Большая Медведица

Чаевали втроем, Максим гостил в Чите у деда с бабушкой по первому отцу.

— Игорь, ты поел?

— Наелся.

— Беги на улицу.

И тот радостный, что мать выпроводила его из-за стола без стакана молока, драпанул к приятелю по школе.

— Олега, у тебя пистолет откуда?

— Нашел.

— Выброси его пожалуйста, зачем он тебе? Убьешь еще кого-нибудь нечаянно.

— Забудь ты про него. Ленка, выброшу.

— Слово дай?

— Слово не воробей, вылетит, не поймаешь. Подумаю, потом скажу, ладно? Еще что-то сказать хочешь?

— С Галиной Павловной перед тем, как ты с Иркутска подъехал, по телефону разговаривала…

— С бабулей Максима?

— Да.

— Ну и что случилось? — екнуло под сердцем.

— Боится, что ты его усыновишь официально, у него ведь вроде еще один отец есть.

— Это дело не наше, я имею в виду взрослых людей. Стукнет Максиму шестнадцать и пойдет он паспорт получать, вот тогда и решит, чью фамилию взять. Его или мою, а без разрешения Максимки я ничего делать не буду.

Подкатывая к ресторану, Святой с братом еще издали заметили каланчу Беспалого и двух молодых парней, оживленно о чем-то разговаривающих между собой.

— Здорово, жулики — каждому из пацанов пожал руку Олег.

— Пошли помнем, да потолкуем, как местных барыг половчее за жабры брать.

— Женька, Слепого — то где потерял?

— На «грядке». Мак подрезает. Сварит часам к шести, вмажемся. Ты будешь? Начали с самого большого и жирного магазина в Первомайске с чушачьим, как выразился Беспалый, названием «Фантик».

— Сейчас, бляди, мы вас за ноги повесим — керосинил он себя и своих пацанов.

вваливаясь в комок.

Хозяев оказалось двое. Высокий бородач-блондин и его супруга сидели за прилавком и метр с кепкой с большими залысинами и противной мордой, чернявый, лет под тридцать, парень. Сэва с Корешом остались в уютном торговом зале. Эдик, подперев стулом, дверь кабинета, уселся на него. Не зная, что делать, Женька отвернулся к решетке окна и задымил сигаретой. Разговаривал Святой.

— Что такое мафия надеюсь вам объяснять не нужно?

— Наслышаны — присел бородатый на стол.

— Предложение такое. Мы вам делаем «крышу», вы за это башляете нам пятьдесят штук каждый месяц.

— Если мы не согласны?

«Про ментов не вспоминает, это хорошо» — враз успокоился он.

— Понимаю, вы никогда и никому еще не платили, а тут вдруг приходит дядя и требует денежки. Но в тебе говорит не разум, а гордость. Не желаешь откупаться — не надо, но представь себе, что завтра припылит читинская мафия и потребует с вас двести тысяч рублей в месяц, что тогда? Вот это настоящий рэкет. Отстегивать откажешься, башку снесут мгновенно. Они с тобой вот так, как я базарить не будут, им все равно, они залетные, приехали, уехали. Это мы свои, родные, нам надо, чтобы вы процветали и в поселке все ладом было.

— А если мы читинцам под «крышу» залезем? — уже нехотя сопротивлялся бородач.

— Тогда пускай они и обеспечивают вашу безопасность, а я на все сто уверен, что шпана первомайская взорвет твою лавочку или просто сожжет.

— Вроде правильно толкует — вытер воротом рубашки капельки пота с узкого лба чернявый.

— Давай, Семен, лучше этим башлять, чем чужим?

Бородатый тоже сообразил, что положение безвыходное.

— Пятьдесят в месяц многовато, мужики — стал он торговаться.

— Крутись, соображай, проявляй инициативу, так ведь у вас это называется. Нам нужен богатый комок. Польза от этого очевидная и нам, и вам, и покупателям.

Сделав пару жадных глотков воды из графина, Семен разгладил мокрые усы и обреченно согласился.

— Ладно, если другая банда заявится, что ей сказать?

— Платите Святому вот мой телефон, — он черкнул в настольном календаре несколько цифр. — Деньги раз в месяц будет забирать вот он — кивнул Олег на брата — или Беспалый, знаете его?

— Знаем.

— Тогда все, будут проблемы, звоните.

— Одно условие — движением руки остановил Святого бородач — вы никому не скажете, что мы вам отстегиваем.

— Специально об этом, конечно, орать не будем, но сам понимаешь — где-то и скажем.

— Нигде, это мое условие.

— Ты, барыга, не понимаешь? Не желаешь башлять уголовникам, закрывай свой «Фантик» и иди каменщиком на стройку. Не хочется кирпичи таскать? Вижу, что не хочется, тогда будешь отстегивать и не зли меня, Семен, а то я тебе и на стройке житья не дам. Первый взнос — сто штук и не завтра, а сейчас.

— Олег, нет у нас сегодня столько.

— Что в ней? — смел тонкий слой пыли с картонной коробки, стоящей на подоконнике Женька.

— Телевизор южно-корейский.

— Сколько стоит?

— Сорок тысяч.

— Святой, давай его заберем, у меня как раз дома телика нет?

— Бери, а ты, — повернулся он к Семену, — к девятнадцати ноль-ноль приготовишь шестьдесят штук, заберу я сам.

— Грамотно ты их достал — признался на улице Беспалый подельникам — я бы так не смог.

— Это мелочь, так, для рекламы сделали. Дня за три коммерсантов построим и до тридцатого отдохнем, пускай они по поселку о нас слушок запустят.

— Почему именно до тридцатого?

— День рождения у меня будет.

— Сколько стукнет?

— Тридцать четыре. Справим и дальше попрем. Крупную рыбу лучить, как раз она созреет…

Это был не только день ангела, но еще и показуха для всех, кому это было интересно, что две группировки слились в одну. Воробьев привел с собой под два метра ростом крепкого, коротко остриженного парня и, усадив его за дальний конец длинного стола, подошел к Олегу.

— Поздравляю!

— Не с чем, Санька, грустный праздник. Не в том смысле, что шпана «отрывается», а в том, что на год старше стал. А может и действительно, праздник? На земле этой человек — самое мерзкое и никчемное существо и с каждым годом мы все ближе и ближе к смерти, значит, природе есть чему радоваться. В любом случае спасибо за поздравление. Где жена, че один приперся?

— В фойе, у зеркала крутится.

— К нашим бабам подсади ее, пусть познакомится. Не видел тебя дней десять, где был?

— В Иркутске, по коммерции. Кстати, паренька, что со мной притопал, видишь?

— По габаритам заметный.

— Местный парнишка, я его давно знаю. В микрорайоне у матери живет, а встретил я его случайно в Иркутске, он только что откинулся. Два года по воровайке отсидел, может возьмешь его к себе?

— Молодой?

— Двадцать два, но башковитый.

— Послушай, Воробей. Ты видишь, как в Первомайске все заворачивается?

— Слухи ходят, конечно.

— Я мафию хочу крепкую замутить и уже двигаюсь в этом направлении, а тебе предлагаю всю коммерческую деятельность поселка в свои руки взять, Делай, что требуется, мы поможем, но придется тебе отчет перед нами нести. Заведешь книгу для финансовых дел и все туда катай. Я у тебя в течение года денег брать не буду. Пухни, накручивай и структуре своей богатеть помогай. Чем толще ты ее сделаешь, тем лучше всем будет. Если согласен, то парнишку этого можешь к себе пока взять, присмотрюсь к нему, может и заберу его у тебя. Ну, как?

Почти не думая, Воробьев согласился. Работая в то время коммерческим директором старательской артели «Бирюза», она имел кое-какие связи в области и прикинул, что при помощи физической силы, которую в лице мафии предлагал Святой, денег накачает.

— Кто это? — украдкой от любопытных взглядов ткнул вилкой Санька в сторону Славки.

— Племяш к Лехе в гости прикатил.

— Издалека?

— С Иркутска.

— Рядом с ним кто?

— Это супруга его, Маринка, а что?

— Нет, ничего. Не видел его просто раньше.

Женька и Слепой, чуть опоздавшие к началу, пришли уколотые, и кажется с сожалением смотрели на столы, уставленные фруктами и ликерами. Бухать на ханку им было нельзя, а от еды тошнило. Предложили вмазаться Олегу, но тот уже пил шампанское и отказался. Тогда они устроились у громадного торта в виде «зоны» с четырьмя вышками по углам, который под Эдькиным руководством смастерили ресторанные повара и заказали крепкого чая.

— Святой, коммерческий магазин, что бывшие афганцы открыли, ты обложил?

— Само собой.

— Сдались?

— Не без боя, конечно, но заломали их.

— Интересно — налил себе и Олегу Воробьев — знаю их с детства, пацаны вроде крутые.

— Время сейчас такое, что выбирать приходится, туда или сюда. Государству на нас наплевать на всех, плохих и хороших. Никому люди не нужны, беспризорники, одним словом.

— Откуда в такой день такие черные мысли? — подсел к ним с куском торта на тарелке Слепой.

— Может вся наша беда в том, что мы появились на свет белый без разрешения? — кончиком столовой ложки отломил кусочек вышки Святой.

— Ты знаешь — прыснул чаем под стол Слепой — меня ведь точно, когда клепали, не спрашивали, а теперь вот подыхать неохота, а придется, тоже ведь никто не спросит. Закономерность в этой паршивой жизни одна — смерть.

— Да идите вы… — встал Воробей — пойду потанцую лучше.

«Иди, покрути булчонками» — проводил его мутными глазами Слепой.

— Олега, у тебя чего общего с этим додиком?

— Мафия, Слепой, а в ней и такие люди нужны. Ты умеешь на калькуляторе считать?

— Нет.

— Вот видишь, а этот фрукт может.

— Значит он теперь у тебя под крылышком?

— Почему, отношения у меня с ним чисто деловые. Он — коммерсант, я — уголовник. Накосопорет, получит. Олег, паренька, что Воробьев притащил, знаешь?

— Андрюха Агеев. Плохо его знаю, сижу все время, но пацан вроде ни че. Ты вон про того спрашиваешь, который с Эдькой сидит?

— Про него.

Ближе к одиннадцати, подвыпивший Ветерок увез Святого с его женой до хаты и рванул к Майке на работу. Сегодня она вышла во вторую смену в цех разлива вместо приболевшей подружки. По-хозяйски вломился пошатывающийся Лexa на проходную и постучал в стекло, отгораживающее его от вахтера.

— Открывай вертушку, мне на территорию нужно.

— Вали отсюда, пока я тебе ноги не переломал — взвился от злости плечистый накачанный парень.

— Ты че, засранец, не знаешь меня?

— Отваливай лучше по-хорошему, а приключений на сраку ищешь, так подожди до двенадцати.

— И что будет?

— Смена моя кончается.

— Понятно.

«Здоровый ты, хряк, да шуметь тут мне ни к чему. Мы тебя, дружок, с другого бока ухватим».

— До двенадцати значит?

— Чеши, чеши.

Не успел Олег уснуть, как под окном засигналил «жигуленок» и нехотя поднявшись, он в трусах вышел на балкон.

— Пистолет дай?

— Серьезное что? — слетела сонная хмарь.

— На проходной в «Юниксе» грубанули.

— Кто?

— Черт его знает, вахтер, наверное.

— А ты че туда поперся, Настя где?

— В кабаке еще. Я к Майке хотел, она сегодня во вторую смену батрачит. Дашь «шабер» или поможешь этого козла на место поставить?

— Сейчас я оденусь, иди в тачку.

Он шустро натянул трико, на босу ноги кроссовки и чтобы не хлопать входной дверью, через балкон вьпрыгнул на улицу. В машине рядом с Ветерком сидели его племянник и Костя, которых на поиски мужа отправила Настя, и вчетвером поехали к проходной «Юникса».

Как и обещал, вахтер вышел ровно в двенадцать. Из темноты хорошо было видно, как он глянул на ручные часы и покрутив головой по сторонам, очевидно в поисках Лехи, шагнул из-под лампочки.

— О-о, да я знаю его, — наматывал эластичный бинт на кисть руки Кот — это Шарабан. Три года в морской пехоте отслужил и блатует, но ничего, сейчас я ему продемонстрирую, как десантура бьет.

— Подожди. Здоровый он, волк — передернул затвор Святой — я его по тихой возьму.

— Чем больше шкаф, тем громче падает — вылез Костя из «жиги» и направился на встречу вахтеру.

Ударил он Шарабана на свету, но куда и как, они не заметили, так быстро и неожиданно все произошло. В подлетевшую тачку вахтера хотя и с трудом, но впихнули махом и только когда выбрались за поселок, тот одыбал.

— Где я?

— Лежи, родной, не рыпайся, мы еще не определились. Олег Борисович, куда путь держим?

— На свалку.

— Слышал, Шарабан, на помойку.

— Зачем?

— Олег Борисович, что ему ответить?

— Преподавать правила хорошего тона.

— Слышишь, Шарабан. Хорошим людям придется тебе попу надрать. Учили ведь тебя в школе быть вежливым? Учили, но сразу видно, что не слушал ты, охламон, преподавателей.

На свалке между куч отбросов и первомайского хлама «Жигули» остановились и потушили габариты. Под ярким сиянием луны Ветерок вытащил вахтера за шиворот из салона машины.

— На колени, сука, и проси прощения.

— За что?

Минуты две они с Котом пинали Шарабана, но тот то ли со страха, то ли с упрямства, молчал. Темное синее небо швырялось метеоритами, но созвездие Святого висело на месте и падать не собиралось. «Привет, «Медведица». Давно не виделись, но не обессудь, днем тебя не видно, ночью я обычно сплю. Зима скоро, чаще будем встречаться».

— Не орет, козлина, может, мякнем его да в мусор зароем? — предложил Леха.

— Зеленый он еще, жалко, — оторвался от небосвода Олег — отпускать, конечно нельзя. Вахтер, че прощения не просишь? Гордый значит, это хорошее качество — он открыл багажник и достал оттуда монтировку — Костя, подними ему ногу.

— С превеликим удовольствием.

— Да не две, урод, одной хватит.

Кот выполнил его команду и, коротко размахнувшись, Святой перешиб Шарабану кость чуть ниже коленного сустава.

— Все, пацаны — не вытерпел тот и заорал — простите, ваша взяла! Не убивайте!

— Вот чудак, на букву «м». Пока копыто ему не переломили, не пищал — присел на грудь вахтера Кот.

— Ты что морскую пехоту позоришь? Вообще-то пехота, она и есть пехота.

В «Кристалле» еще гуляли. Эдька с Корешом и Сэвой отплясывали на мозаичном мраморном полу зала какие-то замысловатые коленца. Агеев со Слепым и ЭДЬКИНЫМ другом, приехавшим на день рождения с Читы, мяли торт. Женщины разошлись и только супруга Ветерка терпеливо ждала муженька.

