Богатая бедная Лиза

ГЛАВА 16

Глава ликеро-водочной безопасности и впрямь почтил нас своим присутствием, не обманул. Правда, ближе к вечеру. А потому день прошел томительно. Марго даже дважды ему перезвонить порывалась, но в последний момент от этой идеи отказывалась.

Стас, словно нанялся нас удивлять: не только взвалил на себя заботы по хозяйству, но и то и дело интересовался, не желаем ли мы чего-нибудь. Вроде чайку или кофейку. А еще больше нас дети потрясали, которые продолжали творить на обоях с небольшими перерывами на обед и полдник. Мы с Марго время от времени заглядывали в детскую и каждый раз поражались масштабам увиденного.

— Кажется, это у них триптих, — в довершение ко всему мудрено изрекла Марго шепотом.

Да ну? — восхищенно цокнула я языком, не очень хорошо понимая, что это за триптих такой. Но чего бы он там не обозначал, отмечу только, что больше всех им непривычно обделенные вниманием наших отпрысков кот с щенком довольны были.

А потом наконец в дверь позвонили. Я посмотрела в глазок, убедилась, что это тот, кого мы ждем, и быстро открыла дверь. Так что на раздавшийся из «вольтеровского» кресла вопрос «Кто там?», ответил уже Пал Палыч. В свойственной ему манере:

— А это Магомет к горе пожаловал!

А уж как он перед Марго расшаркивался! Это надо было видеть. Чуть ли не к ручке припал! Единственно выглянувший из кухни Стас непринужденную обстановку порушил. Пал Палыч, как его увидел, сразу заметно сник и на сугубо деловой тон перешел. По какому, дескать, вопросу я вам так срочно понадобился.

Марго спросила, знает ли он про выловленную из Беглянки мертвую девушку.

— Слышал, — сухо обронил глава ликеро-водочной безопасности.

Ну, дальше Марго, разумеется, поинтересовалась, в курсе ли он, что это та самая Лиза, что трудилась в хоромах его шефа горничной, из-за которой, собственно, весь сыр-бор и разгорелся.

И в этот раз предводитель ликеро-водочной безопасности ответил утвердительно, однако никаких комментариев не присовокупил.

И лишь когда Марго на Дениса переключилась, наш Магомет позволил своему языку немного развязаться.

— В общем так, — заявил он, — чтобы между нами не было недоразумений, предупреждаю, что бы я вам не сказал, все должно между нами остаться. А теперь по существу дела. Во-первых, Дениса со вчерашнего вечера нет в Кондратове, поскольку он вернулся в Москву. Во-вторых, к этой утопленнице он никакого отношения не имеет. А в-третьих, вам же самим лучше будет, если вы в этой истории нейтральную сторону займете. Потому что, если большой шум начнется, ваше участие в ней тоже без внимания не останется. И может так случиться, что один несчастный случай с одним специалистом по патогенным зонам предстанет совсем в другом и очень неожиданном свете.

Вот так вот вам. Ни больше ни меньше. Не могу утверждать, что я его выступление дословно привела, но общий смыл ни чуточки не исказила, это точно. И он, этот смысл, мне совсем не понравился. Потому что, хотя я в нашей фирме не мозги, а ноги представляю, все равно скумекала, в какую степь он клонит. Намекает, что в случае чего они смерть несчастного патогенщика таким образом представят, как будто это я его уконтрапупила. При помощи ведра с водой, злонамеренно оставленного на лестнице исключительно для того, чтобы его под корень извести.

— А ты обратила внимание, что он сегодня без акцента? — многозначительно посмотрела я на Марго, после того как за Магометом, тьфу ты, Пал Палычем дверь захлопнулась.

— Возможно, — рассеянно кивнула Марго и торжественно удалилась на кухню.

Я за неимением других занятий отправилась туда же, и застала там картину всеобщего уныния. Марго и Стас рядком сидели на табуретах. При этом держащий на коленях кота Стас тупо таращился в стенку, а Марго — на холодильник. В то время как лежащий у ее ног щенок полными несобачьей печали глазами неотрывно смотрел в пол.

