи отставного детектива в мешок. Женщина — помощник шерифа из полиции Иберии наблюдала за мной.

— Что ты делаешь, приятель? — спросила она.

— Свою работу.

Ее звали Джули Ардуан. Она была невысокой брюнеткой с темными глазами, на вид слишком миниатюрной для своей формы. Ее муж покончил жизнь самоубийством и оставил ее одну, и когда она злилась, от ее взгляда становилось не по себе даже самым крупным мужчинам.

— Хорошо. Сам займешься уведомлением родных? — спросила она.

Я позвонил Молли и сообщил, что вернусь домой не раньше полудня, а затем отправился в дом Лебуфов в Сайпермор-Пойнт. Теологи и философы с разной степенью успешности пытаются понять и объяснить природу Бога. Я восхищаюсь их усилиями. Но за всю свою жизнь я так и не смог понять природу человека, что уж говорить о Боге. Какой смысл в том, что тот же биологический вид, что создал афинскую демократию, построил Золотой век Перикла и город Флоренцию, подарил нам и инквизицию, Дрезден и бойню в Нанкине? Наверное, мое понимание людей было еще хуже, чем полвека назад, и в моем возрасте эта мысль меня ни капли не радовала.

Когда я остановился на гравийной подъездной аллее у дома Варины Лебуф, начинался прилив, небо было покрыто свинцовыми облаками, а волны разбивались о громадные куски бетона, сваленные Джессе Лебуфом у воды, чтобы вода не размывала берег у его дома. Варина открыла дверь, вышла на веранду и спустилась по ступенькам к моему автомобилю. Я вышел из машины, захлопнул дверь и посмотрел ей в глаза. Я слышал музыку ветра, шелест листвы и поскрипывание пальмовых ветвей, чувствовал соленый запах залива как напоминание о том, что жизнь продолжается, и ничего не изменилось, и лишь отец Варины никогда этого больше не увидит.

Я хотел быстро известить ее о том, что произошло, и вернуться в город. Я жалел, что не нарушил протокол и просто не позвонил. Я хотел быть где угодно, но только не в этом месте.

Я потерял то уважение, которое когда-то испытывал к Варине, я стал считать ее коварным и нечестным человеком. Более того, она опротивела мне после того, как соблазнила и пыталась манипулировать таким хорошим человеком, как Клет Персел. Но еще больше в ней меня бесило то, что она напоминала мне о Ти Джоли Мелтон. Обе женщины будто пришли из старых дней. Они были притягательны, скандальны и лишены почтительности, словно дети в своей разнузданности. Но скорее жертвы, нежели распутницы. В этом-то и была ирония моей любви к своему штату, великой вавилонской блуднице. Непросто было оторваться от ее нежных бедер, но когда ты все-таки сделал это, тебе приходится признавать тот факт, что и другие пользовались ею, отравив ее лоно и оставив в ней растущую черную опухоль.

Варина была на расстоянии не более трех метров от меня, ее волосы развевались, рот казался невинным и уязвимым, как у ребенка, которому вот-вот попадет за какую-то шалость. Я взглянул на волны, вздымавшиеся и разбивающиеся в пену о куски бетона, и парящие на ветру лепестки японского тюльпана.

— Моего отца нет дома, он отправился на рыбалку, — сообщила она, — он сделал себе сэндвич с ветчиной и яйцом и завтракал им, когда выехал отсюда на рассвете. Я его видела.

— Нет, он отправился совсем в другое место.

— Он загрузил в пикап удочки, коробку с приманкой и ведро для рыбы. Он не пил. Вчера рано лег спать. Только не говори мне, что он пьяница, Дэйв. Я сама все знаю, и у него все будет в порядке.

— Твой отец мертв.

Она начала было что-то говорить, но ее глаза вдруг подернулись дымкой и потеряли фокус.

— Может, нам стоит зайти внутрь? — предложил я.

— Была авария? Он погиб в аварии? — спросила она, отворачиваясь, как будто не желая слышать свои собственные слова.

— Его застрелили в Женеаретте.

