ГЛАВА ДЕВЯТЬ. РЕПУТАЦИЯ

Россия, южнее Дона, Алексеевка

Прошедшая ночь была ужасной. С самого момента, когда русская армия прорвала оборону, немки знали, что грядёт, но по молчаливому соглашению старались не обсуждать или даже упоминать об этом. Русские женщины, в общем, говорили прямо: «Лучше пусть изнасилует наш, чем приласкает немец». Армия пришла на следующий день. Тяжёлые танки и мотопехота миновали город, формируя на ночь оборонительные позиции к юго-западу. За ними пришла пехотинцы, и они остались. Немки поступали по-разному. Некоторые отчаянно сопротивлялись, но преуспели лишь в том, что убедились — даже отчаявшаяся женщина не справится с обученными и закалёнными в сражением солдатами. Их так или иначе подчинили, и теперь часть из них уже была мертва, остальные тяжело ранены. Большинство пытались отстраниться от происходящего, чтобы сохранить рассудок. Такие старались спрятаться от солдат, которые искали их ночь напролёт.

Эльза, маркграфиня[90] Алексеевки, испытала всё на себе. Её нутро истерзали, она едва не истекла кровью, но выжила. Некоторые другие немки, подражая русским женщинам, положили на стол хлеб и соль и ждали неизбежного. Это их не спасло, но когда первые вошедшие солдаты заканчивали своё дело, то выставляли у дверей дежурного, чтобы не пускать чужих. Наутро всё население вывели на улицу и тщательно обыскали. Тех, кто выбивал на теле группу крови, или был достаточно глуп, чтобы сохранить членские билеты нацистской партии, построили у ближайшей стены и расстреляли из пулемёта. Русским крестьянам сказали расходиться, но немцев не отпустили. Их дома без затей грабили.

Мужчины брали машины, часы, ценности, даже лампочки. Женщины — одежду и прочие личные вещи. Эльза видела, как из её дома, с трудом удерживая коробки и груду одежды, вышла женщина-снайпер с винтовкой на плече. Бывшая маркграфиня узнала своё свадебное платье.

Полковник Тони Эванс сидел в джипе и старался не думать о том, что творится вокруг. После того, как его сбили, самолёта быстро не нашлось. И в ожидании нового Су-7 его назначили передовым воздушным наводчиком. Поэтому он двигался вместе с пехотой и, хотя приехал утром, было очевидно, что произошло накануне ночью. Особого воображения не требовалось, в любой деревне сейчас то же самое. Командование даже меняло части, чтобы у всех появилась возможность натешиться. Он покачал головой. У морской пехоты был девиз: «Лучшие друзья, худшие враги», но русские сумели проявить себя в обоих качествах до самого предела. Он видел, что некоторые немки обращались к русским женщинам-солдатам в поисках защиты. Те только смеялись им в лицо, и обещали в следующий раз прийти посмотреть, когда их будут насиловать. Ему трудно было их осуждать. Война длилась без малого восемнадцать лет. Два поколения выпали из жизни, и мало у какой женщины оставалась надежда на нормальную жизнь после такого разрыва. Естественно, они жестоко относились к захватчикам, укравших их надежды на семью и будущее. Да и трудно было сочувствовать немцам после того, как они обращались с русскими.

— Товарищ сержант, вам помочь? — Эванс заметил, как одна из женщин пытается справиться с огромной охапкой добычи, коробками и собственной винтовкой.

Русская армия даже создала специальную службу доставки, чтобы фронтовики могли передать трофеи семьям. В газетах случались рассказы о том, что почтовых служащих, которые крали вещи из таких посылок, убивали. Так что женщина посмотрела на него с подозрением и осторожностью.

Эванс улыбнулся.

— Сестричка, уж поверь, мне твои лифчики и трусики без надобности.

Она засмеялась и расслабилась, когда увидела американский флажок на плече. Все знали — американцы богаты и не станут грабить.

— Спасибо, товарищ полковник. Было бы здорово. — она свалила груду вещей на капот и принялась готовить картонные коробки. Свадебное платье оказалось первым в очереди на укладку. Очевидно, это был её главный приз. Ещё одна русская девушка в надежде, что богатая военная добыча поможет ей найти мужа… Тони остановил её.

— Погоди, сестричка. Картон тонкий и может порваться. Тогда платье испортится. Давай вставим сначала другие вещи. Они его защитят.

Девушка улыбнулась, сначала благодарно, а потом удивлённо. Американец ловко упаковывал её трофеи, бережно и со знанием дела. Эвансу никогда не приходило в голову, что многократные переезды и сдача имущества для перевозки сделали его опытным укладчиком багажа. Когда он закончил, они вместе понесли коробки к почтовому грузовику. Подписаны они были в Петроград, на имя какой-то женщины.

— Мама?

