Бумажная клетка

Глава 10 Следователь наступает на пятки

Первым делом Пульхерия отправилась к Марине. Можно было бы поговорить с ней по телефону, но она так устала от притворства, что ей просто необходимо было излить кому-то душу, содрать с себя маску, стать самой собой.

Разговор с давней подругой ей был необходим, как глоток свежего воздуха. Марина сказала, что Олег уехал с друзьями на рыбалку и вернется только через неделю. Она слушала ее с широко раскрытыми глазами, вздыхая и охая. Пульхерия наслаждалась произведенным впечатлением.

– Папаша Гранде думает, что помашет у меня перед носом перспективой женитьбы на сыночке, и я буду полностью в его власти. Помнишь, у одного сатирика: «Нет русской бабы лучше. На трамвае прокатил, рюмку ркацители налил – твоя». Короче, дешевка. Александр Николаевич считает, что я именно такая. Ну уж нет! Я поучаствую еще немного в этом спектакле и сама помашу им ручкой.

– Здесь я с тобой не согласна. Без денег тоже плохо. Будешь последней дурой, если бросишь своего Германа.

– Вот еще. Плевать я хотела на их деньги.

– Это все оттого, Пуляша, что мы слишком долго были советскими. – Марина горестно покачала головой. – Нас воспитывали в пренебрежении к богатству, собственности. Бедность унижает, но когда все вокруг бедные, живут примерно одинаково, то быть бедным вроде и не стыдно. Во времена нашей молодости слово «мещанка» было ругательным. К тому же не было возможности сравнивать нашу жизнь с мировыми стандартами. Не знаю, кто придумал железный занавес, но думаю, что идея принадлежала коммунистам.

– Согласна, мы жили, как звери в зоопарке, – поддакнула Пульхерия. – Посетители думают, что они зверей в клетку посадили, а звери, наоборот, считают, что они на свободе, а люди – в клетке, только она очень большая.

– Это точно. Мы жили и радовались простым вещам: солнцу, травке, листочкам, – короче, халяве. Да здравствует халява! Поэтому у нас не считалось зазорным воровать. Тащили, что могли. Все же вокруг общее, все колхозное.

– Не все, – возразила Пульхерия. – Но вообще-то я с тобой согласна. Мы жили как в библейском раю, голые, бедные, но счастливые. Коммунистам надо было Ленина объявить Мессией, а Библию сделать нашей настольной книгой. Впрочем, по большому счету они так и сделали. Они ее просто переписали и назвали Манифестом коммунистической партии. Легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому попасть в царство Божие. У тебя есть что выпить? – неожиданно спросила она.

– Есть. Что, так плохо быть богатой? – сочувственно спросила Марина.

– Моей душе необходим наркоз, без него жить в их мире очень больно.

– Пуляша, ответь честно, ты с Германом счастлива? По-прежнему хочешь выйти за него замуж?

Пульхерия немного помолчала, раздумывая. Потом тяжело вздохнула:

– Вроде бы на моем месте захочет оказаться любая женщина, ведь о большем и мечтать нельзя. Папаша Гранде клятвенно заверил, что эта голубая мечта весной непременно осуществится. Он нам уже пентхауз обещал купить в престижном доме. Но ведь осуществление мечты означает ее смерть. Поэтому мне грустно. Как жить без мечты? Бывало, придумаю себе мечту и живу в ожидании, когда она сбудется, все делаю для ее осуществления, кажется, и жить легче, все не так серо и буднично. А здесь «жизнь удалась»! Полный конец, тупик. Что дальше? Что ни пожелаешь, можешь купить, кроме здоровья, конечно. Не интересно, скучно! Возьмем, к примеру, президента – выше уже не прыгнешь. Черный пояс по карате или золотая медаль на олимпиаде – это вершина, выше которой только облака и недостаток кислорода. Ужас какой-то! Нет, подруга. Мечта должна быть несбыточной.

– Тогда мечтай стать президентом Америки, – с улыбкой предложила Марина, – вот уж чего ты достигнуть никогда не сможешь.

– Ну уж нет, у меня сейчас иные заботы, – фыркнула Пульхерия. – Мне важнее создать алиби Никите. Вы с Олегом должны подтвердить, что Назаров вчера был у вас.

– Ничего не выйдет, – упавшим голосом сказала Марина.

– Почему? – насторожилась Пульхерия. – Не хочешь брать грех на свою чистую душу?

– Да при чем здесь душа? Олег уехал на рыбалку! Со своими олигархами ты обо всем забыла.

– Так напомни, – сердито буркнула Пуля.

– Обычно Олег рыбачит вместе с Куликовыми. Весь вчерашний вечер и ночь мы провели на их даче. Отмечали день рождения Куликова, потом меня завезли домой, а вся компания на трех машинах укатила в Вологду. Мы с Олегом ради тебя готовы на все, но не сможем убедить остальных десять человек, что весь вечер и ночь они тусовались с Никитой Назаровым.

