Богатая бедная Лиза

ГЛАВА 26

А все ты, — высказывала мне Марго уже после того, как мы общими усилиями Костю от топора отодрали, — устроила панические настроения. А что было бы, выломай он дверь?

Я, естественно, оправдывалась:

А почему сразу я? Это все Антонина! В конце концов, она же про Викторию рассказала! А я что должна была думать?

— Ну, ладно-ладно, — наконец смягчилась Марго, — я тоже погорячилась. А логически рассуждая, у Виктории для ее гм-гм недомогания и другие причины могли быть.

— Это какие же? — конечно, заинтересовалась я.

— Да самые разнообразные, — греческие очи Марго подозрительно затуманились. — Банальное пищевое отравление к примеру, или еще что-нибудь… В любом случае к нашему главному расследованию происшествие с Викторией, какое бы оно ни было печальное, прямого отношения не имеет.

— А что имеет? — уточнила я с глубокомысленным видом, по ходу делу соображая, какое из наших многочисленных расследований главное. Что-то я в них запуталась, если честно. Тут тебе и утонувшая бедная Лиза, и таинственный Макс, свернувший себе шею в доме у ликеро-водочного олигарха, и бесследно исчезнувший Денис, и деньги, и таблетки… Прямо голова пухнет. Тем более на все про все только мы с Марго и остались. Поскольку на кондратовскую милицию чуть не поголовный мор напал, а ребята из ликеро-водочной безопасности какие-то заторможенные.

— Правильно ставишь вопрос, — похвалила меня Марго, — я бы даже сказала, профессионально. Так вот, я тебе так отвечу: как только мы в этом разберемся, нам все сразу станет ясно.

— Я тоже так думаю, — кивнула я, предчувствуя, что всей глубины последнего изречения Марго мне никогда не постичь. Не стоит даже и пытаться.

Поэтому я оставила Марго на кухне наедине с ее любимыми кастрюлями, а сама заглянула в детскую, чтобы морально поддержать Стаса, павшего жертвой бурной хозяйственной деятельности.

— Ну, и как самочувствие? — осведомилась я, устраиваясь у него в ногах.

— Немного лучше, — простонал он из-под одеяла, а ведь еще вчера, невзирая на свой поврежденный копчик, рвался в бой с кривой стенкой. А потом, спохватившись, про Лизу спросил. Мол, удалось ли узнать про нее что-нибудь новое.

— Пока ничего, — покачала я головой и зевнула, прикрыв рот ладонью.

После таких известий Стас взгрустнул и ударился в пространные воспоминания из области босоногого детства, связанные с бабой Нюсей и дедом Ипполитом, особенно напирая на то обстоятельство, что у Лизы с бабой Нюсей якобы буквально одно лицо. Но я с ним не спорила, хотя всем давно известно, что Лиза ему никакая не родственница. А чего с него, травмированного, возьмешь?

И вообще я так была довольна тем фактом, что Марго меня никуда не посылает и я могу наконец хоть немного дух перевести, что бредни Стаса на нервы мне не действовали. Даже забавляли местами. Когда он особенно трогательные события своей биографии описывал. Вроде того, как его пчела за язык укусила.

В такие моменты даже Ян с Туськой от своей бурной деятельности отвлекались, — а они как раз красили щенку когти моим лаком для нощей — и, открыв рты, слушали поучительные Стасовы истории.

Короче, обстановка была умиротворяющая и располагала к отдохновению. Взгляд мой то останавливался на забавных детских мордашках, то блуждал по стенам, цепляясь за знаменитый «триптих» работы Яна и Туськи, который постепенно стал у меня смутное чувство беспокойства вызывать. Я уж даже специально так села, чтобы он в поле моего зрения не попадал, а шея берет и сама выворачивается! К тому же по совершенно непонятной причине!

В результате мне ничего другого не оставалось, кроме как эту наскальную живопись разглядывать. А на ней, как вы, конечно уже знаете, была Лиза изображена. Причем в трех видах. В полный рост, сидящей на чем-то, наподобие спортивного козла, а также с широко растопыренными руками, то ли в полете, то ли в заплыве.

Да, в скобках замечу, что хотя мы с Марго, как и все нормальные мамаши, склонны преувеличивать способности наших чад, узнать в этом «триптихе» Лизу, кроме нас, разумеется, не смог бы никто. Уж слишком много в ней было расплывчатого. За исключением нескольких деталей туалета. В частности джинсов, лейблы на которых юные художники выписали особенно тщательно. Если не сказать, любовно.

