Боснийский ад

5

Самолет приземлился в сплитском аэропорту в начале одиннадцатого утра в четверг 30 декабря 1992 года. Яркое солнце и температура, которая бывает в Англии летом, встретили их в дверях радушным контрастом по сравнению со студеной изморосью, оставшейся в Оксфордшире.

«Из года в год, — напомнил себе Дохерти, — тысячи британцев прибывали сюда, в зимнее тепло Средиземноморья, вооруженные лишь дрянным чтивом да лосьоном для загара, а отнюдь не автоматами МР5 фирмы «Хеклер и Кох».

Приблизительно в четверти мили отсюда на бетонной площадке крылом к крылу стояли строем транспортные самолеты «Геркулес С-130» с опознавательными знаками ООН. А за ними с прибрежных равнин устремлялись в ясное голубое небо пики Далматских гор.

Высокий, чисто выбритый офицер Королевских ВВС в голубом ооновском берете ожидал их внизу у движущегося эскалатора.

— Капитан авиации Фробишер, — представился он, пожимая руку каждому из четверки по очереди. — В каких мешках находится зимняя одежда и вы-сами-знаете-что?

— В этих, — сказал Дохерти, указывая на два больших парусиновых мешка, которые несли Крис и Дама. Перед отъездом их предупредили, чтобы арктические костюмы и оружие были упакованы отдельно от остального снаряжения.

— Я позабочусь о них, — сказал Фробишер и отнес мешки туда, где другой офицер Королевских ВВС разговаривал с пилотом. Бросив их к ногам офицера, Фробишер вернулся к людям из САС и указал на белый джип, припаркованный в нескольких ярдах.

Дохерти устроился на переднем сиденье, пока остальные трое втискивались на заднее.

— Эти мешки будут храниться здесь до момента вашего вылета, — пояснил Фробишер. — В одном из них, — добавил он, указывая на шеренгу транспортных самолетов. — А ваш отлет во многом будет зависеть от погодных условий. О, здесь-то миленько, — согласился он, среагировав на их удивленные лица, — зато высоко в горах дело совсем другое. Отъезжаешь отсюда на тридцать миль восточнее, и температура падает на двадцать градусов, и это по Цельсию. Сараево сейчас находится в самом сердце бурана, и видимость там на уровне земли не превышает шести дюймов. Так что не рассчитывайте на немедленный отлет. Но отчаиваться не следует. Как только откроется окошечко, мы вас тут же доставим.

— Так почему бы нам тут не остаться? — спросил Дохерти.

— А тут негде, разве что вы неделю согласитесь жить в «геркулесе». Тем более что хорваты как ястребы высматривают, что происходит в аэропорту, а город всего лишь в двенадцати милях. Мы подумали, что там вы будете менее заметны, поэтому решили поселить вас в одной из гостиниц. И представьте себе, в этом году отдыхающих здесь совсем немало. — Он посмотрел на Дохерти, ожидая формального согласия.

— Что ж, звучит заманчиво, — сказал шотландец.

— А там обслуживание в номерах? — спросил Клинок.

— Я не знаю, — с сомнением сказал Фробишер, размышляя, насколько серьезен заданный вопрос. Похоже, ему еще не доводилось до этого иметь дело с людьми из САС.

Дохерти ожидал, что предстоят какие-то бумажные формальности, связанные с прибытием в зарубежную страну, но Фробишер просто повел джип вокруг здания мрачного терминала, выехал через ворота и двинулся по широкой автостраде, идущей почти параллельно берегу моря, а иногда и прямо над накатывающими волнами. Отдаленные силуэты островов резко выделялись на фоне искрящейся поверхности Адриатического моря, напоминая Дохерти теплое западное побережье Шотландии. С другой стороны автострады залитые солнцем склоны гор сбегали практически к обочине. Посреди этой идиллии трудно было себе представить то, что их ожидало.

— Похоже, война не добралась сюда, — заметил Крис.

— В общем, нет, — согласился Фробишер. — Эго не спорная территория. Хотя, надобно сказать, что Сплит является прибежищем наиболее опасных хорватских группировок, и с этим были связаны кое-какие трудности. Примерно с год назад проходили кампании запугивания национальных меньшинств, обитающих в этом городе, людей увольняли с работы, угрожали выселением, происходили побоища, и даже было несколько случаев со смертельным исходом. Большинство сербов и мусульман снялись с насиженных мест и уехали один Бог знает куда. От этого неприятное впечатление. По крайней мере мне так кажется. С другой стороны, виды великолепные, — добавил он, указывая вперед и направо. — Город там, на полуострове.

Город действительно выглядел прелестно, настолько прелестно, что трудно было представить, чтобы здесь могли происходить побоища со смертельным исходом. В конце мыса располагался маяк, а далее вставал грандиозный лесистый холм подобно стражу у прилепившегося к нему города.

