Богатая бедная Лиза

ГЛАВА 8

Предчувствия меня не обманули. Мишка мне обрадовался. Только чуть позже. А прежде я около часа проторчала в Гарлеме, в компании поварихи Антонины и ее дочки Ларисы. Ну, той самой лупоглазой кобылки с фотографии.

Сразу скажу, что поначалу я к ним обеим достаточно настороженно отнеслась. Особенно после того, чего мне пришлось под лестницей наслушаться. Когда каждый, кому не лень, считал своим долгом с дерьмом меня смешать. Из-за какого-то поганого ведра! Нет, но откуда ж я знала, что этот Макс на него налетит!

А тут еще Антонина первым делом «чумой» меня обозвала. Хотя вроде бы и беззлобно. Типа по-свойски.

— Почему это я чума? — поинтересовалась я, не испытывая восторга от поварихиной фамильярности.

— А потому что разные у нас здесь были, но ты — прямо буренка-рекордсменка! — весело отозвалась со своей кровати у окна повариха.

Должна сказать, что обращение «буренка-рекордсменка» понравилось мне еще меньше, чем «чума», а потому я демонстративно отвернулась от Антонины, твердо решив не поддерживать ее разговоров.

— Ой, ты что, обиделась? — удивилась повариха. — Да я ж пошутила!

— Да у тебя всегда шуточки не к месту, — прошипела ее дочка, которая, сидя на подоконнике, уныло таращилась в окно. — Человек шею свернул, а она хихикает!

— А ты вообще, сиди помалкивай, — огрызнулась вмиг посуровевшая повариха. — А то явилась мать учить. До выходного подождать не могла!

— Да, не могла! — лупоглазая кобылка не собиралась уступать своей родительнице. — Мне сапоги нужны!

Опять? — рявкнула на нее Антонина и тут же практически без перехода, но уже совсем другим тоном: — Нет, но это ж надо, как он свалился! И сразу насмерть! Ну ладно бы ногу там сломал или руку, а то бац — и готов! Хотя, конечно, много ему и не надо было. На вид-то он хлипкий совсем. Слишком много думал, наверное. Про эти свои зоны, как их там?..

— Патогенные!.. — протяжно зевнула дочка Лариса, и в ее круглых, на выкате, глазах отразилась неземная тоска по новым сапогам.

Черт-те что придумают! Зоны какие-то патогенные… Это в которых потеют, что ли? А наша… Наша-то корова кровать переставлять собралась! — подмигнула мне Антонина, как бы приглашая коллективно хозяйские косточки перемыть.

А уж, когда я и на эту удочку не клюнула, подалась вперед и с заговорщицким видом выпалила:

— Слушай, чего скажу!.. Ты у нас тут с весны четвертая горничная, но ни одну так быстро не выпирали! Даже Лизавету!

Заслышав имя той, из-за которой я угодила в логово ликеро-водочного олигарха со всеми вытекающими из этого факта трагическими последствиями, я скривилась и нарушила обет молчания:

— Выходит, мне повезло!

— Это ты так шутишь, да? — догадалась Антонина и похвалила: — Молодец, остроумная! — И, бросив взгляд на дверь, перешла на громкий шепот: — Да я бы и сама отсюда ноги сделала, было б куда… Хозяйка — дура дурой, а корчит из себя английскую королеву! Горничных вышвыривает одну за другой. Чуть что — вперед и с песнями. Никто еще испытательного срока не проходил. А девчонки все до одной хорошие были, работящие. Что Светка, что Ирка. Да и Лизавета тоже.

— Лизавета? — во мне помимо моей воли проснулся интерес к Тониному трепу. — Это та, что передо мной была?

— Ну да. Вот тут она и спала, — повариха кивнула на кровать, на которой я сидела. — Мы с ней нормально жили. Не ругались ни разу. А корове-то как угождала, прямо из кожи вон лезла! А та ее тоже раз-два и выгнала!

— Как? Ни за что? — изобразила я изумление.

— Ну не то чтобы… В принципе, конечно, за дело. Но мне ее все равно жалко, — эта Антонина была настоящая находка для шпиона. Ну или для крота, как выражается Марго. — Короче, застукали ее. С хозяйскими денежками в кармане! Только пятидесяти долларов не хватало! Ну, все обыскали не нашли! Главное, не понятно, куда она могла их деть, если всего каких-то пятнадцать минут прошло, а из дому она никуда не выходила!

