Большое Крыло. Притча

16 Большая буря

Путешествие длилось уже несколько дней и было захватывающим. Все казарки большого фланга, в том числе и Август, по очереди возглавляли клин, демонстрируя при этом силу, изящество и легкость. Большое Крыло без каких-либо затруднений приближало стаю к Чесапикскому заливу. Нескольких не особенно сильных бурь ей удалось избежать благодаря тому, что Великая Казарка вовремя шел на посадку. Это было достаточно легко и не слишком нарушило полетный распорядок.

Гомер был доволен собой до чрезвычайности. Особенно он был рад тому, что Август и Бетти все-таки полетели вместе. Оба они выглядели счастливыми и стремились поскорей добраться до зимних гнездовий, так что Гомер имел все основания гордиться сделанным. Ему тоже хотелось завершить перелет без задержек — он очень уставал после каждого ухода с места вожака. Мысли его вернулись к тем урокам, которые он получил, плавая летом по озеру. Теперь ему было понятно, что имели в виду его учителя, когда говорили о нелегкой участи птицы, выпадающей из строя. В справедливости их слов он убеждался всякий раз, когда сменялся с места на острие.

«Выпадая, бывает, испытываешь приступ отчаяния», — подумал Гомер, опуская длинное крыло, чтобы подхватить Августа. Этот маневр, да и сам полет на острие клина он выполнял с удовольствием, чего нельзя было сказать о выпадении из строя — пусть даже теперь оно не вызывало у него никаких затруднений. Тем временем Август благополучно пристроился в тень длинного крыла. Гомера охватило чувство симпатии к товарищу.

Клич «Большое Крыло» по-прежнему звучал в нем, и Гомер позволил своему телу двигаться в согласии с пульсировавшей в нем мыслью. Невероятный прилив энергии наполнил все его существо; он почувствовал себя преображенным и знал, что в это мгновение остальные птицы стаи видят окружающее его сияние. Это был чудесный день, и Гомер несся вперед, увлекаемый ветрами безмятежности.

Поскольку стае не пришлось столкнуться с большой бурей, Гомеру было любопытно, сохранит ли Великая Казарка в этом году свое звание. Так или иначе, он уверенно провел стаю через несколько небольших бурь, и когда Гомер думал о Великой Казарке, у него прибавлялось сил. Мысленно Гомер видел теперь, как буря, словно чудовище, обрушивается на Великую Казарку, а тот, невзирая ни на что, ведет стаю вперед. Мысли о буре заставили Гомера энергичней работать крыльями, и вся стая полетела еще быстрей — быстрее, чем в обычном сверхполете. «Как здорово! — подумал Гомер. — Теперь мы доберемся до зимовья раньше!»

Оказавшись на месте вожака и испытав на себе, что значит вести стаю, Гомер мысленно вернулся к урокам, полученным им когда-то от Великой Казарки. В его мозгу то и дело вспыхивали связанные с этими уроками видения, и всякий раз их возникновение сопровождалось кличем Большого Крыла.

— Случается так, что нас застигает большая, ужасная буря, — доносился до Гомера голос Великой Казарки. — Когда это происходит, все остальные стаи присоединяются к нам и мы летим все вместе, клин внутри клина. Так бывало лишь несколько раз за всю историю наших перелетов. Это, безусловно, спасло от верной гибели множество птиц и небольших стай.

Гомер вновь испытал прилив энергии и увидел Великую Казарку, ведущего за собой сквозь ужасную бурю гигантский клин из двенадцати стай. Зрелище было фантастическим; оно заполнило собой все уголки Гомерова ума, в то время как в ушах его по-прежнему звучал клич Большого Крыла.

Совсем было вознамерившись спросить Великую Казарку, не случалось ли подобного во время последнего перелета, Гомер вдруг увидел несколько других стай, летевших неподалеку. Ему стало слегка не по себе, но тут настало время смены, и он выпал из строя.

Резкое снижение вызвало у него приступ дурноты — несколько больший, чем он ожидал. Более сильным оказался и приступ отчаяния. Яростно трепыхаясь, он поднял голову и увидел окруженного сиянием Дедушку. Одновременно с этим он осознал, что птицы длинного крыла готовы скорректировать свой курс таким образом, чтобы облегчить ему возвращение в строй.

