Чехотного заинтересовал подполковник Ляшенко.
Пути их никогда не пересекались. В Чечне Чехотный не был, в Карабахе, правда, случалось им бывать в одних регионах, но это только теперь выясняется: дела ведь у каждого свои были.
Макаров писал на Ляшенко ходатайство о досрочном присвоении тому майора, потом подполковника. Ляшенко был готов идти за командиром куда угодно. Хотя, как выясняется, не один Ляшенко такой…
Но речь идет пока только о нем.
Итак, подполковник на неделю прибывает в Москву, занимается служебными делами, встречается с Тамарой Алексеевной Макаровой и за день до отлета на Кавказ исчезает. Исчезает на своей машине. Будь бы жена и дети поближе, логично бы выглядело предположение, что он махнул к ним, но на Дон и обратно за сутки не домчишься. Чехотный, конечно, и это проверил на всякий случай — нет, не видели родные мужа, отца и зятя.
Хорошо, что есть на свете рыбаки. Один из них, сосед по подъезду, выходил с удочками и рюкзаком к первому автобусу, это, значит, около пяти утра, и видел, как Ляшенко ставил машину в гараж — металлическую «ракушку».
«Все бегом делал, можно сказать, и не поздоровался, только кивнул. Оно понятно: спешил, потому что в то утро на войну улетал».
Спешил и оставил в гараже кавардак. Даже пластмассовую канистру с маслом не закрутил: и канистра, и пробка покоились у переднего колеса на газете. Газета Чехотному очень понравилась. Такой в Москве не купишь. Районная газета, выходит в городке Мещовске Калужской области. Датирована одним из последних дней пребывания Ляшенко в столице.
Не купить такой газеты в московских киосках. А это значит… В общем, значит кое-что. Или гость оттуда приезжал, или подполковник туда мотался.
Будь что-нибудь интересное напечатано в ней для Ляшенко, он бы прибрал ее, а не использовал в качестве подстилки.
Тем не менее Чехотный прочел районку от корки до корки и ничего интересного из материалов не выудил. Надои неважные, сенокос плохо идет, коммунисты и демократы хают друг друга, готовясь к выборам президента…
Гостя у Ляшенко никто не видел. А кого мог подполковник посещать в калужских краях? Родственников? Проверил Чехотный: нет там родственников. Сослуживцев? И об этом добыл справку следователь. Из той воинской части, где служил Ляшенко, в Мещовском районе никто не живет. А вообще из внутренних войск купили дома в деревнях четыре отставника, все уволились еще до начала чеченской заварухи, но были в Карабахе. И еще одна женщина живет под Мещовском, была медработником, в звании прапорщика, пять лет назад не продлила контракт, вернулась к родителям, работает в детском саду, воспитывает сына.
К полковникам-отставникам сломя голову, рискуя опоздать на самолет, Чехотный не помчался бы, даже если бы и были они его хорошими знакомыми. А вот к женщине…
Она была в Карабахе, Леся Котенкова.
— Олег Иванович, вы готовы к приему гостей, нет?
На пороге стоял Чехотный, усталыми грустными глазами смотрел на Макарова.
— С какими новостями? — спросил хозяин, когда они уселись за журнальным столиком, заваленным грудой газетных, журнальных вырезок. Олег смел все их в папку, туго завязал тесемки на ней, поставил в книжный шкаф.
— Новости… Мы обычно так говорим: шел мимо, дай, думаю, заскочу по дороге, чаю выпью.
— Есть и хороший коньяк, вас угощу, но сам — пас.
— Мне тоже не надо… Олег Иванович, а ведь вы раньше выпивали, во всяком случае, в компаниях, а сейчас что случилось? Врачи не велят?
Макаров поставил на стол розетку с медом, печенье, конфеты.
— Чай скоро закипит, я его перед вашим приходом на огонь поставил. Как чувствовал. А что касается спиртного… Не далее как вчера принимал. Сослуживец приехал, он бы не понял, если бы я отказался.
— Так все-таки: врачи сухой закон прописали?
Макаров выдержал паузу, потом ответил:
— Это неважно.
— Пусть будет так. Хотя, поверьте, с моей стороны это не совсем праздное любопытство. У вас по поводу… бутылок были серьезные ссоры с женой, так? Наверное, именно по пьянке вы даже как-то грозились убить Тамару Алексеевну. Или не было этого?
Макаров запрокинул голову, потер ладонью лоб.
