Борьба с безумием

Глава 10

Сколько нужно нервов, чтобы писать очерк о том, что вы считаете подлинным открытием, - писать не после того, как открытие уже совершилось и прославилось, а в тот момент, когда оно еще разрабатывается и сам изобретатель в опасности. Я сознательно говорю, что Джек Фергюсон в опасности: из-за элементарной непорядочности, которая встречается в лучших научных кругах, всякое от­крытие вызывает пренебрежительное к себе отношение, пока специально назначенные и общепризнанные автори­теты не поставят ца нем штамп одобрения. Мэри Фер­гюсон не поняла, с какой целью я спросил ее, не изменил­ся ли Джек с тех пор, как они переехали в Траверз-Сити. Мэри, готовая пойти за него на адские муки, думала лишь об одном:

Сможет ли он сохранить нормальную психику, которую чудом обрел в запертой палате пять лет назад?

Обратите внимание, что я говорю «обрел», а не «вос­становил». До его последней прогулки в буйную палату Джек сам признавал, что начиная с мальчишеских лет он никогда не был психически здоровым. В нем всегда жил дикий зверь честолюбия, затаенное большое «Я», которое нашептывало ему мечты о будущем величии.

Что касается Мэри, она была вполне уверена, что быв­ший Джек, параноик, исчез навсегда. Посмотрите, как скромно он оценивает свою роль в открытии практического лечения для душевнобольных. Он отдает дань уважения химикам, снабдившим его новыми лекарственными сред­ствами; он прославляет сестер-надзирательниц за их неж­ную, любовную заботу о больных. Поведение самого Дже­ка полностью оправдывает мнение Мэри.

- Всякий раз, как я сдаю свою научную статью, меня мучает совесть. Ведь, по сути говоря, б заголовке должны стоять имена химиков и надзирательниц, а не мое имя, - говорит Джек.

И все же весь этот год я недосыпал по ночам, размыш­ляя о том, когда же Джек - столь уверенный в себе и невозмутимый, как лунатик, - когда он наконец сдаст по­зиции и падет ниц. Но он крепко держался, и все мои опасения оказывались пустыми. Вы помните, как глупо я волновался, приняв равнодушие Джека к своим колле­гам, не заинтересованным в лечении запущенных шизохроников, за высокомерие. Я беспокоился также о том, что Джек так одинок в своей работе, - ведь только Мэри, надзирательницы и больные радуют его бедное сердце.

Не глупо ли с моей стороны желать, чтобы Джек пере­стал быть одиноким «отщепенцем»? А как же было с Ро­бертом Кохом, который выследил сибиреязвенного убийцу у себя на кухне? А Фредерик Бантинг, который открыл инсулин в своей душной мансарде, невзирая на усмешки профессоров? А Джордж Майнот, открывший противо­ядие против смертельной болезни - злокачественной анемии - в своей частной практике, а не в Гарварде? Кем же были эти ученые-оригиналы, как не отщепен­цами, до того момента, пока Нобелевская премия или другая подобная безделушка не увенчивали их ориги­нальность?

Пожалуй, для творцов работать в одиночку - это толь­ко преимущество. Но появились другие минные ловушки на пути Джека Фергюсона, борца с безумием. Он добился ошеломляющего успеха в лечении безнадежных, хрониче­ских, запущенных случаев шизофрении. Не испортит ли это Джека? Я видел его сияющее круглое лицо и весело сверкающие карие глаза рядом с газетным заголовком, прославлявшим доктора из Траверз-Сити, который ле­чит безнадежное безумие химикалиями плюс любовь. Не обольстился ли Джек собственной рекламой? Не закружится ли его голова? Не возомнит ли он себя великим ученым и не затеет ли борьбу с еще более разрушительной, более загадочной и непобедимой формой безумия, чем шизофрения. Не воображает ли Джек, что его формула «любовь плюс химикалии» окажется столь же целительной при умственном расстройстве у стариков, которое неизбежно, как сама смерть? Это - заключительное слабоумие, наступающее в ту пору жизни, которая является такой жуткой противоположностью юности; это уже не жизнь, а жалкое прозябание, которое доктора называют одряхлением.