— Тетя. Моя мама и сёстры умерли во время блокады. Они так изголодались, что попытались сварить суп на машинном масле. Это убило их… но пожалуй, быстрее, чем сам голод. Разрешите представиться, товарищ полковник. Калугина Клавдия Ефремовна, снайпер 69-й стрелковой дивизии. Правда, какой точно её части, сказать трудно. Нас часто объединяли и переформировывали с началом наступления.

Эванс молча присвистнул. Он говорил с легендой.

— Я слышал о тебе. Польщён встречей. Я Тони Эванс, лётчик-штурмовик Морской пехоты. Несколько дней назад меня сбили, и пока не придёт новый самолёт, работаю передовым наводчиком. Вызываю воздушную поддержку. Пилоты лучше подходят для этого, так как мы понимаем вид поля боя сверху и знаем, как навести товарищей на правильные цели.

— Так вы штурмовик? Вы сбрасывали напалм на фашистов?

Странно, подумал Тони, все фронтовики об этом спрашивают. И всем нравится, когда я говорю, что это моё любимое занятие.

— Люблю запах напалма по утрам, Клавдия Ефремовна.

Это был банальный заход, который все лётчики использовали не первый год, но он работал. Конечно, девушка восхищённо расхохоталась.

— Пообедаем вместе, товарищ Эванс?

Стоп. А вот тут могут быть сложности. Русский полевой паёк не баловал, и предложение поделиться им с кем-то всегда было щедрым. В джипе у него лежал запас еды, но надо быть осторожным. Если он предложит слишком много, то умалит её откровенность и обидит. Неразумно оскорблять человека, способного отстрелить тебе голову с тысячи двухсот метров.

Клавдия достала из вещмешка немного ржаного хлеба, сыр и мясные консервы. Пряная ветчина, обратил внимание Тони.

— Можно, я кое-чего добавлю? — спросил он. Потом извлёк из мешка ещё немного хлеба. Шестьсот граммов пайка, в противоположность девятистам снайперским. Пусть она всего лишь сержант, но получает полную фронтовую порцию. Дальше на свет появилась луковица и полевая газовая плитка, чтобы заварить чай. И его посетило вдохновение.

— Хочешь попробовать американскую стряпню?

Девушка кивнула. Эванс поставил на вторую горелку плиты сковороду. Пока та нагревалась, он отрезал тонкий ломоть хлеба, намазал его томатным соусом, потом выложил слоями несколько кусков сыра. Наконец, сверху украсил ломтиками ветчины и луком и положил на сковороду. И накрыл своей металлической полевой миской. Через пару минут сыр растаял, а хлеб подпёкся достаточно, чтобы получилась мягкая, но крепкая корочка.

— Клавдия Ефремовна, это пицца. Пицца, это Клавдия Ефремовна. Познакомьтесь.

Она взяла её и попробовала на вкус. По лицу расплылся поражённый оскал и она по-волчьи вонзила зубы в эту импровизированную пиццу, а потом облизала жир с пальцев. Тем временем Эванс делал новые порции, пока не закончился хлеб и начинка.

— Вкуснятина, товарищ Эванс. Спасибо, что показали.

Вода закипела, и Клавдия заварила чай. Горячий чай — настоящее удовольствие. В походах им слишком часто приходилось довольствоваться стоялым холодным чаем, который дожидался их на полевых кухнях. Они болтали о том и о сём, разговаривали о боях с неизбежным висельным юморком. Тони показал фотографии своего старого самолета, «Марии Черматовой», поведав, кем была эта пожилая дама и почему он назвал свой самолёт её именем. За разговором он не мог не отметить, что остаться в России идея вполне хорошая. После двадцатилетней службы в морской пехоте его мало что связывало с Америкой. Возвращаться не к кому, делать тоже особенно нечего. А разрушенной войной стране пригодится любая помощь. С его выслугой и накоплениями можно выбирать весь мир, и здесь он сможет построить хорошую жизнь. Да и нет никакой нужды разрывать связь с Америкой. Просто по сложившимся правилам, если заводишь отношения с русской девушкой, ожидалось, что останешься с ней в России. Не было никаких ограничений на поездки в Америку и обратно, или на пребывание детей в США, а двойное гражданство даст им много преимуществ. И, он внезапно понял, что даже не накрашенная и в мешковатой русской форме, Клавдия весьма привлекательна.

Есть у войны своеобразная симметрия, подумал тем временем майор Лукьянов. Он начинал эту кампанию командиром взвода из примерно пятидесяти солдат. Потом стал капитаном сводной роты в пятьдесят человек. Сейчас в его непосредственном подчинении был сводный батальон из… правильно, пяти десятков бойцов. У него возникло мрачное ощущение, что стань он президентом, в его стране будет около пятидесяти граждан. И если этого ещё недостаточно для беспокойства, его лучший снайпер, легендарная Клавдия Калугина, строила глазки американскому лётчику. Ну, если кто-то заслужил шанс заполучить американца, то это точно она. Майор решил, что пора протянуть богам любви руку помощи. Он подошёл к джипу и поздоровался.