Варина взялась рукой за канат качели, свисающей с ветви дуба. Кровь отлила от ее лица. Она была одета в желтую ковбойскую рубаху, верхняя кнопка которой была расстегнута. Она пыталась нервно застегнуть ее большим пальцем руки, но это ей никак не удавалось, так же, как и отвести взгляда от моих глаз.

— Он был в баре?

— Он был в доме помощника шерифа округа Иберия. Я думаю, ты знаешь, о ком я говорю.

— Нет, не знаю. Он собирался на рыбалку. Он ждал этой рыбалки всю неделю.

— Он изнасиловал Катин Сегуру. Он сильно ее избил. Какой-то человек пробрался в дом и застрелил его.

— Мой отец не насильник. Почему ты так говоришь? — Варина дышала так быстро, что казалось, что у нее вот-вот произойдет перенасыщение кислородом, цвет ее лица быстро менялся.

— У тебя есть какие-нибудь соображения на предмет того, кто мог быть этим стрелком? — спросил я.

— Мне нужно присесть. Это какая-то ловушка. Я знаю тебя, Дэйв. Ты охотился за моим отцом.

— Ты совсем меня не знаешь. А вот я всегда верил в тебя. Я думал, что ты стойкая и благородная. Я верил в то, что ты заткнешь за пояс любого нефтяника-шовиниста. Я всегда был на твоей стороне, но ты никогда не замечала этого.

Варина Лебуф плакала и не стыдилась своих слез, тихо и беззлобно. На груди на том месте, где она пыталась застегнуть кнопку рубахи, осталось красное пятно.

— Где он? — выдавила она.

— В «Иберия Дженерал». Катин находится там же. У нее двое детей. Я пообещал отвезти их к ней. Катин, наверное, понадобятся годы для того, чтобы затянулись те раны, которые он ей нанес. Я думаю, что не мешало бы тебе поговорить с ней.

— Мне?

— Иногда старик с небес дает нам шанс все изменить, причем так, как мы никогда и не предполагали. Сделай Катин и самой себе одолжение, Варина.

— Ты хочешь, чтобы я отправилась туда побеседовать с женщиной, утверждающей, что мой отец надругался над ней?

— Я видел ее на месте преступления менее часа назад. То, что произошло с этой женщиной, — не просто слова.

Я не был уверен, услышала ли она меня. Варина выглядела так, как будто она шла ко дну, ее тушь потекла, щеки были залиты слезами. Она пошла в сторону входной двери, пытаясь держать спину ровно, и чуть не подвернула лодыжку, ступив в ямку. Я нагнал ее и обнял за плечи. Я думал, что она будет противиться этому, но она не сопротивлялась.

— Послушай меня. Пошли к черту того мошенника-проповедника, семейку Дюпре, Ламонта Вулси, их темные дела, весь этот гнусный бизнес. У тебя все еще есть время вернуть все на свои места. Скажи «полный вперед и в задницу их всех» и навсегда вычеркни этот мусор из своей жизни.

И тогда Варина сделала одну из самых диких вещей из всех, что я наблюдал со стороны только что потерявших родственников людей. Она поднялась по крыльцу на кухню, достала из холодильника двухлитровую банку мороженого с французской ванилью, села за стол, где еще недавно напоила Клета Персела до бессознательного состояния, и начала поглощать мороженое столовой ложкой, соскабливая его в завитушки, как будто она была одна в комнате.

— С тобой все будет в порядке, я поеду? — спросил я.

Она посмотрела на меня отсутствующим взглядом. Я повторил свой вопрос.

— Посмотри в гараже. Ты увидишь, что его удочек, коробки с приманкой и термоса нет. Он собирался рыбачить на болоте Хендерсона.

Я положил на стол свою визитку.

— Варина, я сочувствую твоей утрате.

Она уткнулась лбом в предплечье, ее лицо посерело.

— Он был бедным и необразованным человеком. Никто никогда не помогал ему. Все вы только и знали, что проклинать его. Ты должен был помочь ему, Дэйв. Ведь ты тоже вырос в бедности. И родители твои были безграмотными, как и его. Ты мог бы быть его другом, ты мог бы помочь ему, но ты не сделал этого.