Пульхерия, подперев кулаком щеку, молча уставилась в потолок. В голове было гулко от пустоты. Ни единой мысли. Ни сожаления, ни огорчения. Запас эмоций временно иссяк. Наконец она вздохнула, тяжело поднялась со стула и бесцветным голосом сказала:

– Пойду я. Мне еще с Галиной Матвеевной подробно побеседовать надо до прихода Штыкина, алиби для Назарова придумать, а вечером папаша Гранде велел прийти к нему на ужин. От выполнения этой программы-максимум зависит вся моя будущая жизнь.

– Вот со следователем тебе повезло, – радостно сказала Марина и осеклась от тяжелого взгляда подруги. Уже менее оптимистично добавила: – Свой человек в прокуратуре…

– Что ж в этом хорошего?

– Не знаю, – совсем сникла Марина.

– Он же не жилплощадью в Управе распоряжается, а убийство расследует.

– Ну извини, сказала, не подумав…

– Пойду, время подгоняет.

Войдя в квартиру и услышав голос Галины Матвеевны, Пульхерия решила, что та разговаривает с Катей. Она поспешила в гостиную. Каково же было ее изумление, когда она увидела Штыкина, который в непринужденной позе сидел на диване и пил кофе. Галина Матвеевна расположилась в кресле напротив. У Пули перехватило дыхание. Домработница тут же вскочила. Ведь ей не положено находиться в хозяйских комнатах. Игорь Петрович тоже поднялся и заулыбался радушно и доброжелательно.

– А вот и Пульхерия Афанасьевна. Легка на помине. Я уже закончил беседовать с Галиной Матвеевной. – Он повернулся к домработнице, которая, уставившись в пол, всем своим видом демонстрировала скромность и послушание. – Кстати, я в полном восторге от печенья и полностью удовлетворен вашими ответами. Полагаю, что нет нужды вас больше задерживать.

Игорь Петрович был вежлив до приторности.

Домработница вышла из комнаты. Пульхерия неожиданно успокоилась. Интуиция подсказывала ей, та в точности выполнила все указания папаши Гранде. И все же она понимала, что со Штыкиным совсем успокаиваться нельзя. Ей хотелось подробно расспросить Галину Матвеевну, а для этого необходимо, чтобы следователь поскорее убрался. Но он не спешил. Более того, снова уселся на диван и захрустел оставшимся на тарелке печеньем.

– К сожалению, в своем расследовании я продвинулся не слишком далеко.

– Это плохо, – согласилась Пульхерия.

– Главное, что я до сих пор не нашел никого, кто бы действительно хорошо знал убитую.

– А родители?

– В паспорте, конечно, указано место ее рождения. Какие-то средние Серогозы, где-то за Уралом. Я навел справки. Чтобы туда добраться, нужно несколько часов лететь самолетом, потом несколько часов плыть по реке, затем полдня трястись на телеге. Но я уверен, что ничего существенного родители Вики сообщить не смогут. Вряд ли она писала им подробные письма. В ее вещах нет ничего, указывающего на то, что она скучает по дому и считает дни до возвращения.

– Может, ее хотели ограбить? – предположила Пульхерия.

– Нет ни малейших следов взлома. Сексуальное насилие отпадает, наркотики тоже. В крови лишь небольшое содержание алкоголя. Ни малейшей зацепки. Говорите, вы ее едва знали?

– Да.

– Кто же вас с ней познакомил?

– Один мой давний знакомый.

Пуля была удивлена тем обстоятельством, что соседка Вики ничего не сказала Штыкину о Назарове. Неужели он ни разу у нее не был после того, как покинул гостиницу? Только она об этом подумала, следователь, словно прочитав ее мысли, сказал:

– Около двух недель Виктория Хромова и некий Никита Назаров вместе проживали в двухместном номере гостиницы. Это, случайно, не ваш давний знакомый?

Вопрос был произнесен таким же равнодушным, почти безразличным тоном, как и все остальное. Штыкин даже не глядел на Пульхерию. Ей очень хотелось думать, что вопрос формальный, следователь просто собирает информацию, но из опыта общения с ним она знала – Игорь Петрович не формалист. Спокойствие, которое ненадолго воцарилось в душе, вновь начало ее покидать.

Пуля, стараясь сохранять видимость безразличия, в тон Штыкину ответила:

– Да, мы с ним были близки. Но очень давно, больше пяти лет прошло с тех пор.

– Если бы у вас не было железного алиби, Пульхерия Афанасьевна, я мог бы подумать, что вы единственная, кому выгодно убить Викторию Хромову, – неожиданно выдал Штыкин.

Она буквально заставила себя взглянуть ему прямо в глаза. Они были серьезны.

– Надеюсь, вы пошутили?

– Какие уж тут шутки, – тяжело вздохнул следователь.

– А мотив?

– Вы встретили свою давнюю любовь, у него красивая молодая пассия.

– Сознайтесь, эта чушь вам только что пришла в голову? – рассерженно спросила Пульхерия.

– Да, – кивнул Штыкин. И, слегка повысив голос, с угрозой сказал: – Только я на вашем месте поостерегся бы называть это чушью.

– Именно так это и называется. У меня не было никакого резона убивать Вику. У нее был роман с Гришей. Мне выгоднее было, чтобы он развивался и дальше.