— Ты где запропастился? Сижу тут, как дурочка одна, пошли домой.

— Как скажешь, только не шуми.

Он попрощался со всеми и ушел. В углу помещения сидели уставшие официантки. «Скоро час» — прикинул Олег.

— Эдька, шлепай сюда — и когда тот подошел, обнял его — все, праздник кончился, разбегайтесь.

— А че такое, мы до утра навострились.

— Официанткам до хат пора.

— Я им забашлял.

— Правильно и сделал. Детишки у них, наверное, не кормлены, да и на работу раненько подыматься. Отпускай их.

— Ладно. В тюряге икру красную дают?

— Не встречал.

— Тогда я на всякий случай пару бутербродов подрежу и отваливаем.

Половину первого этажа пятиэтажного здания гостиницы «Березовая роща» занимал ресторан. Вторую — номер люкс с бассейном, тремя спальнями и просторным залом с кожаными диванами, который предназначался для встречи самых знатных гостей директора ГОКа. Без его личного разрешения туда никого не селили. Теперь в нем жил Эдька.

Святой отворил влажную дверь сауны и прямо в одежде вошел туда. В бассейне, прикрыв глаза, тащился Женька.

— Здорово, бродяга, волокешься?

— Ништяк — медленно вдохнул Беспалый и на несколько секунд утонул.

— Фу-у — вынырнул он и довольно оскалился — раньше здесь одни тузы плескались, а теперь вот моя синяя шкура отмокает. Ты чем это интересно Разина напутал, что он тебя в этот номер запустил?

— Директор ГОКа в отпуске пока, вернется, надо будет плотно им заняться, а это Эдька начальника жилищно-коммунальной службы вместе с креслом в окно выкинул.

— В натуре?!

— Че, не веришь что ли?

— Расскажи, а?

— С Сэвой и Корешом зашел к нему, а Эдька ведь простой, как три рубля, сам знаешь и говорит: «Пусти в люкс пожить».

— А он?

— А он собакой цепной у Разина служит и вместо того, чтобы удовлетворить Эдькину просьбу, решил катапультироваться.

— В ментовку не лукнулся?

— Если бы ломанулся, то не купаться бы тебе в этой богадельне. Новости есть?

— Особых нет. Все путем. Вчера читинские барыги возле «Детского мира» дынями торговали, платить отказались. По сонникам Десяток ларек ихний разбомбил.

— Кто такой Десяток?

— Сэвы с Корешом приятель, молодой пацан, в школе с ними учился вместе. Он сейчас в зале, кстати, с пацанами видак крутит.

— Все?

— Нет. Буряты мясом торговали, тоже кобениться стали. Кореш им пол машины песка нашвырял, а так все ништяк. Надо бы нам, Олега, в Читу к Культурному сгонять, давно не были.

— Сегодня двадцатое, давай дней через пять?

— Годится.

— Айда пиво пить?

— Благодарю, я еще поныряю.

Даже сквозь затворенные двери стало слышно, как ржут над фильмом шпанюки.

— Ну ладно, я в кино, отмоешь грехи, вьползай. Братан, Агеев, Сэва и худощавый парнишка лет двадцати надрывались над Пьером Ришаром в «Уколе зонтиком».

— Ты Десяток?

— Я.

— Зовут как?

— Леха.

— Бухаешь, Леха?

— Да я не только бухаю. Я колюсь, траву курю, таблетки жру, короче все, как надо, а че?

— Давай тогда за знакомство накатим грамм по триста.

— Кого по триста, давай по пятьсот? Агей оглянулся на знакомый голос.

— Привет, Олега, базар есть — он вместе с креслом развернулся.

— Здесь в кабаке девчонка одна моя знакомая официанткой работает. Молоденькая, белобрысая такая, Риткой звать. Ночью вчера после смены домой топала и у Дома пионеров на нее мужик налетел. В кусты затащил, избил и изнасиловал. Всю одежду на ней изорвал и искусал, словно пес бешеный.

— Как искусал?

— Зубами, за попку, за ляжки.

— Похоже, в нашей деревне маньяк объявился. Кто это был, неужели не запомнила?

— По-моему узнала, только боится говорить.

— Она сейчас где?

— На работе.

— Давай, Андрюха, тащи ее сюда. Дело серьезное, так не оставишь, а то этот ублюдок еще кого-нибудь изнасилует да убьет.

Агей смылся и минут через десять вернулся с официанткой. Полчаса девчонка размазывала по пухлым щекам тушь с ресниц и сопли, но в оконцовке сказала, кто это был.

Из бассейна укутанный в махровую банную простынь пришел Женька и развалившись по креслу, распечатал бутылку сухого вина.

— Пацаны где?

— Уехали за одним уебком.

— А эта рева что здесь делает?

— Сейчас узнаешь.

Обернулись пацаны шустро. Не успел Беспалый вытянуть и половину бутылки, как под окнами люкса лихо визгнули тормоза легковушки, и Эдик с Агеевым втащили в номер упирающегося хозяина «Фантика», подпинываемого сзади Корешом и Сэвой. Увидев Ритку, чернявый покрылся испариной и сразу переехал сопротивляться.

— Тебя как мать нарекла, урод?

— Владимир — зазаикался барыга.

— Ты маньяк что ли, Володя?

— Нет.

— Изнасиловал девчонку, испугал, платье изорвал. Наклонности странные, если считаешь себя психически здоровым человеком. Ты ведь богатенький, мог бы и купить себе девочку для утех, а ты караулишь людей по ночам в кустах. Жену твою, Владимир, если вот таким образом кто-нибудь напугает, нормально будет?

Трясущимися руками тот мял бледное лицо.

— Черт попугал, больше такого не случится.

— Ясно море, что не повторится, а то башку тебе снесем, коза противная. В милицию Ритка не пойдет, уродина, семью твою жалко, а тридцать тысяч ты ей завтра на работу занеси, договорились?

Не веря, что так легко отделался, чернявый встрепенулся и лихорадочно зашарил по карманам.

— Столько у меня и с собой имеется, вот, — выудил он из брюк деньги. — На, Рита, тут сорок две тысячи. Завтра я тебе еще дам, платье новое купишь. Извини меня, пожалуйста — замялся он и едва слышно выдавил — не говори только жене моей.

— Зря ты его пожалел — когда официантка с чернявым ушли, врубил видак Эдька — надо было ему, ублюдку, штук сто выписать. Добренький ты, оно и понятно, кто она тебе.

— Не газуй, братан. Когда базарили, покраснел он, значит, совесть еще не потерял.

— Олега, я тебе не нужен?

— Нет, Андрюха, собрался куда?

— В «Кристалл» сбегаю, поглазею на народ и дельце одно проверну. Сегодня там взрывники с карьера премиальные обмывают, может что обломится.

— Давай здесь забухаем? — оторвался от телевизора Эдик — Десяток, волоки с холодильника шампанское, пива с морозилки захвати.

— Я не пить, Эдька — взял со стола тряпочную салфетку Агей и принялся протирать туфли — взрывчатки может, выцыганю. Ладно, братва, до завтра. «Толковый парняга» — улыбнулся Святой.

— Кореш, стучится кто-то, посмотри.

Это пришла с ресторана Ритка.

— Олег, там с Читы парни какие-то приехали, тебя спрашивают или Женьку.

— Много их?

— Трое.

— Спасибо, Рита, скажи им сейчас подойду. В нише у эстрады пили пиво приезжие, и одного из них Олег узнал сразу и издали.

— Привет, Нугзар.

Тот, как настоящий мафиози, обнял Святого и поцеловал его в щеку.

— Здорово, шпана — обнял он по очереди Эдика и Беспалого — как поживаете?

— Ништяк — ответил Женька — вы мимоходом, в гости или по делу?

— Культурный прислал — сделал серьезную мину Секретарь — дыбануть, чем дышите, и узнать в чем нуждаетесь. Да и пора бы вам в «Лотос» наведаться, сам Пал Палыч прибежать в Первомайск не может, у него административный надзор еще не кончился. — вынул из нажопного кармашка записную книжечку Нугзар и щелкнув кнопкой шариковой ручки, приготовился писать.

— Помощь нужна?

— Финансовая? — усмехнулся его деловитости Олег.

— Нет, только физическая, с денежками сами крутитесь. Магазины обложили, надеюсь?

— Обложили.

— Платят?

— Куда они денутся.

— Кооператив, говорят, у вас в поселке большой есть, «Юникс», с ним как?

— Худо. Не боится председатель этой лавочки ни черта, ни бога — плеснул себе в бокал напитка Святой — пробовали зимой его качать, сразу в ментовку улетел. Холеная рожа Секретаря скривилась.

— Вот видишь, а говоришь — помощь не нужна. Давай я с Читы косачей своих отправлю, они вашему барыге махом полную квартиру гранат нашвыряют, другие посговорчивей будут.

— Благодарю, Нугзар, сами управимся. Культурному передай, что двадцать пятого нарисуемся, а пока гулеваньте. Башлять не надо, за все уплачено на сто лет вперед. Устанете — в соседнем подъезде гостиница. На первом этаже справа от входа в люксе братан мой живет, можете у него остановиться. С утра он вам Первомайск покажет, в общем все, чем заинтересуетесь.

Через полчаса в кабинете директора кабака дым стоял коромыслом.

— Пусть читинцы с «Юниксом» возюкаются — щелкал кедровые орешки Женька — нам он пока не по зубам…

— Пора за них взяться — перебил его Ветерок — я Манто одной злостью удавлю, блядину. Святой, не отдавай Культурному «Юникс». Если они сами его подомнут, то и дальше от него греться будут, нас пустят по борту, вот увидишь.

— Слушай, Олега — наколачивал гильзу от папиросы гашишем Слепой — Пал Палычу ведь, в натуре, наш поселок до фени, он башкой своей плешивой тряхнет и Манто действительно в хату гранаты полетят, а живет он в пятиэтажном доме. Питается дом газом и если одну квартиру рвануть, то вся коробка может взлететь. Хошь не хошь, а придется «Юникс» самим потрошить. Да и в Чите могут подумать, что мы тут сопли жуем и без них ничего не можем.

— Опять он, овца, к легавым ломанется, а у него с ними по ходу все ништяк. Цистерну спирта он две недели назад с востока притаранил и уже торгует им. Я бутылочку купил и в шилкинскую санэпидемстанцию свозил. Там сказали, что спирт технический и для употребления не годится. Тогда я к Манто подкатил, давай говорю прибылью делиться. Он мне ответил, что уже делится, с кем считает нужным. Не боится короче, чувствует себя под защитой, но чьей? С уголовниками не контачит, значит, на ментов надеется.

— Тем более мякнуть его нужно.

— Нужно-то нужно, Леха, но надо, чтобы в этом вопросе мы единодушны были, а то — один в лес, другой по дрова. Кто как соображает?

К двенадцати ночи судьба председателя «Юникса» была решена. Два дня дал Святой Косте, чтобы он выследил Манто и выбрал удобное место для убийства.

В то время, как подельники из кабинета повалили в люкс, Андрюха подливал взрывникам в «Кристалле».

— Выручайте, мужики. Брательник старший на севере Бурятии живет, в тайге. Охотится, рыбачит. Подгоните динамита маленько, рыбу глушить?

— За мешок взрывчатки, пять детонаторов и два метра бикфордова шнура — ящик водки, потянет? — предложил бригадир взрывников.

— А в мешке, сколько этой бяки?

— Сорок килограммов.

— Годится. Два мешка беру. Водка у меня дома стоит, куда, когда и кому ее подвести?

— Склады ГОКовские знаешь?

— Это которые за поселком по дороге в Шилку?

— Они. Завтра к обеду подкатывай, только один и на тачке, у нас транспорта нет.

Обедать почти всегда собирались в «Кристалле». У кого были какие проблемы, к двенадцати подтягивались туда, знали, что Олег будет там. Братья баловались шампанским и слушали деловито уничтожавшего отбивную Воробьева.

— Книгу амбарную завел и все туда записываю: приход, расход. Все, как положено. Магазин продуктовый, за твоим домом который стоит, знаешь?

— Каждый день в окно на него любуюсь.

— Директорша его выкупила, теперь магазин частный, чуешь? На базу ОРСа навезли три тонны импортного шоколада и сто тонн французского мяса, как бы все это на сторону не ушло.

— Не уйдет. Завтра утром ко мне забежишь, я тут кое-что придумал.

— Ясненько — встал Санька, собираясь уходить — с тобой председатель моей артели желает познакомиться и еще один мужик с управления ГОКа. Я пообещал ему, что завтра вас столкну?

— Столкни, раз такое дело.

— Агея не видел?

— Нет — соврал Святой и посмотрел на бело-золотистый циферблат «Ориента». Часа полтора назад Андрюха с Ветерком погрузили в тачку два ящика перцовки и улетели за взрывчаткой — увидишь, привет передавай.

Только упылил Воробей, приехали Леха с Агеем.

— Все ништяк. Сто килограммов взрывчатки, десять детонаторов и метра три бикфордова шнура взяла. На даче у меня притырили — Ветерок прямо с горлышка хлебнул шампанского — нужно перетащить в место ненадежней. У меня сам знаешь, чуть кипишь какой, сразу шмонать станут.

— Завтра перевезем. Садитесь, похрястайте и к начальнику ОРСа в гости двинем. Пора его, толстопузого, за окорока брать.

На стоянке машин, возле четырехэтажки завкома красовалась красная «Королла» с левым рулем. Номера на ней болтались первомайские.

— Ух, ты! — присвистнул Олег — красотка! Чья это интересно лайба, не в курсе?

— Не догадываешься?

— Ковалева что ли?

— Его, голубчика — подтвердил Андрюха — начальник ОРСа все — таки, шишка, на «Жигулях» ездить стремно.

— А так сразу видно, что ворует — и ладно. Нашим легче — с таким дядей дело иметь.

В кабинет Ковалева Святой вошел с Агеем.

— Никого к начальнику не впускай, пока я не разрешу — приказал Эдик секретарше и по-хозяйски устроился в мягком глубоком кресле.

— Ты что это тут командуешь?

— Заткнись, настроения базарить нет.

— Я сейчас милицию вызову, грубиян — потянулась она к телефону, но под тяжелым Эдькиным взглядом передумала и выдвинув верхний ящичек письменного стола, покопалась в нем.

— Сигаретой угости?

— Вечером в ресторане.

— Я замужем.

— Как хочешь.

Леха ушел к жене, которая работал в этом же здании на первом этаже в кассе управления, а в светлом просторном кабинете Ковалева обкрадывали и без того небогатый люд поселка.