— Не все люди, выросшие в бедности, срывают свою злобу и печаль на чернокожих. Твой отец хотел поквитаться со мной и, вероятно, выбрал Катин как запасной вариант. Мне не по себе от этого, Варина, — произнес я. — Джессе десятилетиями издевался над чернокожими женщинами. Но в этот раз он получил свое. Вот вкратце что произошло. Если ты хочешь услышать правду, съезди в «Иберия Дженерал», поговори с Катин и заканчивай свое шоу.

— Как ты можешь так со мной разговаривать? Я только что потеряла отца!

— Твой отец сам во всем виноват. И если ты не примешь этот факт, ты будешь носить в себе его злобу всю свою жизнь.

— Я под дулом пистолета не войду в палату этой женщины.

— До свидания, Варина, — сказал я.

Я вышел наружу, мягко закрыл за собой дверь и направился к машине. Мне показалось, что я слышу, как она плачет, но я решил, что ни я, ни, вероятно, кто-либо иной, не сможет помочь Варине Лебуф. Я был рад, что я жив, что моя душа принадлежит мне и что мне не нужно пить. Кому-то эти победы могут показаться незначительными, но рядом с по-настоящему страдающими людьми ты понимаешь, что даже самые небольшие дары могут быть ценнее, чем завоевание целого мира.

После обеда я отправился на встречу анонимных алкоголиков и по пути зашел в церковь на службу. Тем вечером мы с Молли и Алафер поужинали дома, и после я сразу же отправился к Клету в его коттедж в мотеле. Я постучал в дверь и заметил его под раскидистым дубом, прямо у самой кромки воды. Персел пытался ловить рыбу на свою тростниковую удочку. Я знал, что Клет слышал звук мотора моего пикапа и мои шаги у себя за спиной, но он не отводил взгляда за своим поплавком, покачивающимся на волнах, бронзовых в лучах заходящего солнца. Комар высасывал кровь из его шеи, и я стер его ладонью.

— И чем это я заслужил такое пренебрежение? — спросил я.

— Я слышал новости о Лебуфе и знаю, зачем ты здесь, — ответил он.

— Где Гретхен?

— Я не видел ее сегодня.

— Я должен ее арестовать.

— Ну так сделай это.

— Она освободила свою мать из рук тех парней во Флориде?

— Да, я тебе уже говорил.

— Как это у нее получилось?

— А ты как думаешь? — ответил он.

— Она кого-то пришила?

— Гретхен не делает ничего такого, чего не делали мы с тобой. Мы, наверное, совершали вещи и похуже. Помнишь тех колумбийцев? А как насчет того раза, когда мы гонялись за Джимми Ли Боггсом? И, в конце концов, неужели ты забыл, как мы уделали Луиса Бушалтера? Только не говори мне, что тебе не нравилось плавать под черным флагом.

Мне не хотелось вспоминать те годы, когда мы с Клетом не просыхали от алкоголя, шлялись по гонкам да собачьим бегам, от нас пахло порохом, а я временами терял рассудок от ярости, и это позволяло мне совершать то, что я никогда не сделал бы в нормальном состоянии. Я не хотел больше ничего говорить о дочери Клета, но был должен.

— Клет, я думаю, что Гретхен, возможно, лжет тебе.

Он начал было поворачиваться, но вместо этого поднял поплавок с грузилом из воды и забросил их подальше от берега. На крючке оставалась лишь тонкая ниточка того, что раньше было червяком.

— Лжет о чем? — спросил он.

— Она говорит, что это не она прикончила Вейлона Граймза и Фрэнки Джиакано. Она сказала тебе, что пристрелила только Бикса Голайтли, скотину, который надругался над ней и заслужил свою долю.

— Он не просто надругался над ней. Он засунул свой член ей в рот.

— Я знаю. Но не кажется тебе, что это слишком удобное совпадение, что Граймза и Фрэнки Джи замочил кто-то другой? А как насчет похищения ее матери? Теперь мать свободна, и как только Гретхен возвращается в Новую Иберию, Джессе Лебуфу отстреливают его старые яйца. И в каждой ситуации Гретхен — жертва.