Даже не знаю, стоит ли мне особенно усердствовать в описании смешанных чувств, которые я испытала, выслушав этот бесхитростный рассказ поварихи Антонины. Уверена, вы и без лишних слов легко их себе вообразите. А от себя лишь добавлю, что я, как вам опять же известно, хоть подозревала в оригинальных Лизиных кульбитах сугубо корыстные мотивы, на такие масштабы все равно не рассчитывала.

Да, выходит дело, на нашей сиротке клейма ставить негде. Еще та аферистка! Одного в толк не возьму, чего она от нас-то добивалась? Неужто не понимала, что в процессе восстановления ее «честного имени» мы так или иначе о ее подвигах пронюхаем? Или она все-таки какую-то другую цель преследовала? Только, боюсь, от нее я про это не узнаю, потому что к моменту моего возвращения она стопроцентно смоется. И не исключено, что не с пустыми руками…

А что? Вот вам и мотив! Сначала втереться к нам в доверие, затем загрузить нас своими проблемами, а под шумок разнюхать, где хранится нажитое непосильным трудом! Ну, точно, зуб даю, что она уже добралась до заветной кассы, в которую эта про-жектерша Марго откладывала денежки для расширения нашего детективного бизнеса. Экономя на всем, на чем только можно, вплоть до морковных котлеток!

— Ведь говорила ж я ей!.. — в полузабытьи скрежетнула я зубами, имея в виду свою патологически доверчивую компаньонку, готовую наступать на одни и те же грабли, пока они не сломаются. А затем со всех ног бросилась к шкафу за лежащим в сумке мобильником, чтобы немедленно связаться с Марго. Может, она еще успеет выставить за дверь эту проходимку, прежде чем она нас обчистит!

Так, сейчас, сейчас… Я уже достала телефон и даже успела первые три цифры набрать, когда в беззвучно приоткрывшуюся дверь комнаты для прислуги заглянул охранник Алик и, ни слова не говоря, пальцем поманил меня за собой.

Я сразу поняла, куда. На расправу к этому удаву Мишке Косоротову.

Беднягу Макса уже увезли, а то место, на котором он лежал, неудобно скрючившись, и которое уж точно было патогенным, старательно обрисовали мелом. Неподалеку от него, но чуть в стороне от лестницы, под неусыпным наблюдением мордоворотов из охраны ликеро-водочного олигарха, околачивались верные Косоротовские оруженосцы Ермаков с Петуховым и еще какой-то низвестный мне пухлый тип с маленьким чемоданчиком. Что касается самого Аркадия Петровича Москальца и его домочадцев, то их поблизости не наблюдалось. Также, впрочем, как и Мишки, но он наверняка находился в доме. В этом можно было не сомневаться. Как и в том, что несмотря на наше восходящее к школьным годам знакомство, Мишка не будет со мною церемониться. Потому что такой уж он гад, этот Косоротов!

Кстати, где же он все-таки? Я усиленно завертела головой, а ступающий за мной Алик твердой рукой направил меня к лестнице.

— Туда? — обернулась я к нему, посмотрев наверх.

Алик кивнул, и я понуро побрела на второй этаж. Что называется, в пасть к тигру. В Мишкином лице.

Ну, а дальше так было. Алик меня зачем-то к тренажерному залу препроводил, быстро в него втолкнул со словами: «Вот, это она и есть» и, оставшись в коридоре, захлопнул за моей спиной дверь.

И только тут я увидела Мишку, который сидел среди тренажеров на пластиковом стуле, а Мишка в свою очередь увидел меня. И моментально изменился в лице. Причем, не в лучшую сторону. Да и я, если судить по моему отражению в зеркальной стене, тоже.

— Воробьева? — у Мишки почему-то левый глаз задергался. — Ты что здесь делаешь?

Ну-у… Как тебе сказать… — я обвела взглядом помещение, в котором бывшая парикмахерша Виктория Москалец изнуряла себя физической культурой в тщетной надежде перевоплотиться из коровы в стройную газель. И это помимо заморских таблеток для похудания! А все ради кого? Ради какого-то старого сморчка, метр с кепкой!

— Так что ты здесь делаешь? — поскольку левый Мишкин глаз все еще дергался, Мишка прихлопнул его ладонью. Словно опасался, как бы он совсем не выскочил.

— А тебе разве не сказали? — за неимением поблизости стула я оседлала тот самый тренажер, педали которого крутила ликеро-водочная королева, когда я предстала перед ней в первый раз. Точнее второй, если считать тот жуткий случай в парикмахерской «Мимоза».

