Боги

22. ...и на первый взгляд как будто не видны...

Женский коллектив на Олимпе отличается меньшей харизмой, чем мужской. Собственно, такое ощущение, что вся яркость характера хлынула в Геру и Афину, и с тех пор они просто целью себе поставили – засветиться везде, где только можно. Попутно немножко занятного норова от предков огребла Артемида, ну, а уж Афродита с таким-то рождением просто обязана выделяться оригинальностью натуры («Блондинка опять бесится! Айда смотреть – будет на пену исходить!»).

Но – вот поди ж ты! – были на Олимпе свои тихони, которые, притом что заседали в сонме верховных Двенадцати богов, ничем таким особенным себя не проявили и в мифах задержались благодаря одному-двум случаям.

Разговор, конечно, пойдет о Гестии и Деметре, – о двух заправских домохозяйках, которые предпочитали налаживать быт, а не выяснять отношения. При этом Гестия отвечала за кухню – то есть, за домашний очаг, а Деметра – за дачу (плодородие, цветение цветов, выращивание урожаев, античная селекция). И получается вполне такой себе мирный дуэт: эти там пущай хоть перегрызутся, но кто-то ж должен делом заниматься?!

Правда, время от времени в быт таки вторгалась жестокая действительность – и Гестия или Деметра объявлялись в песнях аэдов. Обычно не по своей воле.

Гестия, например, вошла в века не только своим эпическим «Забирай, не жалко!», сиречь, тем, что уступила свой трон бедному недоношенному Дионису. В мифах время от времени всплывает древняя, еще до развязки Титаномахии случившаяся история. В истории рассказывается, как на пиру у Зевса Гестию возжелал некий бог Приап – обладающий такими, простите, несомненными достоинствами, что их приходилось возить за ним на тележке. Поскольку свататься в те темные века было немодно – Приап дождался, пока народ как следует навеселится и уснет, а потом сгреб свою тележку и осуществил тайное и быстрое наступление.

План был хорош, тележка и ее содержимое – готовы к осуществлению, но тут голос как всегда подала Ананка-судьба, и сделала это оригинально.

Возле Олимпа вдруг заорал чей-то брошенный осел.

Что там вообще делал осел, кто из божеств мог его приволочь к Олимпу и почему он орал – не суть важно. Важно, что ушастая скотина вопила так, что на вершине Олимпа проснулись напировавшиеся боги («Кто пытает осла?!» – «Заткните его кто-нибудь!» – «Сейчас, только вот молнии найду…»). И обнаружили:

а) испуганную Гестию

б) подрастерявшегося Приапа

в) тачку Приапа и все, что к ней прилагалось.

Ситуация была кристально ясной. Отмазки, вроде «ну, она просто спит, а я тут проходил мимо… с тачкой» явно не прокатили бы. Три братца Гестии (один с молнией, один с трезубцем, один невидимый) нехорошо переглянулись…

После этого Приапа больше никто не видел и не слышал, осел стал почитаться как благородное животное, а Гестия подалась подальше от тяжких впечатлений – в девственные богини.

Очень может быть, Деметра хотела податься в том же направлении, да только забыла об этом сообщить державному братику. Зевс как-то заявился к ней в виде золотого змея – и... Деметра по такому поводу особо не огорчилась, родила от Зевса дочку Кору и быстренько превратилась в гиперопекающую мамашу. Приставила к дочери нимф, упекла ее на изолированный остров, а сама пошла следить за плодородием и попутно придумывать, куда бы дочу пристроить.

Женихи Коры (между прочим, к ней сватались Аполлон и Гермес) огребали развесистую тыкву еще на подходе.

Пока Деметра решала, что Коре пора воплотить давнюю мамину мечту и стать-таки девственной богиней, Ананка-Судьба в очередной раз сказала свое веское «вяк». Кору преспокойно умыкнул с места танцев внезапно решивший жениться Аид…

И вот тогда-то тихоня Деметра пустилась во все тяжкие: принялась рыдать, устраивать засухи, голодовки, совать в огонь младенцев и даже жрать человечину…

Правда, это уже совсем другая история.