— Товарищ полковник, добро пожаловать в 69-ю. Как я понимаю, вы будете нашим наводчиком ещё неделю или две. Вам полагается сопровождение и охрана. Ефремовна, пока твоя напарница в госпитале, этим и займёшься. Будешь сопровождать полковника Эванса всё время, пока он придан нашей дивизии. Вопросы есть?

Она вскочила по стойке смирно, пролив чай.

— Никак нет, товарищ майор. И спасибо.

Лукьянов ушёл, сохраняя недовольное выражение лица, подобающее офицеру, который вынужден расстаться с ценным бойцом ни за что ни про что. Отдалившись, он оглянулся. Тони и Клавдия улыбались друг другу. Сегодня он дал двум людям шанс на счастье. Несомненно, бог вознаградит его за это. А даже если и нет, Клавдия заслужила свой шанс. Теперь надо заняться более важными делами.

После первичных мероприятий немцев следовало передать в ведение СМЕРШа для допроса и расследования виновности в военных преступлениях и, возможно, казни. Женщин надо отправить в лагерь для интернированных лиц, где их будут содержать до окончательного решения их судьбы. По слухам. Их собирались использовать как заложников против чего-то. Ну, это уже не его забота. Через несколько часов приедут машины за женщинами, и его недобатальон вернётся к погоне за отступающими немцами. Фронтовая работа никуда не делась.

Новая Швабия, Элиста, немецкий фронтовой штаб

Ему доводилось слышать, будто некоторые животные, поняв, что попали в безвыходную западню и спастись невозможно, просто ложатся и умирают. Барон Модель никогда не считал этой ни хорошей, ни полезной идеей. Теперь он начинал понимать, как можно оказаться в такой ситуации. Обстановка была хуже чем когда-либо. Все три его фронта рухнули. На востоке погибла дивизия СС «Викинг». Русским потребовались меньше шести часов, чтобы пробить их оборону. Тяжёлые танки намотали на гусеницы последнюю дивизию СС в истории. В живых никого не осталось. Конечно, кто-то ещё скрывается в лесах или руинах, но только до той поры, когда русские выследят их и добьют. 52-й корпус тоже пал, уничтоженный вихрем атак с воздуха и натиском тяжёлых танков. Но он достиг того, что не получилось у «Викинга» — время на отход трёх пехотных дивизий из Сталинграда. Модель скривился. Его столица сдалась практически без боя и вновь стала Сталинградом. Пехотинцы покинули город по Котельниковскому тракту и уже миновали Пролетарск, направляясь к Кубани у Армавира. С ними был 47-й бронетанковый корпус, прорвавшийся чудом; потрёпанный, но сохранивший боеспособность.

И это ещё шло за хорошие новости. Настоящее бедствие было на севере. Удар через Волгу угрожал развалить его оборону на Дону ударом с тыла. Ему следовало остановить те самые три пехотные дивизии и посадить их в укрепления. Но они уже ушли и таяли на глазах. Русские разобрались в обстановке и начали погоню, превратив бегство в катастрофу. Его ошибка, знай он, что эти части всё равно обречены, он оставил бы их на оборонительной линии. Но он этого не сделал, а дивизии даже не стремились сопротивляться. Западный выход к морю, Ростов, тоже сдался почти без боя. Теперь всё, что отделяет остатки его армии от русских дивизий — их растянувшаяся система снабжения. Русские танки сбавили темп, ожидая подвоза горючего. Появилась недолгая передышка. Если у него получится снова собрать свои силы южнее Армавира, должен получиться прорыв на в горы. Всего несколько десятков километров, и Кавказ. Там меньше угрозы от смертоносных штурмовиков, а любое преследование серьёзно замедлится.

Через горы можно выйти к Тбилиси, в Грузию, оттуда к Еревану, и наконец к иранской границе. Его друг аятолла уже обещал приют для него и стольких людей, сколько удастся вывести. Глядя на карту, Модель понимал: замысел его есть настоящая военная эпопея. Если о ней когда-нибудь расскажут, она станет одним из самых крупных арьергардных сражений в истории. Чтобы дойти до безопасных мест, надо преодолеть путь более чем в триста километров. Свыше сорока тысяч человек превратятся в стаю волков. Нонкомбатанты и уязвимые части в центре, бронетехника и пехота во внешнем кольце. А другая проблема — запас боевых газов в Пролетарске. Вывезти их невозможно, слишком быстро русские приближаются к городу. О! Если сапёры просто выпустят газы, сформируется огромное облако. Преобладающие ветры понесут его на северо-запад, в густонаселённые районы Донбасса[91]. Это однозначно убьёт тысячи, возможно десятки, а глядишь и сотни тысяч.

