Борьба идей и направлений в языкознании нашего времени

Заключительные замечания

В работе была сделана попытка показать, что широко распространенное мнение, согласно которому существует будто бы единая современная лингвистика, противопоставленная старой, несовременной лингвистике, совсем не соответствует действительности. Современная лингвистика – весьма неоднородная область знания. Это наука, в которой наблюдается острая борьба разных, нередко противоположных теоретических концепций. То же следует сказать и о лингвистике в ее прошлом состоянии: борьба мнений по кардинальным вопросам самой этой науки всегда наблюдалась и раньше. Все это вполне закономерно, если учесть сложный характер самого объекта изучения – человеческого языка во всем многообразии его функций и его назначения.

Вместе с тем исследователь обязан понимать, в чем смысл подобной борьбы и с какими теориями языка он имеет дело в нашу эпоху. Задача предшествующих глав заключалась отнюдь не в том, чтобы проанализировать все современные теории языка (для этого был бы необходим целый ряд публикаций). Задача автора была гораздо скромнее. В книге сделана попытка показать, как весьма различное понимание природы языка сказалось в трактовке отдельных проблем лингвистики. Вместе с тем автор стремился установить зависимость в освещении тех или иных лингвистических и, шире, филологических проблем, от общих философских устремлений разных ученых. Предложен, как предполагает автор, опыт рассмотрения борьбы материалистической концепции языка с иными, весьма пестрыми лингвистическими доктринами нашего времени.

Наша эпоха – эпоха взаимодействия разных наук. Это бесспорно. Но – и об этом часто забывают – не только гуманитарные науки многое воспринимают от математических наук, от наук о природе, но и сами гуманитарные науки, с их острыми теоретическими проблемами, оказывают плодотворное влияние на другие, негуманитарные науки. На мой взгляд, только так следует понимать взаимодействие (именно взаимное воздействие) наук в нашу эпоху. Вместе с тем необходимо всегда помнить, что идеологические проблемы гуманитарных дисциплин приобретают особое значение в наше время. При всей важности изучения всевозможных технических средств естественных языков нельзя считать, что анализ подобных средств сам по себе обеспечивает высокий научный уровень соответствующей теории. Следует строго различать теорию естественных языков и теорию искусственных кодов, сооружаемых для тех или иных, нередко весьма важных практических и теоретических целей[387].

В книге была сделана попытка показать несостоятельность обычного противопоставления «точных и неточных наук» и установить функциональный характер самого понятия точности. Большое внимание было уделено социальным проблемам языка и науки о языке. Традиционное сведение социальных аспектов языка лишь к внешним проблемам лингвистики представляется автору концепцией, безжалостно обедняющей науку о языке. В работе отмечено, что такие важнейшие положения материалистического языкознания, как «общественная природа языка», «органическая связь языка и мышления» и некоторые другие, должны не декларироваться, а обосновываться на конкретном материале самых разных языков.

Вслед за Ю.Я. Барабашем хотелось обратить внимание еще на одну проблему. Сторонники ортодоксального структурализма часто обвиняют своих противников в непонимании роли абстракции в современной науке. Они напоминают о существовании знаменитых героев Фонвизина, госпожи Простаковой и ее сына Митрофана, которые тоже не уяснили себе значения самых элементарных абстракций. Подобный полемический прием уже справедливо был назван «тактикой упреждающего удара»: вы с нами не согласны, так вы оказываетесь в одной компании с госпожой Простаковой[388]. На подобный полемический выпад, если его рассматривать все же серьезно, можно ответить с помощью разграничения, предложенного еще Гегелем: в науке имеются разумные и неразумные абстракции, разумные и неразумные сравнения. Такого рода угрозами трудно продвинуть какую бы то ни было науку вперед.

Автор убежден, что лингвистику наших дней лишь при поверхностном подходе можно изобразить в виде лагеря структуралистов и лагеря антиструктуралистов. В действительности проблема гораздо сложнее. Она определяется тем, кáк в разных концепциях языка осмысляется природа языка и его функции, кáк истолковывается структура (система) языка и какúе выводы и заключения из подобных толкований предлагаются учеными. Именно здесь наблюдается острая борьба между разными теоретическими доктринами, опирающимися на столь же различные методологические постулаты[389].

Современные теоретические споры осложнены тем, что основной философский вопрос (первичность материи или первичность сознания) иногда осмысляется так, что приводит представителей некоторых идеалистических концепций к выступлению против первичности сознания (так поступают, например, иррационалисты). Подобные ученые иной раз готовы признать природу (материю) первичной, но с тем непременным условием, чтобы сама природа истолковывалась как совокупность данных опыта. Вот почему перед исследователем всякий раз возникает необходимость показать, какóе содержание вкладывается в понятие первичного или в понятие вторичного. Все это весьма важно и для теоретических споров о природе языка, как было показано в предшествующих главах книги.

Разумеется, лингвистика нашего времени успешно пользуется разными методами исследования языка. И это вполне закономерно. Вместе с тем необходимо понимать, что все эти методы должны служить одной цели – глубокому анализу самой природы языка и его функций. Этим материалистическая наука о языке принципиально отличается от концепции «плюрализма причин и методов», от эклектизма, характерного для представителей различных пестрых направлений в современной лингвистике. Глубокий монизм не исключает многообразия методов изучения языка, но подчиняет эти методы самому принципу монистического осмысления природы языка и его важнейших, имеющих первостепенное социальное значение, функций.

Разумеется, никто из филологов не имеет права претендовать на монополию марксистской теории, но сохранить верность знамени этой теории автор книги стремился по мере своего разумения.

Свыше ста лет тому назад К. Маркс писал Ф. Энгельсу:

Хотелось продемонстрировать, какое значение это справедливое замечание имеет и для теории языка в целом, и для теории литературных языков, в частности и в особенности. Человеческая природа языка всегда и всюду дает о себе знать, даже тогда, когда исследователи анализируют его, казалось бы, чисто технические средства.