Так вот, эти самые лейблы особенно мозолили мне глаза! Как будто что-то в них не то было. Я уж и так на них смотрела и этак, пока в голове у меня не забрезжило…

— Дети! — завопила я. — А где остальные ваши художества?

Ян с Туськой перестали красить когти щенку и наперегонки к подоконнику бросились.

— Вот! — притащили они мне свои альбомы, а также целую кипу разрозненных рисунков, большинство из которых пестрели отметинами собачьих зубов.

И пока я внимательнейшим образом изучала их «полотна», дети, затаив дыхание, ожидали, когда я начну восхищаться их художественным талантом. Но, как бы это антипедагогично не выглядело, я только сдержанно их похвалила и со всех ног кинулась на кухню, чтобы сообщить Марго о сделанном мною сногсшибательном открытии.

— Марго! Марго! — заорала я, как бешеная. — Я должна сказать тебе такое!.. Такое!..

— Ну что еще? — Марго в этот момент, конечно же, очередную кастрюлю терзала.

— Нет, ты послушай! Ты только послушай, что я тебе скажу! — мне просто жуть как не терпелось ее своим профессионализмом огорошить. Чтобы она в другой раз нос свой не задирала. — Это не она, понимаешь! Не она!

— Кто не она? — поморщилась Марго. — Говори ясней!

— Утопленница! — выпалила я. — Утопленница — не Лиза!

Кастрюля выпала из рук Марго и так грюкнулась об пол, что соседи немедленно ответили нам канонадой.

— Джинсы! У нее другие джинсы были! — втолковывала я Марго, страшно волнуясь. — У той, что в морге «левис», а у Лизы — «ли»!

— Да? — кажется, Марго не очень-то моей наблюдательности доверяла. — А чего, ты это только сейчас поняла?

— Да я бы и сейчас не поняла, если б не Ян с Туськой! — у меня все поджилки тряслись от возбуждения. — Вернее, если б не их рисунки. А они, ты вспомни, Лизу в тот день, когда она пропала, с натуры малевали. В том числе и ее джинсы. Вот, посмотри! — Сунула я ей один из Лизиных «портретов» работы наших малолетних художников.

— Да, действительно, — растерянно произнесла Марго, поднеся рисунок к самым глазам. — Надо ж, как они латинские буквы хорошо изобразили! Хотя, с другой стороны, их же всего три. Причем, одна из них повторяется дважды и по написанию совпадает с кириллицей. Гм-гм, а если они все-таки что-нибудь перепутали? Все-таки они еще дети…

— Да в том-то и дело, что дети! И как раз поэтому обратили внимание на то, что нам с тобой в глаза не бросилось, — а вы как думали, может, я конечно, в чистке кастрюль и не слишком преуспела, но мыслительный процесс и у меня иногда происходит! — А что касается, перепутали они чего или нет, то эти самые три буквы есть на всех рисунках. II даже на этом, ну триптихе, короче!

Но Марго это Марго. Вот в Лизе, в той, она ни одной минуты не сомневалась, зато мой мыслительный процесс унизительной перепроверке подвергла. А именно, не поленилась сбегать в детскую, чтобы сличить многочисленные Лизины портреты с «триптихом». Чем вызвала необычайный прилив энтузиазма у юных дарований, которые спешно кинулись улучшать качество настенного шедевра, бесцеремонно отпихивая друг дружку локтями. Без какой-либо реакции на эти ужимки и прыжки со стороны погрузившейся в глубочайшую задумчивость Марго.

Я тоже, как ни старалась, не смогла вывести ее из оцепенения. Ибо сколько я ни дергала за рукав ее халата, периодически вопрошая: «Ну что, убедилась?», она меня и косым взглядом не удостоила.

В конце концов, мне это надоело, и я оставила ее в покое. Пусть пялится, если ей так хочется. Только вряд ли ей удастся высмотреть нечто, способное поколебать мою уверенность в том, что из Беглянки вовсе не Лизу выловили. А вот кого, это вопрос! И где сейчас Лиза — тоже.

Гм-гм… А вдруг она и впрямь воссоединилась с Орестом, пардон, Денисом, как в перелицованной на бразильский манер русской классике? А что, это было бы здорово! Вот только не вздумайте мне смеяться! Знаю я вас, вам бы все хиханьки да хаханьки, а душа и у Любы Воробьевой имеется. А потому, хоть убейте, а я буду стоять на такой точке зрения, что рано или поздно каждая Лиза должна обрести долгожданное женское счастье со своим Орестом!