Вспомнив о летевших рядом гусиных стаях, Гомер решил поинтересоваться, как далеко они находятся от места зимовки. «Наверно, — подумал он, — мы уже совсем близко и скоро будем на месте. Неужели перелет и правда подходит к концу?

«Значит, так: последнюю сотню миль или около того мы летели над водой и болотами», — принялся он подсчитывать в уме пройденное расстояние. А если он помнил правильно, последние сорок миль перелет полностью проходит над океаном. С одной стороны, вроде бы ничего сложного, но с другой — он ведь слышал разговоры о том, что с этими самыми сорока милями связано что-то особенное. Но что именно? Гомер понимал, что сейчас неподходящее время пытаться вспоминать уроки. Нужно было кого-нибудь расспросить — в стае наверняка найдется кто-то, способный рассказать ему, чем так примечателен конец их пути.

— Пожалуйста, расскажи мне о последней сотне миль нашего перелета, — услышал Гомер собственный голос.

Обернувшись к нему, Дедушка кивнул и приступил к рассказу.

— Последняя сотня миль — совершенно особое время. Все те стаи, которые гнездятся неподалеку от нас, тоже совершают большой перелет и на подходе к цели сближаются друг с другом — так, чтобы в конце концов образовать один огромный, состоящий из нескольких вложенных друг в друга клиньев строй и прибыть на место зимовки всем вместе. Это особое время, поскольку сила Большого Крыла возрастает тогда многократно, приумноженная численностью птиц, удерживающих в себе Сознание Стаи. О, это ни с чем не сравнимое время, Гомер. Последние сорок миль или около того полет проходит над открытым океаном. Когда ты вот так летишь бок о бок с множеством других диких гусей, тебя переполняет совершенно особый восторг, порожденный тем энтузиазмом, который излучает каждый из твоих собратьев. Большое Крыло приведет нас к цели нашего путешествия. Как только ты увидишь под собой болота, знай, что недалек тот час, когда на горизонте покажется Чесапикский залив. С этого мгновения все мы будем лететь вместе, одним огромным клином.

Какое-то время Гомер обдумывал услышанное.

— Наверно, когда дело дойдет до этих последних сорока миль, мы будем чувствовать себя изможденными? — спросил он.

— Конечно, — ответил Дедушка. — Усталость даст о себе знать. Если говорить о физической стороне, то, истерзанные перелетом, мы исхудаем и ослабеем, в эти последние дни нам придется выдержать колоссальное напряжение. Вместе с тем живущий в нас дух Большого Крыла окрепнет, и стая в это время будет сильнее, чем когда-либо прежде.

Они приближались к болотам. Ровное, как стол, зеленое пространство раскинулось впереди, предвещая скорое наступление последнего этапа путешествия — сорокамильного перелета над открытой водой.

Гомеру перемещение вдоль длинного крыла давалось без труда. Процесс превращения из обычной казарки в полноценное олицетворение Большого Крыла словно стал теперь его второй натурой. Впрочем, то же самое можно было сказать и об остальных диких гусях, совершавших вместе с Гомером сезонный перелет. Естественный процесс чередования выводил на место вожака каждого из них. Гомер понимал теперь, что имел в виду Дедушка, когда говорил, что со временем это чередование становится чем-то само собой разумеющимся. Рано или поздно ты перестаешь ломать голову над тем, как выполнить маневр, — ты просто отдаешь себе отчет в том, что он совершен.

Незаметно для себя Гомер вновь оказался на острие клина. Он чувствовал себя полным жизни и сил. Энергия Большого Крыла переполняла его. Он ясно понимал, что источник этой энергии — не в нем одном. Он сознавал теперь свою собственную беспомощность. Да, и он, и его собратья были слабыми, но не понимали этого до тех пор, пока не ощущали в себе силу Большого Крыла. Не зная, сколь огромен этот потенциал, они думали, что вправе рассчитывать лишь на собственные силы, но рано или поздно до них доходило, что он намного превышает возможности каждого из них и в сравнении с ним они практически беспомощны. Большое Крыло было намного сильней любой бури, которая могла встретиться им на пути, сильнее всех птиц стаи вместе взятых. Это была сила самой Природы.

Мысли Гомера были теперь заняты предстоящим приземлением на берегу Чесапикского залива. Перед глазами его возникла картина летящих одним большим клином гусиных стай. Сам он при этом находился во главе, заводя клин на посадку. Картина потрясла его до глубины души, но тут он понял, что настало время уходить с места вожака. Он позволил себе соскользнуть с острия Большого Крыла легко и гладко. Спланировав вниз, увидел, как магически засветилось тело следующей птицы, ставшей лидером, — и затем был мягко подобран потоком Большого Крыла, встроившись в конец стаи.