А потому мне только и оставалось, что в окно уставиться. И созерцать за ним то же, что и всегда. А именно, как Костя-Подводник, широко известный местный забулдыга, а по совместительству наш провальный агент по «наружке», со своим дружком сантехником Прокофьичем ищут себе компаньона для приобретения в ближайшем гастрономе бутылки «Гордой княжны». А поскольку осуществление их бизнес-плана заняло от силы минуту-другую и закончилось тем, что из-за мусорки вывернулся какой-то тщедушный субъект, после чего вся троица целеустремленно удалилась со двора, то и созерцать стало нечего.

Тогда я отвернулась от окна и телик включила. В тихой надежде за бразильским сериальчиком время скоротать. А заодно и душой, как водится, отдохнуть. И что же я вижу? Там таких красоток в купальниках показывают, что Стасов взгляд самопроизвольно со стенки на телевизор переместился, по-прежнему оставаясь при этом тупым и апатичным.

У меня, признаться, возникла мысль, что это конкурс красоты какой-нибудь, не иначе, да тут за кадром голос с неистребимым кондратовским прононсом с разъяснениями выступил. Из коих следовало, что прекрасные дивы в неглиже — претендентки на роль модели для памятника гордой княжне, который будет установлен на центральной площади нашего славного города при спонсорской поддержке Кондратовского ликеро-водочного завода.

Само собой, эта история с памятником древней княжне, утопившейся в Беглянке, чтоб не достаться хазарскому хану, была мне уже известна, так же как, впрочем, и вам, и все же размах мероприятия меня здорово потряс. Да вы сами посудите, девицы на подиуме, как будто вчера из Голливуда сбежали, одной только Марго с ее сильно обрусевшими греческими «статями» и не хватает. А самое главное, ваять княжну с победительницы — Пал Палыч нам не сбрехал — собирался не кто-нибудь, а этот… Ну, как его… Ой, да вы его знаете… Вот только сейчас на языке вертелся! Ну, очень знаменитый, короче.

Да, а между делом, пока на экране мордашки с ножками мелькали, диктор с кондратовским прононсом соловьем о славных деяниях Аркадия Петровича Москальца заливался. Уж такой он, дескать, замечательный, прямо отец родной. А про то, какого он Эраста родил и воспитал, конечно же, молчок.

В общем, попялилась я в ящик попялилась и выключила от греха. По причине в очередной раз проснувшегося классового чувства. Это что ж получается, и Костя-Подводник за ликеро-водочного короля своим замусоленным рублем голосует, и кондратовские красотки ляжками, а он тем временем кого угодно готов в асфальт закатать, лишь бы делишки его порочного сыночка огласки не получили!

А еще, не поверите, мне вдруг так бедную Лизу жалко стало. Вернее, обеих. И нашу, и ту что из книжки. Аж сердце кровью облилось.

— Ну и что? — повернулась я к Марго, которая упорно продолжала глазами холодильник сверлить. — Им это с рук сойдет, да?

— Я этого не говорила, — тихо откликнулась Марго, — но, боюсь, здесь мы бессильны. Ну что мы вдвоем можем этой ликеро-водочной охранке противопоставить'.

— Между прочим, не вдвоем, а втроем, — совершенно нежданно встрял в наш разговор Стас, все еще гипнотизирующий выключенный телевизор.

— Это ты про что? — мы с Марго переглянулись.

— Про то, что вы всегда можете на меня положиться, — сообщил нам Стас заговорщицким тоном. — А насчет Лизы… Мы, как самые близкие ей в Кондратове люди, должны докопаться до истины!

Должны-то должны, да как? — давненько я не видела Марго такой пессимистически настроенной. — Когда я даже не знаю, с чего начать! Нет, я разбита, разбита, совершенно разбита! — известила она нас со Стасом уже в окончательно трагической манере.

И, что самое ужасное, все мои попытки ее из этого коматозного состояния вывести, фиаско потерпели. А уж я и так и этак изощрялась. И на профессионализм ее любимый ссылалась, и на то, что она как-никак мозг, а я так, всего лишь ноги. Да все без толку.

