— Для души это, секешь? Колхозник я по натуре. К живности с детства привык, да и на продукты денежек меньше уходить будет. В толк никак не возьму, почему вы их не жалеете?
— Один раз живем, дружок, а ты их копишь, с понтом бессмертен и про русскую народную поговорку не забывай — от тюрьмы да от сумы…
— Это твой принцип жизни, а мой: лишний х. й в жопе — не лишний. Ограждение перенесем, и вон в том углу теплицу поставлю, а в том — грядки под лук с морковью разобью…
Планы его расстроил ржаво щелкнувший в курятнике капкан и, вонзив топор в неотесанное до конца бревно, он резво кинулся к любимым хохлаткам. Две, даже три, трепыхая в агонии крыльями, с перекушенными шейками, уже покидали своего хозяина. Но это была ерунда, главное, что в капкане ежился ненавистный хорек.
— Попался, сучонок? — не веря крестьянскому счастью, Ветерок даже зажмурился, а зверек, словно поняв его намерения, наконец, истошно взвыл. Не запищал и не заверещал, а именно взвыл, и было от чего. Прибив гвоздями его передние лапки к штакетине, Леха ослабил пружину капкана и вынес хорька из помещения. Воткнул острым концом штакетину в кучку чернозема, приготовленную для грядок и стал разжигать паяльную лампу.
— Завязывай, Ветерок. Шмякни его головенкой о чурку и дело с концом.
— Не-е, не вмешивайся в его судьбу, ты ведь фаталист. Он, змееныш, мне по ночам снится.
Пока разогревалась паялка, Леха шилом, которым подшивал валенки еще его покойный дед, выколол своему брату меньшему плачущие глаза и откусил пассатижами длинный, пушистый хвост. Все это время зверек выл, но это было еще не все. Гудящим синим пламенем, ровно бившим из сопла лампы, Ветерок опалил врага до кожи и остатки нарядной его шубы соскоблил лезвием ножа.
— Вот теперь ништяк, — похвалил он себя и загасил адскую машину.
— Леха, он живой кажется?
— А как же, легко от меня не отделаешься.
— Добей ты его, как тебе не противно?
— Не впрягайся, Олега, это мой враг, по своему я с ним и разберусь. Когда он, сучонок, в курятник нырял, то знал, что делал.
Тридцатого мая банда в полном составе шныряла в поисках добычи по Чите. Перед неизвестностью всех, кроме мурлыкавшего себе под нос Ветерка, слегка коноебило.
— Леха, ты че сегодня такой веселый?
Поправив зеркальце, чтобы лучше видеть Эдика, он улыбнулся своим мыслям.
— Кур больше давить не кому, свинарник отгрохал, а вот Котик что-то неважно выглядит?
— Знаешь, как деньги «по — черному» жгут?
— Но.
— Так вот я делал это еще круче.
— Жене сколько дал?
— Пять тысяч.
— Пятьдесят пять прогулял, что ли?
— До копейки.
— У тебя с башкой все путем?
— Бутылка вина сейчас действительно не помешала бы, бросил он под язык таблетку валерьянки и откинувшись на спинку сиденья, несколько раз глубоко вздохнул.
— Тебе что, плохо?
— Наоборот, — скорее отпашем, скорее и опохмелимся. В этот раз, опираясь на интуицию, Святой с особой тщательностью высматривал и вынюхивал объект для работы, и только к пяти вечера остановил свой выбор на коммерческом магазине в микрорайоне «Северный».
— Олега, родичи рядом живут, не запалимся?
— На шармака откупимся. Про нас легавые не должны щекотнутся. Очки темные, цепляй, чуб растребуши и вперед. Я на улице останусь, потому что внутри делать нечего. С двумя продавщицами сами справитесь. Пашите, как в прошлом комке, баб не обижать, между собой не базарить. Кот — на дверях, остальные знаете, чем заниматься. Удачи. И торопитесь, скоро шесть.
Эдька, влетевший первым, переборщил. От его ужасного вида с нацеленным стволом пятизарядки им в грудь, девчонки так завизжали, что налетчик выронил обрез под ноги и кинулся затыкать продавщицам рты.