Утвердившись на месте замыкающего, Гомер краем глаза уловил на горизонте какую-то серую массу. Заинтересовавшись, он обратился с вопросом к Августу.

— Ну, я во всяком случае надеюсь, что это не буря, — ответил тот. — По-моему, за время этого перелета мы и так натерпелись достаточно. Лично мне тех двух, якобы небольших, вполне хватило. Всякий раз, когда я думаю о буре, я вижу, как меня, возглавляющего клин, относит ветром от стаи. Меня бросает в дрожь от самой мысли об еще одной буре.

Август продолжал бормотать что-то невразумительное, понемногу впадая в пессимизм. Не желая допускать этого, Гомер прервал его на полуслове:

— Послушай, Август: все, что тебе нужно, — это удерживать в себе Сознание Стаи. Давай-ка будем оставаться в строю. Перелет уже почти окончен, и я жалею, что пристал к тебе с расспросами.

Тем временем Гомер ни на миг не прекращал всматриваться в горизонт и все больше убеждался, что то, что он видит, — это и в самом деле надвигающаяся со стороны океана буря. Окончательно в этом удостоверившись, он подумал, что неплохо было бы успеть к Чесапикскому заливу до того, как она их настигнет. Вообще, по мере того, как Гомер понемногу продвигался к острию клина, ему в голову приходили самые разные мысли. Так, ему было любопытно, кто окажется во главе стаи, если им все-таки придется сражаться с бурей. По его мнению, Великая Казарка и Фаворит вполне неплохо смотрелись бы в этой роли, так что он принялся изобретать способы подольше задержаться на месте вожака, чтобы, когда (и если) налетит буря, на острие клина оказался один из этих двоих.

Стая между тем продолжала свой путь и вместе с еще одиннадцатью соседними стаями понемногу образовывала общий клин. О, это было великолепное, величественное зрелище! До конца путешествия оставалась какая-нибудь сотня миль. Почувствовав, как длинное крыло мягко подхватило сменившегося Дедушку, Гомер обернулся и спросил:

— Это что, буря? Она в самом деле опасна? Неужели вот так, под конец перелета, нас застигнет буря? Может, это просто темные облака, а, Дедушка?

— Думай о Сознании Стаи, — невозмутимо ответил Дедушка. — Мы почти на месте. — Дедушка говорил медленно, растягивая слова, словно желая прочней утвердить сказанное. — Будь внимателен. Мы почти прибыли. Сейчас нельзя допускать, чтобы кто-либо из нас впал в неверие. Думай о Сознании Стаи, и все будет хорошо. Но будь готов и к шквалу.

На место вожака переместился теперь Билл; Гомер увидел, как того окружило сияние. Наблюдая за ним, Гомер в то же время отметил, что чуть снизу и сзади к ним приблизилась еще одна стая. Затем она сместилась вправо, располагаясь внутри клина, образованного стаей Гомера; стаи теперь как бы накладывались одна на другую. Гомер следил за этим маневром как завороженный. Ему не терпелось увидеть, что будет с Биллом, когда он выпадет с места ведущего. Вместе с тем он ни на миг не переставал думать о Сознании Стаи и следить за приближающейся бурей. Билл выпал из строя, и место вожака занял профессор Гусенштейн. Другая стая пристроилась вслед за ним.

Да, это действительно была буря, и она стремительно приближалась. Тучи становились все черней; ветер сделался порывистым. Учуяв в воздухе странный запах, Гомер понял, что на этот раз их ожидает нечто из ряда вон выходящее. Порывы ветра стали теперь еще сильней и раскачивали болотный тростник взад и вперед. Дождя пока что не было, но небо потемнело. Профессор Гусенштейн ушел с места вожака, и к общему клину присоединились три новых стаи. Строй объединял теперь пять стай, и возглавляла его Казарка Моника. Казалось, окружавшее ее сияние было ярче, чем у других; вообще, ей была свойственна некая особая прелесть, становившаяся очевидной всякий раз, когда она отрывалась от земли. Теперь, оказавшись во главе летящей навстречу буре стаи, Моника была живым воплощением изящества и силы. Тем временем Гомеру не давал покоя вопрос, каково же оно будет — вести стаю сквозь бурю, особенно те самые последние сорок миль над открытым океаном.