– Согласен. Вы их познакомили, но трения, которые между ними возникли, привели к разрыву. Тогда вы пошли на физическое устранение соперницы.

– Я же была с Гришей…

– У вас есть деньги, вы могли нанять киллера.

– Штыкин, я была о вас лучшего мнения, а вы, оказывается, обыкновенный дурак. Киллеры – миф для обывателей. На поверку все они оказываются ментами.

– А вы откуда знаете? Выходит, я попал в точку, уже пробовали его нанять?

– Штыкин, если вы сейчас не заткнетесь, я вас своими собственными руками задушу. И мне для этого никакой киллер не понадобится.

– Вы правы, – неожиданно согласился он и миролюбиво добавил: – В этом месте вы должны были выкрикнуть: «Не бери меня на понт, мусор!»

– Прикалываетесь? – рассмеялась она. – Дешевых боевиков насмотрелись, в жизни все намного сложнее.

– Да-а, признаюсь, Пульхерия Афанасьевна, я нахожусь в тупике и выхода из него пока не вижу.

– Еще не вечер, Игорь Петрович.

Он шагнул к двери.

– Пойду я. Не буду больше злоупотреблять вашим вниманием.

Пульхерия проводила его до входной двери, и только когда он вошел в лифт, с облегчением вздохнула. Но тут же вспомнила о домработнице. Общаться с ней ей совершенно не хотелось, но это было необходимо. Стряхнув с себя оцепенение, она поплелась на кухню. Галина Матвеевна доставала из духовки противень с печеньем. Пуля ожидала ледяного приема, осуждающего взгляда, но та встретила ее с заговорщической, почти заискивающей улыбкой. На что только не пойдут люди ради денег. Пульхерия уже не была ужасной, развратной потаскушкой, осквернившей домашний очаг.

– Как все прошло, Галина Матвеевна? – изобразив на лице непринужденную улыбку, спросила она.

– Я все сделала в точности, как просил меня Александр Николаевич.

– Как это воспринял следователь?

– Думаю, что нормально.

– Шеф вами будет очень доволен, – как можно любезнее сказала Пульхерия. – Гришенька встречался с этой девушкой, Викой, а прошлой ночью, как назло, был один. Мы с Александром Николаевичем решили, что ментам лучше не попадаться. Потом доказывай, что ты не верблюд.

Галина Матвеевна понимающе кивнула:

– Разумеется, Пульхерия Афанасьевна, вы все правильно говорите.

– Кстати, вот две тысячи евро. Александр Николаевич просил вам передать, что если понадобиться помощь, вы должны обращаться ко мне или Герману, – прибавила она от себя, пытаясь создать себе задел на уважительное отношение в будущем.

Лицо домработницы просияло, просто запылало от восторга. Она уже почти примирилась с существованием Пульхерии в качестве хозяйки.

– Я вам так благодарна. Ленечке очень нужны хорошие лекарства и консультация опытных специалистов. Здесь, в Москве, есть один доктор, он быстро ставит таких, как Ленечка, на ноги. Я убеждена, что вы полюбите моего младшенького. Он такой тихий, отзывчивый на любую ласку.

Но Пульхерия, думая о своем, рискнула ступить на зыбкую почву.

– Александр Николаевич надеется на вас, а я полагаю, что мы с вами забудем о том, что произошло вчера вечером…

– Ну конечно, Пульхерия Афанасьевна. Можете не беспокоиться, я уже обо всем забыла.

Рот домработницы растянулся в широкой ухмылке, обнажая ряд золотых коронок.

– В жизни всякое бывает, – продолжила Пульхерия. – Герман с вами так любезен, не стоит его огорчать.

Широкая ухмылка не исчезла, но в глазах Галины Матвеевны засветилась гордость от того, что она получила над Пульхерией власть.

– После больницы вы ведь позволите Ленечке погостить у вас немного? Он не будет мешать ни вам, ни Герману Александровичу.

Пульхерия понимала, что, войдя во вкус, домработница одной взяткой не ограничится. Она уже в открытую объявила свою цену, а потом ей захочется большего. Ленечка – это всего лишь ничтожная плата за молчание, которое так много значило для Пули. Она заставила себя любезно улыбнуться:

– Разумеется, ваш сын может у нас оставаться сколько угодно.

– Вы поговорите об этом с Германом Александровичем? Мой Ленечка такой милый, словно ангелочек. Всегда думает о других.

От умиления Галина Матвеевна была готова припасть к плечу Пульхерии и оросить его слезами.

«Борьба с шантажом в настоящий момент в мои планы не входит, а выносить стенания о бедном Ленечке выше моих сил», – подумала со злостью Пульхерия и с фальшивой улыбкой, извинившись, ретировалась. В спальне она стала в отчаянии просматривать записную книжку мобильного телефона. Наткнувшись на номер Паши Медведева, нажала кнопку вызова.

– Паша, ты мне нужен.

– Я еще пару часов пробуду в салоне. Приезжайте. Только учтите, мои услуги стоят дорого. Очень дорого. – Он захихикал.

– Разберемся.