Русские озвереют и бросятся в погоню за виновными всеми наличными силами. Он прикажет отходить к какому-нибудь порту, имеющему выход в Чёрное море, например Приморско-Ахтарску. А сам пойдёт на юго-восток. Манёвр обойдётся ему потерей части сапёров, но выиграет время, может даже день-другой. Бесценный запас, когда каждый час означает спокойное продвижение колонны, без повисших на хвосте русских.

Модель точно и однозначно составил приказы, а потом вызвал курьера. Дежурил сегодня Вилли Мартин, парашютист-десантник, который принёс ему известие о форсировании Волги. Барон устно озвучил распоряжения, объяснив, что сброс газов прикроет отступление на Кубань и Черноморское побережье, чтобы армия успела эвакуироваться морем в Турцию.

Россия, Калмыкия, дорога на Пролетарск

Вилли Мартин вышел из штаба Моделя в серьёзном беспокойстве. Несмотря на молодость, он умел читать карты и понимал — ему дали бессмысленное задание. Газовое облако не повлияет на ход войны. Оно на какое-то время задержит тыловые эшелоны русских и колонны снабжения, но там с этой помехой справятся. А вот потери среди гражданских будут невообразимыми и многочисленными. Русские придут в ярость и обрушатся на немногих уцелевших немцев всей своей мощью. Милосердия после такого можно не ждать. Модель рехнулся? Или решил, что если ему суждено погибнуть, надо утянуть с собой побольше народу? О чём он думал, решаясь на это шаг?

Пока Мартин ехал на север, эти вопросы изводили его. Даже колёса «Кюбельвагена», казалось, выстукивают на дороге «почему?», «почему?», «почему?» Его остановили на КПП, но сразу пропустили, увидев жетон барона. К тому же на дорожных постах стояли «цепные псы»[92], а не эсэсовцы. Айнзацгруппы, которые так любили вешать «дезертиров», мгновенно испарились, едва рухнул фронт и прорвались русские. Может, героически погибли, прикрывая отход, но Вилли в этом сильно сомневался. Куда более вероятно, что они драпали на юг вперёд собственного визга. После поворота на запад ответ так и не появился. На последнем блок-посту его остановили и проверили документа, а перд тем как пропустить, предупредили:

— Впереди на дороге развилка, герр лейтенант. Пролетарск налево, а если пропустите поворот, попадёте в Орловский. Там уже расположились русские. Механизированный разведбат.

Колеса продолжили выстукивать «почему?», когда появился поворот. Мартин неожиданно понял, что здесь он обязан найти верный ответ. И будто дорожный указатель появился перед его внутренним взглядом. «ПРАВИЛЬНО» — сюда». Он остановился, примотал на антенну свою рубашку, и поехал направо. Как и говорили, в Орловском стоял механизированный разведбатальон. Восьмиколёсные бронетранспортёры и лёгкие самоходки СУ-76[93] были готовы в любой момент сорваться с места. Он выехал на обочину и вышел с поднятыми руками. Русские окружили его, забрав пистолет и наручные часы.

Потом появился офицер со знаками различия «СМЕРШа». Мартин показал ему полевую сумку с жетоном Моделя, сорвал печать и достал пакет с приказами. Русский не очень хорошо говорил на немецком, но вполне достаточно, тем более слова «зарин» и «табун» были поняты любому. Он вытаращился на лейтенанта.

— Так неправильно, — сказал Вилли. — Я не хочу оставаться частью этого. Часа через два-три до фельдмаршала дойдёт, что приказы не доставлены. Вот столько времени у вас и есть. На дороге, по которой я приехал, всего несколько постов фельджандармерии. Собственно, всё.

Офицер понимающе кивнул. Подошёл ещё один, видимо, командир батальона. Смершевец показал ему бумаги, что-то быстро объясняя. Мартин услышал «боже мой» комбата, который немедленно перевёл взгляд на немца.

Ловушка? — стремительно перебирал варианты майор Ельцин, — офицер фрицев хочет завести моих людей в засаду? Он смотрел в глаза немецкого курьера. Стыд, отчаяние, сомнение. И мука. Нет, это не ловушка. Времени на связь с начальством не было, решать надо сейчас, своей волей.

— Батальон, по машинам! Выдвигаемся немедленно. Идём на Пролетарск, жать на всю железку! Лейтенант Путин, — посмотрел он на контрразведчика, — сопроводите немца к генерал-полковнику Тарковскому и охраняйте его, пока не передадите генералу лично. Нельзя допустить, чтобы он погиб при попытке к бегству. До Пролетарска всего пятнадцать километров, мы его захватим, но нам понадобится подкрепление и поддержка. Сообщите об этом в штаб и удостоверьтесь, что помощь выслана.