«Пожалуй, Великая Казарка лучше других подходит на роль вожака в это время», — думал Гомер, отчетливо представляя себе, как Великая Казарка ведет клин прямо в гущу бури. Он почти что физически ощущал на себе яростные удары ветра. Мысленным взором он видел, как остальные стаи присоединяются к возглавляемому Великой Казаркой клину. Строй пополнился шестой стаей, и позиция, которую занимал теперь Великая Казарка на длинном крыле, была ближе к острию, чем у Гомера.

Когда они вплотную приблизились к буре, клин возглавлял Эрнест. Ветер стал понемногу усиливаться, затем как будто утих, после чего налетел с еще большей силой. Буря крепчала — но вместе с ней крепче становилась и стая. Упорству ветра птицы противопоставляли собственное упорство.

Эрнест развернул большой фланг так, чтобы подхватить ушедшую с места вожака Монику. «Стая есть! Стая есть!» — донесся до Гомера крик Дедушки. Старый дикий гусь буквально вложил в него всю свою душу. «Вот это да, — подумал Гомер. — Какая собранность! Какое безупречное следование всем законам Сознания Стаи!» Вслед за этой мыслью Гомер затрубил и сам, зная, что к тому моменту, когда придет его очередь возглавить клин, ему нужно достичь полной сосредоточенности. Взглянув на Эрнеста, Гомер увидел, что тот светится. Сразу же вслед за этим Эрнест выпал из строя и место на острие заняла Бетти.

Бетти подобрала Эрнеста, и к строю присоединилась седьмая стая. Зрелище было внушительным — семь стай диких гусей летели вместе, образуя общий клин. Казалось, все небо было покрыто птицами. Еще пять стай приблизились, готовые присоединиться. Одна за другой птицы корректировали свой полет так, чтобы вместе со своими собратьями образовать стаю невиданной мощи и энергии. У Гомера не было сомнений, что Большое Крыло приведет их к цели, что благодаря приливу сил, который он ощущал с присоединением к клину каждой новой стаи, они сумеют справиться с любой бурей.

В сознании Гомера вспыхнул образ Фаворита, занимающего место вожака. Гомер увидел, как Фаворит становится Великой Казаркой, и сердце его переполнилось восторгом. Он был несказанно рад за товарища. Вслед за этим он увидел, что Бетти затрепыхалась, тормозя, и стала падать. Занявший ее место Вальтер засветился. Клин объединял теперь уже восемь — нет, девять стай; к нему присоединились две новых. Девять стай, летящие вместе, несли в себе огромную силу, но Гомер чувствовал, что ему легко, как никогда.

Он вспомнил Дедушкины уроки, где шла речь о том, как увеличение численности стаи на последних сорока милях приводит к росту ее энергии. Еще он вспомнил услышанные как-то слова Моники: «Когда летишь в одной из стай, занимающих место внутри клина, тебя охватывает мягкое, баюкающее чувство умиротворенности. Это так здорово — никаких тебе смен ведущего. Только птицы длинного крыла сменяются, как и прежде».

Именно так все и происходило — Гомер и его товарищи образовывали теперь внешнее длинное крыло объединенного клина и продолжали сменяться, так как одному из них предстояло стать Великой Казаркой этого перелета. Сосредоточенное где-то внутри этой стаи совершенное воплощение чистого духа Большого Крыла влекло их всех к месту зимовки. Гомер переживал теперь небывалый душевный подъем. Словно откуда-то со стороны до него доносился собственный голос: «Стая есть! Стая есть!» Впереди Гомер видел Августа, Фаворита, Грацию, Великую Казарку. Взглянув на Великую Казарку, Гомер исполнился гордости за то, что и он сам является частью этого огромного большого крыла. Тут Вальтер затормозил и рухнул вниз; переместившись вперед, Гомер увидел десять стай, летевших общим клином. Возглавлял клин Великая Казарка.

