Болевой синдром

Глава 15

Кавказский след в деле убийства Макаровой Чехотный начал разрабатывать давным-давно, еще когда полковник лежал в госпитале. Но что такое «разрабатывать»? Любой полевой командир мог послать в Москву своих людей с подобным заданием: убрать конкретного человека. Никакие усиления, никакие бэтээры на перекрестках опытным киллерам не помеха. Они могли приехать в столицу без оружия — тут стволов «гуляет» десятки тысяч, захочешь — добудешь.

Но…

Подобные акции носят характер устрашения — иначе зачем же ехать за тысячу километров и стрелять в женщину? Тот же полевой командир должен был ударить себя в грудь и проорать, что берет на себя ответственность за теракт и так будет с семьей каждого офицера, проливающего кровь граждан гордой республики…

В общем, чего-то подобного, пропагандистского, следовало ожидать, но Чечня молчала. Более того, Чехотный получил информацию, что в тех отрядах, которые непосредственно колотил Макаров и которые вроде бы должны иметь зуб на полковника, даже не знали о гибели Тамары Алексеевны.

По иным мотивам мог расправиться с женщиной Рамазан. Почему не допустить, что у него — личные счеты с полковником, которые не стоит афишировать? Макаров, правда, отрицает это, но отрицанию могут служить разные мотивы. Тут игра уже получается поинтимней. Тут можно не во весь голос орать, а на ушко прошептать: «В Чечне я тебя не добил, но посмотри, как расправился с твоей женой. Жди и сам того же, если…»

Что такое «если», Чехотному сейчас не решить. У него на первом плане пока другая задача.

Рамазан — фигура заметная и в криминальном, и в политическом плане. Поставлял на московские рынки армейскую тушенку, фээсбэшники шепчут, что торговал оружием с иранцами, но этот грешок пока замалчивают, он пошел ему в «накопитель» наряду с другими, чтоб всплыть в нужное время…

Ладно, это Чехотному до лампочки. А не до лампочки — вот что.

Есть у Рамазана, как это принято сейчас говорить, команды. Следователю известны две, в каждой около десяти человек, работают автономно друг от друга. Направленность обеих — коммерческая, уголовного компромата за ними не тянется. Или не выявлено, что уже совсем другое.

Чехотный может себя погладить по головке, он эти команды знает сейчас пофамильно, и знает также, чем эти люди занимались накануне и в ночь гибели Макаровой.

Одну команду возглавляет некто Шутенко, он же Шунт. Через него проходят вещи, принадлежащие Рамазану. Не личные, ясное дело: одежда, парфюм, в меньшей степени аппаратура. Все это продают «топтуны» на рынках, забирают и оптовики, прямо со склада.

Так вот, Шунт. Фраер, сам на «мокрое» дело никогда не пойдет, хотя наверняка оружие таскает, и не только холодное, но и ствол. Закончил инженерно-строительный, по специальности не работал ни дня, в коммерции пробовал себя еще студентом. Примернейший семьянин, причисляет себя к «новым русским», отдыхает с женой на Адриатике, а в выходные посещает ночные клубы и театры.

В ночь гибели Макаровой был с женой и друзьями в «Метелице».

Правая его рука — Николай Каширин. Судимостей пока нет, но вполне могут быть. Крепко поддает, часто дерется, говорят, дуреет от крови, может кого угодно забить, но пока вроде от этого его Бог миловал. Человек недалекий, ограниченный, но Шунту предан, потому тот его и держит возле себя.

Алиби есть и у Каширина: с вечера напился так, что его отвезли домой спать.

Далее: Томаз Чантурия. Человек, который не обжулит своего хозяина даже на копейку. Но — слабохарактерный, трусоватый. Иначе наверняка добился бы большего.

Со своей постоянной московской подругой и сожительницей в ту ночь, которая интересует Чехотного, был в гостях у соседей: там отмечали день рождения ребенка.

Борис Расулов. Жестокий, злой, любитель женщин и развлечений типа мордобоя. Обожает хорошую одежду и дорогие одеколоны.