Фергюсону, конечно, лучше знать, стоит ли ввязы­ваться в борьбу со старческим слабоумием. Ему ведь из­вестно, что новые лекарства оживляют молодых шизо­фреников гораздо быстрее и что нежная, любовная забота приводит их к восстановлению психики гораздо успешнее, чем пожилых шизофреников. Джек, конечно, это знает. Он все это признает, и тем не менее глаза его загораются под стеклами очков, как бы спрашивая: ну, и что из этого следует?

- Я самым серьезным образом спрашиваю, - говорит Джек, - что можем мы сделать для бабушки и дедушки и для бедной старенькой тетки Мэри?

Такова его манера так формулировать проблему умст­венного расстройства у стариков. Джек не тратит времени на грустные размышления о том, что антибиотики, побе­ждая пневмонию, являются друзьями старости, или о том, что эти замечательные снадобья спасают стариков не для здоровой и мудрой жизни, а для печального прозябания в сумасшедших домах. Доктор Остин Смит, блестящий и дальновидный редактор журнала Американской медицин­ской ассоциации, так резюмирует этот вопрос. Люди стали теперь здоровее и живут лучше и дольше - живут так долго, говорит Остин, «что перед обществом встает необ­ходимость разрешения новой социально-медицинской про­блемы».

Согласно статистике, эта «проблема» охватывает сотни тысяч слабоумных стариков, представляющих тяжелое бремя как внутри психиатрических больниц, так и вне их. - человеческой точки зрения каждый из этих стариков является объектом жестокого благодеяния со стороны сов­ременной медицины, которая сделала их долгожителями, но не смогла дать им настоящей жизни и здоровья. Для бедных стариков медицинская наука - это сплошное издевательство. Она спасает их от смерти, причиняемой микробами, и обрекает на прогрессирующее слабоумие. Доктор Остин Смит заглядывает в будущее и предосте­регает нас: «По мере того как современная медицина все больше и больше удлиняет наш век, число людей, обреченных на старческое слабоумие, будет расти астро­номически».

- Что ж нам делать с дедушкой и бабушкой и ста­ренькой теткой Мэри? - спрашивает Джек.

Что тут можно сделать? Мы можем настроить поболь­ше просторных кирпичных бараков, собрать туда зажив­шихся стариков и постараться забыть о них.

Доктор Уолтер Л. Брюич приводит цифры роста этой печальной армии. Число стариков, поступивших в психи­атрические больницы в 1920 году, составляло 5 процентов; 11 процентов в 1930 году; эта цифра выросла до 21 про­цента в 1940 году; а в 1950 году было уже около 38 про­центов поступлений с диагнозом «старческий психоз» или «психоз на почве артериосклероза» (предполагаемая при­чина старческого слабоумия).

Такова статистика, но за нею живые люди. В сотнях тысяч домов от одного побережья и до другого живут ста­рые мужчины и старые женщины. Иногда у них проясняет­ся сознание, но потом снова становится смутным и туман­ным. В моменты просветления их охватывает страх. Они спрашивают своих сыновей и дочерей: «Ты не собираешься меня куда-нибудь отправить?»

- Много ли стариков, страдающих старческим слабо­умием, в Траверз-Сити?- спросил я Джека. - Действи­тельно ли их число растет, как утверждает Брюич?

- Да, растет и даже больше, чем у него, - сказал Джек. - В настоящее время мы содержим свыше 40 про­центов таких больных, и число их растет скачкообразно. Дело обстоит так, - объясняет Джек. - Бедных стариков направляют к нам семьи, где их поведение становится не­терпимым. Поступают они также из частных лечебниц. Иногда их присылают районные богадельни, которые не могут справиться с их плохим поведением.

Это может превратиться, если уже не превратилось, в первостепенную медицинскую проблему национального масштаба.