Буря между тем приближалась с бешеной скоростью. Она неслась навстречу птичьему клину, а он несся навстречу ей. Гомер знал, что миг, когда решится судьба стаи, уже близок, что избежать столкновения с бурей теперь невозможно и им придется, собрав все силы, пробиваться к цели. Где-то там, по ту сторону бури, находились их зимние гнездовья. Чтобы достичь их, стая должна будет приложить неимоверные усилия, а ее вожак, Великая Казарка, — всем своим существом отдаться Большому Крылу. Гомер ощутил приступ страха. «Великая Казарка, Великая Казарка, пожалуйста, останься на месте вожака, — безмолвно взмолился он. — Не уходи, прошу тебя!» Вдруг до него дошло, что, если Великая Казарка сменится, на место вожака встанет Казарка Грация, которой он тоже вполне доверял.

«Интересно, — подумал Гомер, — останется ли Грация на месте вожака или же уступит его Фавориту и тогда он станет Великой Казаркой?» Неким уголком своего сознания он, однако, понимал, что здесь все зависит от Большого Крыла и что птица, летящая на острие клина, просто подчиняет ему свою волю. Каким-то образом Гомер чувствовал, что эта роль уготована Великой Казарке или Фавориту.

Между тем буря приближалась. К общему клину присоединилась одиннадцатая стая. Небо потемнело еще больше, а порывы ветра хлестали еще ожесточенней. Вдали показалась граница болот; дувший вдоль нее ветер был таким сильным, что пригибал тростник до самой земли. «Вот так буря», — подумал Гомер. «Стая есть!» — донесся до него Дедушкин крик; «Стая есть!» — подхватил летевший впереди Гомера Август. Спустя мгновение кличу вторила уже вся стая. Гомер завороженно смотрел, как засветился, переместившись на острие клина, Великая Казарка.

Выпав в свою очередь из строя, Великая Казарка уступил роль вожака одиннадцати стай Грации. Где-то в глубине души Гомер почувствовал, что в этом перелете стать Великой Казаркой суждено Фавориту. Мысленным взором он без труда увидел того ведущим стаи гусей сквозь бурю. Гомер мысленно поблагодарил за то, что эта роль не выпала ему самому.

Несказанная радость, чувство полной защищенности переполнили его; он знал, что Большое Крыло не оставило без внимания ни одной мелочи, связанной с их перелетом, вплоть до мельчайшего взмаха каждого из гусиных крыльев. Он знал, что бесконечная величественная мудрость Большого Крыла неким непостижимым образом взяла их под свое покровительство и будет сопровождать на протяжении всего пути. Вместе с тем, по привычке сомневаясь, он был рад, что не ему, Гомеру, придется теперь воплощать это покровительство перед лицом надвигающейся бури.

Грация резко снизилась, уступая место вожака Фавориту. К этому времени клин по-прежнему объединял только одиннадцать стай — двенадцатая изо всех сил пыталась не отстать. Буря уже почти накрыла их. Ощущение, которое испытывал сейчас Гомер, было ни с чем не сравнимым — сила его возросла до совершенно невозможного, как ему казалось прежде, уровня; настроившись в унисон с Мыслью Стаи, он почувствовал неведомую ему прежде ясность сознания. Посмотрев вперед, Гомер увидел во главе клина Фаворита. Одиннадцать стай продвигались вперед, как одно целое; двенадцатая приближалась к ним, а буря между тем, казалось, разыгралась еще сильней. Фаворит продолжал лететь во главе; завороженный его сиянием, Гомер услышал, как Август затрубил: «Стая есть! Стая есть!» Гомера охватил восторг: клич Августа подхватил Дедушка, и клин наконец принял в себя двенадцатую стаю. Как только это произошло, Фаворит ушел с места вожака.

Гомер был потрясен; он с трудом верил своим глазам. На острие клина, величественно сияя, летел теперь не кто иной, как Август! Буря обрушилась на них со всей своей силой, но Август упрямо вел за собой встроившиеся одна внутри другой двенадцать стай. «Стая есть! Стая есть!» — кричал Гомер. В его сознании теперь развернулась вся величественная картина их волшебного полета. Радость за товарища и чувство восторженного преклонения перед величественной мудростью Большого Крыла переполняли Гомера. Кроме того, он не переставал благодарить Большое Крыло за то, что оно в свое время даровало ему смелость и силы вернуться за своим старым другом. Теперь Гомер понимал, зачем понадобилось, чтобы он, выпав тогда, в самом начале перелета, из строя, совершил посадку. Он должен был увлечь за собой Августа, которому суждено теперь стать Великой Казаркой! Подняв глаза на Августа, по-прежнему возглавлявшего стаю посреди набирающей силу бури, Гомер почувствовал, что плачет от радости.