— Один из римских императоров, уйдя от дел, построил себе здесь дворец, — сказал Фробишер.

— А как-то в Кубке УЕФА «Тоттенхем» играл с «Хайдуком» из Сплита, — добавил Клинок.

— Выходит, две тысячи лет для того и прошли, — сказал Крис.

Десять минут спустя они въехали на окраины города и, поднявшись вверх, пересекли хребет и спустились к морю на южной стороне. Их гостиница с непроизносимым названием «Пре-ночисте Славия» располагалась в одной из узких улочек внутри стен старого римского замка. Внутри впечатляло не так, как снаружи, но они ожидали худшего.

— Номера забронированы на неделю, — сообщил им Фробишер. — Шансов мало, что вы улетите сегодня, но, если назавтра будет вырисовываться хоть какая-то возможность, я вечером приеду и скажу. Телефонные же разговоры доверия не внушают, — добавил он загадочно. — Есть вопросы? Ах, да, — ответил он сам себе, вытаскивая что-то из кармана. — Это карта города, на случай, если понадобится. Гостиница здесь, — указал он точку, — а вот здесь довольно приличный ресторан, прямо в Восточных Воротах. Деньги у вас есть, я так понимаю.

— Да. Динары и доллары.

— Я бы о динарах и не подумал. Есть еще вопросы?

— Как нам добраться до вас? — спросил Дохерти.

— Просто взять такси до аэропорта. Оперативная штаб-квартира ООН располагается на втором этаже здания терминала.

Когда Фробишер удалился, Дохерти обернулся и увидел три физиономии, выжидающе поглядывающие на него.

— Перекусим, босс? — спросил Клинок.

— Хорошее предложение. А затем, я думаю, надо устроить пробежку, чтобы акклиматизироваться на этой высоте.

Остальные хором застонали.

Полтора часа спустя, когда четверка уже в третий раз с трудом взбиралась на вершину Марьянского холма, Дама принялся пересматривать свое мнение о пригодности Дохерти лишь к запасу. Пыхтящий в нескольких ярдах позади Крис размышлял, с какой целью Дохерти устраивает эти демонстрации. Если с намерением установить, выдержат ли более юные бойцы группы предложенный командиром уровень выносливости, то можно считать, что его сомнения должны рассеяться.

Замыкающий группу Клинок тяжело дышал, но про себя улыбался. Он решил, что такое упражнение, как бег вниз и вверх по холму на солнцепеке, надо бы ввести в подготовительный курс новобранцев.

— Ну и хватит, — сообщил им Дохерти на вершине. — Я не хочу, чтобы вы остались без сил, когда мы прибудем к месту назначения. — Он посмотрел на часы. — О’кей, как раз миновало четыре. Ужин в семь. Так что у вас почти три часа, чтобы поваляться в ванной, написать классическую симфонию или просто осмотреться. Встречаемся в том же самом ресторане.

Остальные кивнули.

— Я напишу симфонию, — сказал Клинок. — Четвертая симфония Уилкинсона.

— Остается молить Господа, чтобы она осталась незаконченной, — пробормотал Крис.

Дохерти с нежностью оглядел их. Ничего не могло быть надежнее, чем отношения внутри этой четверки.

Дохерти наспех принял душ, оделся и вышел из гостиницы в одиночестве. С полчасика он бродил по узеньким улочкам старого города, осматривая здания немного ревнивым взором. Любитель исламской и испанской архитектуры — дань времени, проведенному на службе в Омане и вне службы в Мексике, — он нашел греко-римский стиль слишком грубым, а более поздние постройки времен Ренессанса слишком вычурными. Ему уже не терпелось увидеть минареты Сараева, если, конечно, они еще сохранились.

Он понимал, что найдется немало людей, которые осудят его за сожаления по поводу потери архитектурного наследия в то время, как убивают столько людей, но, как подчеркивал его друг Лиэм Макколл, Господь никого не ограничивал в количестве явлений, о которых можно было бы сожалеть одновременно.

И неслучайно уничтожали сербы эти минареты. Ведь те являли собой символы многих поколений боснийской мусульманской культуры. Уничтожь их, а заодно и книги, и картины о них, и в памяти людской ничего не сохранится.

Дохерти вздохнул. Может быть, он действительно уже немного староват для таких игр.

Он оказался на Титова Обала, месте для прогулок вдоль берега моря. В паре сотне ярдов слева в противоположном направлении прогуливались Клинок и Крис. Дохерти ободряюще улыбнулся про себя. Дружба этих двоих только окрепнет в процессе действия группы, лучшей из всех, известных ему.