Алиби: ночь провел у игрального автомата.

У остальных из этой группы тоже алиби, алиби, алиби.

Чехотный откладывает в сторону один лист и подвигает ближе к себе другой. Есть у Рамазана еще одна группа. С нею он не сделки совершает, не коммерцию ведет, а отдыхает. Здесь и банкир, и депутат, и артист, и директор ресторана… Почти у каждого — свои телохранители, свои службы безопасности. Им вообще незачем было убивать Макарову, они бы не пошли на это, но все же Чехотный и тут покопался. Результат тот же.

Странная смерть. Необычная. Уже который раз думает об этом следователь. Корыстные мотивы исключены: ничего не похищено. Ключи можно не считать. Во всяком случае, пока не считать: ими не воспользовались. В доме ничего не пропало, кроме фотографии… Но и это не пропажа, а скорее всего, недоразумение. Макарова подарила ее, к примеру, своему дружку, Кучерявому, вот и все.

Так, корысть, значит, исключена.

Потом, эти непонятные травмы на теле. Может, она стояла на обочине, ее сбила проходящая машина? В таком случае, конечно, те подлецы могли попробовать замести следы преступления и подобным образом, хотя проще было бы прирыть труп в лесу, а машину угнать или просто отогнать подальше от места аварии… Ну ладно, они решили все-таки пойти более сложным путем, отбуксировали машину к карьеру, подожгли…

Но стрелять-то уже в мертвое тело им зачем?

Нет, убийство Макаровой афишировано специально. Тело не зарыли, машину не угнали с одной целью: чтоб никто не сомневался, что убит не кто-нибудь, а Макарова Тамара Алексеевна. Только кому нужно это афиширование?

Чехотный поверх исписанных листков положил карту. Проселочная дорога и котлован на ней конечно не отмечены. Вот здесь эта дорога. Ведет от асфальтовой трассы к деревням Репкино, Вознесенка и там заканчивается, потому что дальше — болото.

Котлован вырыт лет десять назад, строители-дорожники брали там песок. От трассы он — чуть больше километра, от Репкино — два километра, от Вознесенки — пять.

А дача Макаровых намного выше по трассе, до нее еще километров тридцать. Валентина Сидоровна Волчкова едет автобусом до поворота, там сходит и с километр топает пешком. Сначала электричкой, потом автобусом, потом пешком.

В Репкино и Вознесенку точно так же добираться. В старые времена туда ходил автобус, сейчас отменили. Теперь по грунтовке пешком топать надо…

При чем тут все это, елки зеленые?! Макарова пешком не топала. Ее сожгли в собственной машине.

Алексей Кучерявый из Москвы еще не уехал, но с работы уже уволился и искал покупателей на свою квартиру.

— А нельзя взглянуть, во что умелые руки обычную типовую квартиру превратить могут? — поинтересовался у него Чехотный.

— Так а что, приезжайте, прямо хоть сейчас.

От метро дом Кучерявого стоял далековато, в трех троллейбусных остановках, но следователь никуда не спешил и решил преодолеть это расстояние своим ходом. Шел мелкий, как пыль, дождик, руки стыли от холодного ветра, но он, слава Богу, дул в спину. Легко дышалось. Прохожих было мало. Все это любил Чехотный: и дождь, и безлюдье, и чистый неаллергический ветерок.

Зашел в нужный подъезд. У лифта уже горела красная кнопка вызова. Старушка с хозяйственной сумкой подозрительно взглянула на следователя и, едва только он вслед за ней зашел в кабину, спросила:

— Вам на какой этаж? Мне на шестой.

— И мне, — сказал Чехотный.

Поехали.

— И к кому это вы у нас?

— К Кучерявому.

— К Алешеньке? Наверное, квартиру покупать?

— Пока смотреть, — честно ответил он.

— Чего ж там смотреть, картинка, а не квартира. Только б лучше он ее не продавал.

— А что так?