А потом случилось то, чего он больше всего боялся, — чего больше всего на свете боится каждый гусь. Затрепыхавшись, Август рухнул вниз. Отпустив от себя мысль Большого Крыла, он, как и следовало ожидать, не смог удержаться на острие клина. Гомера передернуло: в памяти его один за другим вспыхивали все когда-либо усвоенные им уроки. «Во время сильной бури, — говорил ему Великая Казарка, — птица, возглавляющая клин, ни в коем случае не должна тормозить и терять связь с Большим Крылом, ибо если она так поступит, это приведет к гибели всей стаи — или нескольких стай, если они летят общим строем. Ни в коем случае, ни при каких обстоятельствах вожак не должен выпадать из строя во время бури. Любой ценой он должен держаться за свое место во главе. Большое Крыло само позаботится о нем; стоит ему хоть на миг в этом усомниться, и он упадет». Вспомнив об этом, Гомер почувствовал, что неурочный уход Августа внес сумятицу в весь их строй.

«Стая есть! Стая есть!» — услышал Гомер голос Дедушки и тут же собственный внутренний голос: «Нет! Нет! Что мне делать? Что же мне делать?» «Большое Крыло!» — вдруг раздалось откуда-то из глубин его существа, и он взмолился: «Ну пожалуйста! Пожалуйста, дай мне силы!» «Большое Крыло» — эхом отдалось у него внутри, и он снова подумал: «Ну пожалуйста, Большое Крыло, ради всей нашей стаи — дай мне силы!» «Большое Крыло!» — снова раздалось у него в голове.

Крылья Гомера затрепетали от притока энергии невиданной силы, и та же мысль: «Большое Крыло!» снова отдалась эхом в его сознании. С каждым ее приходом тело его получало новую порцию энергии, а сознание обретало все большую ясность. Продвигаясь вперед и всеми своими фибрами моля о том, чтобы мысль Большого Крыла не покинула его, Гомер ощущал, как с каждой секундой его тело становится сильней. «Большое Крыло!»

«Стая есть! Стая есть!» — слышался позади него голос Дедушки. «Стая есть!» — вторила теперь уже вся стая. Мысль Стаи снова и снова вспыхивала в его сознании, и Гомер почувствовал, как с каждым разом ум его становится спокойней и безмятежней. Позади себя он по-прежнему слышал дружное «Стая есть!», и в тон ему в голове его снова и снова отдавалось эхом: «Большое Крыло!» Тело его налилось теперь небывалой силой, и он вдруг осознал, что видит мысленным взором вся стаю целиком.

«Большое Крыло! — снова прозвучало у него в голове. — Большое Крыло!»

Гомеру теперь была видна каждая из птиц клина. Он увидел, как Август, трепыхаясь, падает вниз. Сквозь неистовство бури до Гомера по-прежнему доносилось: «Большое Крыло! Большое Крыло!» Он знал, что если сможет поддерживать клич Большого Крыла, то так или иначе сумеет выполнить свою задачу. Он знал — у него получится! Он видел, как все его собратья вторят в унисон: «Стая есть! Стая есть!» Он понимал, что находится на острие клина и что именно через него проявляет теперь себя Большое Крыло. Приняв вызов бури в качестве головной птицы, он вновь ощутил этот небывалый прилив энергии. «Большое Крыло! Большое Крыло! Я смогу! Большое Крыло! Я должен! Большое Крыло! Я лечу! Большое Крыло!»

Когда происходящее более или менее уложилось у Гомера в голове и он немного освоился с выпавшей ему ролью, Гомер позволил себе мысленно оглянуться и обвести внутренним взором всю стаю. Клич Большого Крыла мягко пронизывал его существо, и он ощущал невероятную легкость. Теперь, когда он достиг нового уровня осознания Большого Крыла, ему была подвластна колоссальная мощь. Вооруженный объединенной силой двенадцати стай, он, как никто, понимал, что такое могущество. Та же самая энергия Большого Крыла двигала теперь всеми двенадцатью стаями.

Ветер чуть изменил направление, но благодаря силе Большого Крыла Гомер сумел инстинктивно, следуя одной лишь интуиции и ни секунды над этим не задумываясь, заставить всю стаю совершить нужный маневр. Он подумал только: «Большое Крыло!» — даже не столько подумал, сколько прислушался к этой возникшей в нем мысли. Посмотрев вниз, Гомер увидел беспомощно трепыхающегося Августа; до него дошло, что он забыл его подхватить. Он отметил, что Август отстал от клина чуть сильней, чем следовало, и его уже невозможно подобрать, просто к нему снизившись.