Он пересек широкую улицу и повернул направо, направляясь вдаль стенки набережной и рассматривая мириады судов, стоящих на якоре по всему заливу. Многие казались заброшенными, даже разваливающимися, и вся сцена была проникнута унынием и печалью, как и сам город. «Город Спящей красавицы, — подумал Дохерти, — ждущей мира, чтобы проснуться от поцелуя.

Мужчина со взъерошенными волосами и в толстом свитере, привалившись к стенке набережной, неподвижно вглядывался в солнце, быстро погружающееся в воды залива. К удивлению Дохерти, из кармана джинсов мужчины торчал экземпляр сегодняшней «Дейли миррор». Должно быть, газету привезли на том же самолете, с которым прилетели и они.

— Добрый вечер, — сказал он, размышляя, ответят ли ему по-английски.

— Бог ты мой, шотландцы прибыли, — сказал мужчина с улыбкой и мидлендским акцентом. Он был моложе Дохерти, лет тридцати пяти.

— Нам, шотландцам, хорошо известно, что такое быть угнетенным национальным меньшинством, — сказал Дохерти, — вот нас и позвали на консультацию. Кстати, меня зовут Джеми.

— Джим, — сказал мужчина, протягивая руку. — А что вы на самом деле делаете здесь?

— Административная работа в ООН, — солгал Дохерти. — А вы?

— Я вожу грузовики. Караван со снабжением для Сараева, — пояснил Джим. — Вернулся утром, а назад, вероятно, в субботу.

— Ну и что там творится? —спросил Дохерти.

— Кошмар. Представьте себе, насколько плохо может быть — так вот это в десять раз хуже. Эго и есть Сараево. Люди там — обычные люди — просто изумительные, но... но такое ощущение, что в этой стране на квадратный фут отъявленных мерзавцев больше, чем где-нибудь вокруг съезда консервативной партии. Но я надеюсь, приятель, вы не тори.

Дохерти усмехнулся.

— Нет. А как проходит поездка? Нет неприятностей от нерегулярных частей? Или от регулярных?

Джим пожал плечами.

— На худой конец, нас сопровождают войска ООН. Понятно, постоянно приходится пробивать себе дорогу, через каждые несколько миль предъявляешь бумаги и представляешь груз для досмотра... — Он вновь пожал плечами. — Но ей-богу, стоит оно того, когда видишь лица в конце поездки, там, в Сараеве.

Дохерти ощутил, что завидует этому мужчине.

— Еще бы, — сказал он.

— Знаете, — сказал Джим, поворачиваясь к нему лицом. — Большую часть из последних десяти лет я занимался тем, что устанавливал модные ванны, что не так уж необходимо для людей. Только представьте себе — потратить собственную жизнь на то, что не очень необходимо. И когда я увидел рекламу этой работы, я тут же понял — это то, что надо. Моя жена думала, что я с ума сошел, по крайней мере сначала, и может быть, так оно и есть, но в первый раз в моей жизни я занимаюсь чем-то, что действительно необходимо людям, а Господь все видит.

Неторопливо возвращаясь в гостиницу, Дохерти размышлял, и уже не в первый раз, как это из одной и той же человеческой породы выходят мерзавцы, целящиеся в минареты, и рыцари Духа, подобные Джиму, идущие людям на помощь. Надо бы потолковать об этом с Лиэмом МакКоллом. Они всегда вместе обсуждали непонятное.

В ресторане было не столь пусто, как во время обеда: три столика уже были заняты, а на двух других стояли таблички с надписью «заказан». За одним из занятых столиков сидела семья из четырех человек, за другим — только мужчины, и притом молодые. Они были в гражданской одежде, но у Дохерти тут же сложилось впечатление, что в атмосфере попахивает скандалом. Пахло тем, что Исабель называла «ситуация перегружена тестостероном».

Меню переводил Крис. Он и Дохерти остановились на brodet — кусочках рыбы, тушенных с рисом. Дама остановил свой выбор на блюде моллюсков, а Клинок — на пицце с анчоусами. Четыре небольшие рюмки сливовицы играли роль аперитива. В дополнение они заказали большой графин рислинга.

— За здоровье того налогоплательщика, который все это оплачивает, — сказал Клинок, поднимая рюмку.

— В Сараеве едят листья одуванчиков, — хмуро сказал Крис.

— Господи, как я не люблю зелень, — пожаловался Клинок.

И как раз в этот момент открылась дверь, и вошли еще четверо. Слово «штурмовики» тут же припомнилось людям из САС. У каждого из вновь прибывших волосы были подстрижены «под ежик», лица начисто выбриты. На каждом — черная кожаная куртка, черные бутсы и черные кожаные митенки с серебряными заклепками. У двух на головах были надеты солнцезащитные козырьки на резинках с надписью «Рэй-Бэн Авиатор», а у одного, видимо, чтобы предохранить глаза от попадания в них прядей несуществующих волос, — тесемка вокруг головы.

