Глава 32

— Что это за «проект Карузо»? — спросила я, застегивая ремень безопасности. Небо затянуло облаками, похолодало, и я потуже стянула шаль.

— Вы просто не поверите, — улыбнулся Оуэн.

Предельная скорость V-12, сходящих с заводского конвейера, — сто шестьдесят пять миль в час. Но на машине Оуэна такого регулятора не имелось. Он был так же взвинчен, как мотор его автомобиля, и в какую-то минуту я обнаружила, что мы завываем по автодрому со скоростью почти сто восемьдесят. Вскоре мы свернули на узкую дорогу, отмеченную табличкой: «ВЪЕЗД ВОСПРЕЩЕН. ЛАБОРАТОРИЯ ИСПЫТАНИЯ КРАСИТЕЛЕЙ. БЕРЕГИСЬ».

Мы миновали пустое караульное помещение с закрытыми воротами и еще одной предупреждающей табличкой: «ВЗРЫВЧАТЫЕ ГАЗЫ. БЕЗ ЗАЩИТНЫХ КОСТЮМОВ ВХОД ВОСПРЕЩЕН. ПРИМЕНЯЮТСЯ ВЫСОКОТОКСИЧНЫЕ ГОРЮЧИЕ ВЕЩЕСТВА. ОПАСНО».

Под красными буквами чернел череп со скрещенными костями. Оуэн нажал кнопку на противосолнечном козырьке, и ворота раздвинулись. Мы оказались на огороженном участке.

Я чувствовала, что сейчас случится что-то очень важное. И жизнь необратимо переменится. Пришлось срочно прикусить губу, чтобы промолчать. Не сказать: «Давай вернемся. Давай не пойдем туда. Я хочу, чтобы все оставалось по-прежнему. Оставь свой секретный проект в секрете».

Серое одноэтажное строение из бетонных блоков, которое, судя по виду, вполне могло выдержать ядерный взрыв, маячило в конце дороги. В маленьких квадратных окнах горел свет. Несколько ничем не примечательных машин и грузовиков были припаркованы на стоянке.

Оуэн остановился перед стальной дверью на роликах и, перед тем как выключить зажигание, поднял крышу машины.

— Не считаете, что нам стоит надеть маски или комбинезоны? — спросила я.

Он непонимающе уставился на меня.

— Взрывчатые газы и все такое? Испытания красителей.

— А, это, — хмыкнул он. — Нет, это просто чтобы отпугнуть посторонних. Идем скорее. Что-то похолодало. Кажется, пойдет дождь.

Он отодвинул тяжелую дверь ровно настолько, чтобы протиснуться внутрь, и отошел в сторону, давая мне пройти, но я случайно задела его, и наши глаза встретились.

— Простите, — пробормотала я смущенно, погружаясь в пыльный, шумный водоворот.

Потолочные люминесцентные лампы заливали комнату таким ярким светом, что было больно глазам. Вдоль стен тянулись деревянные верстаки. Над ними висели фотографии предметов мебели в натуральную величину. Точнее, крупные планы предметов мебели, некогда принадлежавших леди Мелоди Карстерз. Едва мы вошли, четверо краснодеревщиков в синих припудренных белой пылью комбинезонах бросили работу и выпрямились. Двое стянули наушники.

— Доброе утро, джентльмены, — поздоровался Оуэн.

— Доброе утро, мистер Брейс, — хором ответили они с сильным акцентом.

— Небольшое объявление. Сроки сокращены. Все должно быть готово через одиннадцать недель. Аукцион — через двенадцать.

— Сэр, мы не можем… — начал тот, что стоял всех ближе, судя по выговору, француз.

Оуэн повелительно поднял руку.

— Я понимаю, что мы от вас требуем, и вполне сознаю, что все вы закончить не успеете. Работайте так же, как работали, мои критерии не изменились. Я по-прежнему ожидаю от вас самой тщательной, можно сказать, идеальной работы. Если в результате готовых вещей будет меньше, ничего не поделаешь. Мы не имеем права, повторяю, не имеем права жертвовать качеством ради количества: вы не хуже меня знаете, что поставлено на карту. Я просто сообщаю, что сроки изменились. Вопросы?

— В таком случае следует обсудить, какие вещи делать в первую очередь, — встревоженно пробормотал француз.

Остальные трое кивнули. В темных глазах плескалось беспокойство.

— Это мисс Кесуик, мой старший исполнительный помощник, — представил меня Оуэн. — Она приедет в понедельник и поговорит с каждым из вас.

Да ну? Ноги моей больше здесь не будет.