— Правильно это или нет, но она моя дочь. Уж кто-кто, а ты должен это понимать.

— Алафер не выполняет заказы для мафии.

Клет сломал удочку об колено и бросил ее остатки в канал, наблюдая, как они плывут вниз по течению и исчезают в бронзовой полоске солнечного света, все еще цепляющегося за поверхность воды. Он стоял и смотрел на закат на воде, его огромная спина поднималась и опускалась в тени.

— Ты в порядке? — спросил я.

— Дэйв, ты меня иногда реально бесишь.

— Джессе Лебуф поймал две пули, прежде чем упасть в ванну Катин Сегуры. Он что-то сказал стрелку перед смертью. Убийца мог бы сделать контрольный выстрел ему в рот или в лоб, но, судя по всему, решил не делать этого. Какой бы ни была его причина, стрелок проявил милосердие. Если это Гретхен его прикончила, может, у нее и не было иного выбора. Его ствол лежал на комоде в двух шагах от него. Но она не выстрелила в него в третий раз, а наемный убийца сделал бы именно так.

— Что сказал Лебуф? — спросил Клет.

— Катин не говорит по-французски.

— Думаешь, Гретхен была этим стрелком?

— А кто еще?

— Дай ей шанс. И дай мне поговорить с ней до того, как ты ее арестуешь.

— Не выйдет.

— Я не знаю, где она. Я говорю тебе правду.

Я верил ему. Клет никогда не лгал мне, по крайней мере, намеренно. Я достал топливную квитанцию, которую забрал из бумажника Джессе Лебуфа.

— У Лебуфа при себе была эта квитанция за авиационное топливо. На ней записаны координаты для посадки самолета, это к юго-востоку от островов Чанделер. Я думаю, именно там находится Ти Джоли.

Клет потер комариный укус.

— Мне не нравится то, что ты сказал о Гретхен. У Алафер был дом и любящая семья. У Гретхен были только мужики, сующие члены ей в горло. Плохое сравнение ты выбрал, приятель.

— Ты прав. Прости. Так ты в деле или нет?

Он сложил руки на груди, прокашлялся и сплюнул.

— Ты знаешь кого-то, у кого есть самолет-амфибия?

— Да, Джули Ардуан.

— Это у нее муж с собой покончил? Она еще та штучка, разве нет?

— Как будто мы с тобой знаем хоть одного нормального человека, — ответил я.

Муж Джули был морским пилотом и наркоманом, а по совместительству еще и религиозным фанатиком, пытавшимся излечить себя от зависимости сеансами экзорцизма и мероприятиями типа массового излечения страждущих. Той ночью, когда он отправился в мир иной, он припарковал свою машину во дворе, зашел в дом и сказал своей жене, что у него для нее сюрприз, что он чист и нашел способ излечиться раз и навсегда. Он достал из багажника двуствольный дробовик, вернулся в дом, сел в свое любимое кресло и сказал жене открыть глаза. Приклад двустволки покоился на полу между его ног, оба дула упирались в горло под подбородком. На лице сияла улыбка от уха до уха, как будто он наконец нашел секрет вечной мудрости.

— Ни пуха тебе, ни пера, крошка, — сказал он и нажал на оба спусковых крючка.

Он оставил ей в наследство четырехместный самолет-амфибию «Цессна 182», который она научилась водить и использовала, чтобы рассчитаться по его долгам. Этот изящный ярко-красный самолет идеально подходил для посадок на озера и болота, а при несильном ветре и на море. Джули держала все в себе и никогда не обсуждала самоубийство своего мужа, но иногда я наблюдал, как она внезапно уходила в себя посреди разговора, словно в ее мозгу включался кинопроектор, и она на время покидала нас.

Мы с Клетом встретились с ней в маленьком аэропорту Новой Иберии рано утром в воскресенье. Я убедил жену и дочь навестить родных Молли в Бьюмонте. Я сказал Джули, что сам оплачу топливо и летное время, если не смогу записать это на счет управления. Я видел, как Клет укладывает большую спортивную сумку в багажное отделение позади кабины. Из сумки торчали дула его «AR-15» и моего обреза «Ремингтон».