— Добрый день, Юрий Викторович. Мы — уголовники. Объясняю, зачем мы к вам пожаловали. Вы — начальник ОРСа, значит должны воровать, а если я угадал, то давайте делиться с нами. Не будете, то может так случиться, что вас ограбят или хуже того убьют. Как вам мое предложение?

Видно было, что от такой откровенности Ковалев слегка опешил, но только слегка. Прикрыв ладонью большую часть мясистого лица, чтобы Олег не видел его бегающих глаз, Юрий Викторович думал.

— Почему вы собственно решили, что я — вор?

— Вы это и не скрываете.

— Да?

— На «Королле» катаете, Юрий Викторович. Простому смертному такую ни в жисть не взять. Что вы при деньгах видно сразу, а впрочем, может я и ошибаюсь, так что, если вы человек честный, увольняйтесь. На ваше место сядет другой, с ним договоримся.

— Подумать можно?

— О чем, Юрий Викторович?

— Действительно о чем? — вытряхнул он из коробки «Мальборо» сигарету — не боитесь, что я в милицию обращусь?

— Пожалуйста, ваше дело. Только предупреждаю и очень серьезно, если такое произойдет, то мы вас убьем.

— Пошутил я, пошутил — поднял вверх руки Ковалев — но понимаешь, Олег, если я и занимаюсь какими-то махинациями, то не один и вот так прямо тебе сказать, что я ворюга просто не могу, понимаешь?

— Конечно. Мне и не нужно знать механизм ваших темных дел. То, что вы себе накручиваете, пусть будет вашим, но с базы ОРСа без моего ведома ничего налево уплывать не должно. Я имею в виду дефицитные товары. У меня, как и в вашей структуре есть начальник коммерции, Воробьев его фамилия, знаете такого?

— Что-то слышал. Он случайно не у Шатрова в старательской артели коммерческим директором работает?

— Вот он завтра к вам и заглянет. Проинформируете его, что у вас имеется на базе такого, на чем можно руки погреть и не бойтесь его. Что он вам предложит или наоборот отберет, это от моего имени. Этот парень — кивнул Святой на Андрюху — мой друг. Может один, может с Воробьевым к вам наведываться будет, вы уж его впускайте.

Без пяти три жигуль стоял у служебного входа в большой продовольственный магазин.

— Вот директорша шагает, — показал на нее пальцем Агей — не опаздывает с обеда, а может просто ключ продавцам не доверяет. Матерая тетка — протянул он с некоторым уважением — интересно, как она себя вести будет.

— Пошли, Ветерок, со мной, а вы, гаврики, в тачке посидите — вылез из-за баранки Олег.

Валентине Антоновне было чуть за пятьдесят, но выглядела она моложаво. Отпахав в торговле двадцать пять лет, она знала все ходы и выходы в этой мутной воде и предполагала, что организованная преступность рано или поздно дотянется до нее, так что появление Святого, о котором она была наслышана, нисколько ее не удивило и на его предложение сотрудничать, директорша сразу согласилась.

— Извини, Валентина Антоновна, что я прямой, как дуга и вот так, без обидняков, тебе под шкуру залез. Просто взрослые мы с вами уже люди и я думаю незачем мне по ночам в вашем магазине витрины колотить и так поймем друг друга.

— Правильно, — выключила она кофейник и достала из маленького холодильника торт. — сама выпекла, не магазинский. Почаюйте со мной?

— Спасибо, Антоновна, торопимся, но с вами можно, наливайте. Сторож у вас есть?

— Зачем он мне?

— Теперь будет. Вот этот парняга подойдет?

— Да не нужен мне охранник.

— Мне нужен, будете ему платить официально по ведомости пятьдесят тысяч в месяц и помимо этого еще кое-какие услуги оказывать, но это уже так, мелочи.

— Согласна я, Олег, и платить, и на мелочи ваши, но все же от сторожа твоего уволь.

— Не хотите значит мои глаза и уши в своей вотчине иметь, ладно, уважим. Жалобы, предложения есть?

— Ты как на партийном собрании, — поддержала его тон директорша. — Представь себе просьба есть.

— Просите, поможем, чем сможем, — заурчал желудок, требуя торта, и он широким лезвием обломанного ножа нырнул в отпотевшую картонную коробку.

— Магазин у меня теперь частный, — помешала в стакане кофе Валентина Антоновна и подала Святому, — и Ковалев перестал нам с базы ОРСа товар выделять.

— Можете не продолжать. Решаема проблема, но сами понимаете, не за даром.

— Естественно, всем жить надо!

— На базе мясо французское есть и шоколад то ли голландский, то ли шведский, возьмете?

— Боже мой, конечно, но не даст, жмот, скорее удавится. Я у него была намедни, говорит, что мясо только для детских садов и школы держит — приказ Разина. Хотела ему в лапу дать, не берет, боится.

— Сколько мяса нужно? — вытер детским полотенцем он ладонь правой руки.

— Холодильные камеры у нас вместительные, так что пять тонн приму сразу.

— Посидите тихо. — Олег пододвинул к себе захудалый телефонишко и набрал номер начальника ОРСа. — Юрий Викторович, это я, по голосу меня узнаете? Завтра утречком к вам подойдет директор продмага номер восемнадцать, выпишите ей пять тонн мяса.

— Импортного, — прошептала Антоновна.

— Французского, а я вечером домой к вам заеду и все растолкую, добро? Вот и хорошо, — опустил он трубку на рычаг, — а вы говорите не берет, плохо давали.

— Помоложе была, давала конечно получше, — расхохоталась директорша. — Про шоколад ты конечно забыл?

— Даст и шоколад, выбейте от моего имени. Теперь, Валентина Антоновна, любой дефицит с базы будет идти через ваш магазин. Мясо получите по девяносто рублей за килограмм, продавать будете не дороже двухсот, чтобы покупателям не туго было. Прибыль делим на троих. Вам, мне и дяденьке, которому я сейчас звонил. Весь товар, что он выделит должен уплывать таким же образом, схема расчета та же, потянет?

— Если гы знал, Олег, как меня выручил.

— Умная вы женщина, приятно будет с вами работать, — встал с табурета Святой. — Дальше мутить с вами будет мой человек, Воробьев его фамилия.

— Сашка? Знаю я его, сопляка, в люди значит выбился. Не похож он честно говоря на мафиози.

— Он и не бандит, Антоновна. Он простои коммерсант, делает звонкую монету.

— Для мафии.

— Проницательная вы дама, все видите. До свидания, понадоблюсь, найдете через Леху.

Прохладный и порывистый, но еще не очень злой ветер за заляпанными красной стеклами серого, даже после недавней побелки кабинета, срывал с тополей последние желто-багровые листья и гнал их к покосившемуся забору воинской части. ”Надо взбучить уборщицу за то, что не вымыла окно», — подушечкой большого пальца Шатров по диагонали провел по стеклу. Пятнышки краски размазались. «Масляная, если в коридоре панели такой же выкрасили, то, наверное, рукав плаща уделал…»

— Николай Иваныч!

Он вздрогнул и обернулся.

— Прости, милай. Вчерась ребята поздно закончили с ремонтом и я, грешная, не успела здесь прибраться.

— Ничего, тетя Зина, ничего. Я через час уйду, вот ты и наведешь тут порядок. Волоча за собой швабру, техничка, шлепая шлепками, пошла. «Кажется в бухгалтерию, никак ее отругать не могу. Правильно супруга говорит, что я бесхарактерный». Шатров выпил таблетку «ношпы» от покалываний в печени и заходил заложив руки за спину по кабинету. Он понимал, что раз сидит на золоте, то встреча с мафией неизбежна, поэтому сам искал сильного человека из среды организованной преступности, на которого можно было бы опереться в случае опасности. Обращаться в милицию по его мнению было бесполезно, в законодательстве были не трещины, а дыры, в которые лезли нахрапистые уголовники. Политическая обстановка в стране тоже им благоприятствовала. За свою безопасность нужно было платить. «Воробьев где-то запропастился.» Тот как-будто услышал своего начальника и без стука отворил дверь.

— Доброе утро, Николай Иваныч, — пожал он его сухую полную ладонь. — Болеешь что ли?

— Здравствуй, Саша, весной и осенью вот печень пошаливает, страсть как больно, но ерунда это. Вы, если не ошибаюсь, Иконников Олег? Он кивнул в ответ и сел в кресло Шатрова.

— Один на один поговорим?

— Это как вам будет удобней.

— От чашечки кофе надеюсь не откажетесь? Вот и хорошо, — Иваныч вынул из дипломата стеклянную баночку кофе и подал Воробью. — В бухгалтерии у женщин чайник электрический есть, сходи завари. Только им не отсыпай, кофе эфиопский, по великому блату Разин в Москве доставал.

— Вы близко знакомы с Разиным? — перестал бессмысленно чертить в календаре Святой.

— Намного ближе, чем мы предполагаешь, — и подождав, пока из кабинета выйдет Воробьев, продолжил. — Реальная сила в Первомайске — не председатель поссовета, а директор ГОКа. Он хозяин поселка и администрация, и даже милиция почти беспрекословно выполняют его приказы и артель эта, которой вроде я руковожу, тоже фактически принадлежит ему. Он учредитель «Бирюзы», но похоже, что не один, потому что тщательно скрывает от меня кое-какие документы.

— Все тайны мне выкладываете, с чего бы это, Николай Иванович?

— Есть у меня на это причины и одна из них то, что уголовники не его потрошить станут, а в первую очередь меня. Везде он в стороне, хитрый. Сведу я тебя с ним, сам увидишь, — закурил Шатров и предложил Олегу.

— Спасибо, я не курю.

— Откровенен я перед тобой и поэтому надеюсь, что о чем мы сейчас толкуем, Разин не пронюхает.

— Много потеряете?

— Да нет, прибылью он со мной делиться не собирается, жадный очень.

— А много ее, прибыли?

— Достаточно. Мне он выдает зарплату, а вот себе отхватывает прилично.

— Николай Иванович, что-то ты не договариваешь, не могу ухватить логики?

Председагель «Бирюзы» поправил пышные под картофелиной носа усы и выложил.

— Я тебя буду держать в курсе всех финансовых дел артели. Бухгалтерские книги и отчеты, пожалуйста, в любое время дня и ночи. Сколько Разин будет забирагь и когда, я тебе тоже буду сообщать. Ты с него будешь давить какую-то сумму и двадцать процентов мне давать.

— Годится.

— И еще, если Владимир Иваныч вдруг решит меня уволить, то ты не позволишь ему это сделать. Пока я буду председателем артели, тебе будет выгодно.

— Договорились, Николай Иваныч. Расскажите о себе немножко, кто вы, откуда?

— Сорок три года мне, родился здесь, в Первомайске. Женат, двое детишек. Работал трактористом до прошлого года…

— Кем?

— Трактористом.

— Образование у вас есть?

— Восемь классов и ПТУ.

Теперь Святому стало все понято.

— Иваныч…

Прервал его отворивший ногой входную дверь Санька с подносом в руках.

— Не помешал?

— Входи, мы почти закончили, — сдвинул на край стола бумаги Шатров, освобождая место для подноса. — Олег, ты что-то хотел сказать?

— Предложение у меня к вам есть простенькое. На базу ОРСа шоколад импортный пришел, вы выдаете из кассы артели миллион своему заму.

— Воробьеву?

— Ему, в подотчет конечно. Он на эти деньги выкупит шоколад и скинет его по своим каналам. Через месяц «бабки» вернет, прибыль пополам, — Святой поставил на поднос обжигающую пальцы чащечку.

Криминала в этой ситуации не было и Иваныч согласился.

— С Разиным, Николай Иваныч, сводить меня не надо и лучше не говорите ему, что контактировали со мной. Как бы он не заподозрил, что мы с вами подружились, а я сам как-нибудь ему под шкуру залезу.

— Сомневаюсь я, что он тебя без чьей-либо рекомендации подпустит к себе.

— Мне протеже и не нужны. Я уголовник, приду без приглашения и возьму за горло, вот и все.

Когда вышли на улицу, Воробей усадил его на припорошенную листьями лавочку.

— Ковалев плотно завязан с одним коммерсантом из Читы, Миша Шаргин, не слыхал про такого?

— Не доводилось.

— У Ковалева заместитель есть. Меркулова Альбина Михайловна. Вот через нее он летом этому барыге вагон водки по государственной цене спулил, а Шаргин Юрию Викторовичу за это две «Короллы» подарил. На одной он сам ездит, а на второй сыночек Разина, Меркулова тоже по-моему в накладе не осталась.

— Понятненько. Ты сейчас чем занимаешься?

— Час свободный есть.

— Вчера Агей взрывчатку в ГОКе вымутил, она на даче у «Ветерка» лежит. Может у тебя есть куда ее пристроить?

Санька сморщил узкий лоб, перебирая в памяти друзей.

— Есть такой. Наш, первомайский парень, Вовка Якушев. Я с ним в школе вместе учился. Брат у него на краю поселка в своем доме живет, место надежное. — Ты ручаешься, что все тихо будет?

— Я в нем уверен, как в самом себе.

«Ориент» Олега показывал одиннадцать, когда два бумажных мешка с динамитом перевели с Лехиной дачи на новое место хранения. Условились словиться в шесть часов вечера в люксе и разбежались, после чего Святой забрал в гостинице Эдика и газанул к начальнику ОРСа. Ковалев встретил братьев словно любимых родственников, которых давно не видел.

— Здравствуйте, ребятки, садитесь, — нажал он на телефоне красную кнопочку. — Алена, ты меня слышишь?

— Что хотели, Юрий Викторович?

— Никого ко мне не впускай, а еще лучше говори всем, что меня нет и чайка горячего и покрепче сделай. Гости у меня такие, что не пьют и даже не курят, лимон не забудь. Аленушка. — вернул он кнопку в прежнее положение. — Хороша девчонка, женился бы, но слаба на передок Аленушка. Как приметит парня симпатичного, хлоп на спину и ноги рогаткой.

— Она мне сказала, что замужем.

— Врет, Эдик, врет. Проси лучше, а хочешь я ей прикажу и она с тобой переспит?

— Не надо, сам справлюсь.

— Юрий Викторович, просвети меня, темного, что там у вас за история получилась с вагоном водки?

— Какая водка?

— Лето, Шургин, Меркулова…

— А-а, вспомнил. Ничего особенного. Я ему вагон водки по госцене, он мне две иномарки. Одну я Разину по дешевке продал.

— Я знаю так, что не продали, а отдали?

— Ну отдал, Олег, отдал, а что делать, если он просит. Не дашь, уволит. Вот, хапуга, задушил паразит совсем, веришь? Уеду, брошу все к чертовой матери и уеду. Жена у меня в Москве и сын, — слегка побледнел он, вспомнив недалекое прошлое.

— А что вы здесь на периферии забыли?

— Не угодил в столице кому-то, сам не пойму кому. Сослали вот на пять лет.