Джек Фергюсон готов вывернуться наизнанку, чтобы как-нибудь задержать процесс умственного распада у стариков Но как он смеет даже подумать об этом? Что может более неизбежным, чем старость? Что может быть быть более необратимым, чем старческое слабоумие? И что может быть более неисправимым, чем рассудок дементного старика, если вспомнить, что слово «дементный» означает полное отсутствие рассудка?

Как можно восстановить то, что уже не существует?

- Каким же я был тупицей!- говорит Джек, вспоми­ная первоначальные свои представления о возможности помочь несчастным старикам. - Более четырех лет я искал общий лечебный фактор для всех видов безумия...

Он продолжает искать ошибку, вкравшуюся в его рас­суждения. Почему он отделил старческое слабоумие от шизофрении и других функциональных психозов? Зачем он обманывал себя, считая, что у стариков какая-то особая форма безумия? Для этого были, конечно, некоторые осно­вания: когда патологоанатомы исследуют мозг умерших сумасшедших стариков, то у многих из них они находят признаки перерождения. Артериосклероз. Совершенно пра­вильно. Старческий возраст. Неизбежно. Но когда те же патологоанатомы осматривают мозг у других умерших стариков, с теми же симптомами психической болезни, они не находят в них ничего. Никакого перерождения...

Джек не переставал обдумывать эту тайну старческого слабоумия в. длинные бессонные ночи, а бессонных ночей у него было достаточно. Надо, конечно, признать, что при старческом слабоумии симптомы несколько отличаются от других видов безумия. У бедных стариков наблюдается преимущественно спутанность сознания. Они не знают, где находятся, и часто не разбираются в категориях вре­мени: сегодня ли, вчера, завтра или десять лет назад. Они могут живо вспомнить то, что произошло пятьдесят лет назад, и совершенно забыть то, что случилось сегодня, в Десять часов утра.

Но бывают и другие виды безумия у стариков, когда симптомы болезни в точности совпадают с признаками той или иной формы шизофрении или всех ее форм, взятых вместе, что встречается часто у молодых людей.

Когда Джек не может уснуть, он уж больше не хватается за барбитураты.

- Я просто сажусь работать, - говорит он. - Рабо­та - это мой конек. Так как я всю ночь мотаюсь взад и вперед, то не могу спать в одной комнате с Мэри.

Ночь за ночью он просыпается после трех-четырехчасового сна и в тиши ночной набрасывает черновики науч­ных статей своим наклонным, разборчивым и неуклюжим почерком. Или же рисует шестиугольники и пятиугольники химических формул несуществующих органических соеди­нений, не ясных никому, кроме Фергюсона.

- Потом я начинаю чувствовать утомление и иду спать, - говорит Джек.

- И вот - может быть, в одну из этих бессонных ночей - Джек нашел способ, как помочь бедным сума­сшедшим старикам. Это не новое лекарство. Это только то, что он называет «общим целебным фактором». И вовсе не старческий склероз мозга он должен лечить. Для этой бо­лезни пока не существует лечения. И не симптомы болез­ни - спутанность сознания, потеря ориентировки, забыв­чивость - должен он взять под обстрел. Нет...

Джек проделывает полный круг в обратном направ­лении - к лоботомическому периоду в Логэнспорте и серпазил-риталиновому лечению в Траверз-Сити. Он должен лечить то, что служит основанием для отправки и молодых и старых в психиатрические больницы. Это их поведение, которое доходит до такой степени ненормальности, что больной становится нетерпим в общежитии даже для самых близких и любящих его людей.

Он должен лечить ненормальное поведение.

И если ненормальное поведение - это сверхактивность, или слабоактивность, или смесь того и другого, то почему не применить для лечения стариков те же лекарства, ко­торыми он нормализует поведение шизофреников?

Это будет, конечно, нелегко. Это прибавит еще сотни больных к той многосотенной массе, которую уже лечат и наблюдают его сестры-надзирательницы. Это сотни но­вых «профилей поведения», представляемых ему для ана­лиза. Но что поделаешь! Придется еще подсократить часы сна...