Тем временем Август, падая, увидел, как величественно засветился летевший за ним Гомер. «Как я мог! — в панике думал Август. — Я затормозил во время бури! Я ушел с места вожака! Из-за меня в опасности вся стая! Гомер, дорогой, пожалуйста, поймай мысль Большого Крыла! Поймай ее! Стая есть! Стая есть! Не сбейся хоть ты с мысли! — принялся он умолять самого себя. — Удержи ее!» Подняв глаза, он увидел, что его товарищ, малыш Гомер, по-прежнему светится и ведет за собой стаю. «Не сбиваться с мысли! — твердил Август. — Стая есть! Стая есть!»

Посмотрев вниз на падающего Августа, Гомер принялся мысленно корректировать его движение, и Август действительно чуть сместился в нужную сторону. Гомер понял, что его товарищ все еще цепляется за Мысль Стаи. «Стая есть! Стая есть! — думал тем временем Август. — Только бы Гомер сумел провести их сквозь бурю. Стая есть! Пусть я никогда их больше не увижу, пусть я навсегда их потеряю — стая есть! Да, я упал, но, Большое Крыло, пожалуйста, дай мне увидеть его летящим, как подобает Великой Казарке! Слышишь, Большое Крыло, — дай мне увидеть его Великой Казаркой! Сделай хотя бы так, чтобы я его видел, столько, сколько я смогу. Позволь мне видеть его сияние!» Трепыхаясь, Август продолжал отставать. Вдруг он заметил, что стая медленно поворачивает, описывая широкую дугу.

«Держись, Август! — говорил про себя Гомер, направляя стаю к отставшему товарищу. — Ты же видишь, как я свечусь, — ну так держись же!» Мысли непринужденно текли сквозь его сознание. «Держись, и мы развернемся по дуге. Я же вижу — ты все еще заодно со стаей». Гомера охватило чувство глубокого сопереживания, любви, приязни ко всем птицам двенадцати стай. Они были теперь одним целым.

Буря по-прежнему неистовствовала, но Гомер оставался невозмутимым. Он обладал теперь неким глубинным спокойствием — именно оно позволяло ему успешно руководить стаей. Необъяснимое даже для него самого, это спокойствие как бы возникало инстинктивно. Оглядевшись, Гомер увидел, что парит, описывая широкую дугу. Он видел Августа, и сочувствие к нему — теплое, безмолвное желание помочь другу — заставляло его идти к ему на помощь. «Я смогу удержаться на острие, — уверенно подумал Гомер. — Я разверну стаю. Большое Крыло! Большое Крыло!» Мысль эта сама собой принялась повторяться в его сознании. Гомер вновь осознал, что стая движется по широкой дуге. «Большое Крыло!»

Август, не отрываясь, следил за стаей. Во главе ее, гордо светясь, по-прежнему летел его друг; Август понял, что стая отвернула от него; со страхом он понял, что теперь-то уже никак не сможет ее догнать. Примирившись с этой мыслью, он решил хотя бы понаблюдать за тем, как светится в зените своей славы его друг, ведущий стаю сквозь бурю. «Стая есть!» — без устали твердил он.

Терзаемый бурей, Август продолжал беспомощно падать в море. Запас высоты с каждой секундой уменьшался, и внизу уже были видны яростно плещущие океанские волны. Тут только Август понял, что такое настоящий страх. Стараясь побороть его, он решил полностью сосредоточиться на мыслях о своем друге Гомере. И хотя тот перестал быть ему виден — стая, выполняя разворот, двигалась теперь прочь от него, — Август изо всех сил старался не упустить летящего впереди Гомера из поля своего мысленного взора. Он видел, что двенадцать гусиных стай по-прежнему составляют одно целое, и решил, что, несмотря на падение, он будет изо всех сил удерживать в себе Сознание Стаи в ознаменование звездного часа своего товарища. Да, эта радость — и его радость; наперекор всему он станет думать: «Стая есть! Стая есть!» — и продолжать лететь столько, сколько хватит сил. Он во что бы то ни стало хотел остаться частью стаи, хотя и понимал в глубине души, что выпал из строя в самое неподходящее для этого время.