— Жалко, такой сосед! И раковину всегда починит, и свет — и все бесплатно. Да и непьющий еще. Где такого найдешь? Вы небось выпиваете?

Чехотному стало как-то неловко:

— Бывает. И в электричестве не разбираюсь. Не надо покупать квартиру, да?

Старушка заулыбалась:

— Так все равно ж продаст, и неизвестно кому. Он тут уже и бывает редко.

— А зачем продает-то?

Она почему-то перешла на шепот:

— Любил он одну женщину, красавицу просто, а ее убили хулиганы, их у нас полно развелось. Только о женщине ему ничего не говорите, он не любит вспоминать.

— И после ее гибели он сюда никого не водил?

— Да что вы! Он такой серьезный…

Кучерявый открыл дверь без промедления. Сразу же извинился:

— В комнатах неуютно, хорошую мебель уже продал.

Полупустые комнаты только подчеркивали уровень проведенных здесь ремонтных работ. Паркетный пол, новые оконные рамы с тонированными стеклами, дорогие обои, пластиковые плинтуса. Кафель на кухне, кафель в ванной и туалете, выложенный рисунками. Аккуратнейшие швы между плитками. Чехотному так ни в жизнь не сделать.

Книг в квартире мало, но зато много фотографий. Цветные вырезки из журналов: различные марки машин, самолетов. Черно-белые снимки с соревнований: заляпанные грязью машины и лица гонщиков.

— Я и не похож тут на себя, да? Трасса после дождя была глинистая.

Снимки на стенах смотрятся, конечно, немного по-деревенски.

— Алексей, а фотографии Тамары у тебя нет?

— Нет.

— Она никогда не дарила тебе своей фотографии?

— Нет.

— Ты не просили ее об этом?

— А зачем? Когда я хотел ее увидеть, мы встречались, и все.

— Ты с работы уволился, квартиру еще не продал — трудно, наверное, материально?

Кучерявый фыркнул:

— А руки на что? Я с товарищем за три дня баньку одному дачнику срубил — три миллиона получили. А позавчера день поупирался, импортную сантехнику в богатой квартире ставил. Миллион заплатили. Я даже сам сказал, что много, а хозяева — бери, говорят. Качество им понравилось. А на той неделе «Форд» дурню одному чинил, который ездить не умеет. Запорол такую технику!.. Сейчас скажу… За неполный месяц миллионов пять вышло. Так я же еще домой на неделю ездил, к матери.

— Туда и перебираться будешь?

— Нет! — ответил он категорично. — Деньгами помогать им всегда помогу, но жить там не могу. Где в деревне работу найдешь? Там пьют все. Не знаю еще, куда уехать. В любом городе не пропаду.

От чая Чехотный отказался, опять вышел под моросящий дождь, опять не захотел ждать троллейбуса и пошел к метро пешком.

Думалось обычно по такой погоде хорошо, но тут ничего не лезло в голову.

Сутки ничего не лезло.

Но через день, ближе к вечеру, ему вдруг позвонил Алексей Кучерявый:

— Вы меня о фотографии Тамары спрашивали. Я совсем забыл: есть у меня ее фотография. Перебирал сейчас старые журналы и нашел. Хотите, привезу?

Это была та самая фотография, о которой говорил ему Макаров. Тамара Алексеевна на ней улыбающаяся, еще молодая, похожая на актрису Аллу Ларионову.

— Алексей, никогда бы не подумал, что ты забывчивостью страдаешь.

Тот смутился и покраснел, как ребенок.

— А как фото в старые журналы могло попасть? Ведь Тамара Алексеевна тебе его подарила незадолго до гибели, так? И потом, что-то я не видел у тебя журналов.

— Они на антресоли лежали. Не соображу, как туда снимок Тамары попал.

Кучерявый, говоря это, старательно отводил глаза в сторону.

Чехотному Леха впервые не понравился. И история со снимком не понравилась.

Захотел бы — стоял бы на своем: не дарила — и все. Но вдруг зачем-то вспомнил и нашел.

В принципе, мелочь. Но тут что-то есть!