Создавалось впечатление, что все пережитое в бурные дни Гэмлета и в закрытой палате развязало в нем неудер­жимый прилив энергии. Это был уже не водоворот, а скорее стремительная полноводная река. Известно, что люди, в которых бушует дикая энергия под спокойной внешностью отличаются бесстрашием.

То же происходило теперь с Джеком. Ему было на все наплевать.

- Больные, которых мы охотно берем из приемного отделения, - сказал Джек, весело подмигивая, - это те, у которых на картах стоят пометки: прогноз плохой... необходим специальный дежурный пост... типичная старческая дегенерация... Вот на таких-то мы и пробуем свои зубы. Нам не нравится слово «неизлечимый».

Сэлли Энн семьдесят лет, и диагноз у нее - старче­ский психоз. Она требует постоянной помощи для удовле­творения элементарных потребностей жизни. По ночам она бродит. Больные выталкивают ее и бьют. Одна па­лата за другой обращается - и вполне основательно - с требованием о ее переводе. Это такой абсолютный идио­тизм, что самой доброй и заботливой надзирательница не под силу с ней справиться. Она стала ничьей Сэл­ли Энн.

Серпазил, которым начали ее угощать, лишает ее жиз­недеятельности и страшно угнетает. К серпазилу добав­ляют риталин - и Сэлли Энн лезет на стену. Но сознание ее чуть-чуть пробуждается, хотя и с большими колеба­ниями. Сестры-надзирательницы непрерывно жонглируют дозами успокоительного серпазила и стимулирующего ри-талина, и постепенно - через несколько месяцев - ее по­ведение колеблется меньше и она становится доступной для обслуживающего персонала. Удается даже подсмо­треть, как она глядится в зеркало.

Члены семьи приходят навестить ее. «Первый раз за много лет она узнает меня», - говорит один из них.

И вот наступает великий день. Сэлли Энн делает пер­манент.

- Это было поворотным пунктом, - говорит Джек. - С Детской радостью она принимала всеобщие компли­менты.

По истечении восьми месяцев родные выразили жела­ние взять ее домой. Теперь она - полноценный работник в хозяйстве; три раза в день она принимает маленькие дозы серпазила с риталином, и семья любовно о ней за­ботится. Сестры и лекарства вернули ей то, что ушло, ка­залось, безвозвратно.

На очередном заседании Американской медицинской ассоциации в декабре 1955 года - это был конгресс моло­дых американских врачей для повышения квалификации - доктор Дж. Т._Фергюсон из Траверз-Сити, штат Мичи­ган, сообщил, как можно улучшать поведение стариков сер-пазилом и риталином. Газеты почтительно предоставили ему свои первые страницы. Доктор Говард Рзск поместил в «Нью-Йорк тайме» восторженную статью о Джеке Фергюсоне, восстанавливающем сознание у слабоумных ста­риков.

Из доклада выяснилось, что Сэлли Энн отнюдь не ока­залась малоутешительной «серией из одного случая». Из 215 старух в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти четырех лет с ясной картиной старческого психоза, - из 215, казалось бы, безнадежных старух - 171 показала явное .улучшение, и большинство из них - весьма значительное. Фактически половина из этих 215 больных, семьи которых и не ждали, что они когда-нибудь вернутся, были готовы для отправки домой.

Несмотря на столь замечательные результаты, некото­рые из коллег Джека, работавшие в других отделениях больницы, пренебрежительно относились к фергюссоновскому методу лечения. Это враждебное отношение как раз помогло Джеку провести изящную демонстрацию. Оно дало ему возможность поставить контрольный опыт без предварительного планирования. Эти 215 старух, о кото­рых доложил Джек, составляли примерно треть всех боль­ных этой возрастной группы в больнице Траверз-Сити. Как же обстояло дело с остальными двумя третями боль­ных в возрасте от шестидесяти до восьмидесяти четырех лет в других отделениях больницы?

Начальница среднего персонала Берта Оркэт сообщи­ла доктору Фергюсону, что среди этих двух третей за те же одиннадцать месяцев не отмечено никаких перемен к лучшему.