Да, да и еще раз да! И не спорьте, и не зубоскальте! Я закрою глаза и вижу, как, взявшись за руки, они удаляются в дубравы… Хотя сейчас, конечно, не сезон и в дубравах прохладно… А в «Мерседесе», к сожалению, уже не так романтично. Да и классика какая-то с издержками получается… Нет, а Марго-то, Марго, скажет она уже хоть что-нибудь! А то я буквально вся извелась.

— Марго, Марго, — позвала я ее снова, и эта моя новая попытка вывести ее из ступора оказалась более удачной.

— А?.. — отозвалась она рассеянно, не отрываясь от «триптиха».

— Ну что, ты убедилась или нет?

— А ты… Я хочу сказать, как получилось, что тут, ну дома ты не обратила внимания на Лизины джинсы, а в морге обратила? — можно было подумать, что чудесное Лизино воскрешение из мертвых Марго совершенно не радовало.

— Да потому что дома это дома, а в морге это в морге! — мне просто осточертело ей такие элементарные вещи объяснять! — И вообще, как-то я тебя не пойму. Тебя что, мертвая Лиза больше, чем живая устраивает?

А Марго еще за это на меня и же обрушилась:

— Ты хоть иногда думай, что говоришь, ладно? Ведь прекрасно знаешь, что я никому и никогда смерти не желала. Особенно Лизе!

— Тогда чего ты все время придираешься? — вчинила я ей встречный иск. — Я тебе толкую, что на утопленнице были другие джинсы, а ты мне не веришь! Как будто я специально все придумала! А зачем мне это, спрашивается?

— Да, тебе-то это, пожалуй, ни к чему, — вынужденно признала Марго. — Но кому-то…

— Это ты про что? — естественно, навострила я ушки.

— Это я про тот звонок в милицию. С сообщением о том, что утопленница Лиза, — не стала темнить Марго, хотя и могла бы. — Получается, что неизвестный доброжелатель намеренно наших пинкертонов в заблуждение ввел. А вот с какой целью?

— Ну мало ли, в конце концов, не разглядел в темноте, как следует, — брякнула я и чуть язык себе не откусила. — Так… А если он и есть убийца, то получается, по ошибке не того утопил? Вернее, не ту?

Не знаю, не знаю, — пробормотала Марго. И потом, нельзя сбрасывать со счетов и такую вероятность, что Лиза могла и переодеться. Ну, а что касается странного звонка в милицию, то мне все-таки кажется, что убийца — последний, кто стал бы это делать. Если у него, конечно, совсем крышу не снесло. Потому что какой ему во всем этом может быть интерес? Ведь понятно же, что выяснение личности жертвы — первый шаг к поимке преступника. Так что тут нечто другое. И оно мне не очень нравится. Поскольку, если рассуждать логически, то вся эта путаница более всех лишь одному человеку выгодна.

— Кому? — заранее подстраховала я нижнюю челюсть, а то мало ли…

— Да в том-то и дело, что Лизе! — у Марго сделалось мученическое выражение лица.

— Так что же тогда?.. — у меня чуть глаза не вывалились, а ведь, казалось бы, я заранее к разного рода сенсациям подготовилась. — Нет, ты мне, пожалуйста, как-нибудь растолкуй, какая она, — взмолилась я: — Хорошая или плохая? Бедная или богатая? А то голова уже пухнет!

Что, злорадствуете? А сами попробовали бы себя на мое место поставить. Я ж ведь только-только в вечную любовь поверила — и нате вам. Опять снова здорово. И Лиза никакая не пастушка.

Вот только от Марго я больше ничего так и не добилось. Апатично пожав плечами, она перебазировалась на кухню. Поближе к эмалированным стимуляторам мозговой деятельности. Я от нечего делать тоже за ней поплелась. И, пока она примеривалась, с какой кастрюли начать, врубила телик. И сразу нарвалась на последние кондратовские новости.

Местная дикторша, ну не та, что с мешками под глазами, а другая, но тоже не Мерилин Монро, приторно задушевным голоском цветисто распространялась о культурной жизни Кондратова. Самым знаменательным событием которой, само собой, был конкурс на лучшую гордую княжну. Что лишний раз обильно замельтешившие на экране мордашки с ляжками подтвердили.

А вот следующему культурному мероприятию она уже значительно меньше внимания уделила, буквально несколько фраз, да и то дежурных, что не помешало им потрясти нас с Марго до такой степени, что мы дружно обо всем позабыли. Уставились в ящик и дышать перестали, чтобы ни словечка не пропустить. Хотя при иных раскладах и ухом не повели бы. Подумаешь, большое дело, какая-то заезжая шарага цирковых халтурщиков с помпезным названием «Виртуозы арены» открывает с Кондратова очередной чес по городам и весям!