— Сочувствую. Разину нужно отстегивать, в Москву, себе что-то на черный день отложить, да тут еще мафия на шею подсела. Не позавидуешь вам конечно, но что поделаешь, не мы такие, жизнь такая и все же, Юрий Викторович, как с вагоном быть. Все на нем поимели кроме меня.

— Олег, я тебя в то время не знал, теперь с таких дел и ты иметь будешь.

— Ладно, договорились. Сколько вы уже у нас в поселке годиков воруете?

— Олег, потише пожалуйста, услышит не дай бог кто. Три года почти.

— Значит два года осталось?

— Два.

— Это хорошо. С восемнадцатого магазина директоша приходила?

— Антоновна? Была, все чики-брики.

— Воробьев забежит завтра наверное. Шоколад ему отдашь с базы.

— Все что ли?

— Весь.

— Олег, оставь хоть полтонны?

— Оставляю, куда он вам?

— Шургину, можно мне с ним мутить?

— Валяй, только нас не забывай.

Посте шатровского вонючего эфиопского кофе пили вкусный и родной крепкий грузинский чай с лимоном и даже с «Птичьим молоком». Попрощались с гостеприимным хозяином так же, как и встретились, как родственники.

В коридоре Святого караулила Меркулова, узнавшая от секретарши Ковалева, что в кабинете у него братья Иконниковы.

— Здравствуете, мальчики, — бесцеремонно взяла она под руку Олега. — Прошу ко мне на чашечку кофе.

— Спасибо, Альбина Михайловна, — попробовал он освободиться от ее цепкой хватки. — Bo-nepвыx, мы с вами не знакомы, а во-вторых, нахлебались этой дряни уже по горло.

— Ничего страшного, — буквально втолкнула Меркулова старшего брата в открытые двери своего кабинета. — Девчонки, на минутку оставьте нас.

Две девчонки лет по сорок послушно встали и выполнили просьбу начальницы.

— Не желаете кофе? Вот и хорошо, у меня все равно он кончился. Присаживайтесь, братики. — она проверил перед зеркалом, висевшем на двери, ладно ли сидит на голове парик и кокетливо подмигнула Святому. — Вот какое у меня к тебе дело, вернее к вам. Увольняюсь я от Ковалева и кооператив создаю торговый. Юрий Викторович на меня конечно зол до ужаса. Помогите мне помещение под склады и магазин выбить, без вашей помощи не получится, ведь я теперь со своим кооперативом, как бельмо на глазах Ковалева буду. Сами понимаете, ему это не выгодно и он попытается меня сожрать. Вы — мне, я — вам, нормальная схема?

— Альбина Михайловна, — подивился ее напористости Олег, — с чего вы взяли, что мы разбойники?

— Мафиози, так точнее будет.

— Ну ладно мафиози?

— Земля слухом полнится.

— Понятно. Когда увольняетесь?

— От вас зависит.

— Даже так?

— Да.

— Тогда в долгий ящик откладывать не будем, — он снял с телефона трубку и набрал номер офиса председателя «Бирюзы». — Алло, это я. Узнали меня?

— Голос твой сразу запоминается, — чиркнули спичкой на том конце провода.

— Не успели толком познакомиться, уже я к вам с просьбой. Мне нужно помещение большое, чтобы под коммерческий магазин и одновременно под склады потянуло?

— Лично тебе?

— Не важно кому, прошу я.

— Я с этого иметь буду?

— Обязательно.

— Имеется такое, — вновь чиркнула у потухшей сигареты спичка. — Бывший компьютерный клуб подойдет?

— Секундочку, — зажал ладонью трубку Святой. — Альбина Михайловна, какой-то бывший компьютерный клуб потянет?

— Конечно, Олежа.

— Подойдет, Иваныч, а кому он принадлежит?

— Артели.

— Он у вас пустует, так и понял?

— Совершенно верно.

— Клуб — собственность «Бирюзы»?

— Нет, в аренду мы его взяли на два года.

— Ага, значит артель за него платит администрации поселка. Пускай так все и остается. Кооператив, который в клубе обоснуется за аренду помещения будет отстегивать лично в твой карман, годится?

— Спасибо, Олег.

— Не за что, Николай Иваныч, ты — мне, я — тебе.

— Высший пилотаж, — когда он положил трубку на аппарат, восхитилась Меркулова, — а еще говоришь не мафиози. Юрий Викторович облезет, бедненький, когда завтра я ему заявление об уходе на стол полежу.

На стоянке у тачки их поджидал Ветерок.

— Привет, братаны, где были?

— У начальника ОРСа, — встряхнул расправляя дужки очками Эдик и водрузил их на переносицу. — Потом у Меркуловой, ты что здесь делаешь?

— Не знаю, чем заняться, у жены в кассе сидел.

— Поехали с нами в «Кристалл», похрястаешь, а затем в бильярдную, поучу вас шары катать — Ты нас?

— Олега, что с тобой? — тревожно закрутил Эдька башкой, сдернув очки. — Мужичка вон того видишь?

— У которого кепка на затылке?

— Никого он тебе не напоминает?

— Нет.

— А мне причудился тесть мой, покойничек. Когда он с работы домой возвращался, теща по кепке определяла трезвый он или под хмельком. Если кепка на макушке, то трезвый, если натянута на брови — бухой. Ох, Михалыч, Михалыч, путевый был мужик, пусть земля тебе будет пухом.

— Леха, на даче порядок? — увел старшего брата от прошлой жизни Эдик.

— Ништяк, а че?

— Чушечки растут?

— А-а, вон ты че, волчара. Подожди, скоро сало выпрашивать у меня будешь. Ближе к шести вечера Святой взял у брата ключ от «люкса» и оставив его с «Ветерком» в бильярдной, уехал. После сауны он почти час просидел в бассейне и вытащил его оттуда пришедший Воробьев, который припер с собой маленького толстого, словно дыня, рыхлого мужичишку.

— Он начальником транспортного отдела в управлении работает, очень хотел твою персону повидать. Мне не говорит зачем.

Когда остались вдвоем, Олег услышал зачем понадобился этому толстяку.

— Разин «БЕЛАЗы» для карьера у государства покупает по два миллиона триста тысяч за штуку, а затем через филиал нашего ГОКа, что находится в Белореченске, сплавляет их в Китай.

— Кто у Разина своей человек в филиале?

— Начальник тамошнего снабжения.

— Дальше.

— На каждой машине Владимир Иваныч по моим подсчетам наваривает примерно двадцать миллионов. Ни с кем не делится, это точно.

— Даже с Москвой?

— Вот этого честно говоря не знаю, я имею ввиду здесь, в поселке, вернее в ГОКе. Пока он в отпуске, я хотел один «БЕЛАЗ» перепродать, но ему кто-то брякнул в Сочи и сегодня после обеда Разин нарисовался. Чуть живому мне сердца не выдрал — где «БЕЛАЗ»? Пришлось вернуть. Мне за эту информацию ничего не надо, просто ненавижу я «тятю». Растребуши его и мы в расчете.

— Сейчас он значит в Первомайске?

— Нет, уехал только что в Читу. Самолет у нею ночью на море Черное.

Словно предчувствуя, что сегодня произойдет трагедия, золотистая забайкальская погода буртовала над поселком синие темные грозовые облака. Но небо пока не плакало по будущеи жертве и привязав к желтой красавице-березке под кухонным окном сенбернара, Игореха гонял с пацанвой в футбол. Поглаживая собаку, Святой смотрел за сыном и внимательно слушал Костю, который вместо двух, четыре дня пас председателя «Юникса».

— Вроде все просчитал. Вариант такой. Манто гараж купить желанием горит, поднакопил, видимо деньжат, барбос, и объявление в «Шилкинской правде» поместил соответствующее. Заманим его в гаражный кооператив по улице Дружбы и там застрелим или в багажник и в карьер. Вот два патрона, — выудил он из нагрудного кармашка капроновые гильзы, — картечью забил самодельной, после такого гостинца не то что человек, животина ни она не выживет.

— Обрез, тот, из которого я под Хилком в лесу шмалял у кого хранится?

— У Лехи.

— Воткнешь эти «маслята» в него и ровно в десять, чтобы у меня был.

— Яволь.

— Сейчас дойди до Беспалого, пускай вместе со Слепым тоже до моей хаты подтягиваются, но чуть пораньше. Ветерку я сам брякну. Рыжего разыщи, вторая «жига» пожалуй нужна будет. Игореха! За Линдой приглядывай, я к Эдьке схожу, а ты, голубь, что стоишь? Лети.

В десять у пятиэтажки, где жил Олег, уткнувшись друг в дружку капотами стояли две легковушки. В одной причесывал вечно торчащий после убийства милиционера чуб Вовка, в другой негромко переговаривались Леха, Слепой и Женька. В квартире Святого Костя набирал номер председателя «Юникса», рядом стояли братья.

— Добрый вечер, — поперхнулся Кот, когда услышал, что на том конце подняли трубку.

— Не киксуй, — погрозил ему кулаком Олег.

— Вы объявление в газете дали насчет гаража?

— Да, а в чем дело?

— Извиняюсь сразу. Понимаю, что сейчас уже поздно и вы наверное ко сну готовитесь, но дело в том, что я уезжаю ночным поездом из Первомайска и в срочном порядке продаю капитальный гараж. Поэтому у меня к вам просьба, если сможете, то прямо сейчас придите в гаражный кооператив по улице Дружбы, я вас возле сторожки буду ждать.

— Может на завтра отложим, ах, да вы ведь уезжаете. Где гараж расположен?

— Прямо напротив сторожки, очень удобно, у сторожа он всегда в поле зрения. Номер сто сорок второй, теплый, подполье есть, яма ремонтная, «Главное, что у сторожа на виду».

— Все, договорились, ждите, я выхожу. — в трубке запикали гудки отбоя. — Нина, прогуляемся?

Сожительница его приняла предложение без восторга. Полгода назад она бросила ради Манто не только мужа-инвалида, но еще и троих детей, всех несовершеннолетних и теперь, боясь людской молвы, старательно отсиживалась за наглухо запертыми дверьми хаты.

— Не хочется что-то, дождь вот-вот хлынет.

— Собираися, а то прокиснешь в этой конуре.

— Куда хоть скажи.

— Гараж посмотрим, а может и купим сразу.

— Поздно уже на улице…

— Одевайся, Нина, не каждый день у нас в поселке гаражи продают. Человек уезжает и срочно его сбулькивает. Воспользуемся случаем и заодно выторгуем тыщу-другую, а там глядишь и машину возьмем и квартиру новую. Надоело тебе в этой?

Сразу после звонка банда рванула в Комсомольский сквер, именно через него должен был пройти председатель «Юникса», другой дороги у него не было. Кто будет стрелять еще не решили. Ветерок с Эдиком присели в густых кустах акаций посредине сквера и наблюдали за асфальтированной тропинкой в ожидании, когда на ней покажется жертва. Минут пять спустя притопал запыхавшийся Костя.

— Я шмалять не могу, он с сожительницей идет, а она меня, как облупленного знает. Или обоих на тот свет отправим?

— Брату надо сказать, оставайтесь здесь, я скоро вернусь. — нырнул Эдик в темноту.

Слепой и Беспалый видели, как мимо них бесшумно скользнул Эдька и недоуменно переглянулись. Они ждали выстрела, после которого должны были блокировать любого, кто погонится за стрелявшим, но видно что-то случилось.

— Олега, он вниз прошел, но не один, с женой, что делать?

— Бабу валить не за что. Шлепай к пацанам, скажи, что все отменяется. Сторожка была заперта и свет в ней не горел, продавца тоже где-то не было.

‘«Минут пятнадцать можно и покурить,»- вытряхнул Манто из мятой пачки «Примы» сигаретку и пыхнул огоньком зажигалки.

— Дима, а что никого нет?

— Шут его знает.

— Гараж от нас далеко?

— Вот он, видишь, — ткнул перед собой светлячком сигареты Манто.

— Который?

— Сто сорок второй.

От прожектора, установленного на сторожке, падал на гаражи свет и прищурившись Нина произнесла.

— Тридцать восемь.

— Что?

— Это не сто сорок второй.

На враз онемевших ногах Димка пересек луч прожектора, распластанный на гравии, и под сердцем похолодело. На зеленых воротах белой эмалью было четко выведено — тридцать восемь. «Нужно позвонить в милицию, сторожка на замке, — запаниковал он. — Нина, домой, скорее» — сжал в кармане болоневой ветровки газовый баллончик, который как будто мог его выручить из беды.

В таких ситуациях страх не лучший советник, но сейчас именно он гнал назад домой председателя «Юникса». Левой рукой прихватив локоть сожительницы, а в вытащенной из кармана правой газовый баллончик, Димка подозрительно таращась на кусты Комсомольского сквера, двинул в обратный путь.

— Говорила я тебе сиди дома.

— Не скули, — оборвал он Нину, — и без тебя тошно. Извини, но мне и правда тошно.

Как сайгак, не разбирая дороги, ломился Эдик обратно к подельникам, у которых он оставил обрез, но самое главное обрез остался у Лехи, а у того не-заржавеет и двоих мякнуть. Брат Святого успел.

— Олега сказал — все откладывается, пошли, — почти вырвал он у Ветерка обрез.

— Куда пошли, стой ты, не понтуйся. Запланировали ведь и народу вокруг никого нет. Морду шарфом замотай и все дела или ты боишься? Давай тогда сюда шпалер.

— В бабу стрелять не буду.

— И не надо, кто тебя просит. Этому козлу шкуру продырявишь, а она, сто пудов, тебя нe запомнит с перепугу. Тихо, вон они катят. Шагай, Эдька, че ты в натуре, — подтолкнул он нодельника в спину.

Манто сожительницей уже почти вышли из сквера на прилегающую к нему центральную улицу поселка и он облегченно вздохнув, отпустил локоть Нины и сунул баллончк опять в карман и в ту же секунду его окликнули.

— Дима?

Мужчина с женщиной обернулись одновременно. Чтобы не задеть жену председателя «Юникса», Эдька повел стволами чуть влево и нажал на курок. Манто отбросило метpa на четыре, девять картечин попали прямо в сердце и с перебитой аорты на заметенный жухлыми листьями асфальт брызнула кровь и словно учуяв ее, низко висящее небо наконец-то обрушилось на подлую землю слезами, одновременно оплакивая жертву и замывая следы преступления.

Выстрел получился сухим и безликим. Кот напихал в гильзу поменьше пороха и побольше свинца и Святой услышал его только потому, что ждал. Первыми из кустов вывалились Леха и Костя, второй юркнул в тачку Рыжего и тот, как ошпаренный даванул на педаль газа. Ветерок довольно ухмылялся — план выполнили. Через несколько секунд после них из затрещавшей акации вынырнул братан и буквально упал на заднее сиденье машины рядом с Лехой.

— Видел как я его?

— Видел.