— Вам плохо, я не должен был…
— Должны. Вы все должны. — Макаров встал, пошел на кухню, где уже засвистел чайник. — Спрашивайте. Буду отвечать. Скажу все. Мне надо выговориться. — Он повернулся, наполнил чашки, сел, горько усмехнулся. — Не к психиатру же, в самом деле, идти. Вы, вижу, многое о нашей семье уже знаете. Тамара выпивала. Нередко приходила с работы… поддатой, особенно в последнее время, перед последней моей командировкой. Ну я ее как-то встретил такой, сказал в сердцах: «Убить тебя мало». Она за телефон сразу, тетке звонить: «Приеду к тебе ночевать, муж лютует…» Вам об этом Волчкова сказала?
— Она странная женщина. — Чехотный намазал мед на печенье, откусил, запил лакомство густым чаем. — Черт, а я заваривать до сих пор не умею, хоть заварку и не жалею. На пару его выдерживаете?
— Нет. Просто хорошие сорта покупаю. Могу себе это позволить. Получил выходное пособие, за ранения, хорошую пенсию. Осталось тратить на чай и на хлеб. Машина не нужна, квартира есть, дачу продам…
— Я как раз о квартире и хотел сказать, — продолжил Чехотный. — Странная, повторяюсь, у вашей жены тетка. Недавно была у нотариуса, интересовалась, имеет ли она какое-нибудь право на вашу квартиру, если вас посадят или убьют. Она не знала, что вы уже отвоевались.
— Я этому не удивляюсь. Она недавно приходила сюда, забрала вещи Тамары. Даже старые колготки. Такая вот у нас тетя Валя.
— А снимки жены у вас есть?
— А как же. Альбом искать я сейчас не буду, но вот, за стеклом, в шкафу — это она на сорокалетие снималась.
— Можно взглянуть?
— Конечно.
Макарова была красивой, может, несколько полноватой женщиной. Чуть надменный, знающий себе цену, взгляд. Парикмахер соорудил ей высокую праздничную прическу.
— Она, наверное, нравилась мужчинам, — сказал Чехотный.
Макаров промолчал.
— Простите, Олег Иванович, но все мы люди. И раз вы разрешили спрашивать обо всем…
— Да, я не думаю, что она была эталоном верности. Ей часто приходилось быть одной, я месяцами пропадал в командировках, такого сдерживающего фактора, как дети, у нас не было. Но об этой стороне дела что-либо конкретное я сказать не могу. Не знаю.
Чехотный долил себе заварки, потом спросил:
— Когда в Москву из Чечни уезжал подполковник Ляшенко, что он должен был проверить и подтвердить по вашей просьбе? Дело, если не ошибаюсь, касалось женщины. Не вашей ли жены?
Макаров за все время разговора так и не притронулся к чаю. «Он, кажется, не только не пьет, но и ест очень мало, — подумал Чехотный. — Здорово похудел даже по сравнению с госпитальной встречей. Не умеет готовить, живет всухомятку?»
— Дело касалось не жены, — ответил наконец Макаров. — С женой вопрос был решен. Если бы не ранение, я бы по возвращении в Москву оформил с нею развод.
— Она знала об этом?
— Да.
— И дала бы согласие на развод?
— Думаю, да. Мы уже тяготились друг другом, когда были рядом.
— Но ваше материальное положение…
— Тамара работала в системе газового хозяйства города, неплохо зарабатывала. И потом, она не была жадна к деньгам.
— К кому же ездил Ляшенко в таком случае?
Чехотному не понравилось лицо Макарова, напряженное, побледневшее, и он решил тут же дать отбой:
— Ладно, чувствую, напрямую это к делу не относится, так что…
— Относится, все относится! И Тамара, и Рамазан, и Мишка, и Леся — все относится. Я расскажу, все расскажу, только не перебивайте. Я эту Лесю всего неделю знал. И вот… и все… даже она! Из-за меня все!
— Давайте отложим разговор, Олег Иванович. Вы, вижу, неважно себя чувствуете.
— Будет еще хреновей, если все во мне и останется. Нет уж! — Он взглянул на Чехотного, через силу улыбнулся. — Может, подскажете, что мне действительно психиатру показаться надо. Но это не комплексы, это действительно моя вина во всем. Еще раньше капитан Судаков погиб — он тоже на моей совести. Я слюни распустил, «чичикам» подставился, в госпиталь лег, а на другой день моих пацанов покосило — и Миша Ляшенко, и Зырянов без руки остался. Я из квартиры не выхожу, чтоб, не дай бог, кого из родителей и жен моих ребят не встретить, — я не смогу на них глаза поднять! Я в таком состоянии… Я пить просто боюсь. Пью и думаю, что это я приучил к бутылке жену. Да так оно и было фактически. Приеду домой — это как праздник. А как праздник без стола? А как уезжать без этого дела?