— Еще вопросы? Нет? О'кей, джентльмены, спасибо. Мы больше не станем отнимать у вас время.

Последовало несколько минут оживленной галльской тарабарщины, прежде чем они вернулись к работе. Вещи, которые они делали, были самим совершенством. Работая по детальным снимкам, они создавали шедевры, точно повторявшие оригиналы. Несмотря на внутренний протест, я была поражена и очарована. И ничего не могла с собой поделать. Это было возмутительно.

Оуэн подошел к тому, кто заговорил первым, и положил руку ему на плечо.

— Продолжайте работать, Жан. Я не хочу вмешиваться и мешать вам. Просто собираюсь показать кое-что мисс Кесуик. Взгляните. — Он показал на одну из фотографий. — Узнаете это?

— Да. Он стоял в библиотеке леди Мелоди.

— Верно. Людовик Пятнадцатый. Изготовлен Адриеном Делормом в семьсот шестьдесят шестом году.

Комод с двумя ящиками и мраморной крышкой был украшен инкрустацией, такой изысканной, что я почти ощущала запах цветов, и роскошной позолотой тонкой работы: лавровые листья, спирали, завитки — все играло, переливалось, блестело.

— Жан — один из лучших в мире краснодеревщиков, — пояснил Оуэн. — Собственно говоря, каждый из парней просто уникален. Три француза и итальянец. Теперь все они мастера, но начинали учениками у Жана.

— Мадемуазель, — кивнул Жан и, улыбнувшись мне, вернулся к работе.

Он сделал набросок цветочного узора на гладкой дубовой поверхности комода и сейчас тонкими щипчиками выбирал с трех различных подносов крошечные кусочки дерева в форме цветочных лепестков и листьев: амарант, тюльпанное дерево, груша или, возможно, яблоня. Я завороженно смотрела, как он поднимает очередной листочек и смазывает обратную сторону кисточкой, предварительно окунув ее в какой-то состав, предположительно подлинный клей восемнадцатого столетия. Что это? Клейстер из воды и муки?

Не хотелось мешать им ненужными вопросами.

Каждый кусочек вставал точно на место. Оставалось только наложить лак и позолоту, и на мой взгляд, — а я никогда не устану повторять, что он куда более наметан, чем у многих знакомых мне людей, — результат был совершенно неотличим от оригинала.

— Прекрасная работа, Жан, — сказала я. — Можно целый день стоять тут и наблюдать за вами.

— Merci, мадемуазель, — пробормотал он, не оборачиваясь.

— Бертрам оценил комод в полтора миллиона, — сообщил Оуэн. — Пойдемте, я покажу вам мастерскую позолотчика.

— Постойте! Хотите сказать, что Бертрам знает обо всем?

Представить невозможно, что президент и главный аукционист «Баллантайн» способен одобрить мошенничество! Для этого он слишком джентльмен. Кроме того, Бертрам начал в одиночку выводить наш корабль на верный курс, и я чувствовала, то «Баллантайн и Кº» в целом, и мои личные пятнадцать процентов особенно, впервые со дня смерти сэра Крамнера в надежных руках.

— Ни в коем случае! И не узнает.

— Не думаю, что он был бы в восторге от этой идеи.

— Не то слово. Он настоящая старая дева!


Мы прошли мимо нескольких предметов меблировки в различных стадиях доводки и оказались в отдельном помещении, где перед плавильней стоял мужчина в огнеупорном костюме, толстых стеганых рукавицах и маске с капюшоном. Он как раз вынул тигель из огня и наливал расплавленную медь в железную форму в виде орнамента из причудливо изогнутых завитков. Мы наблюдали за ним через окно.

— Когда мебель привезли из поместья на склад компании, Вильгельм сделал слепки со всех позолоченных деталей под предлогом того, что, возможно, позже это понадобится для реставрации. Теперь он абсолютно точно воспроизводит каждую. Он даже изобрел способ горячей позолоты посредством ртути и сусального золота. Именно так делали в восемнадцатом веке, но в те времена жизнь позолотчика была недолгой. Он же сумел обезопасить и себя, и других. А теперь я покажу вам художественную мастерскую.

Оуэн преобразился, став оживленным, помолодевшим, беспечным. Для него все это было только очередной игрой по-крупному, что крайне меня беспокоило. Увлекшись, он мог наделать ошибок. Я предполагала, что он решил продать оригиналы на аукционе и подменить их копиями перед доставкой, как это обычно и делается. Но он вступал на очень опасный путь. И не имел представления, чем это может кончиться.

Загрузка...