Майор видел, как тот привязал немца вместе с сумкой внутри БТР-40 и уехал. Затем влез в командный БТР-60К[94].

— Поехали. «Сушки» в голове. Препятствий не замечать, ни перед чем не останавливаться. Если что-то мешает, давите нахрен.

Юг России, Красный Кут, передовой штаб I Белорусского фронта

Сам того не зная, генерал-полковник Андрей Тарковский по дороге с совещания в главном штабе принял ряд ключевых решений и издал несколько важных приказов. Немецкая оборона пала на всём протяжении. I и II Украинский, а также I Белорусский фронт прорвали её и гнали рассеянные остатки немецкой армии на юг. Новости из Садового радовали ещё больше. 18-я гвардейская танковая дивизия смела «Викингов» и раскатывала по степи ошмётки. Казаки двигались на Астрахань. В общем, хорошее вышло совещание. Поэтому, когда он заглянул в собственный обширный кабинет, то понял, насколько плотно поработал в своё отсутствие. Здесь кипела бурная деятельность. Люди носились, не замечая его, мелькали бланки сообщений. Мало того, прямо в воздухе чувствовалась важность происходящего. Когда он добрался до начала командной цепочки, то уже знал — прямо сейчас его сотрудники обеспечивают какую-то крупную операцию.

— И что тут у нас? — спросил он, не желая портить настроение.

— Товарищ генерал-полковник! — начальник штаба облегчённо выдохнул. — Наконец-то. Сегодня майору Ельцину, командиру 64-го разведбата, сдался немецкий офицер. Он вёз пакет приказов от фельдмаршала Моделя в Пролетарск. Там, по нашим сведениям, располагались инженерно-сапёрные части панцегренадёров, и внимания им уделялось мало. Как следовало из приказов, эти подразделения отвечали на хранение и применение боевых газов. Был накоплен большой запас зарина и табуна, а также вещество под названием «зоман» и очень много горчичного газа. Курьер вёз распоряжения выпустить всё, а потом отступать в порт для эвакуации морем.

— Боже мой! — Тарковский нешуточно испугался. Мысль о том, что это облако натворит в густонаселённых районах, вызывала кошмары.

— Слово в слово выразился и майор. Он решил, что ждать нельзя. Очевидно, немец знал содержание приказов и решил, что его совесть не позволяет допустить такое, поэтому перешёл на нашу сторону. Майор взял руки в ноги и собственной властью приказал захватить Пролетарск с наскоку, пока Модель не очухался и не поменял решения. Он сорвался с позиции, ударил вдоль дороги и большую часть пути прошёл вообще без боя, но в городе завяз и понёс потери. Сам был ранен, но его люди прорвались. Они обнаружили, что весь запас газов уже погружен на машины. Видимо, сапёры ожидали распоряжения вывезти их на юг. Целая колонна. Немцы ничего не успели сделать, всё захвачено в целости и сохранности. Остатки гарнизона Пролетарска взяты в плен.

— А что с немецким офицером? Надо с ним как можно быстрее поговорить.

— Майор Ельцин отправил своего контрразведчика с ним для доставки в штаб. Пока вас не было, товарищ генерал-полковник, вы распорядились оказать им всемерное содействие в дороге и назначили старшего лейтенанта Путина лично ответственным за безопасность курьера. Как вы сказали, «он умрёт — ты умрёшь». Майор запросил подкрепление и поддержку. Вы перенаправили пятый конно-механизированный гвардейский корпус на Пролетарск. Пока он будет двигаться, вы связались с фронтовой авиацией для обеспечения массированного воздушного прикрытия городу. Несколько полков Су-7 и МиГ-17. Также вы приказали, чтобы полк быстрого реагирования 7-й воздушно-десантной гвардейской дивизии высадился у Пролетарска и присоединился к батальону майора Ельцина. Десантники поступят в распоряжение майора. С такими силами он должен удержать любые контратаки, а там и основное подкреплений подойдёт. Напоследок вы отправили срочное сообщение о захвате газов президенту Черняховскому. У такого события может быть чрезвычайно важное политическое значение, поэтому вы немедленно об этом написали.

Тарковский оглядел своих штабистов и неожиданно грохнул кулаком по столу, заставив подпрыгнуть весь ряд.

— Да у вас тут массовая некомпетентность и должностное несоответствие! Этого следовало ожидать, идиоты-сиротинушки иначе и не могли, — взревел он. — Вся эта работа, все изданные приказы, находчивость в критической обстановке, и ни один из вас не счёл нужным объявить себе благодарность. Небрежность и преступная халатность! Чтобы через час у меня на столе был полный список представлений, не то порешу!

Он дал гневу рассеяться. Сотрудники, хорошо знакомые с генеральским подходом к юмору, заулыбались, и выверенными движениями достали затребованные Тарковским представления. Генерал вернул товарищам улыбку.

