Бомба для Сталина. Внешняя разведка России в операциях стратегического масштаба

ИВАН ЧИЧАЕВ ПРОДОЛЖЕНИЕ В ЛОНДОНЕ

В середине июня 1941 года И. Чичаева, резидента в Стокгольме, вызвали в Москву. Он зашел попрощаться к послу, Александре Михайловне Коллонтай, как всегда в таких случаях поинтересовался, кому в Москве передать приветы…

Предложив гостю чай, Коллонтай спросила, как он намерен добираться до Москвы.

– Еще не знаю, – ответил Чичаев, с интересом вглядываясь в свою легендарную собеседницу.

Александра Михайловна Коллонтай, дочь известного царского генерала, в свое время порвала с прошлым, связав жизнь и судьбу с революцией. После победы большевиков она входила в состав первого советского правительства, возглавляемого Лениным. В начале 20-х годов ее направили на дипломатическую работу, она и здесь оказалась на высоте. Чичаева восхищало ее умение общаться в дипломатической среде, направлять общий светский разговор в нужное русло.

По совету Коллонтай Иван Андреевич отправился морем. Пароход вышел из Стокгольма 21 июня 1941 года. В ту самую короткую июньскую ночь, когда гремели залпы над Бугом, фашистские катера атаковали судно. Но все обошлось благополучно…

В суете первой военной недели Иван Чичаев успел получить одно за другим три назначения. Первое предписывало «немедленно возглавить один из разведывательно-диверсионных отрядов на Северо-Западе и отбыть в район финской границы». Второе догнало его в пути: «возглавить эвакуацию в Новосибирск сотрудников центрального аппарата наркомата иностранных дел». Через наделю Чичаев был в Новосибирске и занимался обустройством сотрудников. И в этот момент его вновь срочно вызвали в Москву. Теперь Чичаеву предстояло стать официальным представителем советской разведки в Лондоне, советником посольства.

Объединить усилия английской и советской разведок против гитлеровской Германии предложили англичане через своего посла в Москве – Крипса. Предложение было принято.

Английскую делегацию на переговорах в Москве возглавил полковник Гинесс, советскую – генерал Зарубин. Через две недели был определен круг общих интересов: обмен разведывательной информацией о гитлеровской Германии, проведение диверсий против общего врага, заброска агентуры на территорию Германии и оккупированных ею стран, организация радиосвязи с этой агентурой, создание небольших, по три-пять человек, миссий связи обеих разведок в Москве и Лондоне.

СССР был заинтересован в помощи Великобритании. Союзники могли организовать заброску своей агентуры непосредственно на территорию фашистской Германии, а также в оккупированные страны – Австрию, Францию, Нидерланды, Польшу…

Английскую миссию в Москве возглавил полковник Хилл. Его знали здесь как одного из помощников Локкарта, известного в свое время посла-заговорщика, пытавшегося свергнуть большевиков после Октября 1917 года.

Любопытную характеристику полковнику Хиллу дал Гарольд (Ким) Филби. «Среди преподавательского состава разведывательной школы СИС был весельчак Джордж Хилл, – пишет Филби в книге «Моя тайная война». – Он после Октябрьской революции был одним из английских тайных агентов в Советской России и личным другом небезызвестного Сиднея Рейли. Автор книг о своих таинственных приключениях в Советской России, Д. Хилл был одним из немногих англичан, который действительно готов был всегда засыпать песок в советские буксы. С большим брюшком, Хилл скорее походил на опереточного короля с лысой макушкой вместо короны. Именно его Черчилль послал в Москву в качестве руководителя миссии управления специальных операций. Мои друзья в СССР приняли это назначение с восторгом: они знали о Джордже Хилле все…»

Миссию советской разведки в Лондоне возглавил Чичаев. В сентябре 1941 года гидросамолет английских ВВС «Каталина» доставил его из Архангельска в Шотландию. Шестнадцать часов беспосадочного перелета, маневры, чтобы уйти от наседавших «мессершмитов». И вот он, Лондон.

С первых же дней Чичаева восхитила и покорила стойкость англичан, мужество, с которым переносили они бомбежки.

Однажды во время очередного налета немецкой авиации на Лондон бомба упала на школу, где только-только начались уроки. Под развалинами рухнувшего здания погибло несколько десятков детей.

В тот день английские зенитки сбили три фашистских самолета.

Утром лондонцы, раскрыв газеты, увидели на их страницах два фоторепортажа. Один – о погибших школьниках и скорбящих матерях. Другой – о похоронах немецких летчиков. Покрытые знаменами гробы пилотов Люфтваффе и венки из живых цветов несли английские авиаторы.

Чичаев – человек своего времени, частица системы, которая воспитывала непримиримое отношение к врагу: «Если враг не сдается – его уничтожают». Показательные похороны фашистских летчиков вызвали в нем, как вызвали бы в то время, наверное, в каждом советском доме, по меньшей мере, недоумение.

Все смешалось в военном Лондоне: бомбардировки и дипломатические приемы, эвакуация и визиты. В честь 25-й годовщины создания Красной Армии посол Майский устроил большой прием.

На этом приеме, вспоминал Чичаев, к послу подошел, попыхивая традиционной сигарой, Уинстон Черчилль. «С капризным выражением лица он небрежно сказал, что очень недоволен поведением советского правительства, которое нанесло ему «незаслуженную обиду». Наш посол похолодел.