Рядом с ногой Чехотного лежала газетная вырезка, ее случайно смахнул на пол Макаров, когда убирал со стола. Чехотный попросил:
— Олег Иванович, поставь еще кипятку.
Когда хозяин вышел, он подобрал вырезку и положил в карман.
Макаров зашел в комнату, облокотился на спинку кресла, спросил:
— Я так понимаю, по гибели Тамары у вас пока ничего нет? Рамазан ушел в подполье?
— Не будем пока о нем, Олег Иванович. Зачем Ляшенко ездил в Мещовск к Котенковой?
Лицо Макарова вытянулось в удивлении:
— Ее фамилию и адрес не знал никто, кроме Миши. А Миша не мог никому… Откуда вы все узнали?
— Работа у меня такая.
Засвистел чайник, но Макаров, кажется, не услышал его.
Он стоял так же, у кресла, и отрешенно смотрел в угол комнаты.
— Леся… Мы в Степане… В Степанакерте, значит, то ли в пустующей школе, то ли в училище квартировали. Там актовый зал был, где елку поставили. Я только к часу ночи освободился, приехал — мои отмечают Новый год. Все чин по чину: минералка в бутылках, водка в чайнике. Пьяных не было, уже каждый знал, чем пьянка может кончиться. В общем, поспел я на танцы. Леся ко мне подошла… Я и в этот день, и позже жене звонил, хотел поздравить с праздниками, никто трубку не брал, не было ее дома. Такое настроение… А тут — Леся. «Я на вас давно глаз положила, еще десять дней назад, как только приехала… Но вы всегда такой строгий… Давайте Рождество вместе встретим…»
Макаров замолчал. Чехотный сам пошел на кухню, принес чайник, но хозяин этого не заметил. Он продолжал:
— Я даже не помню ее толком. Темненькая, высокая. Грудь красивая. Перед Рождеством позвала на чай… Подробности не нужны?
— Потом она уволилась от вас?
— Потом меня по Карабаху еще швыряло, по Осетии, по Чечне… За это время столько уволилось и столько новых пришло! Но этой весной, в самом начале марта, меня под Серноводском посекло малость, в лазарет угодил. А врач — из старой гвардии. Ну и вспомнили Карабах, Новый год, чайник с водкой. Так я и узнал, что Котенкова уволилась, сына растит. Они переписывались иногда…
— И что вам сказал Ляшенко, когда вернулся?
— Он уже ничего не сказал.
— Простите. Но он просил вам передать…
— Да, я знаю. Мне передали. Я понял, что сломал жизнь еще одному человеку. Ей плохо живется. Миша, правда, отвез немного денег…
Чехотный смотрел в чашку, будто гадал на кофейной гуще.
Молоденькая красивая женщина родила от Макарова, у которого не было детей. У полковника могла начаться новая жизнь. Одна помеха — жена. Это Макаров говорит, что она была согласна на развод. А на самом деле? Делить двухкомнатную квартиру, машину, дачу…
В принципе, Макарову могли убить и люди Рамазана, но по чьей команде? На какой уровень отношений вышли в конце концов полковник и торгаш?
По лицу Макарова, уже которой раз за время разговора, прошла судорога.
«Хорошо, если бы я остался в дураках», — подумал следователь, а вслух спросил:
— И что вы теперь намерены делать? По-прежнему с утра до вечера лежать на диване и плакаться на судьбу?
— Я уже просто боюсь что-либо предпринимать. Все выходит боком для других.
— Поезжайте к ней, Олег Иванович.
— Вы так думаете?
…Еще в метро, не дотерпев до приезда домой, Чехотный вытащил из кармана подобранную с пола газетную вырезку. Речь в ней шла о событиях десятилетней давности. Офицер, вернувшийся из Афгана, с особой жестокостью расправился со своей женой, изменявшей ему. Он расчленил тело на куски и отнес в лес. Потом сам пошел в милицию и заявил о пропаже жены. И алиби придумал: косил в тот день теще сено. Теща это подтвердила. Она ведь не видела, что он сел на мотоцикл и отсутствовал пару часов…
Чехотный аккуратно свернул газетную вырезку и сунул ее обратно в карман.