— Ну, хорошо, — смирилась я в конце концов, — давайте уж, раз такое дело, пораньше спать что ли завалимся? — И зевнула.

И вот тут-то Марго свои коралловые уста и разверзла.

— Надо поискать свидетелей на вокзале. Если Денис не врал и они с Лизой там действительно вчера были, то кто-то должен был их видеть, — голос у Марго был такой глухой и безжизненный, точно из-под крышки гроба раздавался.

— А действительно! — ахнула я. Даже не пойму, почему мне самой такое в голову до сих пор не пришло? Наверное, потому что я все больше по ногам специализируюсь.

А Марго только вздохнула:

— Кажется, это единственное, что мы можем в сложившихся условиях предпринять…

— Вот и предпримем! — вскочила я с табурета и побежала в прихожую одеваться.

— Я с тобой! — вприпрыжку поскакал за мной Стас.

Но я его остановила, строгим шепотом велев получше за Марго приглядывать, а то вон она какая подавленная. А заодно и за художниками нашими малолетними, конечно.

На кондратовском вокзале было немноголюдно. Как всегда. За исключением непродолжительного времени перед прибытием или отправлением московского поезда. А ведь он еще к тому же и через день ходит.

Оставив свою верную задрипанную «пятеру» на стоянке у вечно запертого по причине борьбы с терроризмом входа, я зашла в вокзал со стороны перрона и прикинула, насколько тамошний контингент в свидетели годится.

А контингента, как я уже успела вам сообщить, было раз, два и обчелся. Ну, кассирши, само собой, которые, сидя в своих окошках, вряд ли могли что-нибудь видеть, так же как аптекарша в своем киоске в углу. Что до пассажиров — а Лиза пропала незадолго до поезда, только не «Кондратов — Москва», а проходящего — те, разумеется, давно уже уехали. А посему самыми перспективными из потенциальных свидетелей мне показались продавщица газет и буфетчица. Был еще, правда, и милиционер, скучающий у камер хранения, но его я из общего списка вычеркнула сразу и недрогнувшей рукой. Чтобы самой в свидетельницы не загреметь, а то хватит мне уже и Мишки Косоротова.

Потом, сравнив внешние данные буфетчицы и продавщицы газет, неторопливо направилась к первой. Кстати, выбор в ее пользу я сделала, потому что она была упитанной и, хотя и крашенной, но блондинкой, и смотрела на мир жизнерадостными сильно подведенными глазами, а продавщица газет — худой, почти что мумифицированной брюнеткой и вообще головы не поднимала.

И все равно, чтобы не вызывать лишних подозрений, пришлось на определенные жертвы пойти. А конкретно купить в буфете самое дешевое, что там было: твердый, как точильный камень, пирожок с капустой. За целых шесть рублей.

С этого-то все и началось. Потому что, хоть я этот пирожок и в порядке конспирации приобретала, вынести такого откровенного свинства все — равно не смогла и, забраковав качество продукта, сделала попытку всучить его жизнерадостной буфетчице обратно.

Однако та принимать его отказалась. Причем, в самой что ни на есть категорической форме:

Еще чего! Сначала облапала, а теперь возвращает!

— Но он же черствый! — резонно возразила я на это.

— А брать не надо было, никто не заставлял, — не задержалась с ответом труженица прилавка.

— Так вы же меня не предупредили! — я уже вовсю права качала.

— А вы меня, между прочим, и не спрашивали! — пригвоздила меня убийственной логикой крашеная буфетчица, похоже, готовая за свой черствый пирожок до последнего биться.

— Ах, та-ак!.. — со всей дури треснула я пирожком по прилавку, от чего выставленные на нем сверху бутылки с пивом нестройно зазвенели. — Тогда жалобную книгу давайте!

— Щас! Разбежалась! — эта крыса буфетная широко расставила ноги и засучила рукава.

Само собой, у меня возникло острое и почти непреодолимое желание этим самым пирожком в ей-ную ряшку запустить, но я вспомнила, зачем пришла, и буквально в последний момент удержалась. Поэтому разошлись мы с ней вполне интеллигентно. Со словами: «на, подавись!» я швырнула засохший пирожок на прилавок и гордо удалилась, с досадой осознавая, что никакого разговора с этой мымрой у меня уже не получится.