Гомер пристально наблюдал за Августом и видел, насколько тот близок к тому, чтобы упасть в море. «Большое Крыло!» Знакомый клич непринужденно возник в глубинах его сердца и наполнил все его существо. «Большое Крыло!» Даже не оглядываясь, он чувствовал, что стая летит за ним. Теперь он повел ее на разворот, и ветер дул немного с другой стороны. Гомер был по-прежнему полон решимости подобрать своего друга — только бы Август смог удержаться. «Большое Крыло!»

«Буду держаться, пока хватает сил, — думал Август. — Стая есть! Я хочу быть вместе с ними, пусть даже я все испортил и выпал, когда нельзя было этого делать. Стая есть! Сколько смогу!»

Понемногу, однако, Август начинал падать духом. Он был совершенно измучен и слаб. Он продолжал трепыхаться и терять высоту. Смерть, он знал это, была близка — океанская пучина, без сомнения, вот-вот поглотит его. И все же он продолжал мысленно цепляться за товарища. «Стая есть!» — пронеслось в его голове. «Я горжусь тобой, Гомер. Я так горжусь тобой. Стая есть! — звучало в нем. — Ты совершил прекрасный поступок в начале перелета, когда подобрал меня на озере, и столь же прекрасно завершаешь его, став Великой Казаркой».

Что до Гомера, то он чувствовал себя еще уверенней и спокойней. Буря достигла теперь своего последнего предела, ветер неистовствовал, но Гомер оставался невозмутим. Ведя клин и не выпуская из виду своего старого друга, он чувствовал, как его пронизывает энергия Большого Крыла. Гомер подводил стаю все ближе и ближе к Августу. Они приближались к нему сзади, и Гомер понял, что Август не может оглянуться и не видит стаи. От него не ускользнуло и то, что Август слаб и измучен. Он старался как можно сильней разогнать стаю, чтобы успеть вовремя приблизиться к Августу. Каким-то образом Гомер понимал, что происходящее совершается не им, но как бы через него. Большое Крыло продумало все до мельчайших подробностей. Наблюдая за падением Августа, Гомер старался не упустить мысль Большого Крыла. Он снова заставил стаю сместиться и чуть снизиться. Они быстро приближались к безвольно падающему Августу. Буря бушевала не ослабевая, но Гомер твердо придерживался намеченного курса. «Большое Крыло!» — снова и снова вспыхивало в его сознании. Несколько футов вниз… еще несколько… еще… ниже… ниже. Наконец он пронесся прямо над Августом. «Большое Крыло!» — теперь уже спокойно и уверенно.

Подняв голову, Август увидел над собой стаю. Прямо под ним был океан, над ним — стая и его друг. Август видел, что Гомер по-прежнему светится. «Стая есть!» 

«Август, если ты видишь, как я свечусь, подумай: «Стая есть! Стая есть!» Просто удерживай в себе эту мысль. Только и всего!» «Большое Крыло!» — снова вспыхнуло в его сознании. Клич Большого Крыла снова и снова пронизывал существо Гомера, и именно это заставляло его тело светиться.

Проведя стаю еще немного вперед, Гомер мягко снизил ее, подводя к товарищу. В тот же самый миг Август занял место на острие клина двенадцатой стаи. Гомер мог, не оглядываясь, ощущать каждую из летящих за ним птиц, так что почувствовал, как возросла сила стаи, когда к ней присоединился его друг. Острие клина двенадцатой стаи было самым спокойным и безопасным местом в строю. Август мог удерживаться там, почти не тратя сил.

Клич по-прежнему звучал в голове Гомера, и он мысленно поблагодарил Большое Крыло за то, что смог подобрать своего отбившегося от стаи друга. К тому же он почувствовал, что буря уже не так сильна, как прежде, что она понемногу стихает. Так, прислушиваясь к кличу Большого Крыла, Гомер продолжал вести гусиные стаи вперед. Вскоре он смог различить вдали горизонт, а затем далеко впереди показалась земля.

Гомер развернул строй по направлению к открывшемуся берегу и повел его на посадку. Решив, что теперь он может считать свою задачу выполненной, он сменился с места вожака и, подхваченный клином, занял место замыкающего на большом фланге. Переместившийся на острие Дедушка благополучно посадил двенадцать стай на берег Чесапикского залива. Перелет был окончен.