— Вижу, что штаб I Белорусского полностью оправдывает свою репутацию, и способен удивить даже меня самого.

Он ушёл к себе в кабинет, заперев за собой дверь, и достал из ящика стола две фотографии. Одна изображала просто икону, а другая была куда более необычной. Покрытый боевыми шрамами, опалённый войной Т-34 пахал поле. Много лет назад Тарковский командовал танковой ротой. Проходя через освобождённую деревню, они увидели группу женщин, пытавшихся тащить плуг на себе, так как немцы уничтожили посевы и вырезали себе на мясо весь скот. Прервав марш, танкисты прицепили плуги к своим машинам, а потом остались ночевать. Многие солдаты обещали вернуться после войны, но со временем все погибли. Кого-то похоронили в братских могилах, кого-то отдельно. Сейчас генерал был единственным оставшимся в живых со дня, запечатлённого на фото. Он опустился на колени перед фотографиями и начал молиться. Случилось невероятное для войны чудо. Модель выбрал единственного курьера, у которого осталась совесть, этот курьер перешёл фронт именно там, где стояла часть, которой командует инициативный и резкий офицер. Это подразделение в стремительном марше сумело миновать все немецкие заслоны без малейшей царапины. Легковооружённый разведбатальон выиграл бой в немаленьком городе и обезвредил смертельную угрозу, когда оставалось нажать всего одну кнопку и устроить катастрофу.

Чудо, но не единственное. На совещании Тарковскому рассказали о том, что случилось на холмах у Садового. Немцы контратаковали, их тяжёлые танки прорвалась через центр русских порядков. От победы врага отделял единственный T-10. Вместо выстрела командир танка встал на башне, поднял икону и обратился к богу за помощью. Бог заполнил поле битвы светом своим, а его рука вселила страх в сердца немцев. Над облаками встали великие герои русской истории: святой князь Александр Невский, князь Владимир, Иван Грозный, Пётр Великий, Жуков и Сталин. Они повели русскую армию вперёд, враги бежали, но золотой свет повсюду находил их и выгонял из укрытий под штыки фронтовиков.

Генерал-полковник Андрей Тарковский внезапно ощутил, как на него нисходит великое умиротворение и озарение. Эти чудеса могли означать только одно. Бог простил русских и вернул им свою милость. Двадцать лет страданий искупили все прошлые грехи, включая прежний отказ противостоять злу силой, и его народ прощён.

Восточный Таиланд, порт Маб Тапуд[95], сейнер «Морской окунь»

Хороший порт, подумал Пак Чон Хи, капитан корейского сейнера «Морской окунь». Надо почаще сюда заходить. У него был обычный заказ от японской компании, владеющей судном. Наловить рыбы, продать за валюту, наловить ещё немного и привезти в Пусан. В Восточно-Китайском море он набил трюм рыбой и привёз на продажу сюда, в Маб Тапуд. Здесь случилось первое вмешательство судьбы. Местный рыбоконсервный завод получил срочный подряд из Америки, и нуждался в пополнении запасов. Сроки поджимали, и они были готовы переплатить на треть от рыночной цены. А что было интереснее всего, в документы написали двадцать процентов сверху, сунув остальное чёрным налом. Получилась приличная сумма.

Большую её часть он вложил в промтовары, которые выгодно уйдут на чёрном рынке в Корее. А с остатком пошёл в один из баров, снял самую симпатичную проститутку и привёл к себе. Сейчас она лежала на его койке, отдохнувшая от ночных трудов. Полвосьмого утра, самое время готовиться выходить в море. Девушка открыла один глаз и посмотрела на часы.

— Эй, ты куда собрался? Ты заплатил за двенадцать часов, а прошло только десять, — она выглядела даже немного оскорблённой. Пак догадался, что для неё быть вытолканной из кровати на два с половиной часа раньше — признак профнепригодности. К тому же она оказалась весьма хороша и стоила каждого сатанга[96]. Да и отлив начнётся только после полудня.

— Никуда, Нои. Решил заказать тебе чаю. На чём мы остановились?

Через два с лишним часа Пак смотрел, как девушка скачет вниз по трапу, конский хвост её причёски хлопал по спине. Обернувшись, она весело помахала ему рукой. Ему совершенно точно нравился Маб Тапуд, надо будет сюда вернуться. Он поднялся на мостик и замер. Прямо напротив швартовалось самое большое судно, которое ему доводилось видеть. Шаровая окраска, американский флаг на корме. Массивная рубка посередине, два очень мощных балочных крана, перед нею. Посадочная площадка для вертолёта на корме. На борту индекс Е23. Пак вытащил из тайник книгу для распознавания. Вот он, АЕ-23 «Нитро»[97].