— Тише, дуры. Вас, что никогда не грабили? «Капуста» где? — приотпустил он одну.
— Мы продуктами не торгуем.
— Ты что, с ума сошла, деньги говорю где?
— В коробке под прилавком.
— А в сейфе?
— Сейфа нет. У нас выручку каждый день забирают. Обычно в начале седьмого.
— Слушайте, девчонки, связывать мы вас не станем, но при условии, что вы не будете дергаться, потянет? Присядьте в уголок.
— Курить можно?
— Вы же не в ментовке, дымите.
Тяжело вошел Костя и выбрав с витрины пузырь поярче, свернул с него пробку.
— Красотки, стакан дайте?
— А это вы «Лион» полмесяца назад обчистили? — выпустила из себя клуб дыма сопливая с виду девчушка.
— Мы, дорогуша, мы. Стакан дашь?
Ветерок с Вовкой, затарив пять сумок чем бог послал, во что складывать остальное не знали. Подсказал опохмелившийся Кот. Он вытряхнул болгарские сигареты из коробок, и подельники стали шустро их заполнять женскими юбками и мохеровыми шарфами. Рассовав деньги по карманам и остаток высыпав за пазуху, Эдик вернулся к продавщицам. Девчонки, ключ от входных дверей у кого?
— На гвозде висит, за оконной шторой.
— Умница. Сейчас мы отвалим, вас запрем. Двадцать минут не орать и не свистеть, о кей?
Рыжий поливал помещение коньяком.
— Зачем он это делает?
— Ты че, Маринка, они же и в «Лионе» все залили, только ацетоном, чтобы собака след не взяла.
— Соображаешь. Ну ладно, тетки, извините, если что не так. Прощайте, мы побежали.
На два оборота провернулся в замке ключ, и в комке наступила тишина.
— Может, в милицию позвоним?
— Телефон обрезали.
— Вот хапуги, голые стены оставили.
— Ладно тебе, не своим ведь торговали.
Наблюдая из машины, как из магазина вываливаются тяжко груженые сообщники, Святой врубил первую передачу и тронулся в их сторону. Мгновенно оценивший ситуацию Леха, опустил сумки на асфальт и проголосовал.
— Привет, шеф, — загремел он, привлекая внимание случайных прохожих, — до вокзала подбросишь?
— Стольник устроит?
— Да хоть два.
— Падай.
— Не один я.
— Падайте, ворюги, — снизил тон Олег.
— Вот спасибо тебе, добрый человек.
Сваливали с города по той же трассе, что и в первый раз, но до обводной было чуть ближе и через одиннадцать минут, за тем же постом ГАИ в Песчанке, Ветерок, удовлетворенно щелкнув секундомером, возвестил.
— На одну минуту раньше выскочили.
— Мерзкий денек для читинских ментов выдался. Начальство дрючить их, бедолаг, будет жестко. Как вы думаете, Эдуард Борисович?
— Я, дело прошлое, не слышал, чтобы кроме нас кто-нибудь в городе комки лупил. От тебя чем пахнет?
— «Амаретто», Эдуард Борисович.
— Когда успел?
— Пока ты с матрешками любезничал, я грамм эдак триста вжарил и шоколадкой придавил.
— Костя, вот ты дерзкий, как чечен, а почему в менты подался? Ты ведь бандит прирожденный?
— По заданию вашего старшего братца.
— Серьезно можешь ответить?
— Если серьезно, то денежки, Эдька, денежки. Тыркался я на «БЕЛАЗе», мыркался, а теперь «Жигули» из мечты превращаются в реальность. Через месяц куплю.
— Бухаешь, словно лошадь, кого ты купишь.
— Я брошу скоро, вот те крест.
За Урульгой тачка съехала с трассы в густые заросли начинающего оперяться в зелень продолговатых листочков ивняка. По траве у тихого ручейка, убегающего под деревянный мостик через дорогу, разложили награбленное и стали с каждой вещи снимать квитанции и ценники.
Это еще что за чудо-юдо? — крутил Кот перед носом так и сяк яркий пластиковый агрегат, размером с добрый арбуз.
— Пылесос.
— Не похоже, у того хобот должен быть.
— Какой еще хобот? — повернулся к нему сидящий на кожанке Эдик,