— Убил, как думаешь?

— Конечно, — снова ухмыльнулся Ветерок, — а ты че не заметил, как у него ноги подлетели?

— Когда? Картечь в председателя летела, а я уже рвал когти. Бабу не задел?

— Нет, не задел, кобылу.

Олег напряженно вслушивался в моросящую дождем ночь, после неожиданно погасших фонарей, ничего не было видно. Наконец прибежали Слепой и Женька.

— Шустрее, пацаны, — поторопил их Святой и когда они влезли в салон, рванул.

Вовчик в это время наоборот тормознул.

— Куда ты сейчас?

— Ворачиваюсь. Олега приказал дыбануть, что на месте убийства твориться будет.

— Ладно, до завтра, — хлопнул дверцей Кот и словно растворился в хлещущем ливне.

Жигули Святого неслись по опустевшим улицам Первомайска, как по автодрому.

— Слепой, возьми у Эдьки обрез, куда притырить — дело твое. Патроны из стволов вытащи и выкини, и пустой, и целый. Ты, Эдька, сразу ныряй в ванну. Вымойся тщательно и одежду всю замочи вместе с кроссовками, это на случай экспертизы. После такой пальбы ты весь в порохе. После того, как разбежимся, все алиби делайте, нас потянут обязательно.

Одна «Скорая» увезла труп Манто, в другую толкали носилки, на которых без сознания лежал пожилой пузатый дядька. После смены он прихватил с работы мешок комбикорма и когда заметил на дороге вооруженных милиционеров, притопил газульку своего старенького «Запорожца». Проскочить не удалось, автоматная очередь больно полоснула по радикулитной спине, но был он не при делах и наверное поэтому судьба оставила ему жизнь. Через пару месяцев дырки затянулись, и случай этот благотворно видимо подействовал на старика, он перестал воровать.

Сквозь лобовое стекло, заливаемое водопадом небес, ни хрена не было видать — стеклоочистители не успевали с ним бороться — и Рыжий рискнул подкатить поближе.

— Стоять! — сразу махнули ему жезлом. — А, это ты, че шаришься по такой погоде?

Из-под капюшона торчал один нос знакомого сотрудника милиции.

— Любопытство, что тут, авария?

— Нет, председателя «Юникса» шлепнули.

— Кто?

— Тот, кто нас не боится, отчаливай, а то и тебя сейчас заметут, всех хватаем. Эдик ушел с Беспалым. Слепой взяв под мышку обрез, завернутый в тряпку, вылез у дома Олега.

— До завтра, — попрощались подельники.

Ветерок погнал тачку в гараж, а Эдик тем временем старательно обливался шампунем в ванне у Женьки на квартире. Его старший брат тоже мылся.

— Ленка! Ты меня слышишь?

— Не кричи, слышу.

— Я сейчас домой шел, по улицам милиция шлындает, нездоровое движение по-моему. Может шпана что натворила. Ты на всякий случай имей ввиду, что мы с тобой с девяти до одиннадцати у Кости на хате были, слышишь?

— Слышу, слышу.

Взяли Святого в час ночи. В отделении милиции уже находились Беспалый и Леха. Перепуганный Секретарь, не ожидавший, что первомайские жулики заворачивают так круто, тоже смолил в камере.

— Вы бы хоть предупредили, — нервно выплюнул он в парашу недокуренную «Мальборо», — я бы в Читу смылся.

— О чем тебя предупреждать?

Нугзар не ответил Олегу и натянув на черные кудри кожанку, скрючился на нарах.

— Женька, Эдик где?

— Когда меня легавые забирали, он как раз в туалете сидел. Они туда не заглянули, так что все ништяк, — так же шепотом откликнулся он.

— Секретарь, тебя где замели?

— В «Березовой роще».

— Не водись, через трое суток отпустят. Ну, а тебя, друг мой, Ветер, за какие грехи в эту сраную кадушку спрятали?

— Сам в толк никак не возьму. Двери чуть скоты не выбили и в гараж уперли..

— В чей?

— В мой, в чей же еще?

— Зачем?

— Проверяли, машина на месте или нет. На белой легковушке в Комсомольском сквере кто-то крутился, свидетели так базарят.

— Тачка в стойле была?

— А куда ей деться.

— Ничего добавить не хочешь?

— Нет.

«Отлично, не догадались, дуборезы, двигатель пощупать, а он тепленький еще был…»

— Иконников?

— Здесь я.

— Выходи, — лязгая решеткой, сержант выпустил его из душной камеры.

— Куда меня, не знаешь?

— Не разговаривать, лицом к стене, руки назад.

— Он, как страшно.

— Шагай давай, на второй этаж и моли всевышнего, чтобы тебя не арестовали.

— А если арестуют, что тогда?

— Тогда зубы золотые я тебе вышелушу, — показал сержан Святому здоровенный кулак.

— Тогда тоже молись, чтобы меня арестовали. Выпустят, обязательно выхлестку тебе зубы.

В кабинете начальника милиции на расставленных полукругом стульях сидели человек семь. Минут десять Святой объяснял, где он находился в момент убийства Maнто, после чего прокурор поселка Черноухов объявил ему, что по подозрению в совершении преступления, предусмотренного статьей сто второй, ему необходимо еще трое суток протирать штаны на нарах. Столько же получили Ветерок и Беспалый. В пять утра в камеру вошел Кот.

— Это что у тебя?

Костю чуточку поряхивало, в такой обстановке он оказался в своей жизни впервые.

— Вещи жена собрала.

— Она тебя че из дома выгнала?

— Нет, Олег Борисович, это в тюрьму.

— Ты что в тюрьму собрался, а за что?

— Начальник милиции, когда меня забирал, так Люсе и сказал, собери ему что-нибудь в тюрьму.

— Козел он, Костя, не верь ему. Среди легавых по-моему вообще людей порядочных нет, по крайней мере я таких еще не встречал. Ложись на свободные нары, а узелок под голову положь. Нагонят через трое суток, не переживай. Сынишку менты не напугали?

— Он у бабушки ночует.

— Предусмотрительно, — похвалил его Леха, — а вот у меня, суки, всех на ноги подняли.

— Закурить дайте? — вылез из под куртки Нугзар.

— Не спится на жестком? — бросил ему сигарету Женька. — Спички-то хоть есть?

— Нету.

— Лови. Дети у тебя есть?

— Есть, наверное, не знаю.

— Не женатый что ли?

— Че я дурак, пока так дают, — чиркнул он спичкой, — перестанут, женюсь. — Он глубоко затянулся вонючей «Примой» и с наслаждением выдохнул дым в закопченный потолок. — Твари бабы, мерзкие твари.

— Откуда это тебе известно? — поднялся со шконок Святой и скомкав непонятно откуда взявшуюся в хате «Забайкалку», залепил ей решку окна, дуло оттуда ощутимо и холодно.

— Ты по любви женился?

— Вопрос конечно интересный, — шутливо скорчил он рожу. — по любви, а что?

— А вот допустим изменит тебе супруга.

— Никогда.

— Не увиливай, я же говорю допустим, что тогда?

— Это от ситуации жизненной зависит. Если я на воле буду, то разобраться надо. Может заблудилась баба, накосопорила по групости, а вот если я за решеткой буду баланду жрать, а она с кем-то целоваться в это время, то это уже конечно не глупость, а подлость, можно такое и предательством назвать. Тогда выход один, камень на шею и в прорубь.

— Себе?

— Мне-то за что? Ей.

— Вот поэтому я и свободен.

— Свободен, значит одинок. Все в мире нашем двояко, есть солнце и луна, день и ночь, черное и белое, хорошие мы и плохие. Моя жена кроме радости мне пока ничего не давала, а самое главное конечно это сын, Она его родила между прочим, а не я, так что свое предназначение на этом шарике она уже вьполнила. У тебя сын есть?

— Нет.

— Поэтому ты и не знаешь, что такое счастье. Ответь мне, Нугзар, только не торопись, что ты видишь в девушке, объемно ответь.

Тот бросил обжигающий пальцы бычок под шконцы и расплылся в широкой улыбке.

— Ножки, задок, передок и грудь.

— Понятно, я в отличии от тебя не кобель, а муж, понимаешь? Нет? Тогда слушай:

предок у женщины в первую очередь для того, чтобы рожать детей, а грудь, чтобы их выкармливать, теперь понятно хоть чуть-чуть?

— Башковитый ты оказывается, — удивленно мотнул кудрями Секретарь. — Никогда о том, что ты сейчас говорил, не слышал раньше и естественно об этом не размышлял.

— Иконников, — прервал их базар, распахнувший дверь камеры, сержант, — на выход.

— Куда вы пацана в шесть утра дергаете?

— Тебя не спросили, — зыркнул из-под реденьких бровей на Беспалого дежурный. Место бывшего владельца этого кабинета, который в данное время работал у Ковалева начальником базы ОРСа, занимал ныне майор Алимов. По смуглому его лицу трудно было определить его национальность, но то что он был не русский, это точняк, русаков он не переваривал и когда сержант ввел Олега, первым вопросом Алимова был: — Русский?

— По паспорту вроде так.

— А на самом деле? — перестал листать разложенные на столе бумаги майор.

— Русь триста лет татары топтали.

— Было такое, — отмяк Алимов. — Где твой младший брат Эдуард, а, Олег? «Татарин он что ли?»

— Не в курсе, гражданин начальник, а что очень нужен?

— В председателя «Юникса» стрелял парень ростом выше среднего, мы думаем не твой ли это братец?

— Не сочиняйте. Позвоните моей жене, она передаст Эдьке и я уверен, что он сразу придет.

— Думаешь явится?

— Конечно, прятаться от милиции ему не зачем.

— Ты случайно к этому убийству руку не приложил?

— Нет.

— Тогда может подскажешь, откуда ветер дует?

— Не знаю, но просто так людей не убивают.

Вечером в ментовку пришел Эдька и покачав его минут сорок, оперативники вообще потерялись, где шукать и кого, что докладывать высокому начальству.

— Хер его знает, — потер воспаленные глаза Алимов. — Опознание утром устроим и все, это последний шанс раскрыть преступление по горячим следам, которые смыл дождь.

На следующий день в шеренгу невыспавшихся подозреваемых пристроили троих молодых высоких, под стать Эдику, поселковых парней и будничным голосом Черноухов объявил.

— Сейчас будет проведено опознание, — высморкался в клетчатый носовой платочек прокурор. — Когда в кабинете будет находиться потерпевшая, прошу всех присутствующих соблюдать тишину. Абсолютно всех. — глянул он поверх стекляшек очков на милиционеров.

Отворились без скрипа двойные дермантиновые двери и робко, полубоком вошла сожительница Манто. Заранее предупрежденная, что скорее всего убийца стоит в шеренге, Нина со страхом и некоторым любопытством, не слушая о чем монотонно говорит Черноухов, вперилась в подозреваемых. Прошло три-четыре минуты глухой тишины.

— Вот этого отведите в сторонку, — наконец ткнула она пальцем в Эдика. Прокурор молча взял его под руку и поставил у окна, предварительно пошире отдернув шторину.

— Тот был в куртке.

— На, надень, — с готовностью сдернул с себя куртешку один из оперативников и подал Эдьке.

— Гражданин прокурор, — среагировал на ментовский ход Святой, — сейчас прикинете его в куртку, потом приклеете ему усы, бороду. Так из любого человека убийцу можно слепить.

— Подозреваемый прав, — кашлянул Черноухов. — заберите куртку и еще раз напоминаю, тихо.

Еще одна долгая минута томительного ожидания закончилась тем, что сожительница бывшего председателя «Юникса» отрицательно покачав аккуратной прической головы, выдавила.

— Не он, у того были ноги другие.

Морщинистое лицо прокурора подернулось улыбочкой.

— Физиономия значит та, а вот ноги нет, так я вас понимаю? Давайте поконкретней, тот это человек, который стрелял в Манто или нет?

— Нет, не похож.

— Тогда все свободны, а вы пожалуйста распишитесь в протоколе опознания, вот тут.

Двадцать девятого Олег, Беспалый, Эдик, Агей и Слепой пили чай с блинами в кафе «Лотос» и поджидали Культурного. Глава городской мафии каждый день приезжал на «стрелку» ровно к двенадцати часам. За соседними столиками сидели только уголовники. Многих из этой братии «Святой» встречал за колючей проволокой и иногда в знак приветствия кивал то одному, то другому. Без пяти двенадцать к невысокому бетонному крылечку кафе подкатила серебристая «Тойота», подаренная Пал Палычу Калиной, и кряхтя, выбросив из нее худые ноги, старый бандюга спустя парочку минут подсел за столик первомайцев.

— Привет, шпана, решили значит проведать пенсионера. Расскажите про радость и горе?

— Все, как надо, кого только нашли из богатеев — обложили, шугаем короче коммерсантов. Секретарь тебе уже наверное доложил, что мы председателя «Юникса» двадцать пятого завалили?

Культурный, не ожидавший, что Святой ответит так откровенно, беспокойно оглянулся и понизил голос.

— Не так громко давай?

— Здесь ведь все свои вроде?

— Вот именно вроде. Так что на такие темы лучше базарить на рыбьем языке. Помощь нужна? Вообще-то какая вам помощь, — поскреб он чисто выбритую щеку, — если вы там барыг шмаляете. Тогда, братва, у меня до вас просьба. Нерчинск ведь от вас совсем рядышком, там зона строгого режима находится, да вы и сами знаете. — махнул Пал Палыч сухой рукой с «рыжим» браслетом на запястье. — Может возьметесь ее греть, силенок думаю у вас хватит. Денег на грев мы вам с городского «общака» выделим».

— У нас свой «общак» имеется и «капусты» в нем прилично, — Олег вынул из кармана брюк сто тысяч и положил перед Культурным. — Отправишь в крытую тюрьму Тулуна на «воров».

— Запиши, — подошедшему Нугзару приказал Пал Палыч, — от первомайской шпаны на «воров» сто штук, число пометь. В Нерчинск значит я никого больше не посылаю?

— Нет конечно.

— Ништяк, — упала гора с его плеч. — Уколетесь?

— А че, есть? — блеснул большими глазами Слепой.

— Сейчас сварганим.

— Мак уже подсох на корню, я думал у тебя бинты есть, а с сухого туго варить. — Святой перебил Слепого.

— Благодарю, Паха, мы «черняшкой» вмажемся, сейчас на рынок шагнем, а потом домой.

На базаре было, как на базаре. Шум и гам висели не только в высоком здании, но и вокруг него.

— Вешайтесь, вешайтесь! — орал что есть мочи в засаленней футболке с оторванными рукавами курчавый цыганенок у ржавых украденных с железнодорожного вокзала весов.

— Не вешайтесь, а взвешивайтесь, — поправил его Оелг„- а то всех клиентов распугаешь.