Впрочем, с продавщицей газет у меня тоже ничего не вышло. Как я и предполагала заранее. И это несмотря на то, что я у нее вчерашнюю «Кондрашку» купила. Она, даже не посмотрев на меня, молча сунула мне ее руки и отсчитала сдачу самыми мелкими монетами. Вне всякого сомнения после инцидента с пирожком, я в ее глазах была распоследней скандалисткой, а потому на доверительную беседу не стоило даже и рассчитывать.

Пришлось обратить свой взор на аптекаршу. Может, она все же чего-нибудь и заметила из-за своих пузырьков и облаток. Ладно, так уж и быть разорюсь на аспирин, подумала я и уже сделала было шаг в сторону аптечного киоска, когда у буфета интересная сценка разыгралась.

Сначала откуда-то со стороны туалета появился босой тип в одних трениках. А чуть ли не одновременно с ним с противоположного конца вокзала шикарно одетый, с точки зрения кондра-товской барахолки, толстяк подтянулся. Их встреча состоялась в районе буфета, из которого оскорбленная продавщица засохших пирожков все еще метала в меня разъяренные взгляды. И только завидев толстого пижона, подобрала свой бюст с прилавка и завиляла задом, как дворняга хвостом.

Что касается толстого пижона, то он, притормозив у прилавка, задал буфетчице несколько вопросов. А эта всучившая мне окаменевший пирожок зараза подобострастно перед ним отчиталась. И хотя о чем они говорили, я, к сожалению, не расслышала, нетрудно было догадаться, что он не ассортиментом интересовался. Скорее уж выручкой.

Ну а уже после этого толстяк на босого типа в трениках внимание обратил.

— А, Полсосиски! — заржал он на весь вокзал. Ну-ка, топай сюда!

И босяк безропотно ему подчинился. Подошел на полусогнутых и застыл в ожидании очередных приказаний. И они незамедлительно последовали.

— А ну показывай, что там у тебя! — гаркнул на него шикарный толстяк.

Не говоря ни слова, босяк вывернул карманы треников, из которых на вокзальный пол вывалились мужские часы и… И маленький серебряный кошелек, точно такой же, какой я в видела у Лизы, когда она, доказывая, что не крала денег, вывалила из сумки свои сиротские манатки.

— А ну давай сюда! — скомандовал толстяк.

Послушный босяк поднял с полу свое барахлишко и, согнувшись в три погибели, вручил толстяку. На глазах у дежурившего у камер милиционера, между прочим, присутствие которого никого из участников этой душераздирающей сцены ни ка-.пельки его не смущало!

Ну а толстяк с брезгливым видом осмотрел вещички босяка. При этом часы забрал себе, а в кошелек только заглянул и тут же вернул его типу по кличке Полсосиски. А тот снова засунул его в карман треников, но с места не двинулся. Видимо, в ожидании новых повелений. И дождался на свою голову!

— Гавкай! — распорядился толстяк.

И что бы вы думали, муштрованный Полсосиски со всего размаху на четвереньки брякнулся и удивительно правдоподобно собаку изобразил. А как профессионально залаял! Убедительнее нашего щенка. Да уж, видели б его окрестные бездомные псы, наверняка бы, в массовое помешательство впали!

— Ладно, свободен, — наконец дал ему вольную толстяк, вдоволь насладившись диковинным зрелищем.

А Полсосиски, еще разочек тявкнув на прощанье, как был на четвереньках, так и побежал прочь. Причем с такой скоростью, что я его только у выхода на перрон и нагнала.

— Стой! — перегородила я ему дорогу. — И сейчас же гони кошелек!

А он вдруг ка-ак оскалится и ка-ак зарычит! Ни дать ни взять, собака Баскервилей!

Я от неожиданности отпрянула, а Пол сосиски, воспользовавшись моим замешательством, с собачьей трусцы перешел на лошадиный галоп и молниеносно ускакал вдаль.

Последнее, что я успела увидеть, так это какой фонтан брызг он поднял, на четвереньках форсируя лужи на асфальте.