Минут через пятнадцать появился Оуэн и сразу стал командовать. Судя по румянцу и пружинистой походке, он, несмотря на дождь, успел сделать утреннюю пробежку. Каждое утро он делал семь миль в Гайд-парке, пробегая вокруг всего Серпентайна.
Кстати, я уже упоминала, что пыталась больше ходить пешком? Ничего особенного, но после смерти Бенджамина я решила вести здоровую жизнь. Очень люблю гулять, особенно во Франции. Поэтому дала себе слово каждый день проходить пять миль, будь то дождь или солнце. Это должно войти в привычку. Пора заняться собой.
С тех пор каждые два-три дня я одолевала милю-другую. И называла это прогрессом. Неплохое начало.
— Вы нашли ее, Кик? — глухо спросил Оуэн с ничего не выражающим лицом.
Я кивнула:
— Около половины восьмого.
— Прошу сюда, мистер Брейс, — вмешался старший инспектор, показывая Оуэну на его же собственный кабинет. — Вам придется произвести официальное опознание.
Они вернулись через несколько секунд. Лицо Оуэна приобрело такой же серовато-белый цвет, как у Тины.
— Не мог бы я задать вам несколько вопросов где-нибудь в местечке потише? — спросил старший инспектор. — Ничего необычного. Всего лишь рутина.
Оуэн растерянно глянул на меня.
— Зал заседаний совета директоров, сэр, — подсказала я.
— Верно.
С каждой минутой он выглядел все хуже, словно усыхая на глазах.
— Пойдемте со мной, Кик.
— Вы, наверное, предпочли бы говорить с глазу на глаз, — заметил инспектор.
Оуэн покачал головой:
— У меня нет секретов от мисс Кесуик.
Точно, нет. Кроме шестисот восьмидесяти миллионов долга, если судить По пятничному отчету.
Мы отправились в зал заседаний совета директоров. Я включила свет, и Олкотт принес кофе, чай и теплые, липкие ореховые пышки. Оуэн оставил оригинал портрета отца-основателя, красноносого, жирного, увенчанного париком сэра Баллантайна, висеть в конце стола, над своим креслом. Думаю, пройдет еще немного времени, и Оуэн станет выдавать его за собственного предка.
— Когда вы в последний раз видели жену, мистер Брейс?
— Утром в пятницу, когда она пришла в офис. Перед этим ей вручили документы на развод.
— Понятно. И она расстроилась?
— Очень. Мы немного поссорились.
Старший инспектор выжидающе молчал.
— Совсем немного.
Оуэн заговорщически улыбнулся и показал на четыре подсохшие и побледневшие царапины на щеке.
— Она наградила меня вот этим, а потом созвала пресс-конференцию и объявила, что я подбил ей глаз, что я категорически отрицаю.
— Подбили глаз?
Оуэн кивнул.
— Вы ведь не заметили синяка, верно?
— Я не заметил, но теперь обязательно проверю.
— Можете не трудиться. Его просто нет. Это был грим.
— Она часто употребляла наркотики?
— К несчастью, да. Часто, — кивнул Оуэн.
— Знаете, откуда она их доставала?
— Нет. Во всяком случае, только не от меня. В ее профессии полно фанатов и прихлебал, и всякий более чем счастлив угодить звезде. Жалкая братия.
«О, пожалуйста, Оуэн, — хотелось мне сказать. — Не суди других. Можно подумать, у тебя нет своих фанатов и прихлебал, каждый из которых более чем счастлив угодить тебе. Ладно, пусть не наркотики, а секс по первому требованию? Кто бы говорил…»
— Мы никого не подозреваем, мистер Брейс. Никакой нечестной игры. По всему видно, что это ясный случай передозировки, но чтобы не было никаких сюрпризов и поскольку ее обнаружили, скажем, в не совсем обычной ситуации, закон требует от нас произвести вскрытие. Кроме того, я вынужден спросить вас, сэр, где вы были в этот уик-энд.
— Понимаю, — вздохнул Оуэн. — Я провел субботу и воскресенье в Хенли, на заводе.
— Заводе?
— Завод «Пантер». Я его владелец.
— Автомобильный?
— Совершенно верно.
Инспектор явно впечатлился.
— Превосходно, — пробормотал он, делая очередную запись. — И ночь вы тоже провели в Хенли?
— Нет, вернулся в город в субботу, но никуда не выходил.
— А в пятницу?
— Ужинал с Селин. Мы были в «Марксе».
— Селин?
— Она модель.