Что же произошло за одиннадцать месяцев лечения но­выми лекарствами - всегда в комбинации с нежной, заботой. У фергюсоновскои трети больных с их ужасным образом жизни, с их одряхлением? У многих дрожание рук. Признаки дряхлости или совсем прошли или заметно смягчились. За этими 171 больными, показавшими улучшение - Джек называет их «мои бабушки» - он не прекращает пристального наблюдения. На врачебных конференциях некоторые из товарищей высмеивали его, говоря, что улучшение у бабушек - чистая случайность, но Джек и к этому подготовлен.

Отдельным группам бабушек - по 50 человек в группе он отменил на несколько дней выдачу лекарств. Их поведение сползло назад - к тусклой старости. Выдача лекарств была возобновлена, и поведение их снова улуч­шилось в сроки от сорока восьми до семидесяти двух ча­сов. Но, может быть, это больные, которым безразлично, что им дают, лишь бы пилюли, - такой психологический эффект может проявляться даже у престарелых больных.

Джек прекратил выдачу лекарств в форме таблеток и стал подмешивать их в пищу, о чем больные, конечно, не знали. Их поведение продолжало оставаться на хорошем уровне.

Джек, неисправимый оптимист, обольстился надеждой, что у понравившихся бабушек прошла спутанность созна­ния, восстановилась память и хорошая ориентация, что они смогут теперь обходиться без лекарств. Но с прекра­щением лекарств, несмотря на самую нежную, любовную заботу сестер, у большинства из них возобновились при­знаки одряхления. Дело обстояло так же, как с инсулином при тяжелой форме диабета. Эти старушки не были вы­лечены. Их просто взяли под контроль. Смогут ли их до­машние врачи регулировать дозировку лекарств, смогут ли это делать родные под наблюдением врачей?

Это требует еще проверки.

- Каждый день я просыпаюсь с таким чувством, что живу в мире чудес, - говорит Джек.

Если вы суеверны - а я определенно суеверен, - то по­дойдете с опаской к этому чувству вечной восторженности. Меня раздражала в Джеке его манера так жадно набра­сываться на хорошие новости. Удачный эксперимент, ка­ким действительно является опыт с несчастными старуш­ками, делает его счастливейшим из смертных.

- Каждый день - это день благодарения для меня, - говорит Джек.

И тут как раз начались у него неприятности.

После одиннадцати месяцев лечения любовью и лекар­ствами пропорция бабушек, достаточно здоровых, чтобы идти домой, составляла 50 процентов. У половины из них не нашлось пристанища. А 50 процентов из тех, что имели родных, стали уже нежеланными гостями в своих семьях.

Появились слухи о новой неприятности, более важной и зловещей, чем сомнения коллег в солидности его метода лечения сумасшедших старушек. Помимо фирмы Сиба (ко­торая бесплатно снабжала его всеми лекарствами, какие только требовались), Джек получал еще от других фирм некоторые лекарства и деньги на исследовательскую ра­боту. На имя директора больницы доктора М. М. Никельса пришел запрос от департамента здравоохранения штата Мичиган о том, как доктор Фергюсон распоряжает­ся этими исследовательскими деньгами.

До сведения департамента дошло, что в отделении Джека молодые и старые психотики развлекаются попу­гаями, что там заведены кружевные гардины и дорогие ковры, устраиваются веселые чаепития. Было также уста­новлено, что Джек имеет обыкновение дарить каждой больной баночку с золотой рыбкой. Раньше сестры-надзи­рательницы приносили свои собственные проигрыватели, чтобы больные могли танцевать на этих жалких вечерин­ках. А теперь Джек на исследовательские деньги накупил проигрывателей, телевизоров и электрических приборов для каждой палаты. Включая даже буйную палату в один­надцатом корпусе.

Это было неправильным расходованием средств, предназначенных для научных исследований.