— Насколько горячо там будет, Дэйв? — спросила Джули.

— Как фишка ляжет, — ответил я.

— Мне кажется, я знаю этот остров, — сказала она.

— Ты там бывала?

— Думаю, Боб туда летал, — сильный порыв ветра, задувавшего из серого неба, прижал ее хаки и синюю блузку к телу, — он связался с одним телевизионным проповедником по имени Амиде Бруссар. Боб пару раз обслуживал его чартеры. Знаете такого?

— Отлично знаем.

— С чем мы имеем дело, Дэйв?

— Пока не совсем понятно. Знаю, что в этом замешана семья Дюпре из округа Святой Марии и, возможно, Варина Лебуф и какие-то нефтяники. Возможно, Ти Джоли Мелтон тоже на этом острове, как и люди, которые убили ее сестру.

— А Хелен знает об этой поездке?

— У нее и так достаточно сейчас забот.

— Ти Джоли Мелтон это певица, верно? А ей-то что делать с Дюпре? Они даже плюнуть в нашу сторону побрезгуют.

— То, что Дюпре не могут получить по-хорошему, они забирают по-плохому.

— Скажи своему другу, чтобы садился назад.

Клет запирал свой «Кадиллак» у края взлетной полосы.

— Ты что-то имеешь против Клета? — спросил я.

— Мне нужно сбалансировать вес самолета, и на переднем сиденье мне этот шкаф ни к чему, объяснила Джули.

Персел открыл дверцу кабины и положил на сиденье холщовый рюкзак с едой.

— Полетели, надерем им задницу, — сказал он.

Мы взлетели, подскакивая на воздушных кочках на ветру, и пронзили длинный фронт наполненных дождевой массой низколетящих облаков, вынырнув с другой стороны в голубизну неба. Под нами открывался прекрасный вид топей Луизианы, мили и мили болотной травы и песочных лужаек, покрытых белыми птицами. Через боковое окно я видел, как тень от самолета поспешает за нами по поверхности недоступного озера лимонно-зеленого цвета от мелких водорослей. Затем тень словно выпрыгнула из воды, перескочив на плотный навес из золотых осенних ив и кипарисов. С борта самолета болота казались такими же девственными, какими они были, когда Джон Джеймс Одюбон впервые их увидел, нетронутыми топорами и дренажными лодками тысячи и тысячи квадратных миль — лучшее доказательство существования Бога из всех, что я знаю.

На краю пресноводных болот каналы казались выпуклой сеткой, берущей начало от залива, и напоминали раздавленных сапогом гигантских червей. Я не хотел смотреть на них, как не хочется видеть, как люди бросают мусор из окна автомобиля, как не хочется смотреть порнографию или наблюдать, как взрослый обижает ребенка. Это же было еще хуже, потому что нанесенный болотам вред не был результатом отдельного действия, совершенного примитивным или глупым человеком, — это вред наносился коллективно и осознанно, причем ущерб лишь увеличивался, и не было ему конца и края. Рано или поздно большая часть серо-зеленой земли подо мной, вероятно, превратится в шлам и погрузится в море, и не будет ионийского поэта для того, чтобы запечатлеть и описать ее исчезновение, как это было в древние века.

Я посмотрел вперед на темнеющий горизонт и попытался выбросить эти мысли из головы. Мы пролетели над округами Лафурше и Джефферсон, пересекли бухту Баратария и длинную пуповину суши, далеко вдающуюся в Залив и известную как округ Плаквемайнз, старая вотчина Леандра Переза, расиста и диктатора, который приказал запереть на замок католическую церковь после того, как архиепископ назначил пастором чернокожего. Вдали виднелись дымно-зеленые воды Залива, а на горизонте возникала иссиня-черная масса грозовых туч, пронизываемая яркими молниями.

Клет уснул, опустив голову на грудь. Я чувствовал, как вздрагивает фюзеляж самолета в восходящих потоках воздуха.

— Вот остров Гранд Госьер, — сообщила Джули, — я иду на посадку, придержите там свои задницы.