— Вешайся, дяденька, — упрямо повторил пацаненок, — не дорого, всего сто колов, нет двести, — сообразил он, что у этого путем прикинутого дяди можно раскуриться.

— Двести так двести, — ступил на шаткую площадочку Святой. — «Черняшки», шплинт, неси.

— Много?

— Десять грамм.

— За услуги сто рублей.

— Разумеется.

— И закурить.

— Не курящий я, Рома.

— А мне-то дело?

— Уговорил, родной, заметано. Чеши давай.

Пока цыганенок летал за «отравой», сходить с весов негласный закон рынка запрещал, и Олегу пришлось чуточку потерпеть под любопытными взглядами зевак, торговцев и покупателей. Немножко впереди весов остановился двухметровый детина с небрежно ложматым русым чубом на высоком лбу.

— Васька, сфотай меня?

Но матерый КГБэщник Ушатов сфотал не его, своего начальника майора Грознова, а парня на весах. Святой не обратил на них внимания, он ждал Рому, который, раздувая паруса пошитых бабушкой шароваров, мчался обратно к покупателю «черняшки».

— Деньги вперед.

Олег сунул в его грязную ладошку заранее приготовленные филки.

— Ты меня хоть взвешай для фортецала.

— Сто пятьдесят килограммов. — Сколько?!

— Точно не знаю, но отец сказал, что все человеки весят примерно одинаково, а весы все равно не пашут, так что отчаливай.

Проводив жигу первомайцев до выезда с Читы, ГБэшники вернулись к «Лотосу», от которого они с самого утра пасли Святого и его кодлу. Следующими в объектив «Кодака» попали Культурный и Секретарь.

На первом этаже управления ЗабГОКа постоянно дежурила вооруженная охрана, но начальника ОРСа они знали в лицо и поздоровавшись, пропустили его, а Олега тормознули.

— Пропуск. — потребовал бдительный страж.

— Он со мной, — отмазал его Ковалев и проводив Святого на третий этаж до приемной Разина, откланялся.

— Юрий Викторович, — догнал его словами в спину Олег — вечерком я к вам домой загляну.

Ковалев понял, что не просто так решил мафиози навестить его квартиру.

— Всегда рад тебе, Олег, всегда.

«Врешь, собака» — толкнул дверь в приемную Святой, и очутился словно в спортзале, битком заполненном людьми.

— Владимир Иванович у себя?

Средних лет секретарша согласно кивнула и выудив из красивого перламутрового стаканчика шариковую ручку, спросила.

— Вы записаны на прием?

— Он и так меня примет, позвоните.

— Извините, не имею права. Необходимо предварительно записаться и вам назначат день, и вообще кто вас пропустил сюда? Ну-ка, предъявите пропуск.

Олег, молча от нее развернулся, и прошагав по ковровой дорожке помещения до обтянутых кожей дверей с табличкой «директор», без стука вошел в кабинет.

Настроение у начальника ГОКа с самого утра было неважным и страждующих с ним встретиться просителей приемной, он под предлогом занятости не вызывал.

— Что вам нужно и почему врываетесь без разрешения, я занят, очень занят, — раздраженно чихнул Владимир Иванович, от чего покраснела его лысоватая башка. — Наталья Сергеевна, — добавил он перетрусившей серкетарше, — в чем дело, я же русским языком вам сказал — ни ко-го.

— Я — Иконников Олег, — спас он от дальнейшего разноса побледневшую девушку.

— Оставте нас и ни-ко-го.

— Понятно, Владимир Иванович, понятно, — выпятилась секретарша из кабинета. Хозяин кабинета, как впрочем и его посетитель видели друг друга впервые, но по наслышке уже бы ж знакомы.

— Кофе, сигару? — казалось оттягивает начало серьезною базара Разин.

«Как в кино, кофе, сигару, еще наверное и гаванскую» — но вслух сказал другое.

— Владимир Иваныч, один ваш, так скажем недоброжелатель, стуканул, что Вы «БЕЛАЗами» приторговываете и я, дело прошлое, ему поверил. Улыбка слетела с хищной рожи.

— Олег, на кой ляд тебе мои деньги, я тебе весь поселок отдаю. Все, что нужно, бери, крути, делай денежку. Меня, старика, ты уж не шевели. Занимаюсь я конечно кое-чем, но это так, детишкам на молочишко.

Именно такой ответ и хотел заполучить Святой. Трогать Разина слишком круто было опасно. Рудник работал на оборонную промышленность и наверняка у этой акулы со значком народного депутата на груди, в Москве были завязки. Олег отчетливо понимал, что если сунет нос не туда, куда следует, то обязательно словит пулю. Поднимать вопрос о старательской артели уже не имело смысла.

— Владимир Иваныч, Вы поди уже в курсе, что я в «Березовой роще» вашим люксом пользуюсь.

— Да бог с ним, с этим люксом, — облегченно осел в кресле директор ГОКа, почуяв, что уголовник отцепился от его доходов, — если он вам нравится, отдыхайте на здоровье.

— Еще одна малюсенькая просьба.

— Слушаю, — оторвал задницу от кресла Разин и прошел к встроенному в стену небольшому бару.

— Возле «лягушатника», ближе к лесу я за железобетонным забором двухэтажное здание стоит, в нем сейчас находится строительно-монтажное управление, оно ведь вам подчиняется?

— К сожалению Чите. — вернулся директор за стол с бутылкой молдавского коньяка, — а чем управа тебя заинтересовала?

— Зданием, семей восемь в него можно будет заселить, гаражи есть, подвалы. Помоги мне его купить, по дешевке конечно.

— Это только после нового года, Олег, — налил в тонкие Богемского синего стекла фужеры коньяк Разин, — я смогу отобрать у СМУ особняк и сразу выставлю его на аукцион, а там что-нибудь придумаем. Бери, — поднял он ближе стоящий к нему фужер и залпом выпил.

— Выпиваете на службе?

— А кого мне, Олег, бояться. Некого, а ты серьезно значит решил замутить, а я-то грешным делом сначала подумал, что ты бандит обыкновенный, а у тебя видно кишка не тонка, — плеснул себе «Дойны» Владимир Иваныч и заметив, что фужер Святого полон, опустил бутылку под стол. — Подмогну, чем смогу, а могу я многое, — дернул он вторую порцию и подцепив с блюдечка желтый пластик подсахаренного лимона, впился в него мелкими и острыми зубами.

— Сынок у меня есть, Ванечкой зовут, ничего с ним не должно произойти, худою я имею ввиду. Вот такая, Олег, у меня к тебе просьба.

— Сколь годиков вашему Ванечке?

— Девятнадцать.

— У-у, здоровый лоб. Охранять а его конечно не буду, но и что трону, тоже исключено.

— Дoговорились значит?

— Ту и и договариваться не о чем, сын за отца не огветчик, хоть в вашем мире, хоть в моем.

В плотную к управлению ГОКа примыкало четырехэтажное здание завкома, в котором находился офис «Юникса» и выйдя от Разина, Святой подтянул к себе взмахом руки балагурящих у тачки брата с Ветерком.

— Дуйте в восемнадцатый, Антоновна «бабки» приготовила за макли с мясом и шоколадом, а я пока Миловилова навещу. Он вроде теперь вместо Манто председателем «Юникса» стал.

— Рановато поди. — засомневался Леха.

— Не кони, куй железо пока горячо.

Сутуловатый высокий со впалыми щеками и такими же провалившимся глазами Миловилов в кабинете находился один.

— Здравствуйте, садитесь, — укачал он Олегу на стул у окна. — Вы на работу устраиваться пришли?

— Нет, не устраиваться, — поставил один из стульев напротив председателя Святой и верхом на него сел, сложив руки на спинке. — Кто бывшего хозяина этого кабинета убил знать хочешь?

— Сколько с меня за эту информацию, — вьпулился из-за стола Миша, чтобы запереть на ключ входную дверь.

— Пятьсот штук.

— Многовато, но я согласен, — подрагивающей рукой сдернул он с телефона трубку и три раза крутанув диск, заорал, — Людмила Борисовна, срочно пятьсот тысяч в мой кабинет, срочно. Все, сейчас бухгалтер приволокет деньги, — бросил Миловилов трубку мимо аппарата.

— Я.

— Кто? — побледнел новоиспеченный председатель.

— Я.

«О господи, зачем он заявился, неужели убивать меня среди бела дня будет, что он сумасшедший, что ли, вообще-то мафия все может, забашляли этому типу миллион… а вот он, выход — переплатить» — и судорожно сглотнув противную слюну, вышептал.

— Сколько моя жизнь стоит?

— Пятьсот штук в месяц и так до тех пор, пока будет существовать кооператив, это раз. Полное сотрудничество, это два. Не бегать к легавым, это три.

— Согласен, — промокнул Миловилов вспотевший лоб рукавом белой, как тополиный пух, рубашки. Тебя как хоть звать?

— Олег Иконников.

— Это твоя жена в управлении работает?

— Моя, а что?

— Нет-нет, ничего. Просто трудно поверить, что ты — убийца, мафиози, а она работает.

— Это не для денег, для души, дома сидеть не желает, вот я батрачит на государство.

— Моя, вообще-то, тоже работает. Олег, в Чите Культурный такой есть, слышал?

— Не только, а что?

— Значит ты с ним знаком?

— Больше чем знаком, нужен он тебе что ли?

— Нет, просто я надеюсь, что читинцы мой кооператив теперь не тронут?

— Теперь не тронут.

Оборвал его стук в дребезжащие двери.

— Бухгалтерша, — уже спокойно, по-хозяйски провернул в замке ключом председателя «Юникса».

— Миша, вот ровно пятьсот, — просунула в щель приоткрытых дверей целлофановый мешок с деньгами Людмила Борисовна, — ничего больше не нужно?

— Нет, ничего. Спасибо за оперативность.

— Че они тебя не по отчеству кличут?

— Молодой еще видно, — позволил он себе улыбнуться и выдвинув ящик стола, бросил туда целлофан с филками.

— Э-э, так не пойдет. Я ведь тебе сказал, кто мякнул Манто, сказал, так что башляй.

В кармане стоянки за завкомом, на капоте Жигулей тэрсили Эдька с Ветерком.

— Ну что? — швырнул на капот карты братан. — Ништяк, потом расскажу, что у вас? Директорша триста штук отстегнула, это только за мясо, за шоколад — завтра.

— Отлично. Сто пятьдесят отложи для Ковалева, вечерком к нему заглянем, а сейчас давайте до школы проскочим. Игореха что-то натворил и меня вызывают, я ведь не только бандюга, но еще и папаша.

Во втором «А» шел тихий урок рисования. Едва слышно сопели школьники и так же бесшумно водили кисточками по ватману, изображая стоящий на учительском столе пустой горшок. Святой приотворил дверь класса и заметив его, молоденькая симпатичная училка, вышла в коридор.

— Здравствуйте, Марина Михайловна, и извините, что перемены не дождался. Нет времени, поверьте на слово, — виновато развел он руками. — Что случилось?

— Ваш сын вчера дежурным по классу был и перед началом урока классную доску от мела не вытер. Я его спросила, в чем дело, он ответил, что тряпки нет. Тогда я отправила его искать тряпку, и знаете, что он сделал?

— Что? — ухмыльнулся Олег.

— Смеяться тут нечему, Игорь купил тряпку в соседнем классе за пятьдесят рублей. У него денег в карманах больше, чем я в месяц зарабатываю. Балуете вы его, Олег Борисович, и портите. В таком возрасте иметь столько денег не зачем.

— Марина Михайловна, у наших детей нет возможности в Дисней Ленд бегать и даже паршивой карусели в поселке и той нет, не говоря уже о зоопарке или детском кафе. Вот я и думаю — пускай сынишка куражится, пока папуля жив-здоров.

— Вы что умирать собрались?

— Не то, чтобы очень, но опасность такая существует, — дыбанул на циферблат «Ориента» Святой.

— Болеете вы, серьезное что-нибудь?

— Успокойтесь, Марина Михайловна, не физически я страдаю, душа болит. Жизнь паршивая, вернее время нынеешнее не только мне наверное сердце рвет и кровь сворачивает.

Медленно училка повернулась лицом к белой двери класса и не решившись что-то сказать отцу Игорешки, зашла в старательно сопящий ребятишками класс.

— Олега, Миловилов с тобой потолковать хочет, — не дал ему сесть в машину Эдик.

— Где он?

— Вот в «Москвиче».

Святой перешел через дорогу и влез на заднее сиденье старенькой тачки.

— Что, Миша, стряслось, только быстрее?

— Манто цистерну спирта технического с Хабаровска пригнал и мы делали из него водочку и довольно бойко торговали, но после того, как вы его шлепнули, Читинская санитарная служба забраковала «горючку». Мне надо заключение областной санэпидстанции, что спирт наш — питьевой. После того, как я его разолью и реализую, забашляю всем, кому полагается.

— На той неделе мотну в Читу по делам и твой вопрос заодно решу. Все у тебя?

— Все, Олег, заранее благодарю.

Следующим был печеночник Шатров. Печень прихватило так, что несмотря на запарку по работе, которая обычно царит к концу сезона во всех злотодобывающих артелях, пришлось ему валяться в мягонькой постельке. В деревянном домк, под который он приспособил бывший обувной магазин, Николай Иваыч был один, ею супружница с дочерью ковалась в огороде.

— Привет, старатель, перевернула тебя лихоманка, — на край широченной тахты, закинутой шелковым покрывалом, присел Святой. — Долго прохлаждаться думаешь?

— Денька три еще наверное пошевелится и притихнет, проклятущая. — вроде как обрадовался гостю Шатров и поудобней подтянул спину вверх по пуховой подушке. — По делу ты, по глазам вижу, что по делу, говори?

— У меня, что глаза такие откровенные?

«Большие, холодные и жесткие для нашего здоровья» — взял с рядом стоящего причудливого журнального столика сигареты председатель и прихватив толстыми губами одну, зажег спичку.

— Пошутил я, Олег, — раскурил он влажноватую сигаретку, — но не навестить же больного ты пришел, люди мы деловые.

«Святой высыпал из пакета на кровать яблоки с апельсинами и разгоняя дым, подул перед собой.

— Вооруженная охрана у твоего золотишка есть?

— Грабануть решил? — надкусив яблоко, замер Иваныч. — Не советую, Олег, мы и так деньги сделаем, потерпи малость, — затушил он о надкус плода сигарету и положил и то, и другое назад на столик. — Манто кто-то убил, надеюсь ты слышал?

— Тебе-то что, ты ведь живой.

— Я и дальше жить хочу.

— Дружи со мной, Николай Иваныч, и до ста лет протянешь, но потом имей ввиду, все равно сдохнешь.

— Умру ты хотел сказать?