А кроме того, доктор Фергюсон самовольно удлиняет рабочий день своих надзирательниц. Они не только рабо­тают до пота, ухаживая за беспокойными больными, но должны еще приходить по вечерам проводить с больными вечеринки. Рассказывают, что одна сестра-надзиратель­ница испекла шесть яблочных пирогов, другая - шесть дюжин пирожных, а еще одна три торта - и все это в свои свободные часы и из собственных продуктов.

Правда, скромные суммы исследовательских денег предоставлялись доктору Фергюсону фармацевтическими фирмами без каких-либо специальных условий, и медицинские директора всех фирм регулярно получали от Джека отчет о расходовании этих средств. Но что скажет комиссия из выдающихся ученых, так называемый Научный совет департамента здравоохранения, что скажет Национальное бюро открытий и сами жертвователи денег, что скажут они о золотых рыбках и яблочных пирогах как ле­чебных средствах против безумия?

Донна Пилларс, старшая надзирательница, придержи­вается особого мнения на этот счет.

- Сестры-надзирательницы, работающие с душой и не считающиеся со своим временем, - это наиболее эффектив­ная комбинация с новыми лекарствами.

А что касается внепланового расходования исследова­тельских денег на баночки с золотыми рыбками, то золо­тая рыбка, несомненно, является тоже своего рода лекар­ством. Выше я рассказывал о женщине-кататоничке, ( которая после того, как Джек подарил ей прелестную крошечную рыбку, открыла рот впервые за четырна­дцать лет, чтобы сказать: «Благодарю вас, доктор».

Возможно, вы помните также мой рассказ о другой безгласной кататоничке, пациентке докторов Блэкуена и Лоренца в Висконсине. Когда примененное ими химическое средство на короткий срок прояснило ее сознание, она спросила: «Какой счет, доктор, в игре Пэрдью - Вискон­син?» Вы вспоминаете, что означал для них этот неожи­данный вопрос?

Он означал, что немое безумие только маскировало ее скрытое психическое здоровье.

Джек Фергюсон придавал огромное терапевтическое значение сверхурочной работе своих сестер-надзиратель­ниц... Их нежность проникала вглубь, сквозь наружную маску безумия. Их сердечное отношение побеждало внут­ренний страх у больных.

Джека не покидает чувство печали, когда он видит перед собой такие ободряющие случаи, как история с Сэлли Энн, которая, как вы помните, была уже подготовлена к отправке домой. Джек всматривается в ее карту. Ввод­ная часть этой карты представляет сгусток всей ее био­графии, короткую и простую летопись ее жизни.

Сэлли Энн. № 25707. Дата рождения 17.V.85. Посту­пила в больницу: 19.XI.53. Сколько времени находится в больнице: 2 года.

Джек обращается мыслью к моменту рождения Сэлли Энн в 1885 году. Это был радостный день для ее отца и матери. Затем СэЛли Энн сама становится матерью и ненарадуется на своих детей. Дети становятся взрослыми, а Сэлли Энн идет к одряхлению - память ее слабеет, со­знание затуманивается, поведение становится неприятным, и наконец наступает страшный день 19.XI. 53, когда соб­ственные дети решают от нее избавиться. И она катится по наклонной плоскости к тому, что хуже смерти, - к своей живой смерти.

Но вот лекарство и заботливый уход воскрешают ее; она снова дома со своей семьей, и это тоже день радости, хотя и не такой бурной. Что же вызывает у Джека чув­ство печали? Почему так много бабушек, нормализованных новым методом лечения, не находит себе пристанища? Почему их дети, большинство из них, не желают больше их принимать? Джек думает, думает и не находит ответа. Он только спрашивает, что же нам делать с дедушками и бабушками и с бедной старой тетушкой Мэри?

Конечно, снимать у бабушек явления старческого пси­хоза - не бог весть какое достижение. Лекарства и любов­ная забота не могут дать несчастным старушкам интел­лект ученых-атомников или умственные способности членов ученого совета больших благотворительных фондов. Или хотя бы восстановить у них живость мысли молодого или среднего возраста. Жизненная роль бабушки, которая может быть отпущена домой, которая ведет себя нормаль­но, уживается сама с собой и своими близкими, - роль эта малозаметная.