— Капитан, с нами связалась администрация порта. Они выражают сожаление, но из-за сложностей с текущими делами смогут выпустить нас в море только к завтрашнему приливу.

Пак нахмурился, а потом усмехнулся. Ещё одна ночь! Он вернулся на палубу, огляделся и понял, что успел. Девушка ещё стояла, ожидая такси. Спустившись по трапу, он позвал её.

— Нам придержали выход. Ты свободна сегодня вечером, с восьми? Ещё на двенадцать часов?

Она достала небольшой ежедневник и открыла его на сегодняшней странице.

— Да, кэп, я свободна. Американец не будет выпускать команду на берег, они спешат на Филиппины. Очень хорошо. Я запишу тебя. Половину вперёд, будь добр.

Капитан хихикнул, проводив взглядом отъезжающее такси. Вернувшись на мостик, он увидел на палубе транспорта организованный рабочий хаос, хорошо знакомый любому моряку. Из грузового трюма вышел первый поддон. Пак навёл на него бинокль. Длинные тонкие чушки опознавались легко, оценить размер было немного труднее. На его взгляд, это были 250-кг бомбы М82, по десять штук на поддоне. Стрела подхватила его и уложила на грузовик. За Маб Тапудом, прямо по дороге, располагалась большая авиабаза. Больше бомбы везти некуда. Подъехал следующий грузовик, новый поддон уже готовили к строповке.

— Надо их посчитать.

Первый помощник проворчал и поставил галочку в блокноте. Поддон лёг в кузов. К вечеру «Нитро» выгрузил более трёх тысяч бомб, и работа даже близко не подошла к концу. Вспыхнули яркие прожекторы, экипаж продолжал разгрузку. Около восьми вечера подъехало такси, откуда выпорхнула Нои. Американские матросы встретили её одобрительным свистом. Капитан Пак ушёл с ней в каюту, а транспорт всё подавал и подавал поддоны с бомбами. И у девушки, и у команды «Нитро» была одна общая черта — всё ночь они трудились без устали.

Россия, Москва, Новый Кремль, кабинет президента Черняховского

Даже массивные стены Нового Кремля не могли полностью приглушить звон церковных колоколов. Город праздновал победу. Но всего несколько человек знали, что праздновали и захват страшных газов нервно-паралитического действия. Президент поднял глаза от папки с бумагами — секретарь впустил доктора Вийнана. Он был на взводе. Знал, что что-то произошло, но понятия не имел о подробностях. Надо было дать ему время успокоиться, всего несколько минут. Черняховский показал на кресло и вернулся к документам.

— Прощу прощения, доктор, но есть безотлагательные вещи. Великий день, не так ли?

Вийнан кивнул.

— Вы наверняка помните, как во время нашей предыдущей встречи я сказал, что немцы сами решат собственную судьбу. Ну, похоже, судьба на самом деле вынесла приговор. Модель приказал применить газы нервно-паралитического действия против гражданского населения. Могла случиться невообразимая катастрофа. Но один-единственный немецкий офицер отказался стать соучастником преступления и рискнул жизнью, чтобы предупредить нас. В результате газы теперь в надежных руках. Нет никаких сомнений, бог сказал своё слово и поделился решением с нами. Вы, конечно, понимаете, о чём речь?

Президент наблюдал за бедным доктором, который аж задёргался в кресле, не зная что сказать. Черняховский сполна насладился двусмысленностью, но пощадил его.

— Ну что же вы так. Я думал, это очевидно. Нам показали, что даже в немцах осталась доброта, и наша обязанность — проявить всю возможную милость. Хотя не более того. Я говорил, что если немцы не применят газы, мы освободим под вашу ответственность женщин и детей. Независимо от причин, немцы их не использовали. Посему считаем нашу часть сделки выполненной. Женщин и детей отпустят. Кроме того, мы собирались казнить всех немецких мужчин как военных преступников, но бог показал нам, что всё не так однозначно. Казнены будут эсэсовцы и члены нацистской партии. Но остальных, если не будут доказаны их преступления, мы отпустим под опеку Красного Креста.

Вийнан ощутил, как с его души сваливается огромный груз. Он рассчитывал спасти женщин и детей, но если удастся вывезти и мужчин, это превзойдёт все его ожидания. Кем бы ни был тот немецкий офицер, он сослужил своим людям великую службу, сам того не ведая. Президент продолжил.

— Мы освободим их, но они ничего не возьмут из России. Понимаете? Ничего. Ни клочка одежды, ни съедобных очистков, ни детских игрушек. Ничего. Они будут наглядным примером. С теми, кто пришёл с дружбой, мы поделимся последней коркой хлеба. Врагам повезёт, если они уйдут живыми и нагими, как в день появления на свет. Я доверяю вам, доктор Вийнан. Планируйте их вывоз. Теперь это ваша ответственность.