— Нет, я хотел сказать сдохнешь. Умирают лошади, собаки, птицы, а люди подыхают. Ну ладно, длинная это тема, да и не за тем я сюда приперся, чтобы тебе, мужику полуседому, нравоучения читать. Рации нужны, должны у тебя в артели быть?

— Мною надо?

— Хотя бы четыре штуки.

— Столько-то у меня и дома есть, — снова поправил он под головой подушку. — В прихожей ниша по правую руку от входа, в ней коробка из-под телевизора стоит, а в ней рации лежат. Четыре можешь взять, Разин с ГОКа подогрел. Хорошие машинки, на три километра запросто бьют. Кстати, он звонил мне перед твоим приходом. Прочухал, старый лис, про нашу с тобой встречу, но конкретного ничего не знает. Звонил по такому поводу-пятого октября Владимир Иванович сына женит. Свадьбу собирает в «Березовой роще» и просит, чтобы ты ребят своих туда отправил. Пускай присмотрят, чтобы посторонние во время церемонии в ресторан не лезли. Говорит сразу после бракосочетания двести штук даст?

— Добазарились. Деньги себе заберешь.

— Все?

— Конечно.

— Многовато, Олег, пятьдесят мне за глаза.

— Все говорю, это тебе за рации.

— Спасибо, Олег, но все равно много.

«Не кормит тебя, волка, хозяин твой видать», — поднялся он с тахты и оправил в том месте, где сидел покрывало.

— Выздоравливай, Иваныч, да забухаем это дело.

Только в двадцать три ноль-ноль Святой более менее разделался с тем, что на сегодня запланировал. Ветерок давно юзанул до хаты и только брат терпеливо катался рядышком.

— Олега, может домой рванешь? Смотри, худо для тебя все это кончится может.

«Да-а, шею Ленка мне путем намылит», — но оставался еще начальник ОРСа. «Хочешь бай-бяй»?

— Нет пока.

И спустя пятнадцать минут братья звонили в желтые двери коттеджа Ковалева, который одним боком притулился к зеленому массиву. Место это было пожалуй самым шиканым и престижным в Первомайске, соседствовали с Юрием Викторовичем такие же тузы местного значения.

— Дома его, козла, нет что ли? — отпустил Эдик квадратную кнопку звонка и толкнул кулаком в почтовый ящик. — Не заперто, — первым шагнул он в освещенный коридорчик.

За второй дверью в богатом персидском халате на карачках стоял Ковалев.

— Слава богу, это вы, ребята, — облегченно опустил он взгляд в ковер, — проходите, в зал проходите, — и пополз впереди Эдьки, показывая ему дорогу, куда идти.

«Круто западает ворюга» — ковры были везде, на полу, на кожаных диванах и даже кресла прикрывали узенькие ковры. Не было их только на потолке, зато там красовалась красотка-люстра из диковинного оранжевого стекла.

— Юрий Викторович, в такой позе удобней передвигаться что ли?

— Грешно, Олег, насмехаться на пожилым человеком, — сел он посреди зала и отвернув с резного горлышка шотландского виски пробку, попросил Эдика, — будь добр, притащи с кухни еще пару стаканов. Как врежу грамм пятьсот, так ноги отказывают, что это, а, Олег?

— А характер у вас буйный или ничего себе?

— Ох, кипишной, убить кого-нибудь по пьянке — раз плюнуть, — врал не столько Святому, сколько себе начальник ОРСа» — веришь?

— Вот и ништяк тогда, что бухого тебя ноги не держат. Прикидываешь, Юрий Викторович, чтобы ты набедокурил, если бы сейчас нормально передвигался?

— Пожалуй ты прав, — в принесенные Эдиком стакашки, он не глядя набулькал ровно по сто и только тут в одном из них заметил скрученные в трубочку деньги. Что это?

— С восемнадцатого, за мясо.

— Сколь здесь?

— Сто пятьдесят.

— Маловато.

«Шатрову наоборот многовато, но он и не ворует, а этому крадуну маловато. Прешь ты видимо, дядя, у государства эшелонами», — неожиданно для себя прыснул в кулак Олег, представив, как верхом славно было бы промчаться вдоль по буржуйской улице на хребтине Ковалева.

— Третья часть, Юрий Викторович, как и договаривались, за шоколад чуть позже рассчитаемся.

Жигули неторопливо отъехали от Ковалевской усадьбы.

— Зря ты согласился Разину свадьбу охранять, — вспомнил вдруг его Эдик. — Они, суки, нас после этого халдеями называть станут, вот увидишь.

— Владимир Иваныч не только директор ГОКа, но еще и депутат областного совета. Такой вроде положительный человек, а за помощью не в милицию обратился, а к нам. Понимаешь? Силу реальную он видит не в ментах, а в нас, так что лакейством тут и не пахнет или ты считаешь Разина блатнее себя?

В субботу Эдька взял с собой Сэву, Корейца, Десятка и ушел на свадьбу, чуть позже к ним присоединился и Слепой. Олег, Агей и Женька поехали на первомайский пищекомбинат. Цех, где варили пиво, арендовала старательская артель, база которой находилась в ста восьмидесяти километрах от посева в маленьком городке. Начальник цеха — пожилая женщина, сказала им, что решать серьезные вопросы не в ее компетенции.

— Позвоните председателю артели и скажите, чтобы через три дня он был здесь, я подъеду к десяти утра, если его не будет, у вас начнутся неприятности.

— Тебе надо, ты и звони, — огрызнулась тетка.

— Три дня, — показал ей три пальца Святой, — и сначала мы сожжем все машины, на которых вы развозите пиво, если это не подействует, взорвем цех.

Вечером в люксе пили пиво с балыком и Эдик рассказывал, как гости Разина перебухались и заблевали весь бар и фойе.

— Свиньи обыкновенные, сначала вели себя прилично, а под конец захрюкали.

— Без кипиша обошлось?

— Почти, Слепой кому-то в рыло дал разок.

— Кого ты, Олега, осчастливил?

Тот стряхнув пепел с кончика папиросы, забитой «шалой», ответил Святому.

— Пнул овцу одну под зад.

— Бабу?

— Не-е, мужика. В туалет зашел оправиться, а он, чертогаз, мимо унитаза мочится, тяга у него такая наверное ссать на стены, ну я ему и впорол меж глаз.

— Ванюша интересно где теперь жить будет?

— В Чите. Папаша ему там хату вымутил по Ленина, здоровущую, как футбольное поле.

— Отправляет значит сыночка в город, ништяк, одной заботой меньше для нашей банды.

Восьмого в десять утра Олег со Слепым и Андрюхой подкатили к пищекомбинату. Председатель пивной артели, сидя на капоте «УАЗика», дымил сигаретой и чему-то щерился. Подождав, пока непрошеные гости подойдут поближе, он спрыгнпул на землю и отряхнул от табачных крошек брезентовые походные штаны.

— Опоздали вы, ребята, я уже давно отстегиваю.

— Кому?

— Культурному.

— А он тут при чем?

— У меня в Чите две точки пивом торгуют. Пал Пальм гарантировал мне полную безопасность.

— Вот путь он тебя и охраняет! — газанул Святой. — Раз ты ему башляешь. Пивзавод расположен на территории Первомайска, так что если ты получишь пулю в дурную свою башку, я за это отвечать не буду.

— Я прямо сейчас к Культурному поеду…

— Вали, жалобься.

Возле жигуленка, на котором приехали приятели, стоял директор пищекомбината.

— Здравствуйте, хлопцы, ругались с этим боровом? — Было дело, — вопросительно дыбанул Олег на Баритонова. — Вас это интересует?

— Год назад мы отдали пивной цех в аренду старательской артели, которой руководит этот боров, на целых пять лет, — тоскливо поскреб он щеточку усов под длинным носом, — а теперь вот пищекомбинат преобразовывается в акционерное общество. Подмогните мне, Олег, возвратить пивной цех, в долгу не останусь.

— Попробую, думаю, решим этот вопрос.

— Как скоро?

«Придется в Читу жечь, «Юникс», пищуха…» — поправил он «дворник» на лобовом стекле тачки.

— Завтра к Культурному махну, после завтра ответ получишь. Железнодорожный переезд семафорил красным светом, скопив перед шлагбаумом вереницу машин, в хвосте которых тормознул и жигуленок Святого.

— Олега, мы с охраной этой паршивой скоро из уголовников в сторожей превратимся…

— Не торопись, Андрюха, с выводами. Новое это конечно движение в преступном мире, но yголовники наконец-то объединились, благодаря усилиям «воров». Империя создается, чуешь? Возьми того же Баритонова, он даже не пытается в прокуратуру нырнуть или в суд, то есть законным путем вернуть пищекомбинату пивной цех. Беззаконие для него выше закона, почему?

— Понял, чему тебя старшие учат? — хлопнул Агея по широкой спине Слепой.

— Ежу понятно. У ПТУ меня высадите.

И когда Андрюха вылез, Слепой зашабил «гашиш».

— Ты куда сейчас рулишь?

— За братаном в гостиницу, а потом жрать.

— Давай сначала к Женьке заскочим, уколемся, затем в «Фантик», деньги заберем и к Эдьке?

— Соблазнительное предложение.

Прогнав с подсобки чернявого, бородатый владелец комка что-то уж слишком пасмурно слюнявил месячную дань.

— Ты что такой хмурый, неприятности?

— Скажи, Олега, честно, «Гермес» вам платит?

— Куда он денется, отстегивает, как положено и не меньше вашего, а че ты спрашиваешь?

— Вчера в «Кристалле» Чиж хвастал, что мафию не признает, выходит храбрится?

— Есть, Семен, мафия и сегодня ночью ты в этом убедишься, — мгновенно созрел в башке Святого план дальнейший действий. — «Гермес» сгорит и ты теперь в курсе, так что, если пацанов моих на делюге этой гребанут легавые, то быть тебе без головы, а «Чижа» не жалей, он ведь ваш конкурент. Когда «Гермес» пыхнет, тебе торговать полегче будет, а?

Беспалый с Десятком варили «ханку».

— Вовремя припылили, — впустил подельников в квартиру Женька. — У нас все на стреме.

— Растворителем воняет наверное на весь дом, где у тебя жена с дочкой?

— К родственникам ушли.

— Ты хоть при них не вари, отравятся.

Когда вмазались, Олег обстоятельно раскатал про встречу с хозяином «Фантика».

— Расколотить ему башку, козлу, — имея в виду Чижа, всколыхнулся Беспалый.

— А мы надумали «Гермес» сжечь.

— Тоже мыслишка путевая, — ответил он Слепому. — Сегодня ночью и пустим Чижа по миру.

— Нас менты выщипнут первых, — некурящий Святой пару раз затянулся Слеповским «гашишем», — поэтому я, Эдька, ты, Ветерок и Слепой в Читу ночью отвалим. Алиби сделаем и заодно к Культурному заглянем, по пищухе и «Юниксу» кое-что убацаем.

— Я не смогу, Олега, — пригасил пяточку» «Слепой. — Катюху не с кем на завтра оставить…

— А кто в «Гермес» петуха подпустит? — концом хлопушки почесал меж лопаток Женька.

— А я на что? — закатывал в стерильно чистый носовой платок шприц с иголками Леха. — Толком только обрисуйте, что и как, и бензина канистру с тачки слейте, и я такой кипишь засажу, что менты обуглятся, суки, они как раз через дорогу от магазина обустроили свое осиное гнездо. — (это про первомайское отделение милиции).

В час ночи подельники были в Чите. Ночевать отправились в ГОКовскую заежку, котероя как нельзя лучше состряпала им алиби.

Чтобы не промахнуться, Десяток завел будильник на три часа. Но спать не давала Людмилка, с трудной судьбой девчонка, не так давно выпущенная на вольные хлеба с Шилкинского детдома.

— Леша, бензином от тебя ужас как пахнет.

— Я шофером теперь наворачиваю.

— Не ври, у тебя и прав-то сроду не было.

— Я купил их.

— Дорого?

— За три литра бражки.

— У кого?

— У Алимова.

— У начальника милиции?

— Но.

— Вот вруша — дошло до нее, что Леха чешет, — а будильник на три часа зачем поставил?

— На работу чтобы не опоздать.

— Какая еще среди ночи работа?

— Опасная, — улыбнулся ей в плечо Десяток.

— Очень?

— Примерно как у сталевара, который в любую секунду может обжечься.

— Не пойдешь может, а Леша?

— Надо, родина требует, — резво сел он на кровати. — Пойду-ка я побреюсь, все равно ты, красавица, мне спать мешаешь.

— У тебя там и брить-то нечего, — хмыкнула Людмила. — Пошли лучше чай пить.

Будильник так и не зазвонил, без пяти три Десяток заткнул его голосистую глотку нажатием пальца на коричневую кнопку, торчащую из зеленого корпуса и стал одеваться. Из родительской комнаты с закрытыми глазенками, пошатываясь спросонок, вышел в одних трусишках младший братишка.

— Ванюха, ты куда? — натягивая свитер Леха, ночи становились все прохладнее.

— В туалет, а ты куды?

— В п… за мясом.

— Ой как вкусно, а ты скоро вернешься?

— Вот проснешься… — перестал вдруг Десяток шнуровать кроссовок и сидя на полочке для обуви, выпрямился. — Ванька, а это не ты случаем мне на подушке клей пролил?

— Не-е, — спустил братишка до колен трусы и шмыгнул в сортир.

— Ты, разбойник.

— Не-е, — пропищал тот из туалета.

— Клянись!

— Клянусь!

— Чем клянешься-то?

Ванюха призадумался, но только на секунду.

— Здоровьем матери.

В половине четвертого Леха согнувшись у слухового чердачного окна «Гермеса», расстегивал большую хозяйственную сумку, в которой покоилась десяти литровая канистра с бензином и вслушивался в тихую тишину дрыхнувшего без задний ног поселка. «Эх, хвост, чешуя, не поймал я ни х…» — включил он карманный фонарик и спустя пять минут, надыбал вентиляционную отдушину, из которой тянуло магазинным теплом. Тоненькой, чуть журчащей струйкой, бензин убежал вниз. Десяток чиркнул спичкой и отклонив корпус назад, бросил ее в вентиляцию, Снизу ухнуло так, что на крыше лопнуло несколько листов шифера. Цепанув пустую канистру, Леха спрыгнул на покрытую асфальтом землю и перемахнув через забор ближайшего от комка дома, огородами ушел с места преступления.

Поджидая Десятка, Людмилка бодрствовала у темного окна спальни и когда где-то в районе милицяи раздался взрыв и затем в черное небо взметнулся столб огня, она вздрогнула от леденящей душу догадки. «Сталевар, который в любую секунду может обжечься». Минут через двадцать отомкнув дверь своим ключом, в прихожку на цыпочках вкрался Леха.

— Все-то не спишь?

— Опять от тебя бензином несет за версту.