Но они все же могут быть полезны в доме. Они могут возиться с внучатами, убирать со стола, помогать на кухне. Они могут штопать чулки, может быть, даже вязать но­вые. Они могут накрыть на стол, рассказать внучатам о стародавних временах и о большой больнице, где сестры так добры, так удивительно заботливы. Они в состоянии держать себя вполне достойно. Они могут гордиться своим новым перманентом и содержать свою одежду чистой и аккуратной. Их дочерям уж не нужно беспокоиться, что Ини ночью уйдут и где-нибудь затеряются. Они могут ходить в церковь и, может быть, посидеть за чашкой кофе со старыми приятельницами.

Почему Джек так усердно работает для этих жалких старушек? Почему он так сильно увлекается этим делом? Почему старушки имеют для него какое-то особое значе­ние? Ведь, по сути говоря, они возвращают себе нормаль­ное поведение только для того, чтобы вскоре умереть.

У Джека есть на это ответ:

- Я верю, что теперь, когда мы нашли способ лечить и восстанавливать рассудок у этих несчастных, заброшен­ных человеческих существ, - теперь мы можем наконец начать...

- Начать? - грубо перебил я Джека. - Какая может быть речь о начале, если, по существу, они идут уже к концу?

- Позвольте на это вам возразить, - отвечает Джек. - Мы пренебрегли всякими учеными ярлыками, которые за­туманивают мозги врачам-психиатрам. А разве мы не до­были несколько твердых фактов, позволяющих практиче­ски использовать химикалии, чтобы сделать тяжелых пси­хотиков доступными для заботы, для нежной, любовной заботы?

В январе 1956 года журнал Американской медицин­ской ассоциации опубликовал статью докторов Джона Т. Фергюсона и Уильяма Г. Фэндербарка об улучшении поведения стариков. Для Джека это было событием вели­чайшей важности. Он не придавал никакого значения тому, что редакторам этого крупнейшего американского журнала пришлось сделать свыше двухсот грамматических и сти­листических исправлений на семнадцати страницах руко­писи. Джеку это было совершенно безразлично.

- Ведь доктор Остин Смит опубликовал нашу статью, неправда ли? - сказал Джек. - И он не поставил под сом­нение ни один из наших фактов или толкование фактов.

Доктор Остин Смит так сформулировал основное положение статьи Фэндербарка и Фергюсона:

«Врачебная профилактика и контроль над ненормаль­ным поведением стариков, осуществляемые ближайшими к ним наблюдателями - домашними врачами, должны стать отправным пунктом в этой борьбе».

Джек сиял от удовольствия: свыше 15 000 оттисков статьи было разослано врачам, слушавшим его доклад на конференции Американской медицинской ассоциации в Бо­стоне, Мичиганскому клиническому институту в Детройте и годовому собранию (1956) Американской медицинской ассоциации в Чикаго.

Джек бросает вызов своим коллегам.

- Вы помните, я рассказывал о несчастных старуш­ках, которых врачи приемного отделения посылают к нам с отметкой на картах: «Типичная старческая дегенерация»? Я еще говорил вам, что это как раз те случаи, на которых мы любим пробовать свои силы.

Конечно, я это помнил.

- Знаете, как мы теперь поступаем? - продолжал Джек. - Мы не задумываемся над тем, излечимы они или нет. Мы их быстро лечим и выпускаем гулять и нарочно водим их перед окнами приемного отделения, чтобы врачи могли их видеть...

Но вот что больше всего мучает Джека. Смогут ли до­машние врачи лечить бедных стариков на дому до их от­правки в больницу, когда они еще на пороге того состоя­ния, которое нетерпимо в домашней обстановке? Тогда было бы гораздо меньше разбитых сердец, а у общества - меньше расходов на престарелых психотиков. Джеку это кажется самым простым делом.

Не слишком ли простым? Смогут ли домашние врачи этим заниматься? А если смогут, то захотят ли? Ведь они, в конце концов, страшно перегружены.