Когда он ушёл, Черняховский откинулся в кресле и вновь взял в руки доклад. С одной стороны, в чудеса он не верил. Он уже слышал рассказы о чуде при Садовом, но знал, что это всего лишь игра света и воображение уставших солдат, которые наконец победили страшного врага. Газы… ну, опять же, батальон с самостоятельными и смелыми офицерами и переход через линию фронта тоже простая случайность, военное счастье. Но с другой стороны, чудо, что эти события случились в самый нужной момент времени, и избавили Россию от необходимости принять страшное решение.

И ещё. Когда Жуков стал президентом, то собрал коллектив коллег помладше, чтобы вырастить преемника. Год за годом выбывали то один, то другой, пока не остался один Черняховский. Он улыбнулся и вспомнил, как во время поездок в США смотрел любимые американцами телевикторины. Возможно, идея был та же самая. Собери группу людей, раздай им задачи и убирай одного за другим. Последний получает главный приз. Он покачал головой. Наступил мир, теперь можно подумать и о телевидении, и об играх. Но ему самому пора задуматься о преемнике. Может быть, тот самый майор Ельцин? Нет, он заслужил повышение. Полковник Ельцин станет хорошим кандидатом.

Мир? Он и правда столь близко? Доклад вызывал тревогу. Это был анализ документов из баронского зала Моделя. Да что там тревога — они ужасали. Это ясно виделось в определенных деталях соглашений между Китапонией, правительством Моделя и консорциумом исламских государств Ближнего Востока. Но это ожидаемо. А вот каши, заварившейся в ближневосточной группировке, не предсказывал никто. Они смотрели далеко в будущее и готовили своего рода объединенное государство. Появился руководящий совет, названный Халифатом, возглавлял его человек по имени Хомейни. Русские специалисты считали такое объединение невозможным, так как разные течения ислама слишком сильно ненавидят друг друга.

Теперь стало ясно, что оценка неверна. Они, конечно, ненавидят друг друга, зато весь остальной мир ненавидят ещё больше. И готовы слиться воедино, направив внутреннюю вражду вовне. Читая, Черняховский уже обеспокоился тем, как трофейные бумаги показали политику и цели нарождающегося государства. Они состояли из полного отказа от современного мира, от всего, чего человечество достигло за последнюю тысячу лет. Кроме смертоносных технологий. Халифат хотел атома, газов и биологического оружия. Атом, по крайней мере пока, оставался им недоступен, но Модель успел передать технологии, знание и персонал, чтобы сделать химикаты. А ещё поделился с ним тем, от чего сводило под ложечкой. Барон и Халифат разделяли одну конкретную ненависть, ту самую, которую небольшое государство Моделя отлично воплощало в жизнь. В докладе отмечалось, что документы Халифата полнились ссылками на «Окончательное решение еврейской проблемы». И эта технология у него уже была.

О боже, неужели опять? В прошлый раз сытым и ленивым американцам пришлось оторвать задницу с дивана и применить всю ужасающую мощь своего государства, чтобы выжечь зло, стерев с карты его источник. Всего одну страну в Европе. А что случится, если по тому же пути пойдёт половина мира? Переживёт ли это человечество? Было и другое соображение. Россия нашла своё искупление, и впредь должна не отворачиваться от зла, а противостоять ему. В старой басне о сторожевых собаках говорилось, что их всегда надо заводить парами, большую и маленькую. Большие собаки сильные, но ленивые, и большую часть времени спят. Маленькие должны сохранять бдительность, чтобы уцелеть. Если появится враг, маленькая собака залает и разбудит большую, которая навешает как следует. Черняховский подумал, что это неплохая парадигма для отношений с союзниками. Россия сейчас слаба, но хорошо обучена и настороже. Америка большая, сильная, но ленивая. В случае опасности Россия её разбудит.

Доклад освещал мир с неожиданного ракурса. Все беспокоились из-за Китапонии, причудливого союза материкового и островного государств. Но ясно показывалось, что это краткосрочная и несерьёзная угроза. Страна нуждалась в ресурсах, технологиях, твёрдой валюте и научных знаниях. Её легко окружить и заблокировать. Тройственный Союз, случайно или осознанно, отвлёк Китапонию на себя и даст достаточно времени, чтобы та рухнула под собственным весом. Настоящей, долговременной угрозой был появляющийся Халифат. И данный доклад содержал первый реалистичный взгляд на его настоящую опасность.

Надо им поделиться. Залаять, поднять тревогу. Копии уйдут наводчикам в Америку и очаровательно смертоносной тайской принцессе. Черняховский ухмыльнулся. Даже сейчас его разведка не разобралась, как она убила Махатму Ганди. Падение Новой Швабии сорвало маску с Халифата. И то, что оказалось под маской, было куда более жутким, чем кто-либо мог предположить.

Загрузка...