— Это худо, — начал разбалакиваться Десяток, — замочи, а, Людмилка, а то не дай бог… — менты подъедут, едва не проговорился он. — Работа у меня такая, понимаешь?

Как обычно в двенадцать Культурный был в «Лотосе». Посетители кафе, как всегда шушукались, балдели и раскуривались и, как всегда, только узрев первомайскую, «дикую», как называл ее Пал Палыч бригаду, он торопливо прошагал к ней.

— Привет, бродяги, спрашивайте, — сел Культурный за их столик, зная, что Святой без дел в Читу не заглядывает.

Грея о горячий стакан с чифиром ладони, Олег подробно рассказал о встрече с директором первомайского пищекомбината.

— Знаешь, Святой, — жевательная резинка мешала Пал Палычу говорить и выплюнув ее в щепотку, сделанную из худых пальцев, он продолжил, — председатель артели нам действительно отстегивает и уже скоро два года стукнет.

— Пал Палыч, мы ведь к вам в Читу не лезем. «И слава богу, дикая бригада».

— Пивной цех находится на нашей территории, пусть нам и башляет, у меня бригада большая, чем-то надо кормиться и вообще мы считаем выгоднее отобрать пивзавод у артели и отдать его пищекомбинату.

— Давай сделаем так, — предложил Культурный и засунул в рот замызганную пальцами жевачку, — сведем вот здесь в «Лотосе» председателя артели и директора пищухи — кто из них больше платить будет, тому и отдадим пивзавод. Если он все-таки останется у артели, то восемьдесят процентов оброка пойдет вам, а двадцать мне, но это уже чисто для показухи, артель должна видеть во мне силу.

— Так потянет, — чуть заметно, соглашаясь, кивнул Олег. — В санэпидстанции подвязки есть?

— У нас там плотно все схвачено.

— Новому председателю «Юникса» помощь кое-какая необходима, поможете?

— Базара нет, пусть в любой рабочий день к двенадцати подскочит сюда и меня найдет.

Заканчивали треп на крылечке кафе, под последними в этом году ласковыми лучами солнышка, на завтра выпадет снег, а из пятиэтажки, стоящей напротив «Лотоса», всю их шатаю снимали на видеопленку оперативники Министерства Безопасности. Святой сидел под колпаком, но пока этого не чувствовал. Ночью подельники вернулись в поселок. Жигуленок, крутанувшись возле сгоревшего до самого фундамента «Гермеса», покатил к дому Олега.

— До завтра, словимся на обеде в «Кристалле».

Где-то совсем рядом рванула граната. Не сговариваясь, приятели высыпались из тачки и припустили к восемнадцатому, от которого брызнуло звуком. Так оно и было, два огромных витража мелкими осколками усыпали тротуар.

— Интересно, кто это нас не боится? У меня дел под завязку, а вы обязательно отыщи те, кто обидел Валентину Антоновну, — зло харкнул в битое стекло Олег. — Разбегаемся, пацаны, сейчас легавые подъедут.

На четвертый после взрыва день к Эдьке и Агею, которые ужинали в ресторане «Березовой рощи» подсела официантка, которую недавно опозорил чернявый с «Фантика».

— Вы кажется шукаете того, кто в восемнадцатом витрины вышиб?

— Если знаешь что, расскажи, в долгу не останемся, — сразу вцепился в нее Эдик.

— Никому не проболтаетесь, что от меня услышите, пообещайте, а, парни?

— Говори, не бойся.

— Вон он, — чиркнула Ритка красивыми раскосыми глазами на парня, курившего у бара.

Клоун пахал грузчиком на мясокомбинате и выменял за приличный кусок говядины у солдат первомайской воинской части гранату. Девятого октября, пьяный в жопу, он плелся из ресторана домой и вспомнив, как директорша восемнадцатого когда-то насолила ему, швырул РГэшку в сторону ее частного теперь магазина. Сейчас, избитый до полусмерти, он валялся в багажнике Жигулей и трясясь от холода и страха прикидывал, куда же его везут. Машина остановилась у дома Святого. Эдька шустро вызвал на улицу старшего брата и в двух словах объяснил ему, что случилось. Восемнадцатый еще работал и дожевывая на ходу Ленкин один в сметане, Олег молчком привел к жигуленку Антоновну.

— Подарочек вам, покажи, Андрюха.

Тот улыбаясь, поднял крышку багажника. Увидев окровавленного человека, Валентина Антоновна взялась за кольнувшее сердце.

— Кто это?

Вместо ответа Святой ткнул кулаком застонавшего Клоуна в бочину.

— Зачем гранату в магазин кинул?

— По пьянке.

— Других причин нет?

— Нет, — заскулил Клоун, размазывая по опухшим от постоянного бухалова небритым щекам слезы вперемешку с кровью. — Не убивайте, пацаны, все отдам, жизнь оставьте.

— А че отдашь-то?

— Все отдам, — продолжал всхлипывать Клоун, но нично у него не было. Ни родины, ни флага, ни отца с матерью и даже собственной квартиры и то у грузчика с мясокомбината не было.

— Валентина Антоновна, решайте, что с ним делать, ваш обидчик. Свое мы с него получили.

— Олег, отпусти его пожалуйста?

— Слушай, Клоун. Отоспишься, отмоешь рыло свое страшное и завтра придешь к Антоновне. Она тебе скажет, сколько за витрины уплатишь или по другому, как пакость твою утрясете, а потом меня найдешь, базар будет. Понял?

Тот понял, но видимо только то, что убивать его не будут, и радостно закивал в ответ.

— Андрюха, дай ему пинка путевого на дорожку. Агей за шиворот солдатского бушлата извлек Клоуна из пыльного багажника и так саданул того под зад, что первые метра четыре грузчик пропахал на пузе.

— Спасибо! — почти одновременно с Антоновной гаркнул он и припадая на ушибленную при падении ногу, чесанул до общаги, где снимал комнатенку.

Через два дня директора всех магазинов знали, кто взорвал восемнадцатый и чем эта история закончилась. Информация просочилась и в милицию. Клоуна вызвали, но он от всего отказался. Не подтвердила слухи и Валентина Антоновна.

Последнее время Святого стал шугаться Кот. По его инициативе мякнули «Жука» и он не без оснований предполагал, что Беспалый ему этого не простит. Двадцать пятого в девятом часу вечера, в самый разгар свистопляски в «Березовой роще», Олег выцепил Костю в дергающейся толпе танцующих и усадив его в тачку, вывез за поселок. Остановились у кладбища. Святой вынул из кармана седушного чехла «ПМ», передернул затвор и подал его Коту.

— Пошто он мне? — не понял тот.

— Ты ведь меня бояться стал, думаешь, что я тебя шлепну. Вот сейчас ты с пушкой, стрельни меня и зарой в какой-нибудь пустой могилке.

— Не буду, — Костя бросил пистолет на колени Олегу.

— Тогда прекращай щекотиться. Женька действительно мой приятель, но и ты мне не чужой. Он и в натуре просит у меня разрешения тебя удавить, но пока ты со мной, этого не случится, В кабак вернулись только через полтора часа. За сдвинутыми столиками ожесточенно жестикулируя о чем-то базарила шпана и только один Рыжий, повесив клюв, торчал у пустующего бара. Младший брат рассказал Святому почему Вовку не пустили за стой стол. Вчера Ветерок попросил его утартать из ресторана свою любовницу до хаты и тот воспользовавшись тем, что Майка бухая, изнасиловал ее.

Разрезая плечом таницующую толпу, Олег прошел к бару и вышиб из рыжей руки подельника жестяную банку пива.

— Ты что, козлина, натворил?

— Она сама, Олега, я не виноват.

— Твое счастье, Вовчик, что мы с тобой под пули ходим, а то быть бы твоей поганой шкуре в карьере. Мы с твоими шлюхами на вы разговариваем, так что зря ты на Леху руку поднял. Утрясай с ним это дело, а то не знаю, чем все кончится.

Рыжий опустил голову на полированную стойку бара и призадумался, как выкрутиться из опасной ситуации, но обошлась для него эта подлость более хорошо, чем он предполагал, Ветерок просто плюнул ему в рыло.

Настроение Кота после кладбищенской беседы явно улучшилось, он без меры поливал горькую и по очереди таскал в кабинет директора молоденьких девчонок. Святой дал Эдьке ключи от машины и тот привез жен Ветерка и брата в ресторан.

После одиннадцати, ближе к полночи, изрядно затянутый Костя подсел к Агею.

— Андрюха, здесь бывший начальник ОБХСС пьянствует, мразь конченная. Помоги ему рожу расквасить?

Когда-то Лисицын со своим дружком Азаряном гонялся и за Агеем, зачем он тогда им был нужен, Андрюха не знал до сих пор.

— Айда с Олегом потрещим, может, он против будет.

Кот и Агей были друзьями — надо, так надо.

Святой с братаном загнав жигу за угол кабака, ждали.

Костя выманил Лисицына на улицу. Андрюха пнл его в солнечное сплетение и втроем подхватив обмякшее тело, бегом уволокли Лису в тачку. За спиной брата сидел Эдик, посередке Агей и с края Леха, на коленях у них лежал Лисицын.

— Куда вы меня везете?

— В последний путь, гражданин начальник, — Кот ударил его кулаком по башке, — руки людям за спину закручивал? Вот за это мы тебе сейчас веревку на шее завяжем.

— Отпускать эту Лису живьем теперь нельзя, врагом станет, — и Ветерок рукоятью пистолета врезал жертве в нос.

— Прекращайте, — переключился Олег на третью передачу, потому что дорога пошла в гору, — салон кровью испачкаете.

Приехал «Лиса не в отделение милиции, как в глубине души надеялся он, косясь опухшим глазом на присутствующего в этой странной кодле Костю, а в заброшенный карьер. Двигатель «Жигулей» заглох и с наступившей тишиной, пришел страх. Он видел, как Кот протянул парню, который сидел за баранкой что-то вроде кожаного узенького ремешка, тот сразу вылез из машины и открыл дверку у самой его головы. Хотелось по звериному выть, но вместо этого Лиса послушно подставил худющую шею под удавку. Набрал в легкие кучу воздуха и только когда склонившийся над ним фиксатый потянул концы ремешка в разные стороны, отчаянно пнул того, что сгорбился у противоположной дверцы в белеющее в ночи лицо. Ни черта не вышло, все кто находился в салоне, скопом прижали его и в глазах замельтешила прожитая уже жизнь.

— Вот, сука, губу развалил. — сплюнул на коричневый пиджак Лисицына Леха. «В ресторан нужно возвратиться, как можно шустрее, чтобы наше отсутствие никто особо не приметил» — отворил он дверцы и встав одной ногой на землю, а коленом другой на сиденье, перехватил у Святого концы ремешка и завязал его на булькающем горле жертвы на два крепких узла. Потом взял Лису за дергающиеся ноги и выдернул на улицу. Поеживающийся от холода Костя видимо решил размяться, а может, из каких других побуждений, но неожиданно для подельников принялся смачно пинать корчившееся в предсмертных судорогах тело бывшего начальника первомайского ОБХСС. Олег обежал тачку и повалил разбушлатявшегося приятеля на каменистую землю карьера.

— Завязывай, урод. Дай ему спокойно «улететь». Когда труп остыл, его перенесли немного вверх и устроив меж двух валунов, заложили камнями.

— Все! — отряхнул вельветовые брюки Ветерок. И словно услышав, что все, беззвездное небо просыпалось на старый карьер густыми хлопьями снега. Первый, выпавший девятого числа, под первыми же лучами октябрьского солнца растаял в обед следующего дня. Этот лег до весны.

«То дождь, то снег, то замывает следы, то заметает, пидарит пока» — врубил Святой стеклоочистители и не зажигая фар и габаритов, почти на ощупь, стал выбираться из карьерной лощины.

В фойе «Березовой рощи», сбивая снег с туфель, Леха дыбанул на часы. С момента, когда Лису выудили из-за стола прошло всего сорок минут.

— Где ты был? — подозрительно сощурила зелень взгляда на мужа Лена. — Повторяю, где был?

— Здесь.

— Hе ври, в ресторане ты отсутствовал.

— У директора…

— Не ври, — перебила его жена, — я там проверяла, вместе с Настей. Подтверди, Настя.

— Точно.

— Сказано вам, что мы тут были, — психанул Ветерок, — и успокойтесь.

Белокурая, лет двадцати пяти девушка, которую Лисицын пригласил гульнуть в кабак, потеряла его. Одиноко сидя за столиком, она тревожно крутила головой, оглядывая зал и думала, хватит или нет у нее денег рассчитаться за шикарный ужин, если ухажер скрылся. Когда «Березовая роща» опустела, в гардеробе на вешалке осталось сиротливо болтаться чье-то драповое полупальто и кожаная шляпа.

Супруга убитого привыкла к тому, что муж ее иногда не ночевал дома и только через пять дней заявила в милицию о его пропаже, а всем его друзьям и знакомым закатила концерт.

Азарян позвонил Олегу.

— Выйди на минутку, я сейчас подъеду к твоему подъезду. Потолковать надо, срочно. Когда Святой сел на лопнувшее переднее сиденье красной семерки, Азарян подкинул на ладони рубчатую лимонку.

— Лиса мой друг, я знаю, он у тебя. Отдай его лучше по-хорошему, не то вот эту штуковину я заброшу тебе в квартиру.

— Крутой ты, парняга, как я погляжу, путем все обмозговал?

— Да.

— Ну, тогда дергай за кольцо, да полетели. Задумался? Тогда жути не гони, на таких, как ты я в зонах десять лет срать ездил.

— Ответь, Лиса живой хоть?

— Много знать вредно, — забрал лимонку у Азаряна Олег. — На первый раз я тебя прощаю, но еще одни ход влево и ты встретишься со своим приятелем, а швырять гранаты в спящие окна не хорошо, ведь она может упасть и в кровать ребенка.

Возвратившись в квартиру, Святой не снимая кожанки прошел в зал, где на продолговатом журнальной столике у него стоял дублер телефона.

— Папа, иди чай пить, — позвал с кухни Игорешка.

— Некогда, Игорь, — подтянул он к себе аппарат и сняв трубку, нажал на две клавиши. — Алло, это милиция. Здравствуйте, начальнику вашему как позвонить? Благодарю. — и положив трубку на рычаг, вновь поднял ее и натыкал на табло сказанный ему дежурным номер.

— Алимов слушает.

— Добрый вечер, Гражданин начальник.

— А-а, это ты, что, Олег?

— Базар есть.

— Срочный?

— Думаю, что для вас, да.

— Хорошо, где встретимся?

— Подкатывайте к моему дому.

— Минут через двадцать тебя устроит?

Без сопровождения Алимов приехать не рискнул, рядом с ним в служебном УАЗике сидели еще три мента. Святой нырнул в жигуленок и спустя минуту туда же влез начальник милиции.