Первым желанием у Дохерти было громко расхохотаться, но он удержался. По пяти причинам. Одна из них — необходимость по возможности оставаться анонимными, другие четыре отдыхали в низко расположенных на бедрах незнакомцев кобурах — черные, чешского производства автоматические пистолеты «скорпион».

— Иисусе, — пробормотал себе под нос Клинок.

— Внушительнее «Ангелов ада», — пробормотал Дохерти. Ему вспомнились шестидесятые годы, когда в Глазго по кафе и пабам с таким же надменным видом бродили облаченные в черную кожу рокеры. И хотя вооружены они были лишь велосипедными цепями и ножами, страху он тогда натерпелся. И не потому, что они были сильнее или их было больше, а потому, что они признавали лишь один вид общения — поиск жертвы в виде чужака.

Четверо прибывших заняли столик фугах в пятнадцати от столика сасовцев.

— Говорите потише и избегайте смотреть им в глаза, — тихо сказал Дохерти остальным. — Мы лишь перекусываем и сматываемся к черту отсюда.

Блюда принесли быстрее, чем ожидалось, словно официанту тоже хотелось, чтобы они убрались побыстрее. Насколько Дохерти помнил, один этот официант слышал, что они говорили по-английски, а другой занимался обслуживанием тех парней в черной коже. Может быть, обойдется и без проблем.

А может, и не обойдется.

— Можно судить о человеке по его друзьям? — громко сказал чей-то голос по-англий-ски.

— Да, если человек дружит с сербами, значит, он свинья, — поддержал другой из четверки. Дохерти, не поднимая глаз, ощутил взгляды на себе, но удержался и не повернул головы.

— Давно сказано: только две нации в Европе не любят мыться — сербы и англичане, — продолжал невозмутимо разглагольствовать первый голос. Кто-то засмеялся, а эти двое продолжали отпускать реплики. Другие двое, очевидно, не столь хорошо знали английский, чтобы принять участие в травле.

«Все это походит на нелепое ребячество*, — подумал Дохерти. Как в тысячах сцен из тысяч скверных вестернов. Разумеется, в реальной жизни было полно задир, но у тех хоть сценарии были написаны лучше. Дохерти отведал рыбы; она оказалась кислее, чем он ожидал.

Он осмотрел товарищей. Клинок улыбался, радуясь, что сидит спиной к насмешникам. Крис пытался изображать равнодушие, а вот у Дамы рот сжался в тонкую сердитую полоску.

— Мы в Книне захватили медсестру-англи-чанку, — сказал кто-то. — Она говорила, что еще девственница. — Он засмеялся. — Так теперь уже нет. Теперь у нее есть возможность запомнить сотню мужиков.

Дохерти сделал глубокий вдох. Он был уверен, что его ребята выдержат любое вылитое на них количество дерьма, но вот как долго выдержат те мерзавцы в черной коже, что их продолжают игнорировать? И если вскоре выдержка им изменит, в какую форму выльется их злоба? Как же выкрутиться из этой ситуации?

— Из каких виноградников это вино? — вдруг спросил Клинок по-испански, поднимая бутылку и рассматривая ее с глубочайшим интересом. До него дошло, что все они четверо достаточно свободно болтают .по-испански и кожа у них смуглая.

— Из Далмации, — сказал Крис. — Хорошее, да?

— Да, — согласился Клинок.

Дохерти улыбнулся про себя и сказал, что ему всегда нравились югославские вина.

Четверо сасовцев завели восторженную дискуссию на испанском языке о достоинствах различных вин. Болтали они на латиноамериканском варианте испанского, но Дохерти сомневался, чтобы эти хорваты могли в этом разбираться. И с облегчением обнаружил, что те заговорили на своем языке.

— Они обсуждают свои планы на завтра, — пояснил Крис по-испански, словно прочитав мысли Дохерти.

— Надеюсь, в их расписании есть пункт столкновения с полицией нравов, — сказал Клинок.

Возвращаясь к гостинице по пустынной темной улице, они чувствовали себя неплохо.

— Иисусе, а я в постель было собрался, — сказал Дохерти, когда они вошли в вестибюль и перед ними из единственного здесь потертого кресла восстала фигура капитана авиации Фробишера.

— Синоптики сообщают, что завтра на рассвете ожидается погодное окошечко, — сказал он, — так что вам лучше подождать в аэропорту.

Десять минут спустя они уже сидели в джипе, который, урча мотором, нес их по пустынным портовым улочкам к прибрежной автостраде. Дневное ясное небо покрылось тяжелыми тучами, обещающими дождь. Их постелями в эту ночь служили мешки с рисом в брюхе одного из «геркулесов».