— Постой-постой, — пока левый Мишкин глаз дергался, правый полез на лоб, — я просил, чтобы мне привели горничную… А ты…

А я и есть горничная, — вздохнула я и уставилась в пол, — вернее, была ею с утра. Пока меня не уволили…

Что-о? — у Мишки теперь уже и правый глаз задергался. — Это что ж такое, а? Да что вы с этой своей Марго о себе думаете? Сыщицы великие, понимаешь, нашлись! На мою голову!

Нет, а в чем дело? И вообще, при чем здесь сыщицы? Я ж тебе говорю, я в горничные подалась. Что тут непонятного? — пожала я плечами якобы в недоумении, но голос мой предательски задрожал.

— В горничные? Ты? — Мишка побелел.

— Нет, а что тут такого особенного? Лично я не считаю этот труд зазорным, — в порыве надавила я на педали тренажера. — В конце концов, не место красит человека… Кроме того, ты сам знаешь, что в нашем детективном агентстве дела пока не очень хорошо обстоят, а здесь хорошие деньги платят… Вот мы с Марго и подумали, может, удастся немного подзаработать. Ну там, на расширение того же агентства… Или опять же, самим на эти средства себе тоже эту… Ну, горничную поднанять. А что, у нас же общество равных возможностей!

— Ага, скоро ты узнаешь, какое это общество! прошипел Мишка, косясь на дверь. — Когда поймешь, с кем связалась! Потому что служба безопасности у Москальца это такое ЦРУ!.. Да ты себе не представляешь, что они с вашим замечательным агентством сделают, как только разнюхают, чем ты тут у них под носом занималась' А я тебе гарантирую, что это произойдет очень скоро, и ни тебе, ни твоей Марго мало не покажется!

— Особенно, если ты первый нас и заложишь, — я уже вовсю крутила педали.

— Да они и без меня обойдутся! — горячо заверил меня Мишка. Потому что спецы — будь здоров. Удивительно даже, что пока они еще не в курсе. Но это я, так чувствую, потому что их главный — Пал Палыч — в отъезде. Но уже к вечеру, насколько мне известно, он будет в Кондратове, и тогда держитесь!..

Уж не знаю, было ли это Мишкой заранее запланировано или случайно получилось, но душа у меня окончательно в пятки ушла. И не исключено даже, что в прямом смысле. По крайней мере, судя по тому, с какой невероятной скоростью под моими ногами педали тренажера замелькали.

— Но… Мы же… Мы же ничего такого не сделали… Мы всего лишь хотели разобраться в этой истории с племянницей Марго…

— А еще б вам что-нибудь сделать не хватало! — прервал меня Мишка зловещим тоном. — А, кроме того, не забывай, что к сегодняшнему несчастному случаю именно ты имеешь самое прямое отношение. Если он, несчастный, конечно!

— Да ты что, хочешь сказать, что я специально, да? Ты это хочешь сказать? Или они тебе такого наговорили? — сердце у меня так и выскакивало. Кто его знает, может, я на этом тренажере уже какой-нибудь мировой рекорд поставила! — Но это же просто смешно! Из-за какого-то дурацкого ведра обвинять в преднамеренном убийстве! Да меня там даже близко не было, когда он с лестницы грохнулся!

— А вот это еще нужно доказать! — заявил Мишка и прикрикнул на меня: — Слушай, кончай ты уже мельтешить! А то прямо на нервы действуешь! Все равно на этом самокате далеко не уедешь!

— Хорошо, хорошо, — я перестала действовать Мишке на нервы. — Ты только скажи, ты серьезно считаешь, что я…

— Ой, считаю я, не считаю, дело десятое, — отмахнулся от меня Мишка. — К тому же о погибшем пока ничего не известно. А что до тебя и твоей подружки, то вы лучше подумайте, как выкручиваться будете. Потому что служба безопасности Мос-кальца вас теперь в покое не оставит.

— А… А… — хватила я воздуху.

А Мишка еще и добавил:

— Да, а на меня рассчитывать не советую!

Вот уж чего в голову не приходило!

— Ну, а дальше-то что? — слезла я с тренажера, готовая ко всему, вплоть до «обезьянника».

— А дальше свободна. Пока, — Мишкина милость не знала границ. — но учти, на днях я тебя вызову для дачи показаний. И это… Пожалуй, возьму-ка я с тебя в этот раз подписку о невыезде…

— Но почему? — до глубины души возмутилась я фактом ограничения свободы моего передвижения, притом, что никуда особенно и не собиралась. Во всяком случае, в ближайшее время. Но мало ли! А вдруг мне срочно в Париж смотаться понадобится, что тогда?