— Ах да, Селин. Я знаю, о ком вы. Потрясающая девушка. Длинные светлые волосы. Большие глаза.
— Именно, — подхватил Оуэн. — Большие…
— Простите, — вмешалась я.
Оуэн поспешно закрыл рот, а старший инспектор Кертис прикусил губу, с трудом удерживаясь от улыбки. Очевидно, он искренне забавлялся, и разве можно его осуждать при такой-то безрадостной жизни?
— А «Марк»?
— «Маркс». Это клуб.
— Вот как, — заметил инспектор и откусил большой кусок пышки, оставляя коричневые сахарные усы в уголках рта, которые, правда, аккуратно промокнул салфеткой, вместо того чтобы слизать языком, как это сделал бы Оуэн.
— Ну разумеется, «Маркс». А после ужина?
— А после ужина допоздна совещался с мисс Кесуик у нее на квартире, — пояснил Оуэн, улыбнувшись мне.
Я едва не рассмеялась при виде выражения лица детектива. Не знаю, находил ли он меня привлекательной до того, но сейчас, думаю, был немного заинтригован. Я сдержанно усмехнулась, и, будь я чуточку помоложе, эту! усмешку можно было бы назвать кокетливой, но сейчас всего лишь милой, бесхитростной, слегка глуповатой и неоткровенной.
— Как вам уже известно, в пятницу днем Тина собрала пресс-конференцию, — продолжал Оуэн. — Я не успел ее посмотреть и отправился к мисс Кесуик, чтобы не пропустить одиннадцатичасовой выпуск новостей.
— И до которого часа вы были у мисс Кесуик, сэр?
Оуэн взглянул на меня.
— Почти до двух, — призналась я, чувствуя себя набедокурившей школьницей. Щеки стали горячими.
— Мой водитель доставил меня в отель, и я лег спать.
— Ваш постоянный водитель?
— Да. Майкл. Он и сейчас ждет на улице. По крайней мере должен ждать.
— А утром уехали в Хенли?
— Да, около девяти.
— Знаете, почему мисс Ромеро оказалась в вашем офисе?
— Понятия не имею.
— Вы не договаривались о встрече?
— Нет.
— У нее был ключ от вашего кабинета?
— Насколько мне известно, нет. Повторяю, я понятия не имею, почему она лежала здесь и каким образом вошла.
— У кого ключи от вашего кабинета?
— У меня. У Кик. У охраны, разумеется. И это все.
Оуэн взглянул на меня, словно требуя подтверждения, и я кивнула.
— Вот, пожалуй, и все, сэр. — Старший инспектор Кертис закрыл блокнот.
— Спасибо, что уделили мне время. И пожалуйста, примите мои соболезнования.
— Могу я задать вопрос, инспектор? — сказал Оуэн, — Вы надолго собираетесь оставить ее здесь?
— Еще час, не больше.
— Нельзя ли поторопиться? У меня много дел.
Такая реакция Оуэна, казалось, напугала Кертиса.
— Мы и так действуем достаточно оперативно, сэр. Но даже если мы унесем тело, все равно потребуется некоторое время, чтобы проветрить помещение.
— Это уж точно. В кабинете воняло хуже, чем в пешеходном переходе между Кенсингтоном и Грин-парком, навечно оккупированном бездомными бродягами, уверенными, что можно обойтись и без унитаза, пока собственные штаны еще целы.
Я так боялась, что он спросит, где я провела уик-энд, что, как оказалось, забыла о необходимости дышать и судорожно втянула воздух, только когда он оставил нас вдвоем.
— Вы в порядке? — озабоченно осведомился Оуэн. — Побелели, как простыня.
— Ничего страшного. Последствия шока.
Он покачал головой и брезгливо поморщился.
— Полная неудачница. Какого черта ей понадобилось тут в выходные? И как, черт возьми, она пробралась в мой кабинет?
— Нечего смотреть на меня. Я ее не впускала.
Сама не знаю, почему я не упомянула о том, что в кабинет Оуэна вела отдельная лестница, начинающаяся прямо от того, что кажется приваренной стальной панелью в переулке, за мусорными ящиками. Она была такой старой и заброшенной, что я не уверена, знал ли о ней сам Оуэн: я никогда ему ее не показывала. В последний раз, насколько я знала, ею пользовался сэр Крамнер много лет назад, когда пытался избежать встречи с женой и ее мамашей. Бедный сэр Бенджамин никогда по ней не ходил: ему не от кого было скрываться, кроме как от самого себя.