– Позвольте, господин премьер, что вы имеете в виду? Наши отношения только-только вроде бы вошли в нормальное русло…

– Случилось почти непоправимое, – мрачно произнес Черчилль. – Сегодня утром мой секретарь доложил мне, что в списке награжденных советским правительством в связи с двадцать пятой годовщиной Красной Армии нигде не упоминается моя фамилия и я не награжден не только никаким советским орденом, но даже медалью…

– Простите, господин Черчилль, но какое отношение имеете вы к этому событию?

– Самое прямое, – отрезал, как бритвой, «рассерженный» премьер. – Я был одним из создателей Красной Армии. Если бы я лично не организовал в 1918 году интервенцию против вашей страны, то не уверен: была бы создана Красная Армия, которая так успешно бьет сейчас фашистов».

«Последние слова Черчилля, – вспоминает Чичаев, – утонули в аплодисментах и смехе присутствующих».

В Лондоне собрались политики почти изо всех европейских стран, оккупированных Германией. Здесь нашла приют чуть ли не вся королевская рать – монархи Югославии, Норвегии, Греции, Голландии. Вместе с членами своих кабинетов обустроились президенты и главы правительств Польши, Бельгии, Чехословакии. Лондон протянул руку помощи национальному комитету движения «Свободная Франция» во главе с генералом де Голлем, политическим эмигрантам из Венгрии, Румынии, Дании…

На многочисленных раутах, приемах, встречах обсуждались важные проблемы политической жизни, завязывались связи, делались прикидки на будущее. Как советник посольства Чичаев встречался с высокопоставленными представителями многих европейских государств. Он беседовал с де Голлем и Бенешем, с генералом Сикорским, королями Югославии и Норвегии…

Чичаев убедился, как основательно поставлена организация диверсионного дела в английской разведке. На территории страны было создано несколько глубоко законспирированных баз. На разведку трудились крупные ученые. Они разрабатывали спецоружие, химические препараты, яды. Изготавливались миниатюрные подводные лодки. Пластические операции до неузнаваемости изменяли облик агентов. Руководил всей этой «кухней» генерал Гебен. Под его началом было более трех тысяч офицеров и специалистов.

Главным в сотрудничестве разведок двух стран поначалу была переброска агентов в Германию. Из Союза по морю или самолетами прибыло около двадцати человек. Однако большинство переправленных по английским связям в немецкий тыл разведчиков кончали плохо. Одних захватывали немцы, другие бесследно исчезали или погибали. Лишь семерым удалось выполнить свою миссию.

Москва поддержала предложение Чичаева закрыть этот канал.

Англичане явно срывали совместные акции. Пытались перевербовать агентов. Группа Чичаева сталкивалась с фактами прямого саботажа. Не секретом для него была и явно искусственная задержка операции «Оверлорд» – высадки войск союзников в Западной Европе.

Из достоверных источников стало известно, что по решению английского правительства в спецслужбах СИС (английской разведки) создан особо секретный «спецотдел» для работы против коммунистической России. Активность «спецотдела» возрастала пропорционально нашим успехам на Восточном фронте.

В драматические дни августа 1942 года, когда немецкие танки прорывались к Сталинграду, Москва получила донесение из лондонской резидентуры. Это была копия письма заместителя директора английской разведки, адресованного резиденту «Сикрет Интеллидженс сервис» в Москве. В нем говорилось, что противоречия между Британией и коммунистической Россией так же велики, как противоречия между Британией и нацистской Германией. На основе этого делался вывод, что самым опасным противником Англии после войны может оказаться коммунистическая Россия.

В установке чувствовалась опытная рука Уинстона Черчилля, который в те же дни писал в Москву И.В. Сталину: «…Поверьте мне, нет ничего полезного и разумного, чего бы мы и американцы не сделали для того, чтобы помочь Вам в Вашей великолепной борьбе. Президент и я непрестанно ищем средства для преодоления чрезвычайных трудностей, которые ставят нам географические условия, моря и воздушные силы противника22.

«Задолго до окончания войны с Германией руководство СИС стало обращать свои мысли к будущему «потенциальному противнику». – отмечал, вспоминая то время К. Филби. – В период между двумя мировыми войнами большая часть ресурсов службы расходовалась на операции по проникновению в Советский Союз и на защиту Англии от того, что обобщенно именовалось «большевизмом». Когда поражение стран «Оси» стало неминуемым, мысли СИС вернулись в старое, привычное для них русло. Уже тогда, во время войны, была создана специальная секция по СССР и деятельности коммунистов….»

Авторитетный круг общения, встречи с самыми осведомленными лицами давали Чичаеву возможность получать очень важную политическую информацию. Так, он сообщил в Москву о взглядах Рузвельта на будущее Восточной Европы. Во время беседы с премьер-министром польского правительства в эмиграции Сикорским и лордом Галифаксом президент США заявил, что, по его мнению, после войны Восточная Пруссия и Данциг должны быть включены в состав Польши. Галифакс переспросил Сикорского, так ли это, – Сикорский ответил, что Данциг, разумеется, после войны должен всецело принадлежать Польше.

Сикорский умолчал о Восточной Пруссии, имея ввиду длительную беседу со Сталиным в декабре 1941 года.

В разговоре с Рузвельтом и Галифаксом Сикорский высказал также свои соображения о послевоенном устройстве Восточной Европы и заметил, в частности, что должна быть организована Федерация в составе Литвы, Польши, Чехословакии и, возможно, Венгрии. Эта федерация должна будет работать в тесном контакте с группой Балканских стран, включая Грецию. Германию надлежит разделить